«Разбуди меня нежно
И нарушь мой покой.
Разбуди меня нежно:
Перекрой же ты вой,» — голова самостоятельно генерировала эти строки.
Нагито просто отчаянно не хотел просыпаться, заключённый в цикле собственных проблем. Он не знал, как долго не выходил из комнаты и не думал о том, что происходило за пределами его манямирка. Парень просто лежал, тупо пялясь в стену: его взгляд был неживым, практически кукольным, а лёгкие горели огнём, несмотря на отсутвие физических нагрузок.«Сердце как камень
От мягих объятий.
В лёгких лишь пламень
Холодных распятий»
Глаза и уши юноши отказывались работать: он ничего не слышал, ничего не видел, да и говорить не собирался, тем самым став воплощением трёх обезьян из известной притчи. Быть может, с органами чувств Комаэды всё было в порядке, просто мозг не хотел обрабатывать полученную информацию, ведь всем известно, что глазами, например, мы смотрим, но не видим: картинку как таковую создаёт, непосредственно, рассудок.«Разбуди меня нежно,
А лучше оставь.
Разбуди меня нежно
Иль во сне обезглавь»
Парень не знал... Просто не знал абсолютно ничего. Он не чувствовал себя плохо — он вообще не чувствовал. Весь мир был безумно далеко, будто и не существовало его вовсе, повсюду мелькали мушки, словно кто-то наложил эффект старого кино и добавил в тусклый мир несколько ядовито-розовых глюков — это лишь подтверждало нереальность происходящего: не могла же действительность быть настолько искажена. Мыслей не было: голова Нагито теперь походила на глазок стеклянной двери — вещь до боли бесполезную. Хотелось кричать и срываться, рыдать и бить посуду, чувствовать себя живым, чёрт возьми! Поправочка: Комаэда хотел, чтобы ему хотелось, но апатия накрыла его волной, заменив собою всё: юноше не нужны были сон, еда или социум. Он растворялся в блекло-сером дыме, что разъедал его, словно отрава. Он находил пристанище в комнате, стены которой имели ярко-белый оттенок, сравнимый лишь с оттенком палат психиатрической лечебницы. Вся одежда, состоявшая из огромной футболки и каких-то старых шорт — беловолосый переоделся сразу после прихода в спальню: его старый наряд хотелось сжечь — походила сейчас на смерительную рубашку, что сковывала движения, заключая в свои тряпично-жёсткие объятия особенно буйных пациентов. Глаза Нагито с каждым днём всё больше и больше уподоблялись хрусталю: кажется, кислород впитывал в себя все яркие краски, словно губка, оставляя лишь прозрачную плёночку. Девственные простыни резко контрастировали с грязным телом, что растекалось чёрно-синей кляксой, портя весь мир одним лишь своим присутствием. Одеяла сливались с подушками, плавно переходя в белую краску на стенах, которая, в свою очередь, окрашивала весь мир в невинный, чистый и открытый цвет, насыщенный холодом и высокомерием. Всё закручивалось в одну большую спираль, которая испытывала Комаэду так же, как центрифуга испытывала космонавтов. Везунчик теперь уж точно стал неудачником. Сероглазый лежал и не двигался, чувствую, как тело покрывалось тоннами отходов ежесекундно. Парень уже давно не мог двигаться: он тонул в грязи, которая лилась из него, просачиваясь во внешний мир, формируя огромные комы, лужи. Всё казалось до ужаса холодным, словно юноша лежал в ледяных водах или в морге, а не на мягкой кровати, что так манила своей теплотой. Всё было зря. Глубокий и измученный взгляд растворялся в темноте, забирая с собой всё живое и мёртвое — в мире абстракций не могло быть ничего материального. Сердце глухо билось о грудную клетку в том же ритме, в котором шли настенные часы, подгоняемые временем. Девять с половиной — число начала и число конца. Сто пятнадцать месяцев ада тянулись друг за другом годами. Почему-то каждый пятый из них казался мучительнее всех остальных — он будто бы давал надежду, которую Нагито лелеял и к которой привязывался как к лучшему другу, а потом его разрывало, пронзало тысячами копий, что несли в себе гнилое и ядовитое отчаяние, заставляющее сердце уходить в пятки. Апатия заменяла жизнь, регулируя все её аспекты, словно кукловод, тянущий за ниточки. В какой-то момент не оставалось ничего: артист заканчивал своё жестокое шоу, состоявшее лишь из одного фрика. Вот только марионетка, чьи руки держались на разноцветных нитках, а губы двигались, ведомые пупенмейстером, падала, не способная перехватить управление. Выступление было окончено, а железный занавес опущен, зрители всегда оставались по ту сторону, активно обсуждая извращённое зрелище. Главный герой шоу просто не желал подниматься, ожидая следующего безнадёжного выступления. Театр абсурда, кукловоды и фрики — вот она, жизнь Комаэды. Девять с половиной лет назад, в девять с половиной лет, Нагито дал самому себе девять с половиной обещаний: 1) Больше никогда-никогда не плакать. 2) Больше никогда-никогда не делать того, что может расстроить мамочку и папочку. 