***
Правильного выбора в реальности не существует — есть только сделанный выбор и его последствия. "Эльчин Сафарли: Мне тебя обещали"
***
Он все больше чувствовал подступающее отчаяние. Надежда и желание бороться дальше покидали его слишком быстро, но пока он не сдался. Еще нет. Его магия успокаивающе шептала внутри, оберегала, словно родная мать. Он как будто наяву чувствовал, как его обнимают ее теплые, родные руки. Мужчина, бросив равнодушный взгляд на еду, которую ему давали в этом ужасном месте, невольно скривился. Уж лучше жрать землю, чем эти помои, однако он прекрасно понимал, что ему нужны силы, ведь он и так больше похож на обтянутый кожей скелет, чем на живого человека. Поэтому приходилось есть. С трудом запихивая в себя безвкусную похлебку, заедая чёрствым хлебом, он не мог не видеть во всем этом ужасную иронию. Это было даже забавно, что таким он стал из-за той, кто раньше пыталась его все время чем-то накормить. Гарри помнил, как Гермиона вечно причитала, что он очень мало ест. А теперь? Теперь она стала причиной его заточения в этой адской тюрьме, где он и такие, как он, медленно умирают. Иронично, не правда ли? Гарри не знает, сколько уже заточен, сколько его пытают и почему он еще жив. Каждый день он подвергается ужасным пыткам людей, что чуть ли не вскрывают его, желая понять, как работает его организм, как устроена его магия, а главное - чем он отличается от них, «от нормальных людей». Гарри смотрит на свои худые руки, обвитые узорами сине-зеленых вен, покрытые многочисленными уколами, и не понимает. Просто не понимает — как? Почему верная подруга предала его, весь их чертов мир? Он до сих пор не понимает, как так вышло, что милая, добрая всезнайка, борящаяся за права домовых эльфов, перешла на сторону тех, кто этих самых домовых с радостью отлавливает, уничтожает с особой жестокостью, чтобы потом рассортировать по банкам и изучать в своих лабораториях. Конечно, Гермиона пыталась объяснить, кричала что-то о помощи слабым, о всеобщем благе и о великой цели. Доказывала ему, что их братья и сестры не правы, что волшебники слишком зазнались, и ситуация с Темным Лордом - отличный тому пример. Такая страшная сила не должна находиться в руках глупцов и безумцев. — А чем военные лучше, Гермиона? Чем они лучше тех же Пожирателей? — устало спрашивал ее Гарри, смотря в уверенные карие глаза, которые больше не лучились теплом, а были холодны и безумны. — Военные — это великие люди, — уверенно отвечала молодая женщина. — Они найдут магии более достойное применение. Будут спасать не тысячи, а миллиарды жизней по всему миру! Они - сила и мощь… Правительство думает о своем народе. Они… Гарри честно пытался понять, о чем она ему говорит, но перестал слушать спустя пять минут этого бреда. Ему было безмерно жаль ту маленькую, одинокую девочку, которую он когда-то спас от тролля в женском туалете. С которой прошел огромный путь, которую любил и уважал всем сердцем, и которой больше не было. Потому что Гарри больше не знал стоящую перед ним женщину, которая с пеной у рта пыталась доказать ему совершенно безумные вещи. Женщина, которая привела в их мир зло пострашнее Пожирателей, собственными руками уничтожила мир, в котором прожила почти всю свою жизнь. Тогда, наверное, в Гарри сломалось что-то окончательно, и, даже выбравшись из лаборатории, он не смог вернуть тот огонь жизни, который всегда вел его вперед. Да, он собрал себя, но это был уже не он. Не Гарри Поттер, а лишь блеклая подделка, кукла, что пытается играть роль живого человека. И пусть со временем шрамы на его теле зажили, превратившись в рубцы, но только внутри его душа продолжала кричать в агонии, истекать багровой кровью из незаживших ран. Он был мертв, еще будучи живым! И только смерть смогла подарить ему свободу…***
