Быть близкими — это не только поправлять друг другу одеяло,
но и поправлять внутренний мир, когда он не в порядке.
Человек привыкает быстро. Отсутствие привычки — тоже привычка. Стоило утонуть в кофе, разговорах Лили, пустом общении с посетителями, предновогодней рутине… чтобы не утопать в себе. Мысли о нём словно яд: разливаются по артериям, венам, сосудам, мельчайшим капиллярам, заполняя каждую клеточку тела. Все произошло как в самом банальном романе: он ушёл так же внезапно, как и появился. Ни слова, ни полслова не сказав. Она разбита. Проведённые месяца в компании Тэ оказался самым счастливым за последние годы. Что уж говорить о сердце, которое выпрыгивало из груди. Душа, что рвалась наружу вместе со счастливой улыбкой, которую не удержать, когда кудрявая макушка мелькала среди посетителей кафе. Она была в сказке с надеждой на счастливый конец — любовь. А сейчас это кажется кошмаром. Сердце не выпрыгивает — оно замерло, кажется, на вечность, а душа разбита на мириады острых осколков. Все-таки иметь большую открытую душу — это больно. Невыносимо больно. Осколки плотно застряли в лёгких, поразили органы, оставив глубокие кровоточащие раны, что со временем затянутся, оставив заметные рубцы. Всё возвращается на круги своя. Вселенная неизменно стремится к балансу. Скоро карнавал — надо выбраться в большой город, насладиться атмосферой. Может, даже себе костюмчик присмотреть. Хотя это вряд ли. Лили уже второй год зовёт отпраздновать в городе. Огромное скопление людей в карнавальных костюмах — это круто, но смотреть на шествие Эми предпочитает с крыши какого-нибудь непримечательного домика, потягивая любимое белое сухое, подальше от шума веселой толпы. Праздники миновали, оставив за собой шлейф эмоций. В комнате уже неделю стоит коробочка с бантом — подарок от родителей. Эми на сто процентов уверена в содержимом. Мама прислала новые туфли, которые она отложит к остальным в самый дальний угол шкафа, а в дополнение будет письмо с пожеланиями и очередными нотациями о неправильности еёжизненного пути. К слову, письмо отправится в шкатулку к предыдущим, так и оставшись в невскрытом конверте. Душить жизнь девушки родители начали с детства. То не бери, тем не играй, ешь это, а не то, будь культурнее, стань лучше других, этого недостаточно, ты нас разочаровала… стоит вспомнить, как сердце становится камнем. Слова, что закопаны глубоко в сердце и накрыты тяжёлой мраморной плитой с надписью «счастливое детство» и датой переезда от родителей. И даже будучи в не очень приятной ностальгии, в голове проносятся мысли о том, у кого не было даже такого детства, таких родителей. Их вообще не было. Родителей не выбирают. Возможно, он нашёлсемью в лице воспитателей и смотрителей в приюте, или, может, наоборот — его детство было сущим адом с издевательствами от других детей или работников приюта. Тэ ни разу не рассказывал о том, как ему там жилось и как проходили семейные праздники без семьи. Сердце сжимается от представлений. Третий день Эми не выходит из квартиры, не открывает кофейню. Она сидит перед огромным холстом, измазанным в краски синих оттенков. Местами мелькают зеленоватые мазки. Рисует бездонную душу вселенной, топя в ней свои переживания, боль. Мажет кистью, оставляя белые полосы-волны. Стоит всмотреться, и уже не вынырнешь. Неделю спустя уже готовое высохшее творение украшает до этого пустующую стену напротив кровати. Теперь лежа на ней смотришь в огромное бескрайнее синее море. Утопая в картине, она засыпает. Темнота поглотила мир сновидений, а пустота — сердце. Лишь мысли переполнены, но ночь и их заберет в пучины мрака. Просыпаться от ошеломительного аромата выпечки, встречать рассветы, делая кофе, и вкушать блаженную тишину утра… Незаменимое чувство. Сегодня всё как всегда, только рассвет Эми встречает в кровати, кофе сварен, а выпечка из пекарни, что стоит на въезде в городок. У нас было море моря, у нас были реки рек. Человек, заглянувший в гости, мог оказаться и вовсе не человек, а солнечный блик, приручитель лун, амбассадор чудес, посол того города, который снится с детства. У нас место находилось каждому, точнее, место само находило каждого, с кем не скучно было бы провести хоть пару вечностей или, самое малое, одну из них. Мы стояли под августовским звездопадом, не загадывая ни одного желания; были фрагментом цельного мира, его обязательной, неотменяемой частью; ощущали — всё уже не зря, все уже сбылось. Клянусь, мир был не просто в нас влюблён — мы были с ним одним целым. Теперь у нас — только мы, и ничего больше. Только мы, и ничего меньше. У нас нет другого моря, кроме моря несказанных слов. Нет других снов, кроме снов, где мы пытаемся убежать от выстрелов. Нет другой вечности, кроме вечности, где я пишу тебе и жду ответ. Нет других улиц, кроме улиц, которые мы рисуем по памяти, помня о каждом перекрёстке, каждом окне, где горел нам свет. — Неужели так сильно скучала? — вглядываясь в картину и, кажется, чувствуя всю горечь одиночества.