В объятиях безумия

      Адриан не знал, где находился, — в каком-то старом маленьком баре на богом забытой улице Парижа. Все помещение насквозь пропахло спиртом и потом; из бара доносилась громкая, бьющая по барабанным перепонкам музыка, под которую неумело танцевали пьяные мужики, обнявшись друг с другом и явное празднуя какое-то важное для них событие. А может, они, как и Адриан, просто захотели насладиться воскресным вечером перед очередной рабочей неделей; правда, в отличие от Адриана, они сейчас испытывали гораздо больше радости, чем сам юноша, спрятавшийся в дальнем углу заведения.       Если бы отец Адриана знал, где сейчас находился его сын, он бы в жизни не смог ему этого простить. Единственный наследник Агрестов не имел право ошиваться в таком грязном и отвратном месте, где скапливался весь скот Парижа, — Адриан был уверен, его отец бы так и выразился. Хорошо, что Габриэль все же не знал, где пропадал Адриан: иначе последнему не избежать отцовского гнева. Габриэль хоть и продолжал в значительней мере влиять на жизнь сына, тем не менее Адриану часто удавалось вырваться из-под контроля отца, и каждый раз после работы он втайне уходил наслаждаться мимолетным и опьяняющим глотком свободы, довольствуясь недолгим одиночеством.       Адриан снова пил, и много; горло обжигало спиртное, а при жалкой попытке встать ровно перед глазами все кружилось. Адриан знал, что если он дальше продолжит так пить, то ничем хорошим это не закончится: минимум — услышит очередное ворчание Плагга, максимум — Адриана стошнит и его настигнет похмелье следующим утром. Впрочем, ни то, ни другое Адриана не волновало; он знал, до какого состояния хочет себя довести, и намеренно к этому стремился.       Несколько дней назад Ледибаг и Кот Нуар почти успешно спасли очередную парижанку, сознанием которой управлял Бражник. К сожалению, во время сражения с акумой, желавшей отомстить своим обидчикам, оба героя были смертельно ранены, и отчаявшаяся Ледибаг даже не была уверена, что выживет. Но она выжила, как и всегда; смогла очистить акуму, вернула всех к жизни, восстановила разрушенное здание… и спасла своего напарника.       Адриан забыл, каково это — чувствовать на себе ее объятия. В тот день руки Ледибаг обвили его шею; она не услышала, как Кот Нуар сдержанно вздохнул, когда она прижалась к нему, крича от радости. Его ладонь сразу оказалась на ее талии — лишь на мгновение, чтобы ощутить ее изгибы. Он не осмелился дольше секунды касаться ее так: иначе он не смог бы дальше скрывать свое желание касаться ее везде.       Но даже за эту секунду Кот Нуар испытал возбуждение, которое никогда не испытывал с другими девушками: близость Ледибаг, ее грудь, прижимающаяся к его телу, ее короткие волосы, щекочущие его лицо, — о боги, Кот Нуар был готов поклясться, что он сойдет с ума, не выдержит и поцелует ее в губы.       Ему надо было оттолкнуть ее, отодвинуться, отвернуться — сделать все возможное, чтобы не поддаться своим желаниям и не напугать Ледибаг, девушку его несбыточных грез; лишь бы только она не узнала о всех его запретных мыслях и стонах, которые он издает каждый раз в постели с разными поклонницами, думая о парижской героине. Кот сбежал как последний трус, не смог больше оставаться с ней рядом; благо, Ледибаг так и не поняла его внезапного порыва и, возможно, никогда не поймет всю глубину его переживаний.       Взывать о помощи к алкоголю становилось уже бессмысленным: Ледибаг все равно никуда не исчезала. Она была вокруг него, мерещилась в каждой встречной, появлялась в его снах — как бы Кот Нуар ни хватался за голову и ни рвал себе волосы, — Ледибаг была повсюду. Кот был уверен — еще немного, и он точно навсегда лишится рассудка.       Адриан запивал свои чувства горьким виски, надеясь опьянеть и забыть про Ледибаг хоть на время, но не догадывался, что тем самым еще больше подогревал желание внутри себя. Возбуждение жгло, выражалось ноющей болью в паху; Адриан закусил губу, поправил брюки и встал из-за стола, уверенно направляясь к выходу. На полпути его остановили.       — Эй, парень, — окликнул его еле стоявший на ногах пьяный мужчина. Если бы Адриан не был столь же пьян, он бы почувствовал, как несло от мужчины алкоголем и дешевым одеколоном. — Я, кажется, тебя знаю. Ты у моей падчерицы по всей комнате развешан, она постоянно жужжит про тебя.       — Извините, вы обознались, — быстро проговорил Адриан, бросая рассеянный взгляд на столик, за которым он сидел: он забыл там свою кепку! А ведь без нее он не выходит из дома, чтобы не привлекать к себе внимание.       Пошатываясь, Адриан еле дошел до выхода; там, споткнувшись об порог, смог открыть железную дверь и вырвался наружу. Наступившая ночь встретила его приятной осенней прохладой, свежим отрезвляющим воздухом и тоскливым одиночеством. Адриан схватился за кирпичную стену, чтобы не упасть, и вдохнул воздух полной грудью. На секунду закрыл глаза и был готов застонать: Ледибаг не собиралась покидать его голову.       — Адриан, пора домой, — возник рядом с ним Плагг, спугивая наваждение. — Ты опять перебрал с алкоголем.       — Все в порядке, — ответил Адриан. Домой он точно не хотел возвращаться.       Сейчас он хотел избавиться от полыхающего внутри себя огня, сжирающего последние остатки юношеского рассудка.       Адриан завернул за угол и остановился возле мусорного бака. Плагг уже предчувствовал беду.       — Адриан, сегодня не стоит…       — Выпускай когти, — хрипло проговорил Адриан.       Кот Нуар давал свободу. Возвращал контроль, вселял уверенность, дарил чувство всемогущества; в облике Кота Нуара Адриан становился тем, кем всегда хотел быть, — неуязвимым, непоколебимым, неодолимым. Адриан уже не был собой: он снова был обольстительным героем Парижа.       Он прыгнул так высоко, как мог, чтобы представить за спиной крылья; хоть их и не было, Кот Нуар все равно хорошо ощущал, как он мог летать. Было ли это чувство вызвано силой талисмана разрушения или его нетрезвым состоянием, Кот не знал, да и это не имело сейчас никакого значения: главным оставалось осознание, что у него была власть над собой, над Парижем и над этим миром.       Перепрыгивать с крыши на крышу, прятаться от терзаний и тяжелой работы — все это было привычным и таким знакомым: бегство давно стало неотъемлемой частью жизни бродячего «кота». Но как бы Кот ни старался убежать от воспоминаний минувших дней, кое-что оставалось с ним неотрывно — бушующий внутри огонь, вынуждающий Кота Нуара совершать опрометчивые поступки.       Он мог бы сказать, что отчаянно хотел сбежать к чему-то новому и неизведанному — лишь бы только на мгновение не вспоминать о старой о любви, — да только все время возвращался к болезненному, не покидающему его образу, который он видел в каждой незнакомой девушке.       Так Кот Нуар встретил ее.       Она гуляла по ночным улицам Парижа, слушая музыку и слегка приплясывая в такт. На ней было надето красное длинное платье и черный берет; на девушке не было ни защитного костюма, ни скрывающей лица маски, ни магического йо-йо, который бы удобно расположился на ее бедрах, но было в ней какое-то сходство с Ледибаг, и Кот Нуар смог его увидеть.       Или он хотел увидеть.       Девушка была увлечена музыкой и не могла заметить, как в темноте за ней пристально следил Кот Нуар. Возможно, она бы и не испугалась, даже если бы возник прямо перед ней из ниоткуда: все доверяли любимому герою Парижа, — но Кот предпочел себя не выдавать. Было что-то манящее в том, чтобы следовать за привлекательным образом, — Кот Нуар стал мотыльком, который зачарованно тянулся к убийственному свету.       То, что осталось от разума, тщетно пыталось его предупредить — это безумная идея, остановись! — но Кот Нуар игнорировал навязчивый голос, продолжая дальше идти за девушкой. Идти за своей Ледибаг.       Она свернула за угол и зашла в подъезд своего дома. Кот Нуар был в замешательстве: что ему теперь делать? Не может же он зайти в подъезд следом за ней! Он, расстроенный, запрыгнул на чей-то балкон, даже не подумав о том, насколько это было неправильным, но разве он мог поступить иначе? Ему нужно было на нее посмотреть, хотя бы издалека.       