Молодое Зло

      Андрей затушил сигарету об кирпичную стену и, выдохнув остатки дыма из лёгких, толкнул балконную дверь, возвращаясь в квартиру.       Особого смысла в его бегстве на балкон, чтобы покурить, не было: в комнате и кухне и без того было накурено так, что хоть топор вешай. Андрюше просто нужно было несколько минут побыть наедине с собой.       В квартире – чья она, не знал толком никто, – было полно народу. В основном студенты, в основном «бомонд»: будущие художники, журналисты, такие же, как Костецкий, архитекторы, да и вообще хрен знает кто ещё.       Раньше Андрею не очень нравились такие сборища, где все друг другу очень рады, веселятся, обнимаются, общаются на кухне по душам и под водку или что-то чуть более эксклюзивное, но в последнее время он стал понимать, что именно в таких компаниях ему более-менее комфортно.       Здесь тебе всегда рады, но при этом на самом деле всем друг на друга настолько насрать, что никто буквально не лезет к тебе в душу. Это было просто-напросто удобно.       Те же Петя, Попов и Ваня сразу бы поняли, что Андрей не в порядке, и обязательно начали бы допытываться, что не так, чем помочь, что случилось…       А у Андрюши не было никакого желания рассказывать о произошедшем в Питере. Он даже сам с собой это не обсуждал. Как-то раз попытался, но самому стало противно от себя.       Костецкий не переставал винить себя в трусости. Стыдно ведь стало утром безбожно. Пропал, нахуярился, обожрался наркоты, а Гром ведь бегал и искал его, и нашёл каким-то образом, и к себе притащил вместо того, чтобы брезгливо пройти мимо него.       Всё казалось ужасно неправильным. Не так оно должно было быть, совсем не так.       Но получилось так, как получилось.       Пройдясь по квартире, Андрей так и не нашёл себе места. Нет, он мог, конечно, и на кресло приземлиться, и на диван, или в кухне на подоконнике; проблема была скорее в компании.       То тут, то там раздавался смех, шутки, звон стаканов, много курили и разговаривали, но Костецкому ничего из этого не хотелось. Настроения не было совершенно, хотелось скорее, вон, в кладовку запереться и там поспать, например. Правда, судя по звукам, в кладовке кто-то активно предавался любви. Ну и бог с ними, не на общем диване – и хорошо.       Пока Андрей пробирался через толпу в зале, ему кто-то, по доброте душевной, протянул косяк, но щедрую руку Андрюша, морщась, от себя отвёл. Ему всего одного близкого знакомства с наркотой хватило, чтобы заречься и понять, что это ну вот вообще не его путь. Расширение сознания, конечно, произошло, но больше не тянуло вообще ни разу.       До сих пор уши начинали гореть от стыда, когда Андрей вспоминал, что Игорь видел его в этом состоянии.       Интересно, разочаровался ли он тогда? Наверное, да. Андрей в целом-то не производил впечатления приличного пай-мальчика, а уж после такой глупости…       Зацепившись взглядом за знакомую кудрявую макушку, Костецкий хотел было круто развернуться и сбежать в кухню, но Ваня его уже заметил, помахал рукой и направился прямо к нему.       С Тряпичным союзом со времён своего трусливого бегства из Питера в Москву Андрей не пересекался. Пару раз переписывался с Ваней, но не более, и то, потому что он написал первый и извинился за то, что наговорили тогда Петя с Поповым. Сказал ещё, что им тоже было стыдно, но в это Андрюша не очень верил. Обида никуда не делась.       И умом Андрей, может, и понимал, что это всё было сказано на волне двухсторонней обиды и злости, но всё равно не мог отделаться от неприятного и гадкого ощущения. Очень не хотелось думать, что Петя был прав вообще во всём.       Костецкий улыбнулся уголком губ. – Привет, – сказал он, как только Ваня подошёл ближе. – А ты тут откуда? – Одногруппник пригласил, – пожал плечами Ваня и кивнул в сторону прихожей. – Может, покурим на лестнице? Тут шумно. – Да, давай, – с облегчением выдохнул Андрей, который и так, на самом деле, последние полчаса искал повода сбежать с этого праздника жизни.       