3) Больше никогда-никогда никого не любить. 4) Больше никогда-никогда не ругаться с мамочкой и папочкой. 5) Больше никогда-никогда не исполнять свои желания. 6) Больше никогда-никогда не заводить питомцев. 7) Больше никогда-никогда не быть мусором. 8) Больше никогда-никогда не улыбаться по-настоящему. 9) Больше никогда-никогда не жить. 9.5) Убить себя самостоятельно. Все эти пункты, кроме последнего, были написаны маленькой и дрожащей детской ручкой. На бумаге остались разводы — видимо, малыш плакал, пока сочинял эти строки. В каждом предложении были ошибки, незамеченные хрупкими серебряными глазками, отдававшими сухой травой. Лишь последняя строка отличалась: никаких слезинок, никакой дрожи и никаких помарок, лишь леденящая душу уверенность. Последняя строка имела номер девять с половиной — именно она всё ещё могла быть исполнена.***
Комаэде нужно было подняться, чтобы дойти до туалета: за время, которое он коротал в четырёх стенах, парень был там порядка восьми раз. Он запомнил каждый такой поход, что сопровождался болью во всём теле и всепоглощающей слабостью: любой его шаг был испытанием, которое Нагито преодолевал, цепляясь за всё на свете. Встать, однако, было нужно — мочевой пузырь уже болел, предупреждая о возможном конфузе. Беловолосый перевернулся на живот. Подушка, что лежала меж его ног переместилась вместе с ним. Парень опёрся локтями о кровать, слегка приподняв своё тело. Приложив немалые усилия, юноша сел на колени, слегка раздвинув бёдра, дабы подстилка для головы оказалась под его ягодицами. Такая поза слегка уменьшила желание справить нужду, поставив Комаэду перед сложным выбором: идти или всё-таки не идти. Поразмыслив от силы минуту, парень припал к холодной белой стене, немного сжав ноги: у него не было сил двигаться — это было чем-то слишком сложным. Юноша немигающим взглядом уставился на часы: он не смотрел на время, пребывая в прострации, а стрелки всё двигались и двигались, приближаясь к цифре четыре. На улице было темно, а дом, принадлежавший чете Комаэда, будто бы пустовал. Единственный его посетитель, Нагито, сидел бесшумно, почти не двигался, а порой, кажется, даже забывал дышать. Тишина душила, словно угарный газ, — быть может, тело, что горело синим пламенем, устроило пожар, насытив комнату ядовитыми веществами. Беловолосый чувствовал себя колдуном на инквизицонном костре, что был разожжён на знаменитом «Молоте Ведьм», как бы являясь символом конца «Нового Средневековья». Пересилив себя и оттолкнувшись от стены, парень смог зафиксироваться в положение сидя и не упасть, что являлось настоящим достижением. Заторможенно моргнув, юноша поднялся с подушки и постарался сделать первый шаг — его, к сожалению занесло, отчего Комаэда чуть не встретился носом с полом. Прямо как тогда, во время похода в кафе, — вот только теперь рядом не было сильных рук, готовых подхватить в любое время. Юноша, еле балансируя, дошёл до в ванной комнаты, навалившись на дверной косяк. Оставалось совсем немного: раз, два и он уже у цели. Несколько шагов Нагито смог сделать без происшествий — что же, Фортуна, спасибо и на том...***
Так и не удосужившись нажать на кнопку смыва, везунчик подошёл к раковине, включив холодную воду. Струйка, попавшая на кожу тут же обожгла её своим ледяным огнём. Беловолосый поморщился и поднял глаза. Стеклянные очи встретились с зазеркальными, после чего обе пары раскрылись в ужасе: одна — от увиденного, а другая — подражая первой. Глаза, тёмные сферы серо-зелёного цвета, стали будто бы поглощать свет, уничтожая блики и отражения, тёмные мешки лишь увеличились в размерах, став своего рода чёрными дырами, — всё лицо тонуло в них, — бледная кожа стала ещё бледнее, когда щёки покрылись лихорадочным румянцем, который явно выглядел очень нездоровым, скулы, которые теперь стали совсем уж острыми, походили на тени, что совместно с мешками под глазами, готовы были изуродовать всё юношеское лицо. Дополняли картину сине-фиолетовые губы, что походили на тонкие синяки в середине лица. Его волосы выбивались. Они были абсолютно белыми: такими чистыми, невинными и нежными, что совершенно не вязались с образом изнемождённого и грязного — как внешне, так и внутренне — парня. Пряди, похожие на спутанные облака, невесомым гнездом обрамляли болезненное личико. Юноше хотелось вырвать их с корнем: он был мерзким человеком, не достойным ничего светлого. Переглядывания с сами собой породили гнев, что скрывался девять с половиной лет, а теперь стал всплескообразно вырываться наружу. Сухие пальцы со скрежетом прошлись по зеркалу, Комаэда до боли прикусил уже заживший язык. Ему было больно, больно и больно. Грудную клетку разрывало, яд давил на рёбра, увеличивая напор. Мысли стали формироваться с нечеловеческой скоростью, наслаиваясь друг на друга, разрушая друг