Личный садовник господина Тэхёна

— Так… Когда мы будем охотиться? — Неуверенно спрашивает Чонгук, замечая ружья, висящие на лошади. За обучением езде и душевными разговорами прошло много времени, а они так и не притронулись к этим блестящим стволам, ждущим пока они смогут произвести из них оглушительные выстрелы. Чонгуку было очень любопытно попробовать ещё одно новое для себя занятие, но обречённый и далеко не энтузиастный вид Тэхёна охладил его воодушевлённый пыл. — По правде говоря… Я не думаю, что смогу обучить тебя и этому, — растерялся юный господин, переведя взгляд в сторону и вынув свою ладонь из замка переплетённых пальцев. — В чём дело? Ты не умеешь? — Удивился Чонгук. — Нет, отец учил меня этому также с раннего детства… Но… На самом деле, мне это совсем не нравится. — Тэхён осторожно взглянул на слугу, боясь найти в его взгляде разочарование. Но тот просто молча слушал его объяснение, искренне пытаясь его понять. — Думаю, после тех моих неожиданных всплесков ярости тебе будет трудно понять, но… Мне жалко убивать ни в чём невинных животных. Это… Это просто очень жестоко для меня. Может всё как раз-таки из-за того, что отец решил познакомить меня с этим в столь раннем возрасте. И это, возможно, травмировало меня… Я не знаю. Но и тогда, и сейчас мне очень неприятно убивать зверей. Особенно тут, на природе, где они совершенно ничем мне не мешают… Вообще, это такие глупости, — Тэхён усмехнулся, чувствуя свою жалкость. — Нет-нет! Это нормально. Я понимаю. — Правда? — Да. — Чонгук посмотрел на господина внимательным взглядом и мягко улыбнулся. Тэхён замер на несколько секунд, не в силах оторвать взгляд от этих добрых и милых чёрных глаз, усыпанных множеством бликов, появившихся на солнечном свете. Но затем он будто что-то вспомнил и поспешил уверить Чонгука: — Но если ты хочешь самостоятельно попробовать, то я не против! Если стрелять будешь ты, а не я — всё нормально! — То есть я могу попробовать? Я просто никогда не стрелял из ружья… И мне очень интересно! — Чонгук мигом вытащил ружьё и начал осматривать, не скрывая любопытного восхищения. — Давай я покажу, как произвести выстрел. Тэхён терпеливо объяснял, как нужно обращаться с ружьём и как стрелять. Он не показывал отвращения, неприязни или того, что ему неприятно. Ему скорее было радостно, от того что Чонгук счастлив. И он старался объяснить так, чтобы Чонгук точно понял и у него всё получилось, как надо. И он забыл, что «как надо» значит, что он попадёт выстрелом в цель, он не думал об этом, видя перед собой эту воодушевлённую улыбку и вдохновлённый, ликующий взгляд. — А на ком я могу опробовать его? — Тут рядом есть небольшое озеро, там иногда плавают утки. Оба юноши на лошадях шагом двинулись к озеру, о котором говорил Тэхён. Через некоторое время тихая водная гладь показалась на горизонте, и Чонгук тут же приготовил ружьё, подняв его на руках, не слезая с коня. Тэхён удивился прыткости своего садовника, но не подал виду. А тот уже высматривал свою жертву, готовясь в любой момент нажать на курок. Когда Чонгук с Тэхёном позади подошёл ближе к озеру, утки всполошились появлением нежданных гостей и взметнулись в небо. Юный охотник сразу же поднял ружьё, следя за взлетевшими утками, и выстрелил. Грохот от выстрела громким эхом отразился от окружающего озеро леса и напугал спокойного, ничего не понимающего игренёвого коня, не привыкшего к охоте и шуму выстрелов ружья. Он со страхом заржал, поднялся на задних копытах и поскакал галопом прочь. Чонгук в это время выпал из седла, проскользил несколько метров по земле за лошадью, зацепившись за стремя ногой, и остался лежать на траве, пока его лошадь убегала всё дальше и дальше. Тэхён с волнением подбежал к нему на коне, затем слез с него и сел рядом с Чонгуком. Он ощупывал руками его тело, проверяя на наличие переломов и других травм. Но юноша оказался в полном порядке, чудом избежав участи быть истоптанным копытами. — Ты точно в порядке? Ничего не болит? — Спина чуть-чуть только. Но это всего лишь ушиб! Не переживай. Тэхён выдохнул с облегчением, внимательно осмотрел Чонгука ещё раз и притянул его к себе, сжав аккуратно в нежных объятиях. Чонгук растерялся, не ожидав такой ласки и заботы от своего господина. Но через несколько секунд он протянул свои руки за его спину в ответ и тоже обнял его, положив свою голову ему на плечо. Знакомый