Сняв с вешалки в прихожей куртки, Ваня и Андрей вышли за дверь. Типовая хрущёвка-пятиэтажка не баловала ни широкими лестничными клетками, ни пролётами, так что пришлось усаживаться на ступеньку плечом к плечу. – Как там ребята? – Андрюша первым нарушил молчание, в котором они закуривали. – Нормально. Петя к себе в квартиру вернулся, воюет с дядей, который настаивает, чтобы тот восстановился в универе. А Попова в армию забрали. – В смысле – в армию забрали?! – спросил Андрей, так удивившись, что чуть не выронил изо рта сигарету. – А вот так, – с усмешкой ответил Ваня и почесал затылок. – На самом деле, я сам не знаю, как так получилось. Я тогда у мамы жил, виделись буквально на выходных… Он же до сих пор на даче-передаче в Бушуевке жил. Прописан-то у Пети. – И что? – непонимающе нахмурился Андрюша и потянулся через Ваню, чтобы стряхнуть пепел в консервную банку, прикрученную к перилам. – Как он жил-то там? Холодно же по ночам уже. – Так мы ещё в сентябре у Сашиного отца утеплителя натырили с гаража, – рассмеялся Ваня. – В три ходки, утащили прилично, чтобы и первый этаж полностью забить, и второй. Ещё буржуйку бы поставить, но обходились подручными средствами… Короче, я думаю, он просто психанул и сам сдался военкомату. – Дела… – покачал головой Андрей. – А Петя что? – А что Петя? Грустил сначала, конечно. Потом с дядей воевал, чтобы помог отмазать, но Попов наш, сам знаешь, как космонавт, хоть сейчас в космос. Даже плоскостопия нет.       Андрюша только вздохнул. Вот и распался Тряпичный союз, может, временно, может, нет, и его уход тут совсем не причём. Просто так уж сложилось: у них с Ваней учёба, Попов отправился отдавать долг родине, а Петя… Ну, Петя явно какие-то свои мутки мутить будет, с него станется. Вполне может быть, что послушается дядю и восстановится в универе в своём. – Знаешь, через пару дней после того, как ты уехал, Петя нас к Грому повёл, – неуверенно сказал Ваня, видимо, толком не решив, нужно ли об этом вообще говорить. – Зачем? – с напускным равнодушием спросил Андрей, затягиваясь сигаретой. – Ну, чтобы спросить, где ты, что ты. А Игорь их побил. – Петю с Поповым? – удивлённо вскинул бровь Костецкий. – Ага, – улыбнулся Ваня. – Сказал, мол, знать не хочет, как именно они тебя обидели, но отплатить за это отплатил.       Андрей только рассмеялся и покачал головой. Да, это очень было похоже на Игоря с его жаждой причинять добро и наносить справедливость. В прямом смысле слова. – Он, кстати, выглядел очень расстроенным, – ещё тише сказал Ваня, внимательно глядя на Андрея. – Ну ещё бы, рука-то у него дай боже тяжёлая… Носы им хоть не поломал? – Да нет, не Петя. Игорь выглядел очень грустным и расстроенным.       Андрей тут же переменился в лице, но Ваня не мог прочитать, какие сейчас эмоции в нём бушевали. С Костецким в этом плане вообще было сложно, никогда нельзя было быть уверенным, что именно происходит в голове Андрюши.       И когда это самое что-нибудь ебанёт. – Так что у вас там случилось?       Андрей ожидал этого вопроса и только поморщился, потому что формально у них не случилось ничего. Вообще. Буквально. Одно тотальное ничего: ничего в отношениях, ничего, связанного с ссорами, потому что их не было. Ничего не случилось и для того, чтобы Костецкий так экстренно сбежал в Москву. – Да ничего у нас не случилось, – хмурясь, ответил Андрей. – Просто Петя был прав, вот и всё. – Да быть того не может, – отмахнулся Ваня. – Он напиздел, он сам в это не верит, я тебе точно говорю. А что, вы поговорили с Игорем и?.. – Да не говорили мы, – раздражённо отозвался Андрюша, поднимаясь на ноги. – Просто… Блин, нет тут никаких «просто»! Всё пиздец как сложно. Он даже ни разу не говорил, что я ему нравлюсь или нужен. Или что любит. – То есть, ты сбежал, не поговорив? – спросил Ваня, и в его голосе явно стал проскакивать скепсис. – И ты ожидал разговоров о чувствах от… от мента? От такого вот мента?       Андрей надулся только сильнее, отворачиваясь. Уши снова начали гореть, потому что Ваня тоже говорил правильные вещи, но ответить Андрюше на них тоже было абсолютно нечего. – Он тебе звонил хоть после этого? – спросил Ваня и поморщился, потерев лицо, словно очень устал от количества дебилов вокруг себя. – Первые пару недель постоянно, – буркнул Андрей. – Потом реже. Потом перестал вообще. – Я вам всем иногда поражаюсь, – совсем тихо сказал Ваня. – Ладно, это в целом не моё дело, конечно, но ты, Андрей…       Договорить Ваня не успел, его прервал зазвонивший телефон, и, судя по разговору, тот одногруппник, который пригласил его на вписку, Ваню потерял. – Вернёмся? – спросил он, дав отбой и тоже поднявшись со ступеньки. – Да нет, ты иди, а я прогуляюсь, наверное, – вздохнул Андрюша. – Ты пиши, если что, а то совсем пропал. – Ты тоже, – улыбнулся Ваня и махнул рукой.       Костецкий, кивнув, накинул капюшон толстовки и побежал по ступенькам вниз.

