Семейная жизнь белого Кота и любвеобильного Хаски

-… Сердце совершало невозможные кульбиты и скачки, не прекращая ни на минуту. Душа уходила в пятки, а то и вовсе покидала тело; всё это повторялось с ещё большей силой, не давая покоя мыслям и разуму Чу Ваньнина. Ему было страшно представлять реакцию своего возлюбленного, да и представить её было довольно-таки сложно: что вообще можно ответить на такое в здравом уме? Секунды ожидания растягивались бесконечно долго, с каждым мгновением заставляя тело Ваньнина превращаться в тугой клубок наэлектризованных до пределов нервы. В этой напряженной тишине наконец-то подал голос, доселе молчавший, Мо Жань. -… Ваньнин, этот Достопочтенный не расслышал. Повтори-ка это ещё раз. В этот момент самый суровый человек в мире хотел провалиться сквозь землю, желательно, сразу на девятый круг ада и сгореть там. Он то совсем позабыл, что пришло время Мо-цзунши поменяться местами с Тасянь-Цзюнем! Он же специально хотел спросить об этом того, кто наиболее мягко и адекватно (ну как адекватно, по крайней мере злости по идее должно было быть меньше) отреагирует на такое. Немного помявшись и помучившись, Ваньнин сдался. — Я хотел сказать… хотел спросить, что… не хотел бы ты… иметь детей? — запинаясь и судорожно сглатывая, он всё же повторил свой вопрос. Он боялся повернуться лицом и увидеть реакцию: что если это будет не то чего он ждал? Его мысли прервал чужой голос. — Ваньнин, ты хочешь знать правду? — старейшина Юйхэн чуть качнул головой, давая знак согласия. Стоило только ему это сделать, как тут же пара крепких мужских рук перевернула его лицом к возлюбленному так быстро, словно он ничего и не весил. Ваньнин пытался увести свой взгляд куда угодно, но только не на человека перед ним, однако ему не позволили: одна рука подняла его подбородок, а другая легла на соблазнительный изгиб тонкой талии. Мо Вэйюй посмотрел ему в глаза с нечитаемым лицом. — Ваньнин, я выскажусь без утайки и лжи, но ты должен смотреть на меня и слушать, хорошо? — в ответ последовал легкий кивок головы. Немного помолчав, Мо Жань продолжил, — Если вспоминать те времена, когда я думал, что люблю Ши Мэя, то тогда у меня не было детей. Даже от Сун Цютун. Ваньнин кивнул и погрустнел: всё верно, если бы Мо Жань хотел бы иметь детей, то давно бы так и сделал, у него была самая красивая женщина в мире, да и любой готов был прыгнуть ему в постель, а родить от него дитя ещё охотнее. Он вздохнул, но, как оказалось, слишком быстро поторопился с выводами. — Тогда я считал, что они мне не нужны и специально делал так, чтобы никто от меня не понёс. Однако, это не относилось к тебе. Мысль, что ты можешь от меня забеременеть не казалась мне чём-то... неприятным. Скорее наоборот. Я был бы даже очень рад этому. Описать чувства мне трудно, но ненависть точно бы не было бы. «…даже очень рад этому» в мозгу прокручивалась эта фраза медленно доходя до полного осознания. А ведь и правда, сколько бы они не занимались этим, Мо Вэйюй постоянно кончал в него, глубоко и долго, никогда не доводя себя до разрядки рукой, словно бы пытался обрюхатить его. Ваньнин посмотрел с надеждой на говорившего и ждал, что же будет сказано дальше. — Если рассматривать сейчас, то я бы хотел этого ещё больше. Я даже не сомневаюсь в этом придурке, Мо-цзунши. Он бы скакал вокруг тебя, как собака, небось ещё и расплакался бы горючими слезами. - последнюю фразу император сказал со злорадной усмешкой на лице и хмыкнул. Но Бэйдоу ночного неба уже не слушал его колких фраз. Его волновало сейчас кое-что другое. Его возлюбленный был не против детей и этот факт грел сердце и душу. Мо Вэйюй заметил, что его не слушают и решил спросить. — Баобэй, а ты хочешь детей? Хочешь кого-то усыновить? Вопрос достиг ушей заклинателя. Он вдруг густо покраснел и чуть-чуть улыбнулся. — Нет, я… я хотел бы иметь наших детей. Сказать, что самый величественный из императоров этого мира был поражён, ничего не сказать. Он был обескуражен. Ваньнин, что? Хотел детей от них обоих? Напряги слух и услышишь, как заработали шестерёнки мозга в башке императора, ступающих по головам бессмертных. Когда до него дошло, то стало понятно, что имел в виду его Учитель. Ваньнин хотел забеременеть! Но как?! — Сокровище