Молодое Зло

      Закрывал входную дверь Андрей с величайшей осторожностью. Раньше хлопал как придётся, но когда с потолка отвалился приличный такой пласт штукатурки, а Игорь заставил всё подметать и убирать, взялся, так сказать, за ум.       Да и не особенно было удобно хлопать дверью, когда руки заняты огромным планшетом для рисования и рюкзаком.       Сегодня Андрюша снова вместо тренировки с тряпсоюзом собирался просто гулять по Питеру, пока не найдёт какое-нибудь живописное место, которое можно нарисовать. А потом ещё и ещё, чтобы в итоге снова добраться до Управления – как раз к тому времени, когда Игорь закончит работать.       Так продолжалось уже несколько дней. Собственно, с того самого свидания, когда они с Громом отправились гулять, потом в Эрмитаж и закончили всё концертом в клубе… Тоже весьма насыщенном на события.       Андрей тогда почувствовал себя настоящей знаменитостью. Не потому, что его так варварски зажали и выебали в туалете клуба, нет, хотя и это было приятно, а потому, что его начали буквально узнавать. Может, не по морде даже – хотя, по мнению Костецкого, у него была прекрасная морда специально для узнавания, – а по серой толстовке с надписью «Боб ненавидел всех», мелькавшей на половине фотографий и сторис из инстаграма, который и раскрутился так сильно всего за пару недель после того перформанса у депо.       Одним словом, Андрей начал задаваться вопросом, зачем ему вообще, в таком случае, нужен Тряпичный союз? Рисовать и создавать искусство он вполне может и без них. Да чаще всего, прямо скажем, так и было. Андрюша рисовал, Петя гонял их на тренировки, а Попов с Ваней… Ну, они были просто хорошими друзьями. С ними было весело, они вписывались во всякие безумства, но с тех пор, как они, ещё будучи трио, создали Тряпичный союз, с места они не сдвинулись ни на миллиметр.       Иногда казалось, что весь их союз – это просто попытка Петра убежать от реальности. Мол, выгнали из универа, а значит, надо хотя бы сделать вид, что так и было задумано. Что всё это для великой цели.       И, видимо, более великой цели, чем революция, никто из них тогда не придумал.       Толку с этого, прямо скажем, было ноль.       Выронив связку ключей и тихо выругавшись, Костецкий наклонился, чтобы подобрать её, но кто-то оказался быстрее, и выхватил ключи чуть ли не у него из рук.       Андрюша, который был ещё и в наушниках, тут же испуганно дёрнулся, но облегчённо выдохнул, когда увидел перед собой Диму Дубина. – Ты чего тут? – проворчал Андрей, вытащив наушник и забрав у Дубина ключи. – Игорь на работе. – Да я знаю. Он меня как раз послал папку с делом у него дома забрать, сказал, ещё могу успеть застать тебя дома. Повезло, – с улыбкой пожал плечами Дима и кивнул на дверь. – Так что, можно?       Костецкий, пожав плечами, дёрнул за ручку двери, пропуская Игорева напарника в квартиру. Он же тут не в качестве сторожевой собаки сидит, в конце концов, чтобы решать, кого пускать, кого не пускать, а на кого лаять. – Ты на пленэр собрался, что ли? – спросил Дубин из глубины квартиры, судя по звуку, копаясь среди бумажек на рабочем столе Игоря. – Ну-у-у… Вроде того, – согласился Андрей, стоя в прихожей и рассматривая мыски своих кед, которые когда-то были идеально-белыми.       Сейчас же на левом было написано чёрным маркером «право», а на правом – «лево». – Классно! Могу посоветовать пару классных и очень живописных мест. Если хочешь, конечно, – ответил Дубин, довольно быстро вернувшись с огромной папкой-скоросшивателем в руках. Такой, по виду, вполне можно было убить. – И это вот – «папочка по делу»? – усмехнулся Андрей, кивнув на монстра в руках Димы. – А ты как думал? Бюрократия, – пожал плечами Дима. – Ну что, идём?       