звезда на картине ван гога

      — Хэй, Беглец.       Плечи заметно дрогнули от внезапно появившегося знакомого голоса за спиной, и глаза, спрятанные под смолянистой чёлкой, устремились на пришедшего. Моно сделал небольшой робкий шаг к сидящему на деревянном полу тесного чулана Беглецу, который всё это время помогал ному обмотать всё тело потрёпанными чистыми бинтами, и в нерешительности закусывал нижнюю губу.       Беглец вопросительно склонил голову в бок, наблюдая, как вспотевшие руки Моно держали книжную коробку с проделанными круглыми прорезями для глаз и в волнении крутили её. Если Моно осмеливается показывать своё лицо, значит, он пришёл с довольно серьёзными намерениями, а для Беглеца свободно увидеть чёрные миндалевидные глаза, хорошо выраженные бледные скулы и нервно поджатые обветрившиеся губы Моно являлось некой большой честью.       Беглец не помнил, чтобы его друг хоть когда-нибудь спокойно снимал эту картонную маску перед ним. Был даже случай, когда он подходил к Моно по одному вопросу, а тот лихорадочно дрожащими руками натягивал коробку на голову, что до этого спокойно лежала рядом с ним, повернувшись к напарнику спиной, дабы тот не смог рассмотреть хоть малейшие черты лица. А теперь спокойно стоит перед ним без своего привычного головного убора и переминается с ноги на ногу, явно боясь что-то спросить или сказать.       Такое необычное поведение было для Беглеца как тревожный звоночек.       — Что случилось?       Беглец поспешно встаёт на ноги, сгоняя со своей спины повисшего на плечах нома, и в ожидании пронзительно и обеспокоенно уставился на Моно. От того, как тот тупился и нервно бегал глазами по чучелам, шкафам и всяким охотничьим атрибутам, рассованным по пленённым тенями углам чулана, Беглец сам напрягся.       Внутри всё вдруг замерло на секунду, звуки из гостиной хижины немного притихли, окружившие их в любопытстве номы тоже застыли и перестали скрипеть, как это у них часто бывает. Словно весь мир ожидал, что же сейчас скажет Моно, поставив время на паузу.       — Ты… ты не хочешь пойти со мной в Бледный город?..       Моно ещё сильнее впил передние зубы в нижнюю губы, едва не прокусывая до крови, и опустил голову вниз в попытках спрятать глаза под чёлкой. Беглец на мгновение замер и онемел.

Серьёзно?..

      Беглец уже ожидал чего угодно: обвинения во всех смертных грехах, наказания за любую неизвестную оплошность, неожиданную пощёчину со стороны друга, признания в любви или ненависти, объявления конца света наконец. За этот короткий промежуток времени Беглец успел на придумывать всякое и попытался вспомнить, что он натворил за последние дни, а тут простое приглашение посетить город.       Да, Моно умел порой создавать интриги, которые могли заставить любого чуть ли не биться головой об стену.       — Да, почему бы и нет. Беглец выдохнул от отпустившего его напряжения и широко улыбнулся.       — Ох, правда?.. Отлично!..       Сначала Моно поднял удивлённый взгляд на Беглеца, словно не веря в положительный ответ, а потом глаза его заискрились в счастливом восторге, и на впалых щеках образовались небольшие складки от проскользнувшей по губам радостной улыбки.       — Тогда пойду готовить лодку. Буду ждать тебя через пол часа у причала, хорошо?       — Стой, а…       Беглец хотел у него кое-что спросить, но Моно как-то слишком быстро вылетел из чулана, лишь махнув завязанными верёвочкой в короткий лохматый хвост волосами за косяком двери напоследок, не давая тому и слова вставить. Несколько номов, услышав, что Моно собирается приготавливать лодку к отплытию в Бледный город, с рокочущим рычание ринулись за ним следом — те ещё помощники были и яро любили принимать участие в любой работе, от того каждый раз толпами бегали за теми детьми, которые шли выполнять какое-нибудь задание, дабы оказать помощь.       Оставшись наедине с оставшимися номами в чулане, Беглец набрал полную грудь холодного воздуха с старым запахом пыльной шерсти и медленно выдохнул, раздув ноздри. Исподлобья он посмотрел на вековую лампочку, едва держащую на хлипкой проводке, вокруг которой порхал одинокий мотылёк, с изумлением осознавая одну вещь — секунду назад он стал свидетелем улыбки Моно, которую Беглец до этого никогда не видел.       В грудной клетке вдруг что-то трепетно колыхнулось и отдалось будоражащим теплом, словно глоток горячего чая в морозный зимний день, а по плечам и спине щекочущей волной обрушился поток мурашек, скользнув вдоль позвоночника до поясницы. Такая счастливая улыбка вместе с блеском маленьких звёздочек в тёмных глазах, похожих на Млечный Путь на ночном небе, невольно тронули сердце Беглеца: он никогда не видел, чтобы Моно улыбался, ибо тот вечно прячет все свои эмоции под гнилой картонкой, как будто создавая таким образом некий барьер, отрекаясь от внешнего мира и не позволяя кому-то заглянуть в свой внутренний мир, что был заперт на прочный замок, ключ от которого явно затерялся где-то в недрах недоверия.       Неужели Моно спустя столь долгое время набрался смелости впустить туда своего друга? Решил наконец-то довериться полностью и не прятать дотоле всё, что происходит под его книжной коробкой?       Беглец даже ощутил на собственных плечах некое бремя ответственности — не гнетущее, от которого невольно в глазах темнеет и холод пробегается по пальцам на руках, а более мягкое, тешащее уверенность и маленькое тщеславие, что он особенный. Моно ненадолго открылся именно ему, показал истинные эмоции и не заробел продемонстрировать небольшие ямочки на щеках, и Беглец бережно принял всё это, как что-то очень важное и дорогое.       Теперь его задача не разбить полученное доверие, не испортить и не потерять — второго шанса тогда точно больше не будет.       От заоблачных мыслей его ненароком отвлёк ном, который настоятельно дёргал Беглеца за край синей толстовки и стрекотом подзывал к себе. Тот оторвал мутный по вине минутного небытия взгляд от порхающего вокруг лампочки мотылька и обратил внимание на своего конусовидного приятеля. Тот крошечным пальчиком указал на себя, а точнее на развязанный бинт, который змеёй лежал на криво приколоченных половицах вокруг нома, и слабо держался на его плечах.       — Ах, да, прости, дружище, сейчас всё будет.       Беглец уселся обратно на колени, взяв свободный конец бинта и продолжив заматывать вытянутые в стороны слегка грязные ручонки. Всё-таки прежние старые тряпки, которыми были всё это время обмотаны номы, давно раскисли и пожелтели от старости, пыли и грязи. Естественно, на их маленькие фигурки одёжки в хижине не нашлось, оттого Беглецу пришлось использовать излишек чистых марлевых бинтов — пока что более подходящая вещь на некоторый срок, а потом всё равно придётся искать замену.       А тем временем Беглец нахмурился от появившегося в голове вопроса: для чего Моно понадобилось идти в Бледный город?