друга, пожирая друг друга. Всё, что появлялось, вмиг исчезало, создавая ощущение опустошённости от переизбытка. Дыхание Нагито сбилось: грудная клетка стала активнее сжиматься и расширяться, ведомая движениями диафрагмы. Юноша будто бы потерял контроль над собственным телом... Снова. Пальцы левой руки стали вырисовывать что-то на зеркале, тогда как правая кисть начала двигаться, непроизвольно сбивая вещи, что находились в опасной близости. Комаэда не кричал и не плакал, он просто двигал конечностями, словно в конвульсиях. Правая ладонь нащупала что-то металлическое. Везунчик глубоко вдохнул, медленно выдохнул и опустил взгляд. Его тонкие пальцы так красиво оглаживали ножницы, начиная с осевого винта и заканчивая остриём. Прохладный материал слегка нагрел ледяные пальцы, заставив юношу почувствовать нечто странное, волнами расходившееся по всему телу. Это было... Приятно?.. Да, вероятно, такое слово подходило больше всего. Подушечки продолжали двигаться вдоль всего лезвия, очерчивая, лаская и надавливая. Это доставляло реальное удовольствие, хоть и не было понятно, почему. Нагито поднял инструмент и слегка раздвинул его кольца, чтобы потом вновь их совместить, тем самым разрезав воздух и заставив ножницы издать характерный звук. На заднем фоне блеснуло зеркало, отразив поверхность металла. Комаэда перевёл взгляд на плоскость, чтобы уже через секунду вернуться к разглядыванию инструмента. Голову юноши неожиданно посетила удивительно чёткая мысль, которая заставила его улыбнуться. Теперь парню было понятно, где скрывались все его проблемы — в белёсых прядях, красоте, что родилась из болезни. Всё было просто: решение было прямо здесь, в его худеньких бледных пальчиках. Оно переливалось, приковывая к себе внимание. Юноша вознёс инструмент над своей головой и приглушённо засмеялся: голос его был таким, словно он молчал несколько дней. Кисть, сжимавшая холодный металл, потянулась к лицу, остановившись у виска. Левой рукой Нагито оттянул выцветшую прядь, расположив её между режущими полотнами. Его правая рука задрожала, сжав кольца, когда левая дёрнула волосы. Зубы счастливчика сжались, а дыхание спёрло, когда между остриями ножниц оставалось меньше миллиметра. — Кх, — юноша выдохнул, с хрипом отпустив инструмент, что упал в раковину с противным лязгом. Волосы остались на месте — Комаэда просто не мог их отрезать, и это его убивало, ведь было очевидно, что проблема находилась здесь — в белёсых копнах. Очевидно же, да?.. Нагито зажмурился, чтобы спустя минуту распахнуть глаза, — он надеялся, что всё это было не правдой, а обыкновенным сном. Реальность, увы, не растворилась впервые за долгое время. Юноша медленно моргнул, почувствовав вселенскую усталость. Сколько он так пролежал: час, два часа, день или, быть может, три дня? Трудно было сказать. Парень отошёл от раковины, чтобы подойти к столу, где обычно лежал его телефон. На этот раз устройства там не оказалось: ах да, Комаэда же забыл его на диване. «Блядь», — Нагито, конечно, был хорошим мальчиком, но... Но кого мы, чёрт возьми, обманываем? Не был он никаким хорошим мальчиком: хорошие детки не работают в веб-каме, не посылают друзей и не насилуют подруг — юноша пролетал по всем трём пунктам, поэтому мат был меньшей из его проблем. Ему надо было что-то сделать, пока на это были хоть какие-то силы: парень не хотел снова захандрить, так и не постаравшись разобраться с ситуацией. Да, он явно сделал много непоправимого — простые извинения не могли всё исправить или хоть немного смягчить, но попросить прощения стоило. Юноша вдохнул сквозь стиснутые зубы, приняв решение спуститься на первый этаж. Да, он, вероятно, больше не сможет смотреть на диван, где произошло то, что произошло, но бегать от страхов не стоило — с ними нужно было бороться. Сжав кулаки, беловолосый стал открывать замок, после чего, услышав щелчок, посмотрел на дверь, сглотнув вязкую и противную слюну. Он не хотел выходить. Совсем-совсем не хотел, ведь всё, что было там — за порогом спальни — травмировало его, заставляя ощущать вину и тревогу. Нагито прекрасно знал, что не был жертвой — напротив, он являлся агрессором, — но от жалости по отношению к самому себе отделаться не мог. Выбора не было, поэтому парень толкнул дверь, открыв проход в коридор. Там ожидаемо никого не было, а свет загорелся лишь в тот момент, когда юноша вышел — в доме стояли датчики движения. Комаэда прошёл вперёд, чуть не наступив на рвотные массы, что присохли к полу. Сморщившись, везунчик продолжил свой путь, вслушиваясь в скрип деревянных досок. Спустившись вниз, студент миновал кухню и зашёл в гостиную: Эношимы там, конечно же, не было, как и любых признаков её пребывания в доме. Нагито осмотрел помещение, поёжившись. Часы, что висели на стене, также утверждали, что было четыре: утра или вечера, правда, непонятно. Зацепившись