Отчаявшись, он заглядывал в каждое окно, чтобы отыскать ее, свой возлюбленный образ, однако нигде не мог найти желанный силуэт. Кот Нуар был готов сдаться: уже кто-то заметил странную тень, перемещающуюся по зданию, и пара жителей заподозрили неладное, поэтому Коту было необходимо затаиться на очередном балконе. И как было удачно, что это оказался именно ее балкон.       Он разглядел ее через стеклянную дверь. Девушка была очень красивой: у нее были длинные темные волосы, завязанные в хвост, и белая как снег кожа. Она продолжала танцевать, кривляясь перед зеркалом, и завороженный Кот Нуар не мог отвести от нее взгляд, ведь в своих легких движениях она была так похожа на его Ледибаг.       Или это она и была?       Девушка испугалась, увидев в зеркале темную фигуру, и резко обернулась, застав Кота врасплох. А затем она узнала своего героя и облегченно вздохнула, однако Кот Нуар все же услышал издалека, как быстро стучалось от страха ее маленькое сердце. В глазах девушки зародилось восхищение от встречи с кумиром. Она удивленно спросила: «Что-то случилось, Кот Нуар?».       «Случилось, — ответил Кот Нуар, приближаясь к поклоннице. — Прошу, обними меня». Последние слова он почему-то не произнес.       Девушка насторожилась и, не задумываясь, опасливо попятилась назад: что-то было странное и угрожающее в поведении Кота Нуара. Его зеленые глаза были мутными, сам он пошатывался и выглядел жалко и пугающе. Вряд ли девушка могла догадаться, что же творилось в голове ее кумира, которому она всецело доверяла.       А Кот Нуар сам не понимал, что делал, да и не хотел понимать. В опасливом взгляде девушки ему виднелась она: голубоглазая, темноволосая, всегда настороже, уверенная в себе Ледибаг. Он потянул к ней руки в надежде заполучить ее любовь; они коснулись приятной кожи румяных щек, а затем приподняли лицо девушки так, что Кот Нуар мог приблизиться и склониться над ней в поцелуе…       «Остановись!» — снова не принадлежащий никому голос отдался эхом в его голове. Он прозвучал громко, с большей силой, чем раньше, заставил Кота пошатнуться и наконец-то прозреть.       Иллюзия исчезла, показала пугающую реальность. На Кота Нуара не смотрела его возлюбленная; в карих и незнакомых глазах девушки, так непохожих на его Ледибаг, он увидел страх, непонимание и нарастающую панику. На него смотрела его поклонница, которую только что собирались поцеловать против ее воли.       — Что же я делаю… — прошептал Кот Нуар, резко отскакивая от напуганной девушки. — Прости, я не знаю, что на меня нашло, я совершенно не собирался!..       Девушка не могла ответить: она лишь тяжело дышала и готовилась сбежать из комнаты, но Кот Нуар ее опередил. Он взобрался на балкон, вытащил жезл и, не оглядываясь, исчез во мраке ночи; его сердце бешено стучало, переняв страх поклонницы, а тело, не поддающееся командам мозга, само вело его владельца в отрезвляющую неизвестность.       Безумец, безумец, какой же он безумец! Вот чего опасался Плагг — он совсем потерял над собой контроль! Кот Нуар бежал от чувства стыда и страха, а перед собой по-прежнему видел испуганное лицо поклонницы, с которой он посмел жестоко обойтись.       Как он мог так поступить? Как он мог загнать себя в ловушку и поддаться собственному безумию?!       Ему нельзя было напиваться, ему нельзя было снова превращаться в Кота Нуара: дарованная талисманом свобода опьяняла больше спиртного. Ему надо было послушать Плагга, уйти домой, ему надо было… надо было сбежать от Ледибаг!       Ее прикосновения, ее улыбка, обращенная только к нему, ее нежные и крепкие объятия — она просто сводила его с ума! Куда бы он ни шел — повсюду была она, причина его разбитого сердца. Разве он мог бы себя винить в случившимся?       Разве он виноват в том, что все его мысли были только о ней?       Кот Нуар остановился и, тяжело дыша, облокотился о широкую выступающую трубу на крыше. Он схватился за грудь, чтобы унять колотящееся сердце, и подавил рев, вырывающийся из его горла. То, о чем он думал сейчас, было ненормальным; то, что он только сделал, было отвратительным и ужасающим.       