Король и шут

      Они возились в темноте ещё долго. Слетели мантия, корона, шутовской костюм оказался стянут наполовину. Разгорячённые тела просили большего, чем просто дрочка, трение, укусы и ласки, но никто не пересекал грань.       — Дри, пожалуйста, тебе надо уходить…       — Да, знаю. Сейчас иду.       — Ты сказал это просто так… чтобы я отстал.       — Нет же… иду. Иду. — Адриан наконец оторвался от губ и скатился с бёдер на кровать. — Полежу немного, пока стояк упадёт, ладно?       — Ладно, лежи, — разрешил Фабиан. Почесался, стащил с ног сапоги и комбинезон. — Чёрт, жарко… Выпить принести? Коньяка, сразу говорю, нет. Виски?       — Давай, — Адриан сел на задницу, дёрнул шнурок ночника, — только в следующий раз держи у себя то, что любит твой король.       — Слушаюсь, мой господин, — передразнил Фабиан, вставая и изображая церемонный поклон с метущим пол пером на шляпе. Шляпы у него, естественно, не было, он вообще щеголял в одних трусах.       Адриан засмеялся и запустил в него подушкой. Фабиан увернулся и ретировался к комоду у окна, куда ещё днём поставил бутылку двенадцатилетнего «Далмора».       — Почему ты пьёшь только коньяк? — спросил он, наливая. — Лично для меня нет сильной разницы в крепком алкоголе. Что текила, что виски, что саке с водкой… чисто под настроение.       — Не знаю. Нравится… Как я могу объяснить? Я же не могу объяснить, почему я люблю тебя? Просто люблю. Так и коньяк.       — Ладно-ладно, убедил, — усмехнулся Морелли, садясь рядом на кровать и подавая стакан. — Твоим аргументам мне нечего противопоставить — люблю, когда ты говоришь, что любишь меня.       — Люблю тебя, — согласился Дри, подтверждая свои слова безумно влюблённым взглядом.       Они чокнулись, но прежде чем выпить, поцеловались.       — Хотел спросить… — произнёс Адриан, облизав губы и придвинувшись к подушкам. — У тебя всё хорошо? Ты сегодня был молчалив, в баре. Тео и Паоло тебе что-то сказали? Оскорбляли из-за шутовского колпака?       — Они могут, я знаю, — фыркнул Фабиан. — Но, милый, давай договоримся, я в случае чего защищу себя сам, от любых оскорблений? Нет, ни Тео, ни Паоло меня не оскорбляли. То, что мы приятно побеседовали и выпивали за тебя, чистейшая правда. Ну почти. Мы не ссорились. Мы мирились.       — А молчал ты почему?       — Почему?.. Ну, наверно, потому что не хотел лезть между виконтами и тобой. Если яснее выразиться, между твоими друзьями и тобой. Они твои друзья, любят тебя, а я уже оттеснил тебя от них для себя. Несправедливо. Да и ты, наверно, соскучился по ним. Хотя, совершенно честно говоря, я до сих пор не понимаю, как ты с ними подружился. Паоло ещё нормальный парень, но Тео… он же выскочка и зазнайка.       — Справедливости ради, он тоже самое думает о тебе.       — Да ради бога! Значит, мы квиты… Вот когда я о тебе думал, как о манекене, я мог представить вас друзьями, теперь вы — совершенно противоположные люди. Но… это только моё видение. Если ты с ними дружил, кто я такой, чтобы искать изъяны в вашей дружбе? Поэтому и не хочу вставать между вами, отнимать вас друг у друга. Ты, может, и не страдаешь, а они… Тео страдает без тебя.       Адриан мягко улыбался. Такой королевской отеческой улыбкой. Фабиан терялся предполагать, о чем он думает, какую тираду сейчас выдаст — о дружбе, взаимоотношениях, изменчивости вкуса, приходящем и уходящем. Ждал его слов, замерев.       Адриан шевельнул уголками губ, отставил стакан на тумбочку, повернулся. Глаза озорно сияли.       — Какой же ты мудрый, маркиз Фабиан Морелли. Прямо не по годам.       Свёл всё в шутку. В шуточный комплимент. Оно и вправду — зачем портить прекрасную ночь философией?       — Иди ты, — перенял его настроение Фабиан, толкнул плечом. — Если бы я не был умным, меня бы давно сожрали. У тебя при дворе не люди, а пираньи. Приходится притворяться камешком, чтобы не попасть в пасть.       — Ох да! Ты не камешек, Морелли, ты валун. Рухнешь в море — всем пираньям капец.       Фабиан рассмеялся.       — Ага, мои родители и братья примерно так обо мне и думают.       Вспомнив о родных, о щекотливой теме, Фабиан замолчал. Адриан гладил его по щеке, ероша бороду. Любовался.       — Какой же ты славный, Фаб, заботишься обо мне, о моих друзьях… Хорошо, что вы помаленьку сближаетесь. Но мне сейчас не нужен никто, кроме тебя. Вообще никто. Я бы все дни напролёт с тобой проводил — обнимал, целовал…       Слова Адриан сопровождал действиями: взобрался сверху, завладел губами, тёрся образовавшейся в пижамных штанах твёрдостью. Фабиан на ощупь поставил стакан на тумбочку и отдался процессу. У него тоже мгновенно встал и хотел любви. Поцелуи стали жарче, ласки жёстче, замечательная кровать ни скрипнула ни разу.       Поняв, что они сейчас начнут трахаться, Фабиан с усилием выполз из-под Дри. Плюхнулся на подушки.       — Блять, тебе пора уходить. Ты уже уходил. Иди.       — И куда я опять со стояком пойду? — Адриан показал свой, высунувшийся из штанов. — Опять придётся ждать.       — Блять…       Они уселись рядом. Дышать под пологом было нечем. Пульт от сплит-системы валялся неизвестно где. Фабиан взял с тумбочки упаковку салфеток, помахал ею перед лицом, как веером, кинул обратно.       — Дри, раз ты не ушёл… Можно тебя попросить? Как короля?       — Ого, неожиданно!       — Ну, правда…       — Проси, конечно, разве я тебя когда-то отказывал? — Адриан сел ровнее, посерьёзнел, как положено правителю. Но только Фабиан раскрыл рот, сорвался, свесился с кровати, нашёл там корону и мантию. Корону водрузил на растрёпанные кудри, мантию набросил на плечо. Принял величественную позу. — Так лучше? Я слушаю, говори.       