* * *

      В Петербурге Андрей любил гулять пешком и умудрялся забредать так достаточно далеко, но в Москве, почему-то, на такие прогулки пешком совершенно не тянуло. Да и погода была уже совсем поздне-осенняя, промозглая и холодная, и длительные променады, особенно в ночное время, он заменял поездками на метро.       Тем более, в метро тоже можно было отгородиться от всего мира и уйти в себя и в свои размышления.       Ваня, конечно, тоже был в чём-то прав. Может, даже в очень многом, и неприятное ощущение проёбанности вообще всего, что только можно проебать, Андрюшу упорно не отпускало.       Вагон, даже следующий в центр, в такое время был почти совершенно пуст. Помимо Андрея тут сидело ещё несколько работяг, спящий южный гость и в противоположном конце вагона – двое полицейских.       И, хотя Костецкий никогда не видел Игоря в уставной форме своего ведомства – тоже бунтарь, получается, – он всё равно умудрился залипнуть, пялясь на представителей закона, которые то ли домой ехали, то ли патрулировать что-нибудь. Андрей понятия не имел, как там у «обычных» ментов, чем их рабочий день заполнен.       Вот с Громом всё понятно: он сначала пиздит, а потом сажает всяких нехороших людей. Андрей и сам пару-тройку раз свидетелем такого действа был, и выглядело оно, конечно, эффектно, и оставалось только поражаться тому, что у Игоря была какая-то поистине магическая чуйка на мразей. Невиновных людей он не трогал никогда, и осечек, кажется, не было.       Зато всякие отморозки получали от него сполна.       Андрюша до сих пор помнил смачный хруст чужого носа, когда Гром приложил головой об барную стойку какого-то парня, который подсыпал какую-то херню своей спутнице в бокал, пока та отлучилась в уборную.       Игорь тогда, удерживая парня с заломленными руками, всего перемазанного в кровище, очень трогательно извинялся, что, дескать, испортил вечер, ведь это был первый раз, когда они просто выбрались в бар. Костецкий только ржал, потягивая какой-то кислотного цвета коктейль, а потом ускакал на улицу, встречать наряд полиции, который Игорь вызвал за этим хуйцом-молодцом. – Молодой человек, можно ваши документы?       Андрей вздрогнул и удивлённо посмотрел на полицейских, которые уже возвышались над ним.       Вот, видимо, и допялился. Неужели он настолько подозрительно выглядел? – Какие такие документики? – включив дурачка, спросил Костецкий, прикидывая, сколько времени осталось до станции.       Поезд, кажется, уже начал тормозить. – Паспорт, – ещё более прохладно, чем до этого, потребовали у Андрея.       Андрюша, сам не зная толком зачем, начал наводить суету, делая вид, что ищет паспорт по всем карманам, в рюкзаке, в итоге даже на ноги встал, заставив полицейских сделать шаг назад, чтобы пошарить по задним карманам джинсов.       Хотя и паспорт, и студенческий были у него с собой, и не было никаких поводов не дать их товарищам ментам.       Но вместо этого Андрей, стоило только дверям начать открываться на станции «Кропоткинская», рванул прочь из вагона под угрожающие окрики полицейских, и понёсся к лестнице, по ней – вверх, перепрыгивая турникеты и не останавливаясь даже на улице.       Ему, как коту, просто требовалось побегать, чтобы вылетели из головы все дерьмовые мысли.       Остановился Андрей только на середине Патриаршего моста, миновав Храм Христа Спасителя, который возвышался в темноте монструозной громадиной. Ухватившись за перила моста, Костецкий согнулся пополам, пытаясь отдышаться. В боку кололо от бега, а в голове, в кои-то веки, была спасительная пустота.       