Кивнув, Андрюша выпустил Дубина из квартиры первым и всё-таки запер дверь, пряча ключи в карман. – Так что за места-то?       Дима тут же начал перечислять названия каких-то мостов, рассказывать про Юсуповский сад, про площадь Восстания, про дом-музей Анны Ахматовой… И, судя по вдохновенному виду, готов был болтать об этом ещё долго, если бы Андрей не замахал руками, останавливая его. – Не-не, ты вот этот академ весь себе в жопу засунь. Мне и на учёбе подобной скукоты хватает. Где тут прямо вот что-то супер-интересное? – Если тебе самое интересное посмотреть хочется, то иди тогда на Рубинштейна, на Думскую и на Лиговский проспект, – с усмешкой ответил Дима и поправил очки.       Андрюша на него очень подозрительно посмотрел, но места запомнил. Обо всех он слышал что-то, но пока их туда почему-то ни разу не заносило – ни с тряпсоюзом, ни с Игорем. – А ты где учишься? – спросил Дубин, решив, что пока они всё равно идут в одну сторону, и Андрей никуда не убегает по своим ужасно важным делам, стоило хотя бы немного узнать про того, с кем так спонтанно начал жить его напарник.       То, что Игорь Гром вообще пустил это малолетнее чудище к себе, до сих пор было для Димы крайне странным событием, в которое поверить удавалось с трудом. – В Московском архитектурном. – А почему именно архитектурный? – Потому что хочу создавать городскую мифологию, – не задумываясь, ответил Андрей и поудобнее перехватил планшет. – Рисунки на стенах рисовать, конечно, прикольно, но не так масштабно. А я хочу масштаб, хочу, чтобы то, что я делаю, было мифологизировано и жило ещё после меня. Желательно вечно, но подойдёт и десять-двадцать тысяч лет, конечно. – Сильно, – согласно кивнул Дубин. – Внимание любишь, значит? – Кто его не любит-то, – фыркнул Костецкий и дёрнул плечом. – Игорь, например, – словно между прочим заметил Дима. – Это почему же? – Ну, у меня сложилось такое впечатление за то время, что мы работаем вместе. Он никогда не рвётся за наградами или в заголовки новостей, просто делает свою работу, пусть не слишком тихо чаще всего, но это у него, скорее, стиль такой, нежели желание привлечь внимание, – пожал плечами Дубин. – А ты разве не замечал за ним такое? – Наверное, – не слишком уверенно согласился Андрей.       Кольнуло неприятным ощущением: Дима Дубин, конечно, знал Игоря куда как лучше, ведь они вместе работают, а значит, видятся и общаются куда чаще. Пусть Костецкий формально знаком с Громом уже год, а толку-то? Неделя в прошлом году, чуть больше двух недель здесь. По факту они могут считаться едва-едва знакомыми.       И, наверное, это не было чем-то таким уж плохим, но Андрею стало очень грустно от осознания, что почти всё, что было между Громом и им, он успел себе просто нафантазировать. Воображение-то у него было развито будь здоров, летело впереди планеты всей, а за ним уже и сам Андрюша, и часто это выходило ему боком. – Андрей, чего задумался? Ты со мной на автобус? – спросил Дима, и очнувшийся от своих мыслей Андрей заметил, что они успели дойти до автобусной остановки. – Да нет, я лучше прогуляюсь. Может, догуляю сам до чего-нибудь интересного, – усмехнулся Костецкий и помахал Диме. – Игорьку привет передавай, окей? – Окей, – кивнул Дубин, а потом спохватился: – только ты на Думскую днём ходи, не вечером, ладно?       Андрей, развернувшийся и уже пошедший прочь, только поднял вверх руку, показывая «козу».