Фабиан пересел, так чтобы быть напротив, смотреть в глаза. Развёл руками, вздохнул, собираясь с мыслями.       — Дри, такое дело… Болтая сегодня с Соранти, Рокарди я вспомнил, что у меня тоже есть друзья. Точнее, что я совсем о них забыл. Ты стал моим миром, и я весь месяц сосредоточен на тебе и ничего иного не хочу… Но нехорошо складывается по отношению к моим друзьям, я словно бы предал их. Мы вместе учились в академии, устраивали загулы, братались, и вот я в высшем свете, а они… они вроде как за бортом.       У Фабиана пересохло в горле, он замолчал, чтобы увлажнить его.       — И ты хочешь?.. — подогнал Адриан, нахмурил брови.       Фабиан протестующе махнул рукой.       — Я прошу для них позволения поцеловать твою руку. Понимаю, ты занятой человек, ты не обязан привечать кого попало, но они не отнимут у тебя больше тридцати минут. Выразят почтение и приникнут к руке. Лэнс Тальвани и Маркус Фентри. Они ещё из более мелкого дворянства, чем я, их ветви далеко ушли от титулов и земель.       — Я знаю генеалогию своих вассалов, не объясняй. Не досконально, конечно, но знаю.       — Ты позволишь им? Пожалуйста. Это большая честь для них, мечта всей жизни. Для нас троих. Мы часто разговаривали о преданности короне, о том, что здорово бы увидеть короля хоть одним глазком. И вот ты никак не уберёшься из моей постели… моей постели в твоём дворце, а Марк и Лэнс киснут в своих провинциях. Марк живёт в Аббене, Лэнс в Нитре, за месяц я не нашёл времени с ними пообщаться. Плохой друг. Испросить для них разрешения поцеловать твою руку — то великое событие, которым я могу загладить свою вину.       — Приходили бы на аудиенцию — я никому не запрещаю.       — Им скромность не позволяет. К тому же, Дри, аудиенция церемонна, а я прошу чего-то неофициального. Пожалуйста.       Адриан скинул мантию, почесал обнажённый живот.       — Нет, плохая идея…       — Плохая? — Фабиан опешил, напрочь потерял дар речи, в груди неприятно защемило: совсем не такого ответа он ожидал. — Ну извини. Прости.       Адриан вскинул на него взгляд, сфокусировался.       — Что? Прости, не расслышал.       — Если плохая идея…       — Конечно, плохая. Они же твои друзья, я хочу с ними познакомиться. А целования руки слишком мало. Давай на рыбалку вместе съездим? Вчетвером? Лэнс и Маркус любят рыбалку?       — Полюбят! — возликовал Фабиан, на сердце разжались тиски. Он бросился на шею. — Спасибо, Дри. Спасибо!       — Да что ты, правда? Мне нетрудно, я рад всем своим подданным, особенно твоим друзьям. Только в эту субботу я занят, в следующую тоже, а через две недели… пусть приезжают через две недели, в субботу. Посидим на пруду в Рыбацком домике, заночуем там же.       — Ребята от счастья умрут! — Фабиан подскочил на ноги, сделал круг перед кроватью, воздевая руки. — Позвоню им завтра! Нет, сейчас же! Такую крутую новость надо сообщить немедленно!       Адриан усмехнулся. Поднялся.       — Ладно, понял, убираюсь к Белль. Пока, милый. Спокойной ночи, мой шут.       Он накинул рубашку, скомкал и сунул под мышку мантию и ушёл, пробираясь в полутьме.       — Сладких снов, — пожелал пребывающий в эйфории Фабиан.              Когда за его величеством закрылась дверь, он отыскал смартфон и включил, потом тоже самое проделал с пультом и телевизором. Телевизор включился быстрее, добавляя комнате мерцающего света. Подборка клипов закончилась, шло шоу про жизнь зарубежных знаменитостей, мыли кости старушке Деми Мур. Цифры в углу экрана говорили, что было десять минут второго.       Отличное время, чтобы обрадовать братанов.       Операционка загрузилась, являя в оповещениях кучу значков и фантастических цифр. Мессенджер, соцсети, пропущенные звонки — ощущение, что достучаться до него пытался весь мир, все семь миллиардов человек, исключая разве малюток до года. Вот так из простого парня за месяц стал звездой, а всё благодаря знакомству с одним человеком. Самым известным, популярным и влиятельным человеком Гелдера — своим королём.       Клёво?       Хрена с два — ответственно! Теперь ты часть репутации короля, по тебе будут судить о нём, по твоим поступкам.       Нет, Фабиан не собирался возгордиться. Его горячее стремление — своим поведением укрепить престиж, славу и доброе имя государя. Своего любимого.       Хорошо, что он от природы обаятельный, повезло.       Не проверяя список пропущенных, Фабиан набрал номер Лэнса. Ожидаемо долго слушал гудки, расхаживая по комнате, и уже решил, что не добудится друга, как тот кашлянул в трубку.       — Кого я слышу, — засмеялся Лэнс, — ваше сиятельство маркиз!       — Ага, собственной персоной и у меня для тебя потрясающая новость, братишка! Ты там сидишь? Лежишь?       — Конечно, лежу! Сплю уже как нормальный человек, — Лэнс зевнул. — Это ты опять по ночам где-то шастаешь…       — Не шастаю, приятель, не шастаю — я в королевском дворце, у меня свои апартаменты!       — Ух ты! — присвистнул Тальвани. — Нихера ж ты даёшь! Король пригласил?       — Король, король, кто же ещё? А ещё король пригласил вас с Маркусом на рыбалку. Он, ты, я и Марки через две недели. На пруду в Рыбацком домике. Удочки берите помощнее — там карпы с акулу, а форели со слона!       — Заливаешь!       — Про карпов — да, а про рыбалку — никогда. Собирайся, приезжай. Порыбачим, устроим пикник!        — С самим королём? — разволновался Лэнс.       — Да говорю же! — засмеялся Фабиан, нарезая двадцатый круг. — С королём. Он сам предложил. Хочет познакомиться с вами.       — Блять… Блять, неожиданно…       — Не паникуй, дружище. Адриан не кусается, он… — Морелли хотел сказать «свой парень», но своим парнем король становился только для него, — он добр и милостив. Он радушно к вам отнесётся. Будет балагурить, я уверен, так что давай, тоже готовьте свои самые остроумные шутки… Только прошу… Умоляю! На коленях! Не рассказывай историю, как я над дохлой мышью в мышеловке убивался!       — Это же самое смешное, что я в жизни видел… Его величество оборжётся.       — Топите меня, топите… друзья… Ладно, я шучу. Рассказывайте. Я сам оборжусь над этой историей в твоём исполнении. И его величеству понравится. Рассказывайте.       — Обязательно расскажем. «Лард маркиз обливался горючими слезами и пытался делать пострадавшей непрямой массаж сердца. Вызвал полицию на место жестокого преступления и втирал им немедленно засадить его в Колону, а потом бежал за их машиной и обвинял в бездушии и непрофессионализме, кричал, что пожалуется в гаагский трибунал».       — Славные были времена, — оскалился Фабиан.       — Славные, — согласился Лэнс, грустнея. — Шучу… я тоже, Фаб, шучу. При короле я, блять, онемею, будешь вытаскивать из меня слова клещами… Фаб, это же король… Фаб, как ты с ним постоянно находишься и ещё прикалываешься, не представляю. У меня бы поджилки тряслись и мочевой пузырь срабатывал. Нет, честно, это же король…       — Король. А ты скорее свой мочевой пузырь лечи, чтобы в личной королевской резиденции не напрудить. Сюрприз номер два! Готов? Король предложил вам переночевать в его Домике, с ним под одной крышей! Ну, как тебе перспектива? Круто, да? Ха-ха, братан, такой милости ты точно не ожидал! Удалось тебя удивить? Не зря тебя разбудил?       — У меня с твоими сюрпризами инфаркт случится… дай хоть переварить. Невероятно. Неправдоподобно. Ты меня не разыгрываешь, а то с тебя станется. Приеду и буду ломиться в королевскую резиденцию… Или проснусь, а это всё сон.       — Нет, — Фабиан усмехнулся, — ты увидишь короля. И Маркус увидит… сейчас ему позвоню. Преклоните колено, поцелуете руку, поклянётесь в верности — все удовольствия входят в набор. Лэнс, — Фабиан сел на кровать, — Лэнс, извини, что сразу не попросил у его величества чести для вас с Марки… Мы с ним друзья, но он король, я не могу загружать его личными просьбами.       — Да я ни на что и не рассчитывал, Фаб. Если для тебя и это приглашение обременительно…       — Нет. Нет-нет-нет. Нет. Я попросил, Адриан с радостью согласился, предложил рыбалку, так что приезжайте. Я вас встречу, сопровожу. Поближе туда созвонимся.       — Да, кстати, что твой телефон недоступен? Номер поменял?       — Нет, номер тот же. Вот, с него звоню. Просто… просто выключаю. Шифруюсь. Не хочу с родителями разговаривать, с братцами. — Фабиан почесал щёку. — Мы с ними немного поссорились. Не хочу. Им не понравился я в должности шута.       — А, точно — поздравляю. Видел инсту. Тебе идёт.       — Так и знал, что ты так скажешь! Да, профессия прямо для меня. Надо было всё же вместо медицинской в театральный поступать…       — Ничего-ничего, ты справишься, я в тебя верю. Просто делай как с той мышью — будь собой. Лучшего клоуна в королевстве не сыскать…       Они посмеялись ещё, поболтали об общих знакомых, работе Лэнса в больнице, всякой чепухе, потом распрощались. Фабиан позвонил Маркусу, и разговор повторился практически дословно. Когда закончился, шёл уже третий час ночи, на телеканале опять транслировали клипы. На экране то крупными, то средними планами мелькала знакомая девичья мордашка — большеглазая куколка, меняющая парики с рыжего на алый и зелёный.       Фабиан напряг память — где же он её видел?       Точно! В кафешке в день, когда… когда Адриан стал королём. Около полугода назад. Её зовут Лайза Барри, и трагические события помешали к ней подкатить. Кошмарный день был для королевства, всех подданных, а уж каким был для его любимого Дри…       Фабиан нажал кнопку выключения, экран погас, в комнате стало темнее. Дворец спал.       Фабиан кинул подушку с пола на кровать, пошёл в туалет и ванную.       Они тогда с Лэнсом и Марки слонялись по городу, ночью, рассуждали, каким правителем станет инфант. Было тревожно, в воздухе веяло переменами, он не верил в твёрдую руку доброжелательного манекена.       И вот теперь судьба посмеялась над ним.       Он боготворит своего короля. Видит в нём лидера. Поддерживает его политику. Считает самым благоразумным человеком на земле.       Фабиан вытерся, кинул полотенце на сушилку и лёг в кровать, дёрнул шнурок светильника, погружая комнату в темноту.       Он в Летнем дворце, королевский шут, маркиз, его простыни пахнут королём… А парни, его друзья? Где они? Они далеко, во всех смыслах.       Рыбалка и встреча с королём — хороший подарок. Но это прощальный подарок.       Они вряд ли встретятся вновь, посидят за пивком. Их пути разошлись.       И это грустно.       Но это светлая грусть.       В большом мире есть только Дри.       Только Дри.       Навсегда.       Король. Любовник. И друг.       Только он.              ***       На следующий день дворец стало не узнать. Уже к обеду он превратился в царство цветов, фруктов и природных инсталляций к празднику Середины Лета, отмечаемому уже завтра. Простые граждане наряжали свои жилища за неделю, две, а то и месяц до любимого события, сравнимого по антуражу с Рождеством, а королевская резиденция озаботилась декорациями в последний момент. Над развешиванием цветочных гирлянд, установкой ананасово-апельсиново-манговых пирамид, конфетных деревьев и прочей красоты работали сотни слуг и нанятых специалистов.       Фабиан диву давался, слоняясь по превратившейся в Эдем территории и донимая рабочих вопросами. Назывался помочь, но его вежливо отшивали, как он думал, не из-за высокого титула, а из-за навязчивого звона бубенцов. Адриан из-за предпраздничной суеты полностью нарушил устоявшийся график и во второй половине дня мотался по мероприятиям с одного конца города на другой, питаясь в ресторанах практически на бегу. Шут ездил с ним, но из-за присутствия массы людей, королевы и собственно самих деловых и развлекательных программ о любви пришлось забыть. Взгляды, мимолётные касания, нейтральные слова — всё, что они могли себе позволить.       Вечером вместо дискотеки у пруда Адриан остался в кабинете учить и дорабатывать подготовленную пресс-службой речь. Пока он что-то вычёркивал на листах, допечатывал на компьютере, бормотал под нос, Фабиан валялся там же на диване, читал новостные сайты, потом комменты к шутовской фотке в инстаграме.       Комментов было семнадцать тысяч триста пятьдесят шесть штук, из них две трети сердечки и смайлики с сердечками в глазах. Текстовые были интереснее. «Я бы тоже хотела такого шута», «Его величество выбрал самого сексапильного шута на свете», «Гляньте, сколько эротизма в этих двоих», «Фабиан, хочешь шепну на ушко, как ты сможешь меня развлечь?», «Хочу от тебя маленьких шутов», «Ваше величество, уступите мне своего шута хотя бы на одну ночь — уж очень он хорош», «Фаби, женись на мне», «Лард Фабиан, если тебе самому станет скучно, обратись ко мне, я знаю, как тебя развеселить», «Я девушка, но у меня встаёт на тебя»…       Блять, не комменты, а досуговое агентство. То ли ты мальчик по вызову, то ли все девчонки едут к тебе…       Эх. Эх. Эх. Год назад бы такую популярность.       Теперь сладенькие лади в пролёте, потому что шут боготворит своего короля.       Фабиан посмотрел на него, своего короля. Тот сосредоточенно читал с листа, беззвучно шевеля губами, поднимал глаза на монитор, на лбу пролегла напряжённая складка. Предплечья опирались о стол, щиколотки скрещивались под стулом, спина оставалась прямой, ткань рубашки натягивалась на бицепсах при движениях.       А ему какие комменты написали?       Фабиан перешёл на страницу Адриана Лаконси с синей галочкой верификации. Открыл фото, лайков под которым было в три или четыре раза больше, чем под его. Тринадцать миллионов. А комментариев примерно одинаково — шестнадцать тысяч пятьсот два.       Фабиан полистал.       Сердечек тоже было навалом, а вот среди писавших — половина парни. «Предан вашему величеству», «Ваше величество, недавно побывал во Франции, в Тулузе — красивая страна, но Гелдер и мой родной Далмарт лучше», «Ваше величество, подал заявку на зачисление в гвардию — хочу служить вам» и всё в таком духе. Про шута, с которым его величество едва ли не обнимается на снимке, ни полслова.       Про шута — только в комментах девчонок: «Ваше величество, лард Морелли второй после вас красавчик в королевстве», «Ваше величество, чем вас шут рассмешил — у вас такая задорная улыбка?», «Ваше величество, шут словно для вас создан», «Как своего шута назовёте, ваше величество, есть уже прозвище?», «Жаль, я девушка и не могу быть вашим шутом. Но я могу быть вашей фавориткой»…       Опять интимные услуги. Что же вечно к ним скатывается?       Фабиан полистал ещё. Были сообщения на испанском, французском, английском, итальянском, арабской вязью, иероглифами, кириллицей, тоже с сердечками, флагами государств — молодой, прекрасный монарх сказочной и богатой страны покорял нежные девичьи сердца по всему земному шару.       — Фабби?       — У? — Морелли опустил смартфон и увидел, что первый в королевстве красавчик развернулся на стуле к нему.       — Фаб, как думаешь, если я завтра скажу «дорогие подданные» вместо «уважаемые» — будет уместно? Хотел бы ты, чтобы я назвал тебя «дорогим подданным»?       — Раньше? — Фабиан сел. — Наверно. Почему бы и нет? Дорогие… да нормально. Чего ты сомневаешься? Как будто в первый раз.       — Праздник Середины Лета — в первый, — буркнул король, взял со стола ручку, покрутил в пальцах. Морщинок на лбу прибавилось. — Это особый день. Мой любимый праздник. В детстве его ждал с нетерпением… из-за конфет… и из-за… сплочённости, единения, что ли. Ярмарки, сельские гулянья, народные песни. Простолюдины умеют веселиться, надо отдать должное. Размах, колорит. И ты словно сам становишься простолюдином, растворяешься в этой пёстрой толпе… обретаешь свободу.       — Ты романтик, Дри, — восхищённо выдохнул Фабиан, как будто этого не знал.       — Я король. Теперь король. И я хочу сохранить душевность, что была при отце. Хочу, чтобы всё было идеально, чтобы подданные знали, что я с ними, что я их люблю… Вот и копаюсь во всех нюансах, сам к себе придираюсь.       — Ты всегда прекрасно справлялся. В День Мира и Согласия длиннющую речь без бумажки произнёс, я аж удивился. Да ты и сегодня на всех этих книжных выставках, форумах и концертах много говорил, складно. Ты прирождённый оратор — всё будет идеально.       — Фабиан, просто скажи. Будет уместно?       — Говорю, — Фабиан поднял с пола колпак, нахлобучил, — будет. Но если хочешь выразить любовь, так и скажи: «любимые подданные» или «дорогие друзья» — это тоже уместно. Середина Лета же — границы стираются. А?       — Да, — Адриан устало потёр лоб, отложил ручку. Плечи опустились. — У отца легко получалось, а я… мне кажется, я вообще ни с чем не справляюсь…       — У твоего отца был опыт, милый, — Фабиан поднялся и встал за его спиной, стал разминать шею и плечи. — И ты накопишь опыт.       — Мне бы ещё лет десять в инфантах — поучиться, постажироваться. Хотя бы пять.       — Как случилось, так случилось… У тебя много помощников, ты научишься. Я в тебя верю.       — Спасибо, Фаб, — Адриан поймал его руку, останавливая массаж, задрал голову, находя глаза. — Твоя поддержка важна мне. Я знаю, ты не будешь мне врать или льстить, если что-то в моё правление пойдёт не так. Скажешь ведь прямо, если я в чём-то буду неправ?       — Ты хочешь? — Фабиан обошёл кресло и сел на стол, отодвинув исчерканные листы. — Тогда непременно скажу. В тонкостях политики не разбираюсь, но чисто интуитивно, как твой подданный, житель твоей страны… да, скажу, что не нравится.       Адриан влюблённо улыбнулся. Вытянул к нему ноги, которые и без того соприкасались с его лодыжками.       — Хочу тебя поцеловать, — сказал Фабиан, понижая голос. — Но окна открыты. — Они оба глянули туда. — А если мы их закроем и выключим свет… будет подозрительно.       Адриан с сожалением кивнул, потёрся коленом.       — Мне надо ещё поработать. Если хочешь, иди спать.       — Нет, ещё посижу. Полежу на диване. Твой шут не бросит тебя, сир.       Выпутав ноги, Фабиан переместился обратно на диван, закопался в смартфон. Вокруг стояла тишина, не считая щёлканья клавиш, близилась полночь, и вечер походил на семейный, уютный — они вдвоём, поддерживают друг друга, заботятся, любят, и на завтра так много совместных планов…              ***       Назавтра была работа. С самой церемонии пробуждения Фабиан не отходил от короля и королевы. Облачённый в костюм шута он сопровождал их величеств в поездке по сельской местности, где те общались с народом на площадях и ярмарках, раздавали детям сладости, награждали участников художественной самодеятельности и творческих конкурсов, открывали или закрывали фестивали талантов.       Адриан немного тушевался от простой человеческой искренности, с которой его встречали жители сёл и деревень, а Фабиан чувствовал себя, словно в своей родной стихии — в Озре да и во всём Ковире, исключая разве что десяток крупных городов, существовал непритязательный провинциальный уклад с традициями радушия и гостеприимства. Конечно, он не всегда проявлялся и не везде, но в один из главных гелдерских праздников сердца устремлялись к свету, добру, забывались обиды, стирались сословия.       Фабиан тоже любил этот праздник. И в детстве, и в юности, и в прошлом году, когда они с ребятами остались в столице после затяжных экзаменов и кутили всю ночь. Но никогда, никогда ещё на Середину Лета не приходилось крутиться, как белка в колесе, постоянно будучи на виду, под телекамерами и пользуясь бешеной популярностью у стара и млада. Играл с детьми, подводил к королю за конфетами стеснительных детей, что стояли в сторонке. Ощущал себя больше аниматором на утреннике, чем монаршим шутом. Однако он не возражал против такой роли — всё-таки снимал часть нагрузки с любимого короля. Тем более рядом были настоящие аниматоры, а он лишь разбавлял веселье.       Приветственную речь его величество произнёс великолепно, без единой запинки и почти не подсматривая в текст, будто говорил от души, а не учил полночи. Назвал всех дорогими друзьями. Морелли не переставал им восхищаться, единственное, ему казалось, Адриан снова надел пластмассовую доброжелательность. Но может, такова особая фишка королей, он не знал.       Были ещё ярмарки, карнавальные шествия, спортивные турниры, рестораны в городе, везде угощали и подносили выпить. Фабиан то пьянел, то трезвел, а когда градус мутил рассудок, нестерпимо хотелось зажать Дри, исцеловать, отыметь и, судя по голодным глазам, тот хотел то же самое сделать с ним.              Они смогли нормально поговорить только глубоким вечером. Во дворце. На Поляне. Забитой двумя с половиной сотнями гостей, не считая придворных и слуг. Фабиан улучил момент, когда Изабелла пошла кормить сына после того, как они с Адрианом встретили и приняли поздравления от всех выдающихся учёных, педагогов, артистов, врачей, меценатов. Приглашённые растеклись по берегу, где были накрыты фуршетные столики и выступали мимы с акробатами, а Адриан наконец-то остался один и не успел снять мантию.       Фабиан, переодевшийся в белые джинсы и белую сорочку, кинулся к нему, встал на колено.       — Удачного лета, ваше величество! — сказал он традиционную фразу.       — Боже, Фаб, — простонал Адриан, — и ты туда же! У меня уже от этого приветствия мозг трещит! Двести пятьдесят раз сказали! Пожалей…       — Нет-нет, я твой верноподданный, пришёл выразить почтение своему государю… Ну же, давай, ещё один разочек…       Адриан закатил глаза. Потом приосанился, нацепил доброжелательность.       — Пусть солнце будет к тебе благосклонным, маркиз. Счастливого отдыха!       — Счастливого отдыха! — подхватил Фабиан. — Да здравствует Гелдер!       Адриан дал поцеловать руку и почти мгновенно её вырвал.       — Ну хватит, — яростно прошептал он, растирая место поцелуя. — У меня встаёт! На тебя! На прикосновенья! Знаешь это?       — Теперь знаю, — сказал Фабиан, вставая, отряхнул прилипшие к колену травинки.       — Ну вот, испачкал, — указал Адриан на едва заметное зелёное пятно. — Какого хрена в белом плюхался?       — Да ладно ворчать-то… Я люблю стоять перед тобой на коленях. Особенно в кладовке.       Фабиан задрал бровь.       Адриан вперился в него. Пару секунд делал вид, что злится, потом усмехнулся, щёки заалели.       — Ладно, стой. Стой почаще. Но там подальше подушечка была, не обязательно на траву… Теперь пойдём отсюда? Я хочу приключений. Напиться и приключений.       Он зашагал к пруду, где происходило основное движение, на ходу озираясь. Фабиан поспешил следом. Солнце уже зашло, тьма сгустилась, но небо пока оставалось синим, повсеместно горели гирлянды, световые конструкции, прожекторы. На сцене музыканты исполняли старые патриотические хиты, ларды и лади во фраках и вечерних переливающихся платьях прогуливались между столиками, пробовали закуски, брали у официантов с подносов вино и крепкий алкоголь. Группки людей прохаживались по берегу, сидели в беседках, катались на каруселях, лодках, катамаранах. Прилично публики собрали выступавшие артисты. Невооружённым взглядом было заметно, кто часто бывает при дворе, а кого пригласили в первый раз.       Король бросил мантию одному подбежавшему слуге и, оставшись в рубашке и брюках, взял стакан с коньяком у второго, отправил гвардейца отдыхать.       — За нас, Фабби! — крикнул он и выпил одним махом. — Сегодня наш вечер! Желаю провести его с тобой!       — А гости? — осведомился Фабиан, вглядываясь в фигуры на берегу. За ними наблюдали, конечно, наблюдали, кто-то даже фотографировал.       — Сначала с тобой и гостями, потом только с тобой. Фабби, наш первый праздник… Меня тянет на романтику. Тебя разве нет?       Адриан развернулся к нему, не пропуская вперёд, практически притёрся. От него веяло жаром, разило похотью, глаза пьяно блестели. Он бы набросился прямо сейчас, но, видно, соображал, что можно, что нельзя.       Запрет толкал друг к другу ещё сильнее. Фабиан еле боролся с собой — искры текли по позвоночнику, яйца каменели.       — Идём же, — подтолкнул он, — или мы трахнемся прямо сейчас.       — Как я этого хочу! — прошептал Адриан, не уходя. — Трогать, обнимать тебя. Блять, почему нельзя?.. — он встрепенулся, оглянулся на берег. — А… А не хочешь на гидроцикле прокатиться?       — Гидроцикле?       — Ну же! Вдвоём! На одном гидроцикле! Посередине пруда! Прижиматься!       У Адриана горели глаза, он весь пришёл в восторг от своей идеи. Фабиану казалось, что ещё секунда, и его пьяное величество схватит его за руки на виду у всех или запрыгнет на шею и начнёт уговаривать, повторяя, как на гидроцикле классно. Но Фабиана не надо было уговаривать.       Поверхность пруда манила, как чёрное зеркало, по которому скачут разноцветные блики береговых огней. К середине, где не было ни лодок, ни катамаранов, поверхность становилась спокойной, матовой, а дальше, углубляясь полукругом в стоящий тёмной стеной парк и вовсе сливалась с тьмой. Ворваться в мистическую глубину на мощном ревущем гидробайке? Резать жаркий воздух в фейерверке звенящих брызг?       — О да! Хочу!       — Ты супер! — воскликнул Адриан и, схватив всё-таки за руку, потащил к берегу. На пути лежал фуршет и пришлось затормозить, влетев на территорию со столиками. Гости и придворные склонились.       — Прекрасного лета, господа! — закричал Адриан, не отпуская руки. — Я вас всех люблю!       — Да здравствует король! Прекрасного лета, ваше величество! Счастливого отдыха!       Их уже окружили, подали коньяк, сами вооружились стаканами.       — За вас, ваше величество! За Гелдер! За дом Лаконси!       — За Гелдер! — подхватил король, чокаясь с ближайшими соседями, с Фабианом, с Соранти, со всеми, кто протянул руку и дотянулся. — Давайте выпьем, а потом мы с маркизом отправляемся кататься… Подайте нам гидроцикл! — приказал он громче, слугам, которые ходили за ним по пятам.       — Не покидайте нас, ваше величество, — взмолились в рядах гостей, Фабиан не знал по именам и толком не успевал уловить кто и что говорит. — Вы только пришли! Побудьте с нами! Побудьте!       — Конечно! Куда я от вас? — елейно улыбнулся Адриан, наклонился к Фабиану, шепнул: — Пока не пригонят гидроцикл… Выпьем, господа!       — Ура! — грянули все, а потом на несколько секунд воцарилась тишина, разбавляемая глотаньем и звоном бокалов. Играла музыка.       Морелли проглотил бессчётную за день рюмку. Он не боялся опьянеть — пьяным веселиться сподручнее, он боялся забыться и выкинуть какую-нибудь безбашенную хрень типа прилюдных поцелуев. К счастью, пока был в нормальной кондиции — между расслабленно и раскрепощённо.       Кто-то кашлянул над ухом, привлекая внимание. Фабиан обернулся и увидел за собой статного мужчину с галстуком-бабочкой. Он держал в руках стакан с виски, однако выглядел трезвым. Это был виконт Андрес Круэли, сын его бывшего сюзерена. Насколько Фабиан имел представление, наследник графа, хоть и перешагнул сорокалетний порог и достиг высот на финансовом поприще, твёрдостью характера не отличался.       — Маркиз, — поклонился Круэли.       — Виконт, — в ответ поклонился Фабиан, пользуясь тем, что короля взяли в оборот Тео и гости и увлекли к другим столикам, оставив здесь относительную пустоту.       — Могу я с вами поговорить, маркиз? Понимаю, вы заняты, но прошу уделить мне минуту. Пожалуйста, маркиз.       — Я удивлён, — не стал скрывать Фабиан, отставил стакан и обернулся на короля. Тот снова пил и обнимался с подданными. Доносились громкие голоса и взрывы смеха. — Не помню, чтобы мы общались. Но, думаю, минута у меня найдётся, пока его величество не требует меня к себе. О чём пойдёт речь?       Круэли замялся. Жестом пригласил прогуляться. Они вышли из фуршетной зоны, остановились под розово-голубым фонарём.       — Я слушаю вас, лард, — поторопил Фабиан, начиная догадываться о теме разговора. Виконт подтвердил его предположения. Сказал, смочив губы виски:       — Между нашими семьями возник спорный момент. Участок земли в пятьсот семь гектаров. Вы простите, что беспокою вас сегодня по этому вопросу… праздник. Но, ваше сиятельство, раз уж мне довелось встретить вас… да и не сегодня ли лучший день для мирного разрешения конфликтов?       — Между мной и вашей семьёй нет конфликта, виконт, — сказал Фабиан, раздражаясь на братьев.       Андрес недоумённо пожевал губами.       — Но у меня другие сведения. Лард Клейтон в минувший вторник сообщил мне, что скоро вы, маркиз, с помощью короля отберёте у нас участок.       — Чёрт бы побрал!.. — не сдержался Фабиан, мысленно передавая брату кучу нецензурных приветов. Круэли воспринял его ругательство по-своему.       — Послушайте, лард Морелли, — поспешно продолжил он, — у меня предложение. Просьба. Компромисс, называйте, как знаете. Пожалуйста, давайте сделаем так… Отец передает вашей семье право собственности на участок, абсолютно бесплатно, а вы не вмешиваете его величество. Вы ему уже докладывали? Если так, сообщите ему, что Круэли согласились добровольно передать землю.       — Разве вы совершали что-то противоправное, владея этим полем?       — Нет, конечно, нет. Земля принадлежит графству на законных основаниях. Со времён его образования в тысяча восемьсот девяносто четвёртом году. Мы собирались строить на этой территории мусороперерабатывающий завод, уже провели геологические изыскания. Но если вашей семье нужны площади под зерновые… Не хотелось бы вмешивать его величество.       Круэли подкрепил последнюю фразу проникновенным взглядом, но Фабиан не нуждался в лишнем подтверждении слов. Только круглый дурак вынес бы сор из избы на самый высокий уровень, заслужив неодобрение сюзерена. Легче действительно пожертвовать клоком земли на окраинах.       Мелькнула шальная мысль, что вон он шанс урегулировать размолвку с роднёй, сам приплыл в руки, пользуйся, отделавшись малой кровью.       Но Фабиан не хотел кривить душой и идти против совести, он так очень редко делал, всего один раз — когда, связанный клятвой, промолчал про ночь с королевой.       — Лард Круэли… Андрес, спешу вас уверить, его величество не в курсе, я не говорил. Потому что считаю, что у его величества выше крыши государственных хлопот и не стоит взваливать на него ещё и соседские ссоры.       — Спасибо, маркиз, — выдохнул Круэли, на эмоциях выпил остатки виски, тряхнул головой, морщась.       — Зовите меня Фабиан, раз уж мы на таком замечательном празднике. И участок мне этот не нужен. Он нужен моим братьям, но не могу судить, насколько их претензии обоснованы и что мешало вам уступить раньше. Давить на вас, вымогать обманным путём не буду. Смело поступайте, как считаете должным. Важен вам этот участок — оставляйте, неважен — продайте. Помнится, братья предлагали вам деньги, так запросите с них адекватную сумму. Решать вам, а я устранился от проблемы. Я сегодня пьян, расслаблен, и вы тоже расслабьтесь. Наслаждайтесь вечером.       — Кажется, я уже… уже расслабился, — сообщил виконт. Он пребывал в лёгком шоке, вертелся на месте и, наверно, полез бы обниматься. — Даже не представляете, какой камень с души вы убрали… Я много о вас слышал, всякого. В том числе, простите, негативного. Якобы вы и несерьёзный, и заносчивый…       Фабиан фыркнул, мол, знает, кто его таким считает. Нашёл глазами короля, который продолжал пить и шумно развлекаться с толпой подданных. Вот кто точно был пьян.       — Вы благородный человек, Фабиан, — виконт, подозвав гарсона, подхватил с подноса два стакана, подал маркизу. — Благородный и достойный. Теперь я вижу, что его величество не зря выбрал вас в друзья.       — Надеюсь, ваши похвалы продиктованы не лестью, — улыбнулся Морелли, отпивая.       — Нет-нет, что вы! — затряс стаканом Круэли. — Ни в коем случае!.. Уф, вы правда меня спасли. Мне эта ситуация с того самого дня спать не давала. Честно говорю, я и сам плохо знаю, что там с участком. Отец упрямился, и всё тут, пока вот лард Клейтон не пригрозил. Отец меня напряг разбираться, а у меня своей работы по горло, не продохнуть… На приём ещё пригласили, за удачную финансовую кампанию. Я же в министерстве тружусь… Инвесторов привлёк, пять проектов запустил, прибыль хорошую… но вам это, должно быть, неинтересно? Сам иду на приём, а сам не о великой чести думаю, а как бы вас перехватить. Кошмар, одним словом!       — Сочувствую. Надо было мне сразу во вторник позвонить.       — Звонил! Звонил! Много раз звонил. И во вторник, и в среду, и в четверг. Номер ваш достал через знакомых…       — Ах да, — шлёпнул себя по лбу Фабиан, — у меня телефон отключен. Простите, я балбес.       — Бывает… Послушайте, Фабиан, я вот как поступлю… отец со мной согласится… Я завтра же свяжусь с Риком и Клейтоном, ну или с бароном, и договорюсь о купле-продаже. Цену ломить не буду, по кадастровой стоимости отдам.       Фабиан заметил, что король машет ему, поклонился виконту.       — Спасибо, Андрес, и прошу извинить — король зовёт. Удачи в сделке.       