Вытащив телефон из кармана, Андрей открыл инстаграм и записал сторис, обернувшись вокруг своей оси и подписав: «сбежал от ментуры, иду на место силы». Выложив видео, Костецкий уже спокойно, шагом, направился к спуску с моста, чтобы прогуляться по набережной и, может, даже немного порисовать, привычно усевшись на парапете где-нибудь под фонарём.       Жизнь тут, в центре, всё равно кипела в любое время суток, а преследовать его вряд ли будут.       Глянув на кирпичные здания «Красного Октября», Андрей только вздохнул. Всю стипендию прожрал – почти в прямом смысле слова – в первую же неделю, и теперь не было денег даже на то, чтобы забежать в какую-нибудь кофейню, коих тут было полно, чтобы купить кофе и какой-нибудь маффин на перекусить.       Жрать хотелось ужасно, особенно после спринта и выпивки, хоть и выпил он на вписке не так чтобы очень много. Так, пара стаканов с апельсиновым соком, который сильно разбавил водку, не более, так что чувствовал себя Андрей трезвым.       Выбрав место на набережной, Костецкий привычно уселся на гранитный парапет, скрестив ноги, и достал из рюкзака скетч-бук. По-хорошему, нужно было бы ехать в общежитие и делать домашку, но настроения на это не было вообще никакого. Какая, к чертям, домашка, когда Ваня разбередил старые раны, снова заставив вспомнить лето? Вспомнить, чтоб его, Игоря, в конце концов.       Тяжело вздохнув и подняв голову на огромную статую Петра I, к которой после их перформанса закрыли доступ, Андрюша взялся за карандаш, но получался всё равно портрет одного известного питерского майора.       Андрей, разозлившись, хотел было уже выдрать лист, смять и выбросить, потому что наглая небритая морда слишком насмешливо смотрела на него со страницы скетч-бука… – О, меня рисуешь?       Неожиданно раздавшийся голос прямо над плечом едва не послужил поводом испытать на собственной шкуре, как холодна вода Москвы-реки в октябре, и если бы не сильные руки, схватившие за шиворот куртки и поперёк живота, Андрей бы, испугавшись, точно бы свалился с парапета вниз. – Ну и куда собрался, не плавал давно? – проворчал Игорь, отпуская Костецкого и присаживаясь на парапет рядом с ним. – А ты тут откуда? – шокированно спросил Андрюша. – Тебя, что, опять в командировку выгнали?.. – Да вот ещё, – проворчал Гром, прикуривая. – Я сам сюда приехал. За тобой. – В смысле – за мной?       Андрюша окончательно перестал что-либо понимать. У него буквально случился разрыв шаблона, когда он увидел Игоря Грома в самом центре Москвы, точно настоящего, даже ничуть не изменившегося. Разве что теперь под кожаной курткой был тёплый свитер, а не просто футболка, как летом.       И под этот свитер очень хотелось сунуть замёрзшие руки. – Вот так вот. Забрать тебя обратно в Питер, – пожал плечами майор и поднял взгляд на Андрея.       Костецкий же, вздрогнув и окончательно смутившись, захлопнул скетч-бук, всё ещё открытый на портрете Игоря, и надулся, отворачиваясь. – С чего ты взял, что я вообще с тобой куда-то поеду? – Да с того, что ты дебил, – ответил Гром и вздохнул, продолжив: – но я, если честно, дебил ничуть не меньше, чем ты. Короче, не могу я без тебя. Всё не то, сплошное серое болото… Плохо мне без тебя.       Сказать дурацкое «я тебя люблю» у Игоря никак не получалось, и он обвёл взглядом длинную набережную, пытаясь понять, что ещё нужно сказать явно ожидающему этого Андрюше, раз тот до сих пор не встал и не ушёл, ясно дав понять, что зря Гром сюда мотался.       Повисшее между ними молчание можно было рукой пощупать и нащупать очертания этого самого «ты мне нужен, потому что я люблю тебя».       И это же самое молчание было прервано отчаянно заурчавшим животом Андрюши. – Студент всегда голоден, да? – усмехнулся Игорь. – Пойдём, ресторанчик какой-нибудь найдём, накормлю тебя, там и поговорим. – Да вон же он!       