взглядом за телефон, юноша облегчённо вздохнул — тот лежал на тумбе. Подойдя к мебели, парень хотел было поднять нужное устройство, как вдруг его глаза случайно перескочили на диван. Воспоминания нахлынули с новой силой, заставив ощутить стойкое отвращение к самому себе: это чувство только усилилось, когда Комаэда заметил несколько совсем маленьких пятнышек белого цвета. Было несложно догадаться, чем они являлись. — Мне... Мне нужно будет отстирать это, — беловолосый почему-то сказал это вслух, уже осознанно посмотрев на загрязнения. Юноше повезло: семени действительно было немного, что просто не могло не радовать. Взгляд везунчика вернулся к телефону, его палец нажал на кнопку включения. Ничего, однако, не произошло. — Разрядился что ли? — спросил у самого себя парень, слегка поморщившись. Нагито принял весьма логичное решение: поставить телефон на зарядку и пойти отмывать пол — для этого ему интернет был не нужен, спасибо маме, что частенько загрязняла коридоры разного рода субстанциями.***
Вооружившись шпателем и моющими средствами, юноша поднялся на второй этаж и остановился прямо у места загрязнения. Поморщившись от вида засохшей рвоты, парень принялся отскребать её от пола и промывать дерево. Это был весьма трудоёмкий процесс, но Комаэда справился: оставалось лишь просушить поверхность, что Нагито сделал достаточно быстро. Когда везунчик закончил, телефон зарядился на тридцать с небольшим процентов. Юноша наконец-то включил его, чуть поёжившись от одиннадцати пропущенных вызовов и трёх сообщений. Семь раз звонила Нанами, один — Хаджиме, три — Джунко. От последней, впрочем, были и письма. Нагито моргнул, постаравшись отогнать от себя мысли о событиях прошлого вечера, полуголой Эношиме, чьё лицо отражало смесь боли и какого-то странного отчаяния, а так же своих собственных действий.***
Стрелки двигались и двигались, но это никак не влияло на ход времени — система была такой сложной, что остановка часов бы никак на ней не отразилась. Ближе к семи утра Нагито решил начать собираться: первым делом он пошёл в душ и включил холодную, почти ледяную воду, надеясь, что она смоет все странные ощущения, что плёночкой покрывали тело. Так и произошло, но эффект не был долгосрочным: всё накатило с новой силой, стоило лишь парню немного согреться. С этим пришлось смириться. Собрав все нужные вещи, юноша покинул дом, отправившись в учебное заведение. Его шаги были неторопливыми, ботинки глухо постукивали, соприкасаясь с землёй. Чем ближе был университет, тем глубже уходило сердце Комаэды: оно, кажется, перемещалось вдоль всего тела, уменьшаясь в размерах, — орган будто бы находился везде, но вместе с тем его нигде и не было. Это было так странно, но отчего-то совсем нормально — границы этого мира давно стёрлись. Один миг позволил приблизиться к нужному зданию, сковав при этом разум железными цепями. Если бы реальность состояла из пикселей, то всё бы уже давно залагало, рассыпалось и завалило везунчика — настолько этот миг был перегружен. Нагито зашёл в университет и ему показалось, что все ученики устремили на него свои взгляды. Они насмехались, осуждали, давили, намеренные разрушить хрупкий душевный строй. Особенно страшно стало в тот момент, когда Комаэда заметил в конце коридора Наэги, который шёл, обсуждая что-то с Бьякуей. Юноша сразу юркнул за поворот, пробежал несколько метров и остановился у окна, притворившись, что наблюдает за пейзажем. К счастью, парни прошли мимо, слишком увлечённые своей беседой: ну как беседой?.. Скорее, монологом: говорил в основном Макото, Тогами просто сопровождал его, изредка вставляя несколько слов. Счастливчик облегчённо выдохнул, но, заметив на себе несколько косых взглядов, вновь напрягся и поспешил в аудиторию. Нагито не было три дня, а значит, кто-то мог да заинтересоваться причиной его отсутствия. Комаэде такое внимание было не нужно: сейчас любой интерес на знакомых лицах для него был знаком того, что все всё знали, хотя так, вероятно, и было — Эношима точно рассказала людям о том, что произошло, и причин винить её в этом не было. Парень затормозил рядом с дверью: его планы резко поменялись. Дабы избавить себя от расспросов хотя бы в течение следующего часа, беловолосый решил побыть в туалете перед началом пары, чтобы зайти уже в тот момент, когда в классе будет их преподаватель. Так Нагито и поступил. Пятнадцать или двадцать минут он провёл на подоконнике, размышляя о том, как оправдать длительное отсутствие. В голову не приходило ничего, кроме банальной простуды, — её-то парень и решил использовать в качестве отговорки. Вряд ли бы кто-то смог придраться к чему-то настолько простому. Сегодня Комаэде нужно было сделать кое-что очень важное: поговорить с Чиаки. Эта девушка являлась лучшим другом Хинаты, поэтому могла помочь беловолосому помириться с ним — Нагито просто не знал, как подступиться. Юноша покинул туалет в восемь тридцать, направившись обратно в аудиторию. Парню повезло: стоило ему подойти к двери, как он увидел Чису, что немного перегнала студента. Она вежливо улыбнулась, предложив беловолосому зайти первым. Когда везунчик оказался в кабинете, пятнадцать пар глаз уставились на него, оторвавшись от своих телефонов или конспектов. Комаэда, смущённый от излишнего внимания, быстро подошёл к своему столу, потупив взгляд. Внимание учеников быстро переключилось на Юкизоме: Нагито облегчённо вздохнул, принявшись раскладывать свои вещи. Пары обещали быть мучительно долгими.***