Трандуил пылал праведным гневом. Под обеспокоенным взглядом своего сына он ходил из стороны в сторону по выделенной для него комнате и не переставал громко и возмущенно ругаться. — Да как он посмел? Нет, ты представляешь! Он назвал меня неженкой! Жалкий человек! Да он хоть понимает, на кого посмел глаза поднять… — Отец, — немного робко подал голос Леголас, который, честно сказать, уже немного устал все это слушать. Он вообще впервые видел отца в таком взвинченном и эмоциональном состоянии. — Вообще, как я слышал, этот парень - волшебник. Он даже смог запустить Митрандира в стену. — Он? Волшебник? Да как так? — Трандуил выглядел настолько искренне возмущенным, как будто это Леголас виноват, что простой на вид человек оказался довольно сильным волшебником. Решив не рисковать своей психикой, младший эльф покинул комнату от греха подальше. Раньше Леголас никогда не был в Ривенделле, но видя его сейчас, признавал, что этот город был красив. Не таким красивым, конечно, как его родной лес, но свое очарование в нем точно было. Эльф гулял по каменным тропам, наслаждался местной красотой, приветливо кивал встречающимся на его пути эльфам. Уже через пару дней должно состояться собрание, на которое они и были приглашены. Леголасу очень хотелось узнать причину, ведь они с Арагорном бросили свои дела на Севере и примчались так быстро, как только смогли. А ведь был приглашен еще и его отец, что тоже было шоком. Лесной Владыка очень долгое время не покидал лес, а последний раз был при Битве Пяти Воинств. Присутствие на собрании Гэндальфа было понятным, но также Владыка Элронд пригласил Торина и двух его племянников. Что тут делал полурослик и этот незнакомый волшебник, эльф даже представить не мог. Гулял он долго. Видел смущенную Арвен, которая куда-то спешно бежала, полурослика, беседующего с двумя принцами подгорного народа под большим деревом, но стоило тому увидеть их короля, как он тут же поспешил уйти. Эльфу не особо было это интересно - он спокойно продолжал свой путь, игнорируя чужие проблемы, однако сразу же остановился, стоило ему услышать чье-то тихое пение. Это пение было очень красивым, но каким-то грустным и даже печальным. Леголас замер и начал озираться по сторонам, но никого поблизости не было. Тогда он пошел на голос, который, спустя всего пару секунд, привел его к фонтану, находящемуся в зарослях. На его бортике сидел никто иной, как мужчина, ставший объектом раздражения его отца. Гар же не замечал чужого присутствия, продолжая задумчиво глядеть на воду и напевать песенку, которую услышал когда-то давно. — I'm going under and this time I fear there's no one to save me (Я погибаю и, боюсь, на этот раз некому будет меня спасать,) This all or nothing really got a way (Этой ситуации «всё или ничего» удалось) Of driving me crazy (Свести меня с ума) I need somebody to heal (Мне нужен кто-то, кто утешит) Somebody to know (Кто-то, кто поймёт) Somebody to have (Кто-то, кто будет любить) Somebody to hold (Кто-то, кто будет оберегать) It's easy to say (Легко это сказать) But it's never the same (Но в жизни не так,) I guess I kinda liked the way (Наверное, мне просто нравилось) You numbed all the pain (Как ты притупляешь мою боль). Now the day bleeds (А теперь день) Into nightfall (Перетекает в ночь) And you're not here (А тебя нет рядом) To get me through it all (Чтобы помочь мне пережить всё это) I let my guard down (Я потерял бдительность) And then you pulled the rug (И ты выбила почву у меня из-под ног) I was getting kinda used to being someone you loved (А я уже так привык быть тем, кого ты любила) I'm going under and this time I fear there's no one to turn to (Я погибаю и, боюсь, на этот раз некому мне помочь) This all or nothing way of loving (Из-за любви по принципу «всё или ничего»)… Леголас пораженно замер, потому что из рук поющего мужчины начали срываться разноцветные нити магии - синие, зеленые, красные, желтые; они начинали танцевать причудливый танец, словно живые. Он никогда не видел такой магии, такой силы, даже у Гэндальфа или Галадриэль. Гар продолжал петь, а его магия следовала зову его души, неслась куда-то в небо, уходила в землю, заигрывала с водой. Гар пел, а его магия Хранителя исцеляла, капля по капле возвращала к жизни то, что медленно начинало умирать. Когда песня закончилась, танец магии тоже сошел на нет. Гар как будто ничего этого не замечал. Он продолжал смотреть на чистую, прозрачную воду, словно был загипнотизирован. Эльфу даже стало как-то неловко и тревожно, но что-то предпринять он не решился, будучи еще под огромным впечатлением. Но вот некое наваждение с Гара спало, он моргнул и наконец-то заметил неожиданного свидетеля. Окинув мини-копию Малфоя раздражённым взглядом, он вдруг сказал: — Буду звать тебя Хорьком, — сказав это опешившему от такой наглости эльфу, Гар ушел, оставляя эльфийского принца в шоке хлопать глазами. Похоже, что теперь Леголас понимал раздражение своего отца. Убить этого волшебника хотелось ужасно, и даже увиденное не могло смягчить гнев блондина.