А самое ужасное было то, что вместе с лицом испуганной девушки всплывало еще одно — тошнотворное и мерзкое до бурления от ярости крови; поганая ухмылка Ноэля, которая не сошла с его чудовищного лица после хорошего удара в челюсть, по-прежнему вызывала приступ гнева у Кота, стоило ему только подумать о нем. А сейчас его гнев был обращен на себя: он поступил точно так же, как этот выродок, напугав беззащитную девушку.       Кот Нуар зарычал и ударил кулаком в стену дымохода, но это не помогло унять злость внутри.       «Я не такой! — кричал Кот Нуар. — Я никогда не стану таким!».       Ох, как же его злило то, что перчатки Кота Нуара не давали ему прочувствовать всю боль, которую он заслужил! Он раз за разом ударял в стену, пытаясь избавиться от ненависти к себе, но как он мог избавиться от чувства, которое всецело его поглощало из раза в раз?       Отчаянный, он упал на ноги, а дальше стал ударяться головой об стену — безумец, чертов безумец! Как он мог докатиться до такого?!       Как он смог так сильно разочароваться в себе?       Удары становились слабее, а боль в голове — усиливалась. Кот Нуар остановился, прижался лицом к холодной кирпичной стене и закусил губу, чтобы не заплакать; он чувствовал себя жалким и таким ничтожным, и все же был рад тому, что Ледибаг не могла сейчас его застать в таком виде.       Даже сейчас он не прекращал думать о ней.       Кот Нуар хотел наказание — и он был уверен, что он его заслуживал: за то, что грубо обошелся с поклонницей, за то, что был слаб и оставался никчемным, за то, что никак не мог выкинуть из головы сводящую его с ума девушку.       Он быстро мчался по давно изученному маршруту, который редко использовал: настолько редко, что он надеялся однажды его забыть. Но ноги сами вели Кота к месту, известным немногим своим развратом и грязью.       Тесные улицы скрывали то, что должно быть скрыто от посторонних глаз. Маленькие бары, массажные салоны, подозрительные ночные клубы — на всех зданиях пестрели яркие неоновые вывески, созывая гостей, не спящих ночью. Было шумно: из окон дешевых гостиниц под клубную музыку доносились громкие и неприличные стоны. Под уличными фонарями возле стен стояли девушки, то и дело дожидаясь новых клиентов или, в случае Кота Нуара, постоянных клиентов.       Все девушки были одеты очень вульгарно: в корсетах, сжимающих их груди, в коротких юбках и платьях, обнажающих их ноги в чулках, и в легких куртках, которые не согрели бы их в холодную осень. Кто-то уже вовсю флиртовал с мужчинами; под светом фонаря одна из девушек нагло закинула ногу на бедро клиента, позволяя тому бесстыдно исследовать руками ее тело. Кот Нуар брезгливо посмотрел на них и отвернулся.       Он приземлился неподалеку и заглянул в плохо освещенный переулок. Три девушки курили и, переговариваясь друг с другом, негромко смеялись. Одна из них заметила Кота Нуара, обернулась и лукаво улыбнулась.       — Долго ты не появлялся, Кот Нуар, — сказала полноватая девушка с заметным акцентом.       Тот злобно посмотрел на нее — усмешка с ее лица сразу же пропала.       — Расслабься, я просто соскучилась.       Кот Нуар сделал глубокий вдох — нельзя было снова поддаваться эмоциям. В его гневе был виноват только он сам.       — Ты знаешь, что делать, Ала.       Ала потушила сигарету и вышла на свет. Она не изменилась с последней их встречи: все такие же желтоватые волосы, на макушке переходящие в естественный русый цвет; неаккуратный макияж оранжевых тонов, сделанный на скорую руку; безрадостная улыбка, отталкивающая своей фальшью.       Нельзя сказать, что Коту нравилась потрепанная, неряшливая Ала: ее вид скорее вызывал отторжение. Но он все равно продолжал видеть в ней то, за чем приходил все эти разы, — красивые светло-голубые глаза, которые, со временем тускнея, с каждой встречей становились более пустыми.       — А оплата? — спросила она. Девушки за ее спиной любопытно глазели на них двоих.       — Как обычно я пришлю в конверте.       