Удивительно, но все восемь часов занятий пролетели реально быстро. Никто не интересовался тем, где беловолосый пропадал — он будто бы вновь стал изгоем, — из семдесят седьмого класса заходила только Чихиро: сам Комаэда её не видел. Просто Нанами громко говорила с Хаджиме об игре, которую они с Фуджисаки обсуждали на перерыве. Кстати о самой Чиаки... — Нанами-сан, — Нагито, сам того не заметив, перешёл на формальное общение. — А? — девушка, что ранее немигающим взглядом смотрела в никуда, видимо, задумавшись, резко отмерла. — Да, привет, — сонно поздоровалась студентка. — Я даже не заметила, что ты пришёл, — ох, так вот почему розоволосая не заговорила с Комаэдой до этого. — Где ты был последние три дня? — П-прости, что не отвечал! — потерев затылок, извинился беловолосый. — Я болел, температура поднялась, — весьма натурально соврал юноша, Хаджиме, что сидел рядом с Чиаки, недоверчиво покосился на одногруппника. — Ох, надеюсь тебе лучше, — безразлично сказала девушка. — Да, теперь всё хорошо! — везунчик не чувствовал былого тепла и дружелюбия: все будто бы стали врагами Нагито, заморозив свои сердца и закрыв души на ключ. — Слушай, — юноша слегка помялся, — не могли бы мы выйти во двор университета? — пары уже закончились, поэтому у девушки не должно было быть причин для отказа. — Ох, прости, но мне сейчас нужно отлучиться на полчаса, — натянув капюшон, поведала розоволосая. — Всё в порядке, я могу подождать, — возразил Комаэда. — Тогда ладно, — слегка улыбнувшись, геймер кивнула. — Отлично, — парень стал выглядеть счастливее. Чиаки помахала Хинате и Нагито на прощание и, выйдя из аудитории, оставила парней наедине: комната успела опустеть, пока Комаэда договаривался о встречи. — Кхм, — беловолосый кашлянул, не осмелившись посмотреть на одногруппника. — При-... — Хаджиме встал с места, так и не дослушав везунчика, — ...-вет, — себе под нос закончил парень. Грустно усмехнувшись, юноша сел за первую попавшуюся парту, слегка оттянув волосы: это он был во всём виноват... Он разрушил свою грёбаную жизнь, потерял первых и единственных друзей, совершил чёртово преступление, изнасиловав свою коллегу и очень близкого человека по совместительству. Счастливчику не стоило истерить, занимаясь саможалением, ведь он был не жертвой обстоятельств, а их создателем. Проглотив подступающие слёзы, Комаэда взглянул в окно. К скамейке, что находилась прямо рядом с выходом, уже направлялась Чиаки: аудитория и ворота были расположены не так далеко друг от друга. Девушка села на деревянную поверхность, закутавшись в своё худи. Почти сразу после этого здание покинул и Хината, он, кажется, собирался подойти к Нанами. Девушка, если, конечно, глаза не обманывали Нагито, была слегка удивлена: видимо, она ждала не своего одногруппника. Шатен приблизился к геймеру, присев рядом с ней. У них сразу завязался диалог, инициатором которого, очевидно, был Хаджиме. Модель не слышал их разговора, поэтому мог лишь догадываться о его сути, наблюдая за лицами одногруппников. Если коротко, то всё происходило следующим образом: Хината заговорил, явно нервничая и тупя взгляд время от времени, Чиаки слушала, слегка нахмурив брови — она не выглядела злой, просто сосредоточенной, — в какой-то момент Хаджиме прикрыл глаза, кажется, вздохнув, а после резко распахнул их, выпалив что-то на одном дыхании. Лицо Нанами тогда из настороженного превратилось в доброе — она заметно расслабилась, — губы растянулись в мягкой улыбке, девушка кивнула, по всей видимости, ответив Хинате. Тот сразу просиял, заключив розоволосую в объятия — она нерешительно сцепила руки на его шее, а затем... Затем Хаджиме, кажется, случайно заглянул в окно, задержав свой взгляд на доли секунды. Дальше всё было как в тумане... Вот шатен отпрянул от одногруппницы, заглянул в её глаза, подобные розовому кварцу, перевёл свой взор на пухлые, слегка красноватые от вечных покусываний губы и подался вперёд, нежно поцеловав. Кажется, несколько студентов, что шли рядом, многозначительно присвистнули. Нагито, однако, не обратил на них никакого внимания, полностью сосредоточившись на парочке со скамейки. Чиаки от неожиданности комично распахнула