моё, ты же понимаешь это лучше меня, что такое невозможно. — Ну…- начало тихо отзываться «сокровище», — есть один способ… Ему не дали договорить, так как его опрокинули на спину и зажали между двух крепких рук. — Какой способ, Баобэй? Я никогда о таком не слышал. Ваньнин сначала посмотрел пристально в глаза, а потом отвёл взгляд. — Когда я был заперт у тебя во дворце, то иногда я читал запретную литературу, что находилась на пике и которую ты привозил сам. В одной из книг я случайно и вычитал этот способ, — он помялся и посмотрел вновь на человека сверху, — ты не против? — тихо добавил Ваньнин. Тасянь-Цзюнь шумно вздохнул, а потом припал к нежной шее и провёл языком, ощущая такой любимый вкус прохладной кожи. —  Не против. И никогда не буду. Хорошо. Завтра, Баобэй. Все будет завтра, а пока просто дай насладиться тобой. От этого обращения все лицо Ваньнина заалело и он пытался оттолкнуть Мо Вэйюя, но делал это больше для удовлетворения своей совести, мол, я пытался, но ничего не вышло. Они сплелись в жарком поцелуе, оглаживая партнера языком. Жар разливался по телу, оставляя разум в стороне и обостряя животные инстинкты. Вэйюй не разрывая этого момента нащупал руки Ваньнина и повёл их вверх, чтобы переплести пальцы их рук воедино над головой его партнера. Когда воздуха стало не хватать, он оторвался от желанных губ и между их ртами протянулась серебристая нить слюны. Это было горячо, даже слишком: Ваньнин лежит в полупрозрачном халате поджимая ноги, пытаясь спрятать своё возбуждение, грудь часто вздымается, на которой соски мило уменьшились до горошинок светло-розового цвета, растрепавшиеся длинные чёрные пряди шелковистых волос, вишнёвые губы слегка приоткрыты и пытаются поймать небольшой глоток свежего воздуха. Такой Ваньнин распалял его, слишком сильно, гораздо сильнее любого афродизиака и алкоголя. Тасянь-Цзюнь начал медленно прокладывать дорожку из поцелуев всё ниже к пупку. Каждый поцелуй перерастал либо в засос, либо в укус, нежно зализанный языком. После недолгих стараний на бледной коже расцветали красные бурты разных размеров, отдалённо напоминающие млечный путь. Он остановился и посмотрел: шикарный вид. Его очень привлекал этот вид, плоский живот с выемкой посередине. Император склонился и начал вылизывать её, иногда поглядывая на лицо любимого. Вэйюй практически всасывал в себя бледную кожу, заставляя её краснеть до тёмных оттенков. Он немного поигрался с ней, а потом перешёл чуть ниже. Член Ваньнина уже истекал предэякулятом, стекая по стволу вниз. Прокусив бедро до крови и зализав рану, он обхватил достоинство своего самого дорого сокровища в мире. Нежно поцеловав головку он облизал его по всей длине и только потом насладился на всю длину. Сверху послышался сдавленный стон удовольствия, что очень обрадовало императора. Очень нежно и аккуратно он стал насаживать себя на член, одновременно сминая упругие ягодицы и оставляя там свои следы от пальцев. Мягкие поглаживания сменялись сильным захватом, от которых появлялись синяки, долго не сходившие после таких ночей. С наращиванием темпа сверху все чаще и громче слышались сладостные стоны: — Ах… А-Жань… быстрее… Ласковая форма имени вышибала последние тормоза в собачьей императорской голове. Он сделал ещё несколько толчков и насадил себя максимально глубоко. В этот момент послышался вскрик, Ваньнин выгнулся и кончил прямо в глотку этого Достопочтенного. Солоноватый привкус в сочетании с яблочным делали смесь просто незабываемой. Тасянь-Цзюнь облизнулся и сверкнул своими клыками: его Ваньнин был прекрасен. Разомлевший от ласк возлюбленный глубоко дышал и пытался сфокусировать свой затуманенный взгляд на человеке перед ним. Он протянул одну из рук и погладил скулу Мо Жаня: — А-Жань… — позвал он любимого. Мужчина схватил кисть железной хваткой и начал расцеловывать её, глядя при этом на Чу Ваньнина. Поцелуи шли всё выше и выше, пока он не перешёл на губы. Захватив чужие губы в плен своего рта, император посасывал, покусывал, оттягивал их, пытаясь как можно дольше, желательно, навсегда заклеймить этого человека своим. Он прервал жаркий поцелуй и спустился к груди. И как он мог забыть про неё? Схватив бутылочку с ароматным маслом, он щедро вылил содержимое