* * *

– В каком смысле ты уходишь? – тихо, но с явной угрозой в голосе спросил Пётр, скрестив руки на груди. – В таком, – спокойно ответил Андрей. – Перспектива сдать вас всех и получить орден Андрея Первозванного всё дальше и дальше. Ну и чего мне тут ловить-то? – Андрей, ну давай не будем начинать сначала, уже ведь не первый раз, – мягко сказал Ваня, пытаясь хоть как-то образумить.       Костецкий только упрямо поджал губы и отвернулся, глядя в сторону. Да, в прошлом году тоже была такая ситуация, но тогда всё сильно накалилось из-за Саши, которая вертела хвостом то в сторону Андрея, то в сторону Пети, давая одинаковую надежду как одному, так и другому.       А ведь Андрей был уверен, что влюбился. Ну и дурак же он тогда был!       Одно хорошо: из-за всей этой дурацкой ситуации он хотя бы психанул и уплыл, а потом встретился с Игорем. Вот разве что за это им всем можно сказать спасибо. – Правильно. Мы ничего не будем начинать, – согласился Костецкий. – Я же не говорю, что не хочу с вами больше общаться. Просто Тряпичный союз больше не кажется мне перспективным чисто для себя… – С ментом своим наш Андрюша переобщался, – усмехнулся Попов и откусил от яблока. – Закостенелость мысли и провластность теперь половым путём передаются? – Игоря только трогать не надо, он тут не при чём! – тут же ощетинился Андрей. – А чего это так, а? Чего? – Петя со злостью пнул кирпич – заброшенное депо они в тот раз отбили, да так тут и остались. – Не, Андрюш, мы в твою личную жизнь и в койку не лезем, ты у нас этот… художник, бля, личность дохрена творческая. Тут в другом дело, понимаешь? – Ну и в чём? – фыркнул Андрей, которого неприятно задело это «художник и творческая личность», будто его чувства всерьёз тут не воспринимались, будто всё так – наиграется и всё, и забудет все свои извращенства. – В том, что и ежу понятно, зачем ты нас притащил в Питер – таскаешься за своим мусором то ли как дворняжка, которую прикормили, то ли как влюблённая восьмиклассница, и хрен знает, что хуже! Да по нему же видно, что он тебя использует просто! – Ой, да тебе откуда знать?!       Андрей стиснул кулаки, с трудом сдерживаясь, чтобы не кинуться в драку, потому что это будет совсем уж последнее дело – с друзьями драться, даже если они говорят настолько неприятные вещи. – Да потому что ему сколько? Лет тридцать пять? – ухмыльнулся Попов и прищурился. – А тебе девятнадцать. Да что у вас общего может быть кроме того, что ты в него втюрился и удобно под него ложишься? Ещё и съедешь к осени – красота просто! – Блять, Попов, закрой рот, ты вот вообще нихрена не знаешь, как у нас и что! – взорвался Андрей, но сделал несколько шагов назад. – Иди-иди, художник, – махнул рукой Петя. – И без пидоров власть возьмём. И, это, смску тебе скинем обязательно, на банкет пригласим, не ссы.       Костецкий пулей вылетел из здания депо – прямо под хлещущий дождь, потому что находиться там сил больше не было. Да и смысла не было. А дождь, к тому же, очень приятно охлаждал пылающие от стыда и злости щёки и уши.       Андрей, сунув руки в карманы толстовки, шёл, не разбирая дороги, да и один чёрт из-за ливня и дующего в лицо ветра было почти не видно дороги.       Слова Пети и Попова вскрыли ту рану, которую Андрей благополучно игнорировал вот уже год, и весь накопленный за это время гной и кровь хлынули наружу, причиняя такую боль, что хотелось расплакаться – но всё равно не получалось. Получалось только жалеть себя, бедную влюблённую дворняжку, и от этой жалости становилось только хуже.       Потому что это была самая что ни есть правда, та самая правда, от которой становится больнее всего. Андрей год жил в сладкой лжи… И ладно бы год. Все эти недели он жил в полнейшем самообмане. Каждый чёртов день просыпался с мыслью, жил с мыслью и надеждой, что уж сегодня-то Игорь скажет ему хоть что-то. Хоть как-то намекнёт, как ему важен и нужен Андрей, как ему с ним хорошо и как он хочет, чтобы Андрей остался с ним в Питере, а не уезжал ещё на один год.       И каждый день ничего не происходило.       Ну, то есть, они целовались, обнимались, проводили время вместе, трахались, в конце концов, но этого было недостаточно, чтобы понять, что конкретно между ними происходит.       Может, Андрей и впрямь был просто удобным вариантом? Он же сам прекрасно видел, какой Игорь трудоголик и как любит личное пространство – достаточно хотя бы на его квартиру посмотреть, чтобы сделать соответствующие выводы. Может, ему просто приглянулся пацан, который так легко и не заморачиваясь сам прыгнул к нему в койку, ещё и не ебал мозги, не просил денег.       Забежав под крышу автобусной остановки, Костецкий вытер рукавами лицо от стекающей воды, но особо лучше не стало. Размазал только всю воду…       Из-за затянувших небо низких, почти чёрных туч казалось, что уже почти ночь. Вытянув телефон из кармана, Андрей успел увидеть только цифры – 18:40, после чего телефон благополучно вырубился, а Андрюша выругался. Потратил всю зарядку на фото и видео, пока гулял по Питеру один. – Извините, а как я могу отсюда добраться до Думской улицы? – спросил Андрей у курящего неподалёку мужчины. – Отсюда-то? На десятом троллейбусе, но это чуть дальше пройти, или на сто девяносто первом автобусе, – ответил мужик и указал рукой на вывеску с маршрутами. – Ага, спасибо, – кивнул Андрюша и отошёл, тоже закуривая. Не было лучшего способа приманить нужный транспорт, чем закурить в его ожидании.       Тем более, хотя бы пачка сигарет почти не промокла, и то хорошо.       Хотя бы сигареты его не подвели.