глаза, но, переборов свою стеснительность, сомкнула веки, поддавшись на встречу. Они выглядели так... Гармонично?.. Верно, они казались идеальной парой: уверенный, грубый, но временами робкий Хината и милая, хрупкая снаружи, но храбрая внутри Нанами — именно так выглядели лучшие партнёры. Эти ребята были, кажется, частями друг друга. Комаэду это одновременно раздражало и заводило — он был зол, ведь теперь точно не имел места в их компании, но при этом... Странное-странное чувство сжирало его, и это было до ненормального приятно, в какой-то мере даже возбуждающе, что бы это не значило. — Сталкеришь? — этот бархатный голос, который сам по себе звучал насмешливо... Ох, его Нагито узнал бы из тысячи. Лицо парня стало покрываться холодным потом, а сердце неприятно заухало, врезаясь в грудную клетку, словно запертая и израненная птичка. Он так и не повернулся к своей собеседнице. — Что случилось? — вдруг источник звука приблизился, подойдя вплотную к его ушной раковине. — Неужели боишься меня? — девушка нагнулась, сев на стул Нагито и тем самым потеснив его. Её наманикюренный ноготочек прошёлся по щеке парня, заставив Комаэду вздрогнуть. — П-привет, — всё, что юноша смог выдавить из себя, сжав край парты. Голова Эношимы легла на его плечо, а её руки оплели грудь. — Ты не ответил ни на одно моё сообщение. Это невежливо, — с улыбкой сказала девушка. — П-прости, — с хрипом ответил он. — Заикой стал? — насмешливо поинтересовалась девушка, выпрямившись. — Я... — беловолосый не знал, что сказать. — Мукуро убьёт тебя, — бесстрастно заявила Джунко. — Заслуженно, — грустно согласился юноша. — Конечно, заслуженно! Ты взял один выходной, а сам не появлялся пять дней, — презрительно хмыкнув, поведала блондинка. — Что?.. — Хочешь сказать, я не права? — вскинув бровь, спросила Эношима. — Нет, то есть... — парень сильно зажмурился на доли секунды. — Ты не рассказала ей? — Рассказала о чё-... — начала девушка. — А, ты о субботе, — осознала она. — Зачем моей сестре знать когда, с кем и при каких обстоятельствах я трахаюсь? — Потому что... Потому что... — он не мог найти в себе сил для ответа. — Забей, — оборвала его стенания девушка. — Чт-..? — Комаэда распахнул глаза, с недоверием уставившись на коллегу. — Слушай, — Джунко глубоко вздохнула, став куда более серьёзной, — Я понимаю, что просто попала под горячую руку, — она осмотрела пейзаж голубыми очами, что сейчас так сильно напоминали льдинки. — Я не злюсь... Хоть это и сложно, — последнюю фразу блондинка сказала себе под нос, присев на стул, что стоял за партой напротив Комаэды. — Прости, — скривившись от ничтожности этого слова, Нагито потупил взор. — Я же сказала: забей, — печально улыбнувшись, мягко сказала Эношима. — Ч-что я могу сделать для тебя? — пристыженно настоял юноша. — Мне не нужны твои подачки, — нахмурилась блондинка. — Это не подачка, я действительно хочу сделать хоть что-то хорошее после всего этого, — серьёзно сказал сероглазый, посмотрев на подругу. — Ты знаешь, чего я хочу, — просто ответила Джунко. Она, конечно же, оказалась права: Комаэда знал. — А вообще, — вдруг оживилась модель, — это было не так уж плохо, особенно для девственника, — насмешливо выдала она, заставив юношу залиться краской. — Ох, неужели тебя смущает слово девственник? Я поняла! Ты просто стеснялся попросить меня поебаться с тобой, поэтому решил, что слова идут нахуй, да? — явно шутя, спросила она. — Н-нет! — хотел возразить парень. — И ты даже не отрицаешь, что был девственником, — блондинка залилась смехом, заставив Комаэду стыдливо опустить голову, положив её на скрещенные руки, что находились на парте. Обстановка явно перестала быть такой напряжённой. — Понимание того, что ты не можешь ничего сделать и отчаяние, которое следует за ним... Это реально заводит, — по ходу этого монолога девушка встала со своего места, поставила левое колено на стул беловолосого и слегка выгнулась, уткнувшись носом в его шею. Нагито был уверен: если бы кто-то зашёл в аудиторию, то ему бы точно открылся потрясающий вид на нижнее бельё модели. Если уж совсем честно, то именно он хотел быть этим самым «кем-то». — У меня есть предложение, — с какой-то слишком уж пошлой интонацией оповестила юношу Джунко. — Что? — единственное слово, которое вылетело изо рта Комаэда, перед тем, как Эношима буквально вытащила его из кабинета за руку. Парень так и не увидел слегка потрясённых взглядов Хинаты и Нанами, что оторвавшись друг от друга, во всю смотрели на сцену, что развернулась на втором этаже университета.***