Казалось, Ала не была этим довольна: все знали, что деньги за услуги надо брать заранее. Но ничего не поделаешь: это же Кот Нуар, непредсказуемый со своими странностями герой, который к тому же должен был сохранять свою личность втайне.       Ала действительно знала, что делать: кокетливо взяв Кота Нуара за руку, она повела его к ближайшему черному входу маленькой гостиницы — специальный вход для тех, кто остерегался публичности.       — Нас здесь никто не найдет, не переживай, — мурчала Ала, доставая ключ из кармана короткой куртки.       Они оказались в тесном коридоре, где пахло краской после ремонта, словно часть этой гостиницы только что переделали для таких специальных случаев. Оттуда они сразу вошли в маленькую комнату, в которой запах так же не успел проветриться, и Кот Нуар внезапно почувствовал тошноту и боль в висках.       — Все хорошо, котенок? — слащаво протянула Ала, прижимая его к стене.       «Не надо, не называй меня так», — в мыслях умолял Кот Нуар, пытаясь подавить неприятный ком в горле.       Ала села перед ним на колени и умело приспустила его брюки. Кот Нуар не был возбужден, но для нее это не было проблемой.       Кот сглотнул и отвернул голову. Все вокруг стало давить на него: окрашенные в тошнотворный желтый цвет стены, вычурная дешевая мебель, смесь запахов краски и навязчивых духов Алы. Когда ее губы коснулись оголенной плоти, Кот Нуар рефлекторно отодвинулся назад: он уже не понимал, зачем пришел сюда.       — Какой ты напряженный, — шептала Ала. — Я помогу тебе расслабиться.       Все казалось неправильным: ее действия вызывали дрожь отвращения, а ее причмокивания заставляли задыхаться от омерзения. Кот Нуар мотал головой в надежде зацепиться за что-нибудь взглядом и отвлечься от противных звуков, но видел лишь незнакомую комнату с отвратным интерьером.       Он забыл, от кого бежал все это время, и снова вспомнил ее: несбыточную мечту, любовь всей его жизни. Он должен был оставаться в этой комнате до конца, но никак не мог вспомнить зачем, и, чтобы не сойти с ума, думал о Ледибаг: о ее бледно-розоватых губах, об аккуратной талии, о ее груди, которой она прижалась к нему всего на одно мгновение…       Бедра, которые он хотел сжать руками, ягодицы, которые он хотел схватить, шею, в которую он хотел впиться губами, — ворох мыслей с меняющимися в голове картинками возрождали пламя в его крови, а ощущение влажного языка и женского учащенного дыхания на его члене усиливали его желание.       Кот захотел увидеть ту, о ком он думал сейчас, и столкнулся с омерзительной реальностью, стоило ему открыть глаза. Перед ним на коленях не сидела желанная Ледибаг — и тошнота снова подступила к горлу.       Это была совсем другая девушка, так наигранно и фальшиво пытающаяся доставить ему удовольствие. Она, не стесняясь, смотрела Коту прямо в глаза, и от этого театрально-похотливого взгляда ему становилось только хуже. Он резко зажмурился: захотел представить возлюбленную, — но ничто не могло воссоздать пленительный образ.       — Котенок, все в порядке? Твой член стал мягче. Тебе точно все нравится?       Кот Нуар снова посмотрел на Алу, надеясь увидеть знакомые черты лица. Но на ее веках красовались толстые черные стрелки, которых никогда не было у Ледибаг, а на носу выделялась родинка, окончательно давая понять, кто сидел перед ним на самом деле. Даже голубые глаза девушки стали совсем другими: серыми и блеклыми — совсем не такими, как у его возлюбленной героини: яркие, голубые, выразительные. Чем дольше Кот Нуар смотрел на лицо Алы, тем меньше он видел сходства с Ледибаг.       — Встань… Меня сейчас стошнит… — произнес он.       Ала подскочила и откинулась назад; Кот Нуар согнулся пополам, но подавил рвотный позыв. У него резко закружилась голова, и он, еле натянув брюки на ходу, быстрым шагом пошел к выходу — на свободу, подальше от этих тошнотворных стен и запахов, — игнорируя возгласы Алы позади себя.       Кот Нуар вышел в коридор, а затем с грохотом открыл дверь на улице и упал на колени. Девушки, все это время стоявшие недалеко, удивленно посмотрели в его сторону. Дрожа от омерзения и поступающих раз за разом позывов, Кот Нуар еле встал на ноги и достал жезл.       Запрыгнуть Коту на крышу с помощью магического жезла сейчас было труднее, чем обычно: в голове мутилось, и он не смог сразу сориентироваться, где находился его дом. Он блуждал по улицам Парижа, которые внезапно стали для него незнакомыми, в надежде вспомнить путь домой. Через какое-то время у него получилось: увидел вдалеке многоэтажное здание — нетрезвому рассудку было трудно его распознать в ночной темноте, — запрыгнул на крышу, а там с шумом свалился на террасу своего пентхауса.       И там же перевоплотился.       — Да сколько можно?! — завопил Плагг. — Я все пытался докричаться до тебя! У тебя вообще совесть есть?!       До Адриана еле доходили слова квами. По скользкому от дождя полу он на ватных ногах дошел до раздвижных дверей, чтобы оказаться в гостиной, а оттуда как можно скорее отправиться в ванную.       — Совесть?.. Не знаю… — бредил Адриан.       Была ли у него совесть, когда он захотел поцеловать испугавшуюся его фанатку? Думал ли он о морали, когда шел на встречу с Алой?       Понимал ли, что это было неправильно — видеть в других девушках только ее одну?       Представлять только одну, хотеть только одну, любить только одну?       В голове он слышал голос Ледибаг, в каждой девушке он находил ее черты, а в каждой тени — ее силуэт. Все это было неправильным, абсурдным, безрассудным… Но безумие продолжало его манить и делать своим пленником.       Он жаждал ее, как умирающий — успокоения. Хотел схватиться за нее — за убегающий от него образ. Чем дальше Ледибаг убегала от него, тем больше она его притягивала. Но когда она внезапно оказалась рядом — он обжегся: ее прикосновения принесли боль… и наслаждение.       Никто бы не смог доставить Адриану столько удовольствия: хватало одних лишь воспоминаний о ее объятиях, чтобы снова возбудить в нем желание.       Адриан стоял в душе и вслушивался в шум воды. Пьяный рассудок требовал завершение отвратительной ночи. Рука сама потянулась к паху и стала ласкать пульсирующий орган, проводя по всей его длине от основания. Медленные движения становились быстрыми; разгоряченное тело обдавало жаром, а голову захватили постыдные мысли: с ними нельзя было бороться — Адриан проиграл собственной похоти.       Он думал о Ледибаг так, как не должен был думать ее верный напарник. Он представлял ее в своих мыслях так, как не должен был представлять ее друг. Сейчас в его помутнении она была великолепной: улыбающейся, нежной, любимой и обнаженной. Ледибаг разделась и предстала перед Адрианом полностью нагой, а он, поддавшись желаниям, упал к ее ногам, прижался к ее животу и начал спускаться поцелуями ниже к ее широким бедрам.       Рука скользила по мокрому от смазки и воды члену, а Адриан жаждал, чтобы на месте его руки оказалась ее ладонь. Он мечтал о губах Ледибаг, которые бы прикоснулись к его плоти, и думал о том, как сам обласкал бы языком скрытые под костюмом участки ее тела.       Как много родинок на твоем теле, Ледибаг? Насколько нежна твоя кожа, спрятанная под облегающим костюмом?       Будешь ли ты смущаться под изучающим взглядом напарника или страстно прижмешься к нему в поцелуе?       Вопросов было много, как и фантазий, которые в один момент смешались воедино, вскружили голову, раздались в ней взрывом и резко исчезли, оставляя за собой странную пустоту и тонущий в ней обнаженный образ. На секунду Адриан замер и не дышал; живот скрутило судорогой, а затем изо рта вырвался громкий стон.       Мысли о Ледибаг как всегда дарили ему одинаково сильный и будоражащий оргазм. Но как и всегда Адриан сразу же начинал чувствовать опустошение, а затем — отвращение.       Пустота в голове распространилась по телу и глубоко засела в груди. Приятные воспоминания о Ледибаг стали вдруг печальными и потеряли все яркие краски. Пора было уходить из глупого мира несбыточных фантазий.       Адриан открыл глаза. По испачканной руке стекало его семя. От внезапно нахлынувшего чувства обреченности Адриану захотелось заплакать.       «Ох, Ледибаг, — думал он, больно сжав губы, — как бы сильно ты ни делала мне больно, я всегда буду зависим от тебя».