* * *

      Игорь вышел с работы в восьмом часу вечера – собственно, как и обычно, но нигде поблизости не нашлось Андрея. Не то чтобы они договаривались встретиться, но Гром уже привык к тому, что Андрюша постоянно околачивался где-то рядом, и домой они шли вместе, заруливая по пути за шавермой.       И, оставшись без привычного и приятного ритуала, Гром почувствовал себя неуютно. Возвращаться домой с Андреем было куда лучше, чем в одиночестве.       Решив, что стоять на крыльце и ждать у моря погоды – а Андрюша в плане стихийности был вполне себе чем-то подобным – не имеет никакого смысла, Игорь достал на ходу телефон и набрал Костецкому. «Абонент вне зоны доступа» было ему ответом.       Конечно, волноваться не было никакого смысла. Успокоив себя тем, что малой наверняка уже дома и просто устал после тренировки со своим тряпсоюзом, заленившись тащиться к управлению, Гром направился в сторону дома.       Шавермы он по привычке взял две, вот только ужинал в одиночестве. Андрея дома не было.       Не было ни в восемь часов, ни в девять, ни к полуночи.       Мамкой-наседкой себя чувствовать было не слишком приятно, но всё-таки таких вот фокусов Игорь за Андреем никогда не замечал, он никогда не задерживался и максимум в десять был дома, а если ему нужно было погулять допоздна, то он неизменно вытаскивал Игоря с собой.       Телефон Костецкого всё ещё был выключен, так что Грому пришлось звонить Петру. Как у него вообще появились номера ещё и всего Тряпичного союза, конечно, та ещё история.       Тем не менее, оказалось, что полезно иметь их под рукой. – Петь, здравствуй, – поздоровался Гром, как только прошли гудки, и на том конце раздалось не слишком радушно «да». – Это Игорь Гром. Андрей не с вами? – Андрей? Нет. Он от нас вообще ушёл, – ответил Пётр. – А что, его ещё нет? – Нет, – вздохнул Гром и потёр глаза. – В каком смысле ушёл? Во сколько? Куда? – Да хрен знает… Часов в шесть вечера. Заявил, что Тряпичный союз ему не нужен. Ну и не отчитывался, куда пойдёт. Мы и не интересовались. – Ладно, понял. Спасибо. Если вдруг объявится, позвони.       Дав отбой, Игорь покрутил телефон в руках, пытаясь сообразить, что делать. Вот как искать одного маленького засранца в огромном Петербурге? Андрей мог быть вообще где угодно, зная его свободолюбивую душу. Тем более, если у них случился какой-то конфликт – и, судя по недовольному голосу Петра, конфликт там точно имел место быть.       Сделав несколько кругов по квартире и ещё несколько раз попытавшись дозвониться до Костецкого, Гром направился в прихожую, обуваясь и накидывая куртку. Сидеть без дела и ждать он не собирался, да и не мог.       Следующим, кому он позвонил, был Дима, который сегодня тоже виделся с Андреем. И в этом случае разговор получился куда информативнее, ведь Дубин смог почти в точности воспроизвести их разговор, состоявшийся днём.       Теперь круг поисков сократился до трёх мест.       При том, что вообще не факт, что Андрюша отправился в злачные места Питера.       Но выбора у Игоря просто не было. Нужно было двигаться, что-то делать, искать этого обалдуя, чтобы потом дать ему как следует по заднице за то, что так пугает.       Пока Гром ехал на Думскую – просто потому, что она была ближе всего, – на ум, как на зло, лезла статистика по грабежам, избиениям и убийствам в Питере за последние полгода. А ведь Андрюшина компания совсем не так давно поцапалась с футбольными фанатами. Вот кто мог помешать тем взяться за месть? Да никто.       Вполне в их духе: начать вылавливать по одному.       И Костецкий почти постоянно шатался в одиночестве, насколько знал Игорь.       