Да-да, Нагито знал, что Джунко умела удивлять, но чтобы, блять, настолько... — М-мг, — промычал юноша, прижатый к полке. Он находился в небольшой комнатке на первом этаже, которая раньше являлась университетской лавкой — сейчас это место было заброшено. — Не шуми, — хитро прищурилась девушка, лишь на секунду оторвавшись от припухших из-за множества поцелуев губ. Комаэда кивнул, ещё сильнее прижавшись к блондинке. Она заставила юношу сесть на стенд, забравшись на его колени. Эношима буквально задом почувствовала его стояк, что упирался в её юбку. Ох, а ведь это были только поцелуи: дальше — больше. — В прошлый раз ты был как-то посмелей, — то ли с вызовом, то ли с издёвкой сказала Джунко, потянувшись к куртке парня. Юноша никак на это не отреагировал, огладив чужое бедро и кромку чёрных трусов. К тому моменту девушка уже стянула верхнюю одежду вниз, позволив Комаэде легко сбросить мешающий предмет гардероба. Руки блондинки пробрались под белую футболку и очертили плоский живот, дойдя до самого пояса джинс. Парень сам потянулся за следующим поцелуем, сжав упругие ягодицы, — это заставило девушку тихо захрипеть: совсем недалеко шли пары, ребятам нельзя было шуметь. Комаэда спустился к шее и провёл по ней языком, опалив кожу горячим дыханием. Эношима слегка поёрзала, отчего эрекция показалась Нагито действительно болезненной. Кисти Джунко ухватились за края футболки и потянули их вверх, беловолосый поднял руки, позволив девушке раздеть себя. После этого он смял её грудь сквозь ткань кардигана, вызвав сладостный стон. Блондинка стала двигаться, имитируя фрикции, пока Комаэда старался не зарычать от этой прекрасной пытки, которую он абсолютно не хотел заканчивать. Его пальцы начали нервно и дергано расстёгивать пуговицы, почти не контролируя возбуждённую дрожь. — Ух, ты такой медленный, — девушка перехватила инициативу, быстро справившись со своим кардиганом. Так же самостоятельно блондинка сорвала и рубашку, отбросив её в какой-то угол. Нагито невольно засмотрелся на грудь, которая выглядела... Внушительно, мягко говоря. Парень аккуратно провёл рукой между упругими полушариями, слегка надавив и раздвинув: ему безумно нравилось тепло на кончиках пальцев. Джунко на это лишь хмыкнула, позволив парню изучить её тело: было очевидно, что многое было действительно ново для него. — У меня нет презервативов, — легко сказала блондинка, вновь очертив пояс джинс, — поэтому дай мне попробовать кое-что новое, — она улыбнулась, оттолкну беловолосого от своей груди. — Ч-что? — слегка взволнованно спросил, везунчик, полностью отдав контроль коллеге. — А ты думал, что секс бывает только с проникновением? — насмешливо поинтересовалась девушка. — Раздевайся, — Комаэда послушно стянул брюки вместе с нижним бельём: перечить Эношиме — себе дороже. — Ох, я определённо видела здесь масло, — Джунко отшла в сторону и наклонилась, заглянув куда-то под стол. — Я знала, — удовлетворённо хмыкнула Эношима, поднявшись уже с пол-литровой бутылкой обычного подсолнечного масла, что продавалось в любом магазине. — Ты уверена? — недоверчиво спросил юноша. — Помрёшь — твои трудности, — легко ответила Джунко. Нагито лишь усмехнулся: голубоглазая была слишком доброй — она бы не позволила ему пострадать. — Урок номер раз, — сказала девушка, расстегнув застёжку бюсгалтера, — стимуляция груди, — девушка подошла к везунчику вплотную, слегка сжав его бёдра. — Просто попробуй сделать это самостоятельно, а я скажу, что не так, — заверила блондинка, поставив масло на полку.— Хотя сейчас нам стоит поменяться местами, — заметила она: разница в росте не позволяла ребятам быть на одном уровне. — Х-хорошо, — парень слез со стола, уступив место подруге. — Эм, — он не знал, как начать. — Просто делай всё, что тебе кажется нужным, — сказала Джунко, морально приготовившись к тому, чтобы быть лабораторной крысой. Юноша, слегка покраснел, смяв бюст обеими руками, — это определённо было весьма приятно: грудь была мягкой и в каком-то роде успокаивающей, но при это весьма упругой, сохраняющей форму даже без нижнего белья. — Это не тесто, Нагито, не пытайся её замесить, — закатив глаза, оповестила беловолосого Эношима, когда его движения стали слишком грубыми. — П-прости, — извинился парень, ослабив хватку. Он старался делать всё не слишком быстро, но давящее возбуждение время от времени сильно мешало думать. — Всё в порядке, — покачала головой блондинка. — Попробуй провести языком по зоне рядом с сосками, — подсказала она. Модель, решив воспользоваться её советом, стал орально стимулировать ареолы, параллельно лаская область под бюстом и по бокам. — Хорошо, — похвалила парня коллега. Это вызвало тихий стон Джунко и небольшое удивление Нагито: он не думал, что его действия смогут справоцировать хоть какую-то реакцию — Эношима была во много раз опытнее Комаэды. — Молодец, — кивнула девушка. — Теперь перейди к самим соскам, — блондинка мягко подтолкнула его голову в нужном направлении. Везунчик сделал то, что сказала девушка, сначала облизав красный бугорок, а затем слегка оттянув его зубами, почти не надавив, чтобы не вызвать дискомфорт. То же