Чонгуку тэхёнов естественный запах хлынул тому в нос, напомнив о его собственных действиях в господской постели. Юноша залился краской и поблагодарил судьбу за то, что Тэхён сейчас это не видит. Вороной конь Тэхёна фыркнул пару раз, понаблюдав за этими двумя, и побрёл в сторону озера. — Испугался? — прошептал Тэхён на ухо Чонгуку, прижимаясь к тому сильнее. Слуга судорожно вздохнул, но, собравшись с духом, ответил. — Скорее мой конь испугался, а не я… — А я испугался вместе с ним… — Из-за выстрела? — Из-за тебя. Чонгук удивлённо распахнул глаза, но в следующую минуту сделал невозможное — округлил их ещё больше: Тэхён повёл свою ладонь по его спине, положил её ему на макушку и нежно погладил. Прилив различных эмоций нахлынул на Чонгука, он зажмурился, расслабившись на чужом плече в наслаждении. Но через несколько секунд Тэхён уже поспешил отстраниться, показывая в сторону лошади. Чонгук почувствовал разочарование и тоску, терзающую душу, но не стал противиться и останавливать Тэхёна. Кто они всё-таки друг другу? Кто такой Чонгук для Тэхёна, чтобы стискивать его в объятиях и никуда не отпускать? — Смотри, он что-то нашёл, — Тэхён высматривал своего жеребца, кажется, не испытывая ни капельки той грусти, что испытал Чонгук. Но тот не мог заглянуть к нему в мысли, и поэтому не знал точно. Оба встали и пошли к вороному коню. Тот кружил вокруг чего-то на земле, то приближая морду, то отодвигая. Когда Чонгук с Тэхёном подошли ещё ближе, то обнаружили, что конь нашёл подстреленного новоиспечённым охотником селезня, лежащего в траве с пулей под крылом. Чонгук торжественно подпрыгнул и закричал: — Тэхён, я попал! Тэхён! Казалось, счастью Чонгука не было предела, он весь светился от радости, ликуя из-за своей первой и притом удачной попытки в охоте. Тэхён не смог сдержать одобрительного, радостного смеха при виде такого наивного, весёлого и лучезарно улыбающегося Чонгука. — Тебе действительно удаётся всё, что только не взбредёт попробовать. Молодец. Первый раз выстрелил и не промахнулся! Да ещё и в летящего селезня. Мне остаётся только завидовать. А ещё мне не придётся покупать зайца или утку в лавке и обманывать отца, что это моя добыча. Я так делаю иногда, чтобы не расстраивать его. Знаешь, ему будет неприятно если он узнает, что его сын не умеет охотиться, — Тэхён прыснул в кулак, насмехаясь над собственной нелепостью. Чонгук смущённо улыбнулся, принимая комплименты от милорда. Счастье и радость переполняли его, и он не мог сдерживать эмоций. Тэхён протянул ему холщовый мешок, и тот с торжественным видом положил в него добычу. Юный герцог повесил мешок на коня, так же как и ружьё, валявшееся на месте падения Чонгука. — В поместье поедем на моём коне: ты будешь сидеть спереди, а я сзади. — А как же моя лошадь? Мы не будем её искать? — Грустно и жалостливо протянул Чонгук. — Далеко он не ускачет. Я пошлю конюхов его забрать. Забирайся, — Тэхён был готов помочь Чонгуку запрыгнуть на его вороного коня, вытянув руку. Чонгук легко залез на лошадь, подталкиваемый сзади своим господином. Следом за ним запрыгнул и Тэхён, прижавшись к слуге, чтобы было удобно держать поводья и управлять лошадью. Когда они двинулись рысью по полю, Чонгук зачем-то начал поднимать и опускать обратно свой таз, тем самым сильно смущая Тэхёна, прижимающегося к нему сзади, так как его ягодицы тёрлись таким образом прямо о тэхёнов пах. — Ч-чонгук! Ты что делаешь? — Ну, я думал, так надо… Ты же делал так, когда скакал один… — Так это только в галопе! А сейчас мы рысью идём, Чонгук! Поэтому перестань так делать, лучше держись покрепче, а то мне бы не хотелось, чтобы ты свалился ещё раз. Чонгук перестал двигаться, но Тэхёну от этого комфортнее не стало. Ведь он всё ещё прижимался к нему пахом, и ощущения уже были другими. Вдруг Чонгук заёрзал на седле и смущённо сказал: — Тэхён… Мне неудобно: сзади что-то мешает. — Э-это… Это твоё ружьё! Это оно упирается, не обращай внимания. Скоро доедем. На горизонте действительно показались стены особняка семейства Ким. Они высоко стояли над землёй, всем заявляя о состоятельности герцога Намджуна. Чонгук вздохнул, понимая, что на этом его прогулка с охотой и верховой ездой заканчивается, и ему придётся вернуться к своим обязанностям обычного садовника. Он погрузился в свои мысли, но Тэхён вырвал его из них, остановив вдруг коня. Они уже