Оказавшись на Думской, Гром только тяжело вздохнул: вечер пятницы, народу – тьма тьмущая, вот как отыскать здесь Андрея? Иголку в стоге сена найти и то проще.       Гром не придумал ничего лучше, чем заходить во все попадающиеся на пути клубы, бары и кабаки, пытаясь отыскать в окружающих лицах Андрея. Спрашивать тут что-то у кого-то, называя приметы, дело абсолютно гиблое. Он, может, на всю Думскую сейчас единственный трезвый и вменяемый человек.       За час с лишним Игорь обошёл почти всё, что было, и уже отчаялся, решая, куда ехать дальше, на Лиговский или Рубинштейна. Периодически звонил Дима, спрашивая, как дела; он чувствовал себя виноватым за то, что посоветовал Андрею прогуляться в такие места, и всё порывался приехать и помочь, но Гром отговаривал его: хоть кто-то из них должен был заявиться завтра на работу не в состоянии ходячего трупа.       Сам майор уже свыкся с мыслью, что угробит всю ночь на поиски, и завтра вряд ли сможет выйти на работу.       Впрочем, сейчас это казалось совсем не таким уж важным делом.       Поднимаясь по ступенькам ко входу в ночной клуб с пророческим названием «Scandal Bar» – это именно то, что ожидает Андрюшу дома, – Игорь уже раздумывал над тем, не купить ли тут какой-нибудь коктейль с энергетиком просто для того, чтобы были силы дотянуть до утра, когда дверь неожиданно распахнулись, и прямо в его руки охрана выкинула Андрея.       Гром, не веря собственной удаче и счастью, тут же его подхватил и стащил со ступенек, готовый к тому, что тот наверняка пьяный. Но пьяный – это такая херня, главное, что живой и здоровый. – Андрюш? Андрей, ты как? – позвал Игорь и щёлкнул перед лицом Костецкого пальцами, придерживая его за плечо. – Ты что там выжрал, засранец?       В свете фонарей стало ясно, что, если Андрей и пил, то далеко не в выпивке было дело. Зрачки были такими огромными, что полностью съели и без того тёмную радужку.       Мазнув расфокусированным взглядом мимо Игоря, по ярким вывескам и фонарям, Андрюша зажмурился будто испуганно и зажал уши руками, утыкаясь лицом в грудь Грома.       Игорь только тяжело вздохнул. Вот только обожравшегося марками Костецкого ему не хватало для полного счастья.

* * *

      До дома добрались быстро, но не без проблем. Андрей до паники, до животного ужаса боялся открытых пространств, шума, яркого света, прикосновений, машин… Одним словом, его колотило буквально от всего. Прикоснуться к нему тоже было проблематично. От каждого прикосновения Андрюшу встряхивало так, словно его прошибало разрядом электричества.       Едва добравшись до квартиры, Игорь раздел его и почти насильно уложил в кровать, выключив свет и оставив только торшер. Жалко было всё-таки этого дурака, который явно нажрался ЛСД, и теперь страдал, свернувшись калачиком на кровати. Хорошо ещё, что он начал впадать в какой-то статичный транс, а не носился по квартире в состоянии раненого обезумевшего зверя, грозя навредить и себе, и Грому… – Господи, Уэлш недоделанный, чего тебя потянуло на эксперименты?.. – тяжело вздохнул майор, тихо присаживаясь на пол. – Уэлш… Буковски, Гинзберг, Берроуз… – явно в своём трансе протянул Андрей, глухо из-за того, что закрыл лицо руками. – Ну? Что они? – заинтересованно спросил Игорь. – Недописатели, недотовары… – Да ну? А Есенин? – наобум поинтересовался Гром. – М-м-м… Сельский поэтик, ненавидящий село… – Бродский? – Американский и старый… – Цой? – Признан и бездарен.       Игорь, присвистнув, почесал затылок. В каких сейчас закоулках разума блуждал Андрей – загадка, но вот мнения о любимых вещах Игоря он был такого себе, конечно.       Даже обидно немного. – А я? – осторожно спросил Гром. – Я… Я Андрей. – Ну да. Логично, – вздохнул майор.       