Гордость и Предубеждение и Саурон

      Последние дни войны гнева были для Саурона самыми ужасными. Он отчаянно защищался, но все равно был схвачен. И, глядя на холодные и бесчувственные лица светлых майар, он не испытывал никаких сомнений в том, что его не пощадят. Эонвэ, глашатай Манвэ возглавлял войско, что нещадно штурмовало его крепости. Можно не сомневаться что он, такой же надменный надутый индюк, как и его господин, не станет щадить искаженного приспешника Моринготто.       Саурон с ощущением поступающего падения смотрел ввысь с последнего рубежа обороны - со стен Ангбандской крепости. Он не хотел верить в то, что все скоро кончится. Они терпят поражение. Дела на фронтах были катастрофическими. А после того, как Моргот был схвачен и пленен, сомнений не осталось совсем - это конец. И лишь вопросом времени и жизней было то, когда же последняя цитадель падет под напором воинства ваниар и светлых майар Валинора.       В сложившихся обстоятельствах было странно то, что главнокомандующий Валинора пришел к нему договариваться о капитуляции. Это Саурону по логике следовало просить снисхождения, а не Эонвэ его предлагать. Ведь победа в любом случая уже была в руках Манвэ.       - Майрон, сдавайся, - произнес Эонвэ, подходя к Саурону.       Эонвэ не хотел убивать, как вначале думал Горхтаур, когда впускал крылатого майа в свои чертоги. Посланник Валинора держал меч в ножнах. Он и вовсе оставил бы его в лагере, но свои этого бы уже не поняли. В чертоги Огненного он вошел один, отклонив все возражения. Его встречала обреченная суета и Саурон, в чьем облике все говорило о том, что он загнан в угол из которого не видел выхода. Однако Эонвэ желал дать ему шанс и молил самого Эру, лишь бы этот приспешник Врага не выкинул никаких глупостей.       - Сдавайся, и я поступлю с тобой милостиво и по справедливости.       - Так же, как с Морготом? Лучше убей.       - Я не хочу тебя убивать.       - Очень мило, но что дальше? Манвэ наверняка повелел избавиться от меня или заключить, - и меч выпал из рук Саурона. Он был ранен и слишком слаб, чтобы сражаться. Вдобавок, низ живота до сих пор сводило болью - прошло меньше седьмицы, как он в очередной раз скинул плод по приказу Моргота.       - Я не хочу избавляться от тебя. Я мог бы... Поручиться за тебя, - уверял Майрона Эонвэ.       Майрон не знал, как поступить. Продать свою жизнь подороже или рискнуть? В бою против Эонвэ у него нет шансов. Тот свеж, полон сил и здоров, а Саурон вымотан и ранен. К тому же, что-то в синих глазах глашатая Манвэ было таким, чему хотелось верить.       - Если так, я согласен, - хрипло проговорил Саурон. - Я отплачу, - добавил он.       - Тогда пойдем. Вернемся в Валинор. Только... Смой краску с лица. Вряд ли Манвэ это придется по вкусу, - он покосился на подведенные алым глаза Саурона, что казались от этого больше и ярче. Краска возмутительно сильно подчеркивала его природную красоту.       Эонвэ был несказанно рад, что Майрон не стал сражаться с ним. В противном случае убедить суд, что Саурон не потерян, было бы куда сложнее.       Майрон склонился над источником, которому Эонвэ подвёл его, чтобы утолить жажду и смыть краску с лица, и буквально сложился пополам от спазма. Холодная вода омыла его лицо, но по внутренней стороне бедер стекала кровь, и одежды наверняка были в красных пятнах, которые не были видны на его черной одежде. Саурон сдавленно простонал в ненависти к своей слабости.       - Ты сильно ранен? - подхватил пошатнувшегося Майрона под локоть Эонвэ. - Я отправлю тебе в лазарет, как только мы покинем Средиземье. Суд сможет подождать.       - Я... Не ранен. И я не хотел бы это показывать, - Саурон зло отвернулся.       Он выдохнул и приказал себе собраться с силами. Лицо без краски казалось бескровным и белым.       - Ты слаб и... Пусть лекари посмотрят. Ты не хорошо выглядишь.       Эонвэ откровенно переживал. Если ещё минуту назад излишнюю бледность он списывал на белила, то теперь стало понятно, что это синюшне-белый тон натуральный.       - Не надо лекарей. Пусти, я оправлюсь. Просто скрой меня на некоторое время от гнева своего господина, который не будет ко мне так же милостив, как ты.       