были совсем близко к особняку, так что их можно было заметить, если приглядеться внимательно. — А сейчас тебе придётся слезть и пойти пешком рядом со мной, — промолвил Тэхён, поджав губы. — Конечно… Но… Почему? — Ты видишь стражу у ворот? Они могут заметить, что мы вдвоём на моём коне. Что обо мне подумают? Всё же для них ты всего лишь садовник… — Тэхён нахмурился, но продолжил. — Помни, фамильярничать со мной можно только наедине. Чонгук весь поник. Даже плечи перед глазами Тэхёна опустились. Ответственность за такую, казалось бы, ерунду, осела на его душе огромным грузом. Тэхён — господин. Чонгук — садовник. Кажется, он только что внезапно вынырнул из своих приторных розовых фантазий и оказался в суровой реальности. Да что он возомнил вообще себе вдруг? Какие отношения между двумя мужчинами, стоящими на разных и непреодолимо далёких концах иерархической лестницы? Неужели он настолько глуп, чтобы думать о таких невозможных, просто немыслимых вещах? Чонгук цокнул языком, усмехнулся со злостью на самого себя и резко спрыгнул с лошади. Тэхён вдруг потянулся, чтобы ему помочь, но увидев, что тому помощь не нужна, отдёрнул руку, будто и не подавал вовсе. Он почувствовал горечь Чонгука. Она сквозила во всём нём: наполненные тоской и подавленностью чёрные глаза, сдвинутые к переносице брови, вздёрнутый нос, нервно облизывающий губы язык, резкие движения. Тэхёну стало не по себе, странный холодок пробежал по спине. Неужели он собственноручно загнал Чонгука в ловушку? Поставил его в такое затруднительное положение своими словами. Обнадёжил его. Но он хотел только как лучше. Впервые почувствовав в человеке вроде обычного слуги что-то непонятное, но такое влекущее и затягивающее, решил облегчить им общение, сделать чуть ближе к себе. Но видимо зря он принял такое решение. Оно было ошибочным. Но не вернуть же всё вспять, как было раньше, верно? Остаётся лишь терпеть и прятаться… — Не отставай только. — Холодно произнёс Тэхён, надевая маску безразличия на лицо. Мимо Чонгука это конечно же не проскальзает, и тот хвалит про себя великолепные актёрские навыки своего господина. Так они добираются до самых ворот и без проблем проходят во внутренний двор особняка. Тэхён сразу же идёт в конюшню, распрягает коня, оставив того отдыхать в стойле, и отдаёт приказ конюхам отыскать потерявшегося игренёвого жеребца. Прислуги беспрекословно подчиняются, но выйдя из поля зрения господина, смеются над новеньким садовником, изредка посматривая в его сторону. Тот всё это время стоял рядом с конюшней, не зная куда себя деть и что делать. Ему нет никакого дела до конюхов. Он ждёт Тэхёна. Но тот выходит с неприветливым выражением лица и отвечает Чонгуку таким же холодным, сдержанным тоном. — Ну, иди. Продолжай заниматься садом. Что ты стоишь? — Я просто… То есть, конечно, господин. — Чонгук решает оставить свои мысли при себе и послушно отправляется выполнять указание. Он же всего лишь слуга своего господина. Особенно сейчас: когда развеселившиеся конюхи ещё не ушли, а по двору снуют лакеи и горничные. — Чонгук… — У Тэхёна на уме тоже много всего, но и он не решается завести об этом разговор со своим садовником, отрицательно мотая головой самому себе. — Хорошо, ступай. Так оба расходятся в разные стороны в очередной раз. В мыслях у обоих буря, а на сердце необъяснимая тяжесть. Ни тот, ни другой не знает, отчего на душе так плохо, почему хочется выть и метаться в разные стороны. Оба сдерживаются, не подавая и малейшего вида, что с ними не всё хорошо. Так проходит несколько часов. Тэхён в сотый раз играет на фортепьяно одну и ту же мелодию, а Чонгук копошится в саду, рыхля землю на цветочных клумбах. Вообще он много чего успел сделать за эти несколько дней, что проработал во дворе поместья Ким, и теперь, закончив с цветами да кустами, не знал, что ему ещё следует делать. Он даже ножницы, серпы и косу успел наточить! С результатом, который привёл Чонгука к перевязыванию господской ноги. Тут его осеняет внезапная мысль. Он перестаёт бродить по коротко стриженному газону и застывает, как вкопанный. За всё то время, которое они так весело и активно проводили с его милордом, он успел напрочь забыть о его порезе. Все мысли были только о том, что они вдвоём наедине в бесконечно далёком поле, занимаются тем, что Чонгук сам-то ещё даже ни разу не пробовал: скачут на