От этого оклика Костецкий снова вздрогнул, узнав голос того полицейского, который требовал у него документы в метро.       Гром, заметив их за спиной Андрея, только вздохнул и наклонился к нему: – Что ты натворил? Быстро! – Да ничего! У меня документы попросили, а мне было лень их доставать, и я просто сбежал! – Я же говорю – дебил, – почти с нежностью выдохнул Игорь и поднялся навстречу подошедшим полицейским, доставая из внутреннего кармана кожанки ксиву. – Добрый вечер, господа. Майор Гром, главное управление по Санкт-Петербургу. Какие проблемы?       Биба и Боба в форме, как окрестил их про себя Андрей, переглянулись, явно не ожидая такого поворота. Надеялись уже, небось, что закладчика или долбилу какого умудрились догнать, а у него такая «крыша» оказалась.       Костецкий едва удержался, чтобы не показать им язык, высунувшись из-за плеча Игоря. – Лейтенант Сафонов, сержант Крайнов. Нам бы этого молодого человека… – Всё нормально, это мой племянник, – сказал Гром и обернулся через плечо. – Сбежал из дома, вот и шкерится. Вам ещё ориентировка на него не приходила? Костецкий Андрей. – Да, кажется, нет, – немного неуверенно сказал сержант Крайнов. – Ну, ещё не всем разослали, – развёл руками Игорь. – Хорошо, что быстро нашли, отзовём теперь. Спасибо за бдительность, мужики, но я его домой заберу просто.       Распрощавшись с патрулём, Гром повернулся к Андрею и вопросительно вскинул бровь. Костецкий только надулся. – Племянник, блин… – Именно. Сбежавший из дома, – вздохнул майор. – Поднимай жопу, пока не отморозил, Андрюш.

* * *

      В тепле какого-то мейнстримного маленького ресторанчика, после огромной тарелки карбонары и двух чашек чая с лесными ягодами Андрея совсем размазало. Ему было так хорошо, что он откровенно зевал и откровенно влюблённо смотрел на сидящего напротив Игоря. – Так что, любишь меня, да? – спросил Андрюша, подперев щёку рукой.       Гром чуть не подавился спагетти, услышав такой прямолинейный вопрос. Он-то всё сидел, ел и думал, как к этому аккуратно так подвести, но Костецкий, как и обычно, срать хотел на все условности. – Да. Люблю, – серьёзно ответил Игорь и отложил вилку, внимательно наблюдая за Андреем.       Но тот только сыто кивнул и поудобнее устроился на диване, потянувшись к белому маленькому чайничку, чтобы подлить в чашку ещё горячего ароматного чаю. Покупать спиртное Гром отказался наотрез. – Это хорошо. А то я тебя тоже люблю, – сказал Костецкий так, будто они тут рассуждали о погоде, а не о чувствах. – А как ты меня нашёл вообще? – Ты палишься по сторис и гео-меткам, – проворчал Гром, возвращаясь к пасте. – Серьёзно? Ты, что, телефон нормальный купил? – удивлённо вскинул бровь Андрюша. – И на меня подписался? – Ага. И все твои новые фотки лайкал. – Пиздец. Шпион-разведчик, – покачал головой Андрей и кивнул, тоже очень серьёзно, будто решаясь на что-то. – Ладно, поеду с тобой в твой этот Питер, только не сейчас. Надо же понять, могут меня перевести в питерский филиал посреди семестра или нет… Подождёшь меня? – Подожду, куда я денусь, – пожал плечами Игорь. – Только я сюда вырвался всего на неделю, и то за свой счёт. Скоро нужно будет возвращаться, чтобы работать и оплачивать тебе билеты туда-обратно на выходные. – Предлагаешь мне на два города до конца года жить? – Не предлагаю, а ставлю перед фактом! – рассмеялся Гром. – Даже не думай, что сможешь слинять от меня в третий раз, Андрей. Надо будет – я тебя реально в розыск объявлю, у меня связи, можешь считать, блатной. – Да уж не сомневаюсь, – фыркнул Костецкий и всё равно улыбнулся так счастливо, что напомнил Игорю это лето, когда они просыпались и завтракали вдвоём на кухне, а Андрюша вот так же солнечно улыбался, явно наслаждаясь жизнью.