самое парень проделал и со вторым соском — разница заключалась лишь в том, что основным элементом взаимодействия здесь была рука. Он совершал что-то подобное, не переставая при этом мягко сминать низ бюста, на протяжении четырёх минут. И, что самое интересное, Нагито это нравилось: хоть он от сего действа ничего не получал, подобное заставляло чувствовать себя удовлетворённее. — Отлично, — улыбнувшись, девушка оттянула волосы юноши, заставив его оторваться от груди. — Ложись, — сказала она, привстав: было видно, что блондинка не хотела заканчивать то, что происходило, но... По каким-то причинам заканчивала. — Прямо сюда? — студент указал пальцем на прилавок. — Можешь и на пол, — пожала плечами голубоглазая. — Ладно, уговорила, — парень всё-таки взобрался на полку, оперевшись локтями о деревянную поверхность. — Вот так? — спросил он. — Ага, — модель села на стол, разместив колени парня меж своих ног. — Что ты?.. — счастливчик попытался осознать, что делала его подруга. — Молчи, — пригрозила она, даже не взглянув на юношу. Блондинка потянулась к маслу, что стояло в двух метрах, тем самым слегка потряся перстами перед лицом парня, — нужную вещь она всё же достала. — Чёрт, даже не хочу думать о том, как буду это всё отмывать, — фыркнула модель, вылив на руку немного густой жёлтой жидкости. Эта субстанция почти сразу переместилась на грудь студентки: голубоглазая стала втирать её круговыми движениями. Нагито молча наблюдал за всем этим: такое зрелище и правда можно было назвать красивым, даже почти завораживающим. Взгляд девушки, что был сосредоточен на двух полушариях, её колени, что сдавливали ноги Комаэды... Это всё было действительно живописным. Наконец блондинка закончила, освободив свои руки. Правой она стала почти невесомо проводить по члену, не касаясь головки, а левой — ласкать мошонку — это было не столько приятно, сколько мучительно: Джунко будто бы поддразнивала Комаэду. Дальше началось то, ради чего, девушка, видимо, так старательно натирала грудь маслом: она выдавила ещё немного вязкой жидкости для лучшего скольжения и, сжав бюст, сначала провела им по твёрдому половому органу, а затем и поспособствовала проникновению пениса в глубокую, но узкую ложбинку, тем самым сымитировав обыкновенную пенетрацию. Нагито от этого глухо застонал, качнув бёдрами. Эношима еле заметно улыбнулась, начав движение: она чередовала быстрый и медленный темпы, посасывая доходивший до её рта кончик члена время от времени: совмещение стимуляции грудью и оральной приносили ещё больше удовольствия — так по крайней мере было в теории, на практике Джунко испанский секс, такой вид полового акта без проникновения, пробовала впервые. Хотя, судя по расплывчатому выражению лица беловолосого, волн дрожи, что иногда разливались по его телу и тихим всхлипам, положение дел в реальности не сильно-то и отличалось. Что же: это значило, что такой вид соития можно было использовать на стримах. Нет, мемберы бы в любом случае оценили: просто не все модели были достаточно хорошими актёрами — не каждый мог сымитировать удовольствие и оргазмы. Некоторые, увы, делали это непозволительно плохо. Чтобы приблизить разрядку, девушка дополнила уже существующие техники ещё одной — стимуляцией предстательной железы. Блондинка прошлась пальцами по промежности парня и, обнаружив там впадинку, под которой находилась простата, слегка надавила на неё, вызвав сладкий стон, который был тут же перекрыт кистью. Такая реакция Эношиме однозначно понравилась. Она продолжила двигаться, вбирая весь член своей грудью, которую соединяла одной рукой. Вторая же ладонь занималась железой, массирую её, растирая и разминая круговыми движениями подушечек двух пальцев. В какой-то момент Комаэда почувствовал, как всё его тело напряглось, ягодицы сжались, а глаза закатились — хотя это, вероятно, не было заметно из-за прекрытых век. Сразу после этого юноша достиг пика, кончив на грудь своей коллеги. Та почти сразу встала, дав парню время на передышку после эякуляции. — Я пойду первой, — с улыбкой сказала Джунко, подняв рубашку и достав салфетки из её внутреннего кармана, который обычно скрывался за кардиганом. — Стой, — беловолосый поднялся, схватившись за край стенда от резкости этого движения. — Т-ты уходишь? — Ага, — подтвердила она, — мне нужно спешить, — Эношима очень быстро застегнула все пуговицы и, помахав на прощяние рукой с ярко-красным маникюром, удалилась. Блондинка ушла так же, как и появилась: размыто, нечётко, без причины. От этого всего кружилась голова. Простила ли она его? Было ли это всё хотя бы реальностью, чёрт возьми? Нагито не знал. Через минуту на телефон Чиаки пришло новое сообщение с простым и однозначным текстом: «Прости, что побеспокоил, давай отменим встречу» Она на него, к сожалению, не ответила, слишком увлечённая беседой с Чихиро.