лошадях, охотятся, обнимаются крепко и тепло, держатся за руки, сплетая пальцы воедино. А об утреннем инциденте помнить тогда он не мог. Это просто не стоило того. Ни его действия, ни действия Тэхёна тогда не мучали его своим напоминанием. И сейчас он тоже отбросил все страхи и тревоги прочь, найдя в этом причину пойти к своему господину. Он сжимает ладони в кулаки, пытаясь решиться, и идёт к заднему входу особняка твёрдым шагом, предварительно заскочив в сарай и забрав оттуда бутылку со спиртным и бинты, оставшиеся валяться там с их первой перевязки. По мере приближения Чонгук всё яснее и яснее слышит звуки раздающейся из особняка музыки. Это была тоскливая мелодия, временами отдающая каким-то тихим волнением и тревогой, что проскальзывала сквозь низкие, быстро сменяющиеся нотки. Чонгук робко проскользнул через веранду, невольно прислушиваясь к прекрасным звукам фортепьяно, напоминающим своим звучанием звук падения капель осеннего дождя, что ударяются о листву деревьев под монотонное завывание ветра. Он медленно и тихо прошёл глубже по коридору и заметил виновника такого восхитительного, нежного, тихого шума. Тэхён сидел перед фортепьяно, склонив к клавишам голову и, кажется, не замечал никого. Он будто был погружён с головой в свою же игру, переживая всё, что несёт в себе музыка, на себе. Чонгук прислонился к стене, сполз по ней и сел на пол. Его глаза были устремлены на Тэхёна, а уши принадлежали его пальцам, перебирающим мягкими касаниями чёрно-белые клавиши. Он улыбнулся, прикрывая глаза. — А ведь меня хвалил за мои музыкальные навыки… — Прошептал тихо Чонгук, вслушиваясь в звучание фортепьяно. Но мелодия вдруг оборвалась. Тишина неприятно резанула по ушам, оставляя на душе ноющую пустоту. Распахнув глаза, Чонгук замечает на себе озадаченный и взволнованный взгляд Тэхёна, обернувшегося на него. «Полностью погруженный в музыку, всё равно услышал меня? Мой едва уловимый шёпот?» Юноша поднимается с пола и медленно приближается к господину, тихо ступая по изысканной плитке. Тэхён молчит, ожидая пока Чонгук начнёт первым. Лицо принимает выражение холодного безразличия, но дрожь в пальцах унять не удаётся. — Я принёс бинты и… коньяк. Я думаю, необходимо провести ещё одну перевязку. Только… Не знаю, могу ли я… — Робко говорит Чонгук, подходя ближе к Тэхёну и протягивая тому бутылку и бинты. — Да, можешь, — вздыхает Тэхён, поворачиваясь полностью. — Но… Не должны ли мы… — Отец ещё не вернулся, а вся прислуга занята приготовлением ужина. И я надеюсь, никому не взбредёт в голову прийти сюда. Тэхён с дерзкой решительностью начал снимать штаны, сидя прямо на стулике у фортепьяно. Чонгук успел лишь сглотнуть и поднять отвисшую челюсть. Он аккуратно присел возле него и начал разматывать пропитанную кровью повязку: господин не жалел себя, скрывая испытываемую боль. Даже сейчас он не морщился даже, лишь смотрел на Чонгука внимательным взглядом. Он будто смотрел вглубь души, сам находясь при этом где-то у себя в мыслях. Он желал прервать молчание, но слова так и не появились у него на языке, хотя их было много. Так много, что этот разговор мог растянуться на часы, а то и дни. Но подобрать нужных слов Тэхёну не удавалось. Он лишь чувствовал острую необходимость, но не мог воплотить её в реальность. А Чонгук в это время перематывал тэхёново бедро чистой повязкой, сидя меж его голых колен, раздвинутых прежде для удобства. Тэхён с удивлением наблюдал за этой картиной, вернувшись из своих мыслей обратно в реальность. Чонгук был настолько близко к его обнажённой коже, что он мог почувствовать его тёплое дыхание. Тэхён шумно втянул воздух в лёгкие и, не контролируя самого себя, потянулся рукой к чонгуковой голове. Да, он не знал что говорить, но он знал как действовать. То есть что-то внутри него само направляло его действия, овладевая послушным телом. Тэхён даже не сопротивлялся этому. Ладонь робко, мягко коснулась русых волос, с нежностью заскользила по ним вниз, изящные пальцы бережно коснулись крохотного ушка, прошлись по мочке, опустились на гладкую щёку, провели дорожку мягкими прикосновениями по скуле, очертили линию челюсти. Затем Тэхён накрыл ладонью чонгуково лицо и слегка надавил так, чтобы его голова опустилась на его колено. Чонгук всё это время смотрел на Тэхёна немигающим, обескураженным взглядом и не дышал. Действия его юного господина в очередной раз