Оставив Андрея одного – он всё ещё что-то бурчал себе под нос про то, что не хочет быть ни Лениным, ни Цоем, что хочет прожить только свою жизнь и ничью другую, – Игорь ушёл в кухню, чтобы написать Диме смску: «нашёл, прикрой на работе». Углубляться в подробности ночных приключений он не хотел, это явно не телефонный разговор; да и Дубин, хотелось надеяться, уже спит – время-то четвёртый час ночи. Точнее, утра. Кажется, точно утра.       В любом случае, Гром слишком устал даже для того, чтобы думать. Ему хотелось только одного: чтобы Андрюша спокойно перетерпел свои трипы, не начал ловить бэдтрип, и чтобы его не начало вдруг тошнить. О большем Игорь даже не просил.       Остыв немного, он даже решил, что не станет ругаться и давать Андрею по жопе. В конце концов, какое взросление без экспериментов с веществами? А Костецкий и тут остался верен сам себе, и вместо того, чтобы с друзьями разжиться травкой и выкурить по косяку, вдарил сразу по тяжёлой галлюциногенной артиллерии.       Действительно, чего мелочиться? Художник же.       Если и расширять сознание, так красиво и на все деньги.       Вернувшись в комнату, Игорь, подумав, свет решил не выключать, чтобы не триггерить Андрюшиных возможных демонов темнотой, и лёг на матрас рядом с ним. Спать хотелось ужасно, а спокойно лежащий в позе грустной трипующей креветки Андрей так и подмывал позволить себе просто вырубиться – куда он денется в таком состоянии? Да никуда. – А Игорь? – всё же спросил Гром, повернувшись в сторону лохматого затылка. – Иго-о-орь… хороший. Не любит меня, – грустно сообщила креветка, не двигаясь. – Врёшь, – фыркнул Игорь, нахмурившись. – Врать – здоровью вредить…       С этим Игорь спорить уже не стал, просто поправил одеяло на Андрюше и улёгся на подушку. Понятное дело, что не врал. Костецкий был в таком состоянии, что врать просто не мог. И вряд ли понимал, что говорит, кому. Скорее всего, он сейчас просто смотрел мультики в собственной голове, и отвечал на полном автомате.       Под тихий и почти совершенно несвязный бубнёж со стороны Андрея Гром и уснул, пообещав себе разобраться со всем позже.

* * *

      Очнулся – точнее, скорее пришёл в себя – Андрей часов в восемь утра. Сначала перестало неметь всё тело, потом вернулись слух и зрение, и хотя он «залипал» во времени, вскоре и этот странный эффект прошёл.       Немного мутило, хотелось пить, но, в целом, Костецкий был в полном порядке.       Ещё какое-то время он просто лежал на краю матраса, бездумно глядя в пол. Узоры дерева на старом паркете шевелились, плыли, двигались, переплетаясь между собой, и было просто приятно залипать на это. Почти как в кино, но в реальности было даже круче.       Как только Андрей смог шевелиться и контролировать собственные конечности, он поднялся с матраса, стараясь не разбудить Игоря, но тот только отвернулся к стене и продолжил спать.       Ну и хорошо, пожалуй.       От Тряпичного союза Андрюша уже ушёл «с уведомлением», и ничем хорошим это не кончилось. Возможно, сейчас стоило уйти тихо.       Сходив в туалет и умывшись, Андрей выпил стакана три воды и ещё какое-то время просто сидел в кухне. В голове было пусто. Во всём остальном теле – грустно.       Собрать свои вещи в сумку и рюкзак было делом десяти минут. Ещё столько же Андрюша угробил на последний рисунок на, что символично, последнем листе ватмана: разбитое сердце, пронзённое молнией.       Игорь бы обязательно посмеялся и сказал, что это ужасно пошло и банально – вот такой неизящный символизм.       Андрей бы, конечно, в ответ только огрызнулся-отшутился.       И ни за чтобы не сказал, что просто любит он так – пошло и банально.       Потому и уезжает на две недели раньше в Москву.