Оплата почасовая

      Любить, забыть, пить, метаться — какой странный набор для Абсолютного счастья. Все проблемы были решены, глава жизни, так криво расписанная неровным почерком Джунко, закрыта, а счастье, кажется, найдено.       Но, видимо, всё было не так просто, да?       Нагито смотрел на себя в отражении, в который раз за день задумываясь о том, чтобы пойти и напиться. Забыться. Убиться. Последнее по возможности.       Сейчас рядом был Хаджиме, где-то далеко мелькала мать, которая, кажется, действительно пыталась налаживать свою жизнь, но внутри почему-то всё ещё не было никого.       Гуща событий с казино, эмоциональными качелями, вечными и неразрешимыми проблемами не давала Комаэде взглянуть на себя трезво и ясно, но когда это всё закончилось...всё должно было стать лучше, да? Острая боль потихоньку начала бы смягчаться, и на её месте появлялось бы счастье. В теории всё было именно так, но на практике, увы, реакция была чрезмерно непредсказуемой.       Быстро, словно преследуя свои непостижимые цели, ощущение скорби пропало, но на смену пришло нечто более глубокое, ядовитое, разрушающее. Будто жидкость, имевшая физическую форму, неожиданная пустота заполнила всё существо Комаэды: врезалась в голову, прошлась по венам и затекла прямо в сердце. Глупо, невыносимо, неописуемо — именно так можно было охарактеризовать то, что он чувствовал.       Ничего не проходило и не затягивалось. Ощущения варьировались от Абсолютной надежды до Абсолютного отчаяния, но всегда возвращались к вязкой середине, на которой не было ничего.       Быть может, так и было нужно, но Хината почему-то говорил, что это повод обратиться к психиатру.       — К чёрту, — Нагито присел на диван в попытках расслабить напряжённое тело.       Да, Хаджиме был прав.       Он нуждался в помощи, но принять её было гораздо сложнее, чем ожидалось. Однако это было в интересах самого Нагито — он хотел постараться.       Но напиться всё же хотел больше.       Достав тонкую белоснежную сигарету из пачки, оставленной на столе Хаджиме, Комаэда поднёс её к губам. Руки дрожали даже сильнее обычного, поэтому для того, чтобы впихнуть её в приоткрытые губы, понадобилось две или три попытки. Не то чтобы он считал.       Нагито вспомнил, что ему нельзя курить только в тот момент, когда на кончике табачной палочки засияло ярко-оранжевое пламя: что же, какая уже разница, верно?       А разница всё же была.       Он не один тут чувствовал себя дерьмово — Хината проживал не более радужные деньки своей жизни, но всё же старался двигаться дальше: устроился на новую работу, совместно с Комаэдой снял небольшую квартирку где-то на окраине да и просто с каждым днём улыбался всё чаще и искреннее. Для человека, на чьих глазах разрушился весь его маленький мир, последнее было особенно важным.       Нагито, честно говоря, завидовал. Не должен был, но завидовал.       — Как жалко, — выдохнул дым, даже сумев не закашляться. Достижение. Такое же жалкое, как и зависть, но всё же. — Как жалко... — так и не смог сделать вторую затяжку, оставив сигарету меж болезненно тонких пальцев.       Вплоть до этого момента его жизнь была жалкой. В этот самый момент его жизнь была жалкой. В будущем его жизнь определённо будет жалкой.       ...но разве это повод отказываться от неё?       И пусть перед глазами плясали розовые пятна, а время делило всё лишь на чёрное и белое, Нагито знал, что больше не позволит себе мириться с этим.       И пусть мир рушился на глазах, распадаясь на разноцветные пиксели, в голове зарождался смысл, возраставший с каждым оборотом ключа и с каждым шагом человека, который просто согласился быть рядом.       — Привет, — тихий голос со стороны двери.       — Привет, — такой же тихий ответ и неловкое желание избавить себя и квартиру от запаха дешёвого табака.       — Чего не спишь? — тихая забота в таком тихом помещении.       — Тебя жду, — тихая правда в ответ на слишком громкое биение сердца.       — Ясно, — и вновь неловкость, что так обыдена для их отношений. — Поговорим на балконе? Хочу... — перевёл взгляд на лежащие на столе сигареты, зацепившись взглядом за ту, что была в руках Нагито. — ...покурить.       — Ага, — Комаэда кивнул.       Хаджиме прошёл мимо дивана, протянув руку сидящему там человеку. Беловолосый принял её без тени сомнения и даже не вздрогнул — по крайней мере, не начал дрожать сильнее, а это уже прогресс — от такого привычного контраста тепла и холода, так уютно поселившегося между их ладонями.       Всё не стало хорошо. Никогда не станет.       Но, быть может, это и не нужно?