сбивали его с толку. Что же значит эта нежность? Зачем позволил он вдохнуть аромат своего тела, зачем дал почувствовать мягкость своей кожи, зачем? Чонгук тяжело вздохнул и, прикрыв веки, прислонил щёку к тэхёнову бедру, повёл носом по тёплой, нежной коже. Волна счастья накатила на него, и он был не силах себя контролировать: чувства захватили его в свой сладкий плен и стали требовать действий. Чонгук долго сдерживал себя, но в этот миг он был не властен над собой, именно поэтому он потянулся к чужому бедру губами и, как только дотронулся невесомым поцелуем до поверхности кожи, был резко отторгнут. По Тэхёну нельзя было сказать, что он хочет прекратить всё это, что ему это не нравится. Напротив, он, кажется, наслаждался этим, в неге расслаблясь в этой ласковой интимной атмосфере. Но он всё равно остановил Чонгука, шипя ему о том, чтобы тот прекратил. — Чонгук! — Прикрикнул на него Тэхён, весь пунцовый от смущения и взволнованный чем-то, что его очень растревожило. — Прячься! Быстро! Кто-то идёт! Прислушавшись, Чонгук и правда заметил топот чьих-то шагов, тихо раздающихся где-то у переднего входа и быстро приближающихся. Как и ранее до этого он весь сник, нахмурился и принял своё самое страдальческое выражение лица, что только было в его репертуаре. Суровая реальность снова, в очередной раз ударила его под дых, выбивая воздух из лёгких. Ноющая боль запульсировала в сердце, напоминая ему о том, что Тэхён — господин. А действия его — лишь игра, потеха над бедным молодым садовником, до которого ему, по совести, даже и дела нет. Ведь ни общество, ни сам Тэхён их неестественный, ненормальный союз не одобрит. Что уже второй раз доказывается его стремлением скрыть всё от чужих глаз. Чонгук резко подскочил, поднял с пола тэхёновы штаны, протянул ему в руки, намекая одеться, и юркнул прямо под фортепьяно. Тэхён среагировал мгновенно: тут же натянул на себя брюки и сел за клавиши, будто ничего и не было. Будто и не сидел тут наедине с собственным садовником, не ублажал того своими ласками. Через несколько секунд в зале появился никто иной как Чимин. Он весёлой, непринуждённой походкой брёл по особняку, то и дело оборачиваясь по сторонам в поисках своего друга. Увидев Тэхёна, он просиял, улыбнувшись тому своей лучезарной сияющей улыбкой. Тэхён в свою очередь сумел только лишь облегчённо вздохнуть и прижать руку к сердцу, чтобы сдержаться и не накричать на друга с возмущением. — О, Господь! Это всего лишь ты, Чимин! Чонгук… — Тэхён наклонился и заглянул под фортепьяно, где всё это время помещался сжавшийся в маленький комочек Чонгук. — Вылезай. Слуга послушно вылез наружу, попутно кланяясь ничего не понимающему Чимину. Спустя несколько секунд размышления тот вдруг резко повеселел и громко захохотал, показывая пальцем то на друга, то на его садовника. Он утёр слёзы и, еле-еле сдерживая смех, выдавил из себя: — Это вы тут… вдвоём! Да ещё и прятались! — Он снова разразился хохотом. — Что же вы тут делали?! Ох, не могу! Ты серьёзно, Тэхён? Ты и садовник?! Боже! — Что ты тут раскричался то, а?! Я прятал его для того что ли, чтобы ты тут всем своим криком поведал о том, чего даже не видел?! А ну замолчи, Чимин! Пока оба господина кричали друга на друга, один со смехом, другой со злостью, Чонгук и сам закипал изнутри неправедным гневом. То, что этот тэхёнов друг во второй уже раз врывается в их жизнь и портит момент, который сам Чонгук хотел бы продлить навсегда и выжечь у себя на сердце незабываемым воспоминанием, просто выводило его из себя. Он еле держал кулаки при себе, не в силах держать нейтральное выражение лица: оно было красным от гнева, брови сурово нахмурены, сдвинуты к переносице, челюсти сильно сжаты, а взгляд пылал недобрым пламенем, которое можно было увидеть в не таких уж и милых в этот момент глазах. Когда, похоже, Чимин разгневил и Тэхёна, тот налетел на него с недружелюбными намерениями, соскочив вдруг со стула. Но Чонгук, не сдержавшись, подбежал к ним, встал в один момент между двумя разгорячившимися аристократами и рявкнул что-то вроде: «Успокойтесь!» Оба господина в миг замолчали, с удивлением глядя на него. — Да… — Начал Тэхён нерешительно, всё ещё поглядывая на Чонгука с шоком во взгляде. Тэхён до сих пор не видел своего новоиспечённого садовника сердитым. А чтобы ещё и повышал голос на своего господина… — Пройдём лучше вместе в