Они пожали руки, и маркиз ушёл.              Он продрался через толпу, каждый человек в которой старался перетянуть внимание государя на себя. Пили, рассказывали ему что-то наперебой, смеялись над его и чужими шутками. Адриан обнимал одной рукой Соранти за шею. Если присмотреться — опирался на него, висел на нём. Слушал, хохотал, отвечая. Корона съехала, глазки блестели.       Пьянь.       Фабиан, извиняясь перед гостями, вынырнул перед ним.       — Сир…       — Любимый шут! — Адриан отцепился от виконта и кинулся к нему, обрывая разговоры, в которых участвовал, сцапал обеими руками. — Как я скучал! — потом повернулся к гостям. — Господа, это мой прекрасный шут, если кто-то не знал.       — Все его знают, — буркнул Соранти. Адриан погрозил ему пальцем.       — Господа, мы с маркизом отправляемся кататься на гидроцикле. Прошу прощения, что убегаю от вас, мне было приятно поболтать… Но мы ненадолго. Не прощаемся, ещё увидимся. Сегодня выступают много наших звёзд и непревзойдённый Оззи Осборн, мы обязательно придём послушать. А кто сейчас хочет нас проводить, посмотреть на наш заплыв — идёмте!       Толпа загалдела. Адриан подхватил Фабиана под локоть и потащил с фуршетной зоны к воде. Людей там тоже было много, но перед ними расступались, кланялись. У деревянного причала качался большой бело-синий аквабайк. Рядом ждали слуги, наверно, занимающиеся обслуживанием плавсредств. На одном парне была накидка с меткой «спасатель». В руках они держали спасательные же жилеты с яркими жёлтыми вставками.       — Классный, да? — проходя по причалу, спросил Адриан, наклонившись, потрогал руль. — Умеешь управлять?       — Никогда не пробовал, — признался Фабиан, рассматривая несомненно мощный агрегат. — Вам не кажется, что мы не подходяще одеты?       — Ну не будь занудой, — Адриан стащил с себя пиджак, кинул слуге. — Быстрее. Я прокачу тебя с ветерком.       Вот тут Фабиан испугался. Уже сам взял его величество под локоть и отвёл в конец причала, подальше от прислуги и припершихся за ними двух десятков гостей. По чёрной воде змеились разноцветные блики.       — Дри, ты, блять, пьян! Опасно тебе за рулём!       — Устрою водное ДТП? Перестань, на середине и в дальнем конце никого нет, а я себя контролирую.       — Ты перевернёшь гидроцикл или врежешься в берег. Утонешь.       — Ты меня спасёшь, — не проникся Адриан. — Я буду в жилете. Видел, принесли? — Он указал назад, на слуг, после придвинулся, зашептал: — Фабби, я, блять, очень хочу, чтобы ты ко мне прижался. Я об этом мечтал, пока ты с бывшим сюзереном языком чесал. Я горю. Мне надо охладиться. Пойдём. Это приказ.       Фабиан демонстративно насупился и потопал за самым главным сюзереном, который на ходу снимал туфли, носки, оставляя их на влажных досках, а корону передал на сохранение Рокарди. Его дружка Тео на причале не было. Гости подбадривали, посмеивались, зачерпывали горстями воду, пробуя, насколько она тёплая, обсуждали характеристики гидроциклов.       Фабиан тоже снял пиджак, оголил ступни. Если бы Дри разделся до плавок, повторил бы, но тот не раздевался. Что же, идея плавать в брюках и рубашке — безумная, бредовая, но в чём-то забавная.       На них надели жилеты.       — Всё будет в порядке, — сказал король спасателю, на лице которого читалась явная обеспокоенность, и сел за руль. Фабиан уместился позади.       — У человека праздник, а ты ему работы добавляешь, — крикнул он на ухо, когда мотор уже взревел.       — Это честь для него, — сообщил Адриан, и гидроцикл тронулся с места. Сначала шёл плавно, затем всё набирал ход. С боков летели брызги, штанины промокли в первую же минуту, мокрые кляксы расплылись по рубашкам, капли впечатывались в лицо, ветер трепал волосы. Адриан взял по дуге, объезжая лодчонки. Берег стремительно удалялся, впереди стелилась чёрная гладь с махровым массивом деревьев за ней, далёкой россыпью огней.       Сиденья были широкими, удобными. Фабиан держался за Дри, навалился на его спину всей грудью, обхватил двумя руками. Со стороны могли подумать, что он боялся скорости или боялся свалиться, но он просто наслаждался, тем, чего жаждал весь день — чувствовал любимое крепкое тело, тёрся пахом о ягодицы, бёдрами сжимал бёдра.       Адриан будто не чувствовал жара. Правил он и в самом деле уверенно, домчал до середины тёмного омута, нарезал несколько эффектных кругов для восторженно завопившей публики, поднимая волну, и потом устремил байк в противоположный конец пруда, который клином вдавался в парк. Но к берегу приставать не стал — заглушил на глубине.       — Фабби, побудем вдвоём?       Они и вправду остались вдвоём, до любого берега было не меньше семидесяти метров, а до причала все двести. Деревья с двух сторон над водой, лампочки по парковым дорожкам, зарево от густо мелькающих огней над Поляной, крошечные человечки, город где-то вдали-вдали. Музыка… она уже гремела, на сцене шёл концерт от гелдерских групп, гудела дискотека.       А вверху бездонный купол неба, звёзды.       Прекрасное место, чтобы побыть наедине, уютное. Их, возможно, видят, но как покачивающееся на остаточных волнах светлое пятно, обращённое к ним левым боком, две фигурки на бумажном кораблике.       Фабиан разжал руки. Совсем не отпустил, только сместил на бёдра к попе. Ткань пропиталась водой насквозь.       Адриан обернулся через плечо.       — Замёрз?       — Тепло. Середина лета.       — Ну да. А иногда бывает холодная погода.       — Люблю тебя.       — