Избавиться от одиночества - полюбить

- Я вернулась в Австралию, чтобы вернуть память моим родителям, ну, ты знаешь эту историю, - начала я. - Да, знаю, - кивнул Фред. - Я даже не заметила тогда перемен в маме. Война настолько измучила меня, что я не смотрела по сторонам. Какая же я была дура! Дни летели, маме не становилось лучше. Она была бледна, синяки под глазами не проходили. Мало двигалась. Но что самое главное, в ее глазах поселилась пустота. Мама пыталась меня успокоить, говорила, что время лечит, что все будет хорошо. А я тогда просто лежала в постели. Дура. Я прекрасно помню тот день. Я была дома одна, мама с папой ушли куда-то, ничего мне не сказав. Вернулись они домой часа через два. У отца в глазах стояли слезы, а у мамы лицо еще бледнее, чем обычно. Они сказали, что у мамы обнаружили рак. Фред посмотрел на меня с непониманием. Конечно, он же ничего не знает о маггловских болезнях. - Рак – это опухоль, - пояснила я, - Она бывает разных размеров, в зависимости от степени заболевания. У мамы была четвертая степень. При первой или второй человека еще можно как-то вылечить, при третьей вероятность положительного исхода - шестьдесят процентов. Четвертая степень - это смерть. Врачи сказали, что осталось только ждать. Я помню свое состояние. У меня было такое ощущение, будто внутри что-то оборвалось. Это был еще один удар. Сначала война, потом мама. Почему она не могла мне сказать?! Зачем нужно было столько тянуть?! Зачем?! Через две недели мы с мамой пошли к врачу. Я сама этого хотела. Мне хотелось узнать все лично от врача, не от родителей, потому что те, зная мое состояние, могли о чем-то смолчать. Я же хотела знать все. Мне сказали, что ей осталось месяца два-четыре. Шесть - максимум. Сидя в кабинете врача, я только и думала: "Несколько месяцев и моей мамы не будет". А потом мама спросила: «Как я буду умирать? Мне будет больно?» - и я честно старалась держаться, но слезы все равно потекли из глаз. «Вам не будет больно, миссис Грейнджер, - сказал врач. - Вы будете почти все время лежать в постели. Много спать. Почти не будете есть. У вас будет очень сильная слабость. Вы будете еще бледнее, чем сейчас. И тогда, в конце концов, сердце не выдержит». Мы вернулись домой, я поднялась к себе в комнату и не выходила оттуда несколько часов. Но потом... это время я должна была быть с мамой. Постоянно. Три месяца я была рядом с ней. Каждую ночь я бегала к ней в комнату, чтобы послушать, бьется ли у нее сердце. Я чувствовала лишь одиночество и страх. Прошло пять месяцев, я носила ей в комнату еду, порою кормила с ложки. Как и говорил врач, она стала еще более бледной, слабой. Она мало ела и от этого похудела так, что стали виднеться кости. Она много спала и почти не вставала с постели, - я уже не сдерживала слезы, они не переставая катились по щекам. Фред взял меня за руку, а я продолжила, всхлипнув, - Я помню тот день. Такое забыть невозможно. Я шла из кухни наверх, в комнату к маме. Мама лежала с открытыми глазами, неподвижно. Она не закрывает их, грудь не поднимается на вздохе, не опускается на выдохе. Поднос выпал из рук, вся посуда побилась на осколки, а я рванула к маме, положила голову ей на грудь... сердце не билось. Я ее трясла, не понимала, что делаю, мне хотелось ее оживить, но она не двигалась!.. Через несколько минут я положила ее обратно на кровать и опустила веки своею рукой. Я рыдала во весь голос. Фред обнял меня, прижал к себе. Я уткнулась ему в грудь, сжала дрожащими пальцами его футболку и сильнее заплакала. - Шшшш, все хорошо. Успокойся. Все хорошо, - успокаивал Фред. Минут через десять я смогла продолжить: - После похорон папа уехал. Он не мог смириться со смертью мамы и, ничего не сказав, собрал вещи и ушел. Я осталась совсем одна. Почти год я сидела дома. На улицу выходила разве что в магазин. На письма не отвечала. Мне было все равно. Я потеряла самого важного человека в своей жизни - маму. Я не могла с этим смириться. Никто не подходил, не садился на мою кровать перед сном, не гладил по голове и не говорил, что все будет хорошо. Не желал спокойной ночи. Это было самое ужасное для меня время. Одной ночью мне приснилась мама. Она сказала, чтобы я перестала плакать и изводить себя, ведь она всегда со мной, в моем сердце. Я должна продолжать жить, должна учиться. Она была права, как всегда. Тогда я взяла себя в руки. Пошла в академию, проучилась там два года, как я уже рассказывала. Меня рано выпустили от туда, у меня началась интернатура в больнице Святого Мунго. Сейчас у меня небольшой отпуск. Фред все так же обнимал меня, а потом сказал: - Прости нас. Гермиона. Мне очень жаль. Что я могу сделать для тебя? Я посмотрела в его глаза. В них было видно сочувствие, нежность и желание помочь. - Ничего, Фред, - сказала я. - Пошли домой? Он кивнул. Встал и помог подняться мне. Всю дорогу до Норы мы шли молча. Как только дверь за нами захлопнулась, ко мне подбежал Рон. - Гермиона, прости меня, пожалуйста. Я ничего не знал, мне очень жаль. - Ничего, Рон, - сказала я, - все нормально. После этих слов я отправилась в комнату и думала, что не усну сегодня ночью, но оказалось, что я была не права. Как только моя голова коснулась подушки, я провалилась в сон.