сад… Там всё обсудим. Все трое побрели к своей излюбленной беседке в гробовой тишине. Никто не решался сказать что-либо, хоть вокруг не было и души. Все кричали, не сдерживаясь, в особняке, где совсем рядом находилось большое количество людей прислуги, но выйдя за его пределы, в сад, в котором никого не было, и никто не мог их услышать, все замолчали. Парадокс. Когда они достигли беседки, Чимин всё же решился высказаться, так как чувствовал вину за тот инцидент, который произошёл тотчас после его появления. Он не хотел ни с кем ругаться, а тем более уж выводить из себя и злить. Поэтому поспешил оправдаться. — На самом деле, я не имел в виду ничего плохого, когда смеялся… Я просто очень удивился. Меня поразило то, что вы решили уединиться во общедоступной комнате, прямо в зале. Ваши отношения меня тоже несколько шокировали, хотя моя ситуация мало чем отличается от вашей. Да и в глубине души я подозревал о вас, подумал об этом сразу в тот момент, когда увидел, как вы воркуете друг с другом в саду, в первый день моего знакомства с Чонгуком, помните? — Чимин криво улыбнулся, закончив объяснение. — Не говори мне ничего про отношения. Я не знаю, что ты имеешь в виду под «уединились», но Чонгук просто перевязывал мне ногу. Я недавно поранился, но это не имеет сейчас никакого значения. — Чонгук тихо усмехнулся, что не ускользнуло от Чимина. Тот едко ухмыльнулся, про себя смеясь над наивностью друга. — И что значит «моя ситуация»? — О! — Воскликнул Чимин, вспомнив цель своего визита. — Я ведь за этим и пришёл. Я хочу познакомить вас с те… той девушкой, про которую рассказывал. Поэтому приглашаю вас на стаканчик пива в той самой таверне. Тэхён с Чонгуком одновременно повернулись к Чимину, с удивлением смотря на его приторную ухмылку. — Что? Нас? То есть… — Да. Тебя и твоего этого садовничка. — Чонгук пронзил Чимина гневным взглядом. — Возьмёшь его в качестве компаньона. Будет носить твой зонтик. — Но на небе ни облачка. — А кого это волнует? — Ты серьёзно? Но зачем нам Чонгук? — А затем, что я хочу познакомить и тебя и его со своим, то есть своей офицанткой. Понимаешь, у нас ситуация одна и та же! Ты будешь обескуражен! Тэхён тяжело вздохнул, зачесал волосы назад в нервном жесте и взглянул на Чонгука. Тот, кажется, был рад ещё одному поводу побыть рядом с господином, поэтому сиял радостью. Хоть и не улыбался. Хоть и смотрел на Чимина с презрением. Но счастье ощущалось в его сияющих глазах, устремлённых с преданностью и мольбой на своего милорда. Тот вздохнул ещё раз и сдался. — Хорошо. Но я тревожусь насчёт отца… — О, не волнуйся. Поверь, он не придёт на ужин. Мой папенька приготовил своё фирменное блюдо и они оба сейчас скорее всего занимаются его поеданием. Уплетают за обе щеки, так сказать. Даже не заметили моего исчезновения! — О-о… А я и забыл, что господин Сокджин предпочитает готовить сам… Чем же занимаются повара? — Они однозначно этому только рады. Готовят редко, а содержатся по стандарту. На седьмом небе от счастья в общем, — Чимин взглянул на Тэхёна, а затем на Чонгука. — Ну, так вы принимаете приглашение? — Я же уже сказал, что да. Только зонтик прихвачу.

***

Через некоторое время все уже сидели в кабинке кареты, которая сильно покачивалась и громыхала, катясь не спеша по мощёной камнем городской дороге. Между двумя аристократами и садовником царило неловкое молчание. Тэхён сидел расслабившись и посматривал на друга, всё ещё сомневаясь в решении поехать всё же в эту таверну, чтобы познакомиться с загадочной официанткой, что смогла занять сердце Чимина на столь долгое время, несвойственное для его однодневных шалостей. В то же время он смотрел на Чонгука с любопытсвом, пытаясь понять, что же у него сейчас в мыслях. А он размышлял о том, что же это за день такой насыщенный. Количество моментов, в которые он мог быть совсем рядом со своим господином, было таким большим, что приводило его в шок и замешательство. Неужели это судьба так постаралась? Или Тэхён сам пожелал стать ближе к своему садовнику? Но зачем? Ему правда нечем заняться? Развлекается, тешась над наивностью Чонгука? Голова ныла от такой мешанины из собственных мыслей, которые снова мучили его, не давая покоя. Они всё лезли и лезли к нему в сознание, сколько он не пытался отгонять их прочь. А Чимин в это время думал только о том, что снова увидит свою официантку и даже познакомит её со своим лучшим другом. Его веселила одна только мысль о том, как отреагирует Тэхён, разоблачив секрет Юнги. Он даже представлял его реакцию у себя в мыслях и еле сдерживался, чтобы не засмеяться себе в кулачок. Вскоре тройной поток из мыслей, исходящий из кабины кареты, вынужденно прервался. Кучер сообщил о том, что они прибыли к назначенному месту. Выйдя из кабины, все узрели небольшое ветхое здание таверны, освещённое тусклым лиловым светом. Уже смеркалось. Прохлада вечера укутала их в свои ледяные объятия, заставив поёжиться и поскорее пройти внутрь помещения. Внутри было немного теплее, поэтому они смогли расслабиться и удобно устроиться на одном из столиков рядом с импровизированной сценой, где расположились музыканты. Тэхён раположил Чонгука возле себя таким образом, что Чимин сидел напротив них. Возле него было свободное место для, очевидно, той самой официантки, которую в данный момент с волнением от предвкушения встречи искал Чимин, оглядываясь по сторонам. К ним подошла какая-то официантка, но, судя по тому, что Чимин спросил о другой, не та, что нужно. Вскоре перед столиком, занятым тремя посетителями, появилась та самая. Скромная, нежная и робкая, она стояла, сложив ручки перед собой в стеснении. Её прекрасное, светлое, милое личико не могло не поразить своей прелестностью. Но в тот момент, когда её кошачьи глазки нашли Чимина, она будто преобразилась. Во взгляде проскочило что-то похоже на смущение и дерзкую усмешку, на щеках проступил румянец, а она сама вся как-то расслабилась, скинула с себя образ застенчивой, робкой работницы таверны. И в этот момент перед Тэхёном будто растворилась полупрозрачная пелена, закрывающая взгляд от истины. Он вдруг заметил то, чего до этого не замечал: плечи официантки были широковаты для девушки, грудь слишком уж плоска, а ладони и пальцы несколько грубоваты. — Здравствуйте. Прошу, не пугайтесь моего голоса, у меня хроническая ангина, — Тэхён удивлённо ахнул, как и Чонгук, услышав низкий, словно мужской, голос Юнги. Мозаика в голове Тэхёна сложилась окончательно. — Господин Чимин, я вижу, вы на этот раз с товарищами. Что будете заказывать? — На самом деле, сегодня я тоже пришёл сюда только ради вас, — губы Чимина вытянулись в слащавой улыбке. — Привёл своих приятелей, чтобы познакомить их с вами. — Я перестану вас обслуживать, если вы каждый раз будете приходить и ничего не брать. Я работаю, а вы ничего заказываете, зачем же я тут тогда нужна? — Улыбнулась в свою очередь Юнги. — Ох, тогда мы что-нибудь закажем, только не покидайте нас, — притворно охнул Чимин и посмотрел на Тэхёна с Чонгуком, намекая на то, чтобы они что-нибудь выбрали из небольшого меню в виде брошюрки с несколькими пунктами, лежащей на столе. После того, как все трое выбрали себе ужин, Юнги ушла за заказом и через некоторое время вернулась с блюдами. Чимин пригласил её сесть вместе с ними за стол, протягивая ей четвёртый стакан пива, который для неё же и заказал. Юнги не оставалось выбора, поэтому она послушно села рядом с Чимином и начала потягивать свой напиток, очень надеясь, что никто из посетителей и хозяин таверны этого не заметит. Тэхён с Чонгуком в это время сидели молча, наблюдая с плохо скрываемым удивлением и замешательством за официанткой и сидящим около неё ухмыляющимся Чимином. Абсурдность этой ситуации зашкаливала, поэтому оба устремили взгляд на музыкантов, лишь бы не смотреть на пару, сидяющую напротив них. В скором времени они по-настоящему заинтересовались довольно неплохой весёлой музыкой, извлекаемой из стареньких, потрёпанных инструментов. Музыканты старательно выполняли свою работу: кто-то лихо бренчал на гитаре, кто-то виртуозно выплясывал пальцами по клавишам ветхого пианино, один дул в дудку, покрываясь красными пятнами от усердия, а другой дополнял музыку своим радостным, хриплым от частого пения голосом. Весь этот квартет заполнял скучающую залу таверны лёгким весельем и воодушевлением, создавая более-менее уютную атмосферу лишь своим выступлением. Через некоторое время музыка закончилась, а музыканты поспешили удалиться, кланяясь мимолётом под свист и аплодисменты довольных зрителей. Некоторые посетители даже подсовывали им деньги, хотя им и так полагалась плата от хозяина таверны. Чонгук с Тэхёном провожали артистов восхищёнными, загипнотизированными взглядами. — Что, понравилось? — Спросила вдруг Юнги, заметно расслабившаяся от выпитого алкогольного напитка. — Хотите попробовать? Тэхён поперхнулся едой, а Чонгук вдруг оживился, поблёскивая интересом в чёрных глазах. — Да! Я хочу попробовать! — Закивал юный слуга головой, поглядывая искоса на своего удивлённого господина. — Чонгук? Неужели ты выпил слишком много пива? Так быстро хмелеешь? — Нет, Тэхён, я просто хочу спеть! — Чимин заинтересованно взглянул на улыбающегося кроличьей улыбкой Чонгука, заметив отсутствие формальности в обращении слуги к господину. — Ты тоже можешь попробовать! Тут ведь даже пианино есть! — Что за ересь ты несёшь? Как я могу играть здесь? — Тэхён пронзил наивно весёлого Чонгука высокомерным взглядом. — Просто попробуй! Мы должны попробовать вместе! Разве интересно играть у себя дома, где никто даже не слышит твоего таланта? Тэхён! Раззадорившийся Чонгук вдруг схватил Тэхёна за руку и потянул на себя, заставляя того поддаться своей амбициозностью. Он со вздохом встал и поплёлся за слугой к инструментам, с трудом вынося устремившиеся на него отовсюду взгляды. «Что за позор будет, если меня узнают! Почему я снова даю слабину перед этим чёртовым садовником? Что он делает со мной?» Тэхён медленно подошёл к пианино на негнущихся ногах и с брезгливостью сел за старый инструмент. Ударив небрежно по пыльным клавишам, сморщился от звучания поломанного пианино, но тем не менее совсем скоро привык, перестав обращать внимание на нечистоту нот. Чонгук встал рядом, приготовившись петь. Услышав музыку, воспроизводимую Тэхёном, сразу узнал, какую песню выбрал господин, ведь сам напевал её частенько в саду за работой, помимо той, которую услышал Тэхён, сидя в ванной. Мысль о том, что милорд следил за ним, слушая его пение, взбудоражила его, и он с большим вдохновением принялся петь. Не надо извиняться, не надо. Так я чувствую себя еще отвратительнее. Убей меня быстро своими алыми красивыми губами и уходи. Со мной все в порядке. Взгляни на меня в последний раз и улыбнись, словно ничего и не было. Когда заскучаю по тебе, смогу вспомнить это и нарисовать твое лицо в голове. Звонкий, яркий и чистый чонгуков голос раздался по всему помещению, приковывая все взгляды и очаровывая всех, кто был в этот момент внутри. И даже те, кто был до этого где-то рядом снаружи, быстро очутились внутри таверны, услышав этот прекрасный ангельский зов. Уши слушателей будто оказались в Раю, а душа преисполнилась светлой энергией. От этого внезапного концерта невозможно было оторваться, нельзя было пропустить ни одного слова вылетающего с «алых красивых губ» Чонгука. Но под конец трогательного куплета голос Чонгука, за мгновнение ставший всем знакомым и родным, сменился низким, но при этом таким же чистым и красивым голосом Тэхёна. Он словно прохладный приятный ветерок остудил возбуждённые, возликовавшие сердца слушателей, принеся спокойствие и освобождающую от тревог и волнений негу в взволнованные души. Мой эгоизм, который не позволял тебя отпустить превратился в одержимость, что держит тебя в плену. Было ли тебе больно из-за меня? Ты ничего не отвечаешь… Почему, как дурак, не могу забыть тебя? Уходишь… Чонгук с удивлением и восхищением посмотрел на увлечённо играющего и одновременно невероятно красиво поющего Тэхёна. Его низкий, мощный, бархатистый голос словно пронзил чонгуково сознание своим непередаваемым великолепием, выстлал широкую снежную дорогу в его сердце, укутав пушистым бархатом холода, греющим и укрывающим от ненастий, как снежное покрывало землю. Он застыл, раскрыв рот, не в силах отвести от Тэхёна взгляд. Всё вдруг показалось таким ненужным, таким неважным, лишь одно в его жизни сейчас возымело смысл — этот снаружи грубый, резкий, выскомерный, самолюбивый, а внутри нежный и чувственный, мягкий, как беззащитный ребёнок, человек. Лишь один его голос он сейчас слышал, лишь его ангельски, невообразимо прекрасное лицо видел, лишь этот сосредоточенный, любящий взгляд чувствовал. Твои глаза, нос, губы, руки, что касались меня. Я до сих пор могу почувствовать тебя вплоть до самых кончиков пальцев. Два голоса сплелись воедино, создав неповторимую, великолепную симфонию, льющуюся, как бесконечный поток, по помещению, завораживая всех. Твои черные глаза, что смотрели лишь на меня. Твой нос, полный ароматного дыхания. Твои губы, что шептали «Я люблю тебя, я люблю тебя».