Саурон распрямился - это стоило усилий, и посмотрел на Эонвэ. Тот выглядел отнюдь не таким напыщенным, надо признать. Его крылья были серыми с бурыми вкраплениями, а лицо имело прямое и смелое выражение. И он в свою очередь смотрел на поверженного врага с искренним сопереживанием на лице.       - Ты очень бледен. Может, все же тебе поможет отдых и целебные песни, что помогут восстановить твою хроа... Я не могу просто оставить тебя у себя без причины до суда. А ты еле стоишь на ногах. В лазарете ты сможешь отдохнуть, и это отсрочит суд.       Саурон вздохнул. Согласиться? Он не привык к лекарям. Вернее, они четко ассоциировались у Майрона с не самыми хорошими моментами в жизни. Но спорить не было сил, да и сейчас он полностью зависел от майа, на чью милость он сдался.       - Я лишь опасаюсь, что Манвэ разгневается, узнав, что я в лазарете, а не казнен.       - Не беспокойся об этом.       И только тогда Саурон позволил себе кивнуть. Он шагнул... И снова упал, теряя сознание от боли внизу живота. А когда очнулся, кругом все заливал свет, от которого слезились глаза.       Эонвэ нес Майрона на руках и ему не было дела до того, как на это отреагируют окружающие - он найдет, что им сказать. Сейчас он стремился побыстрее отнести Саурона в лазарет.       К счастью, майар-целители не стали уточнять происхождение пленника. Они обступили его и сняли окровавленные одеяния, обнажив. Тело казалось здоровым, но кровь стекала по бедрам, и все половые органы были в крови. Эонвэ еле сдержал ужас.       - Что с тобой делали, Майрон? - спросил он.       - Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, - еле ворочая языком, произнес слабым голосом очнувшийся Саурон.       Целители дали ему проглотить немного целебного отвара и пропели исцеляющую песнь. Этого было не достаточно, но кровь унялась.       - Мне так не кажется. Что это? - спросил Эонвэ.       Майрон не знал, как о таком сказать в Валиноре. Особенно, как сказать о таком Эонвэ. Захочет ли тот помочь ему, если узнает о том, что Майрон избавлялся от детей более сотни раз. Поэтому сидел молча, рассматривая сложенные на коленях руки.       - Ложись, - сказал ему целитель. - Я должен петь песнь исцеления дальше и смазать... Повреждённые места мазью.       Он и сам заметно смутился, потому что понял, от чего могло быть такое, но хранил молчание.       - Твоя хроа сильно повреждена. И ее не восстановить быстро, увы.       - Это мелочи. Такое бывало раньше, - тихо произнес Саурон.       Эонвэ сдержал желание отвернуться, но тоже отвёл глаза. Его большое сердце кольнула острая жалость к Саурону. Как он дошел до такого? Рыжие волосы казались вызывающе яркими в сравнении с его бледной кожей, и это казалось Эонвэ почему-то бесконечно трогательным.       - Видно, что это делал профессионал, - не смог не отметить мастерство коллеги лекарь, введя два пальца во влагалище Саурона и давя при этом на его живот. - Но он явно спешил в своем желании убрать все и ничего не оставить. Если бы ты не пошел сражаться, кровить бы не начало. По крайней мере, явно не так сильно.       - Не думаю, что с его господином у него был выбор, - грустно произнес Эонвэ понимающим голосом. - Оставим его отдыхать.       Он с майа-целителем вышел из палат врачевания, а потом негромко спросил, что же всё-таки такое с Сауроном произошло и что с ним делали.       - Он носил ребенка, но... Пожелал избавиться от него, - стараясь осторожно и понятно объяснить начал лекарь.       Глаза светлого майа расширились от удивления и шока, потом сверкнули гневом.       - Какое низменное деяние! Детей посылает сам Эру, они свидетельство его милости!       Нет, нет, нет! Как же мог майа Саурон, когда-то прекраснейший из майар, так низко пасть?       - Это случилось всего один раз? Как же такое произошло? - ошарашенно уточнил Эонвэ.       - Что именно произошло? Как он забеременел или как избавился от плода? - устало произнес целитель.       - И то, и другое. Я не могу понять... Если он любил того, с кем заводил дитя, а иначе и быть не может, почему избавился? И как вообще смог понести?       - Майары могут. У нас же есть признаки и мужей и дев. А по поводу остального не знаю. Хотя рискну предположить, что из-за искажения, которому подверглись и Моргот и Майрон, они, как и люди, не могли контролировать процесс зачатия. То есть, дети получались сами по себе, а не по большому желанию обоих родителей. Либо Майрон хотел, и этого желания хватало на двоих. Что позволяло ему понести. А Моринготто не желал потомков. Такое, теоретически, тоже могло быть. Но, сами понимаете, это мое предположение. Самому Майрону было стыдно говорить о том, что произошло. Поэтому перед тем, как делать выводы, надо спросить у него самого.       - Какой ужасный удар.       Эонвэ мог себе представить, как глубоки страдания Саурона. Теперь и безнадежность в его взгляде, и бледный вид были объяснимы. Но все же, едва кровотечение прошло, он забрал Саурона в собственные чертоги.       - Здесь тебе нечего бояться. Надеюсь, твое тело и душа исцелятся вскоре, - и он осторожно дотронулся до сауроновой руки.              Саурон же отвернулся от него. Интересно, что Эонвэ думает о нем? Лекарь ведь точно сказал ему, что произошло. И Эонвэ, точно читая его мысли, осторожно погладил тыльную сторону его кисти.       - Хочешь пить? Целитель сказал мне, что ты потерял много крови. И что ты потерял дитя, - Эонвэ скорбно сжал губы. - Скажи мне... Это была воля Мелькора?       - Он всегда кончал внутрь! - взорвался Саурон. - Несмотря на то, что я просил так не делать! Он не хотел детей, но упорно их делал!       - Ох, - Эонвэ побелел от гнева. - Могу представить, как ты страдаешь по нерожденным детям. Темный вала нес боль и разрушение всем. И... Сколько их было?       - После ста пятидесяти я перестал считать, - произнес Саурон тихо, не смотря в глаза Эонвэ.       Светлый майа побледнел от гнева.       - Как же ты не повредился рассудком? Кто такое сделал с тобой? Это был он, темный вала? Он... Овладевал тобой силой?       - Он... Силой? Вряд ли. Я... Не сопротивлялся. А аборты делал, понятное дело, не он. А целители Ангбанда.       - Как же ты позволил сделать это с собой? Майрон - позволь мне так тебя звать - я помню, ты был прекраснейшим среди майар, и сейчас... Что тебя привлекло в нем? Моргот так бесконечно жестоко обходился с тобой, заставлял избавляться от собственных детей...       - Он... Был властным, он умел подчинять, он казался обходительным, привлекательным, и, если хочешь, даже красивым. И... Он хвалил мои работы. Никто не замечал, а он... А потом... Куда было деваться? И... Я уже потом не хотел детей. Это тяжело, больно. В своем нетерпении и желании близости он никогда мне не давал отлежаться. Целители советовали не тревожить хроа и фэа хотя бы сутки, но у меня не было и пары часов. Он хотел работы и... Близости.       Эонвэ весь был сам не свой от жалости и злости на темного вала. Крылья его воинственно топорщились. Он порывисто обнял Майрона.       - Этот ужас больше никогда не повторится. Я обещаю.       Майрон же не знал, как реагировать на это. Поэтому застыл памятником самому себе. Не мешая себя обнимать, но и не отвечая       - Я понимаю, тебе тяжело говорить об этом.       Эонвэ прекратил расспросы, но все равно услышанное ранило его. Он с любовью и затаенной болью оглядывал Майрона. Тот казался красивым и скорбным. Вместо расспросов Эонвэ устроил его в чертогах врачевания поудобнее и долгое время не тревожил, давая отоспаться, приносил ему еду, помогал подниматься и был почти счастлив тем, что помог ему спастись. Майрон принимал его помощь, но все никак не мог понять, чего ради Эонвэ это делает? Старые чувства все ещё теплятся? Тогда... Он попросит близости? Если да, то... Готов ли он это ему дать? Но Эонвэ питал к нему чувства, далёкие от желания плотской близости. Ему нравилось заботиться об этом рыжем падшем майа, нравилось видеть на этом бледном лице улыбку, нравилось расчёсывать его золотисто-рыжие волосы. А затем, когда опасность истечь кровью прошла, Эонвэ без колебаний перенес его в собственные чертоги: они были высоко, там, где выше жил один лишь Манвэ и горные ветра. Там он устроил постель и принес Саурону новые одежды. Они были в светлых тонах и совсем простые, но Саурон и в них был хорош. Так что в чертогах Эонвэ, которые располагались так же высоко, как гнезда орлов, было спокойно и уютно, а единственной их неприятностью стал Манвэ.