* * *

      Как и ожидалось, никто не собирался так запросто переводить Андрея из Москвы в Петербург прямо посреди семестра. Ему нужно было собрать кучу бумажек, написать заявления, всё узнать, несколько раз смотавшись прямо посреди недели в Питер, да банально закрыть сессию. Без троек.       Хотя бы не было проблем с родителями, ведь Андрей уже как почти полтора года был совершеннолетним.       Игорь расстраиваться не смел, да и Андрею запретил из-за этого париться. Главное они выяснили ещё на Крымской набережной, в кафе, с красивым видом на когда-то завандаленную Тряпичным союзом статую Петра I.       А подождать всего пару месяцев было не так уж страшно. Каждый из них год прождал, даже чуть больше, чтобы всё наконец устаканилось.       Да и совместная жизнь уже не пугала. Всё, что можно было пережить с Андреем, Игорь уже пережил: и нашествие тряпсоюзовцев, и тусовки, и прогулки по заброшкам и крышам; и даже изрисованную Костецким стену, хотя он клялся и божился, что ни в коем случае не станет вандалить в квартире Грома, и нигде, кроме листов и ватманов, рисовать не будет.       Спиздел, конечно, знатно. Не моргнув глазом.       Но и по жопе за это тоже получил.       И, конечно, Андрей не мог мотаться в другой город каждые выходные. Теперь он упахивался как мог, чтобы закрыть все хвосты, чтобы сдавать работы и проекты раньше всех, лишь бы выйти почти всюду на автоматы, ну или хотя бы с лёгкостью сдать и закрыть сессию. В Питере его ждал не только Гром, но и новое место учёбы.       За это время они с Игорем виделись раза три, и каждый раз почти не вылезали из постели и из объятий друг друга.       Удержаться было абсолютно невозможно.       В новогоднюю ночь Гром впервые не дежурил – банально упахался за конец месяца так, что хоть в гроб ложись, но что-то подсказывало, что Андрюшка его и там отыщет и пизды даст.       Уходил он из управления, впрочем, всё равно одним из последних, в одиннадцатом часу ночи.       Одним словом, Игорю хотелось только поскорее добраться до дома, чтобы пожрать и завалиться спать. Праздновать смысла в одиночестве не было, а Костецкий последний раз говорил, что билеты взял на третье число, и что хочет Новый год встретить с друзьями. Игорь всё прекрасно понимал и не спорил, третье января – так третье января.       Но каково же было удивление Грома, когда он, поднявшись на свой этаж, увидел спящего на сумках и чемодане Андрея, трогательно обнимающего тубус. – Это что за нашествие цыган?! – строго спросил майор.       Андрей, тихо всхрапнув, тут же подорвался на месте и, пытаясь проморгаться, задрал голову, глядя на Игоря. – Я сюрприз хотел устроить, – отчаянно зевая, заявил Костецкий. – Я вернулся! – Да я вижу, что ты вернулся, – улыбнулся Гром и взял чемодан, чтобы была возможность пробраться к двери и открыть её, впуская и себя, и Андрюшу с тубусом. – А я уже навсегда, – с довольной, пусть и немного сонной улыбкой заявил Андрей, следом за Громом проходя в квартиру. – Да ну? – вскинув бровь, рассмеялся Игорь, снимая куртку. – Давай раздевайся и засовывай себя в ванну. Замёрз же тут небось, все сквозняки подъездные собрал. – Бля, Игорёш, ты ёлку поставил?! Вот это да!..       Следом за восторженными возгласами раздался тихий звон стекла, заставивший Игоря не расстроиться, а наоборот, умилённо улыбнуться. – Блин, прости, я случайно. Шары, чё, реально стеклянные?! – Реально, – кивнул майор, глядя на виноватую морду Андрея, который первее его ускакал разглядывать наряженную скромную ёлочку, стоящую на рабочем столе. – Отойди, пожалуйста. Они раритетные, им лет больше, чем тебе. – Им лет как тебе, да? – восхищённо спросил Андрюша. – Может, примерно и так, – подумав, согласился Игорь. – Охуеть, пятидесятилетние ёлочные игрушки!       Игорь только улыбнулся и направился в кухню.       Хорошо, что теперь ему будет с кем разделить переданные салатики от тёть Лены и Фёдора Иваныча.