на пальцы и хризантемку Ваньнина. Чу вздрогнул от холодной жидкости, поёжился, но вскоре вновь расслабился. Пальцы мягко поглаживали вход, потихоньку проталкиваясь внутрь. Сначала осторожно, нежно, пока не протолкнул первый палец. Внутри было так тепло и приятно, а нежные стеночки приятно обволакивали и приятно засасывали. К одному добавился второй, постепенно третий, а потом и четвёртый пальцы, постепенно подготавливая тело к вторжению. Другой рукой он мял левый сосок, а ртом нежно посасывал правый. Он ласкал то один то другой, не прекращая при этом растягивать внизу. Ваньнин не сдерживался и это было приятно, для императора, ступающего по головам бессмертных, это было лучшей музыкой для ушей. Она не сравнится ни с гуцынем в руках мастера, ни с флейтой, ни с голосом самой одаренной девушки. Он откровенно наслаждался всем и вся, беря по максимуму от жизни, а точнее от Ваньнина. Мо Вэйюй оторвался от груди и припустил штаны: соски опухли и стали вишнёвого оттенка, а вход был расслаблен и податлив. Приставив свой член к чуть покрасневшему бутону, начал медленно продвигаться вперёд. Ваньнин застонал, выгнулся, выставляя свои соски прямо перед лицом своего мучителя и это очень сильно пошатнуло волю императора, чтобы не сделать резкий толчок до конца. Он медленно насаживал его на себя, все больше зверея от удовольствия. Ваньнин цеплялся за простыни, нещадно сминая их в руках и нежно звал своего возлюбленного через пелену вожделения. Вскоре орудие Мо Жаня достигло конца, и он начал медленно двигаться, постепенно наращивая темп. Ваньнин под ним задыхался от удовольствия, жадно глотая воздух, словно выброшенная на берег рыба. И тут идея пришла в голову императора. Он резко перевернул Чу на живот и приподнял одной рукой его задницу, а другой придерживал того грудью у постели. Каждый толчок вызывал трение, от чего соски нещадно ныли, вызывая новую волну возбуждения. Но главное в таком положении член ученика безумно часто попадал по простате, в разы быстрее приближая к разрядке, что не укрылось от цепкого взгляда Мо Вэйюя. Запах вожделения и яблок распространился по всей комнате, опьяняя разум ещё сильнее. Мо Вэйюй приближался к разрядке и он сделал несколько особенно глубоких толчков и кончил одновременно с Ваньнином. — Баобэй… — Тасянь-Цзюнь наклонился и вдохнул любимый аромат, а затем нежно укусил кожу на загривке. Они оба тяжело дышали, но не спешили рассоединяться. — Баобэй… Учитель, ты чувствуешь это? — горячо выдохнул возле уха император. Ваньнин вздохнул. Мо Вэйюй нежно положил руку ему на живот и мягко поглаживал его, иногда специально задевая хорошо виднеющийся бугорок. Потом он взял руку Ваньнина и положил её на выпуклость. — Чувствуешь? — повторил он вопрос. Да. Он чувствовал. Он чувствовал то тепло, приятными волнами разливающееся от низа живота по всему телу, чувствовал спиной горячую грудь, пышущей жаром и огнём, чувствовал заполненность внизу живота. И любовь. Он чувствовал, что был любим. По настоящему любим, и любил в ответ со всей отдачей. Мо Вэйюй медленно вышел из него, мягко опустил его рядом с собой на постель, укрывая его и себя пуховым одеялом и прижимая к себе поближе. Пустота внизу казалась неприятной, но нежные поглаживания по спине и талии, мягкие поцелуи по всему лицу сразу выбросили все неприятные мысли из головы. Чу клонило в сон, но он хотел ещё немного поговорить, однако, не выходило. Глаза слипались, голова работала медленно, но он сопротивлялся, что есть мочи. Однако, несколько фраз разбили все его потуги в ничто. — Спи, Ваньнин. Ты должен отдохнуть. Завтра тебе будут нужны силы, — «но и не только завтра» пронеслось в голове императора. Он прижал к груди возлюбленного и мягко гладил по волосам, шепча на ухо что-то приятное, пытаясь поскорее усыпить своё самое дорогое на свете сокровище. Ваньнин засыпал. Он прижался к крепкой груди, слушая размеренное биение чужого сердца и погружался в мир снов. Тасянь-Цзюнь смотрел на своё сокровище и не понимал, как такой человек мог остаться с ним. Он был его не достоин, а тут, оказывается, у него могут быть будут их общие дети. Размышляя над этим он и не заметил как уснул, крепко-крепко, поближе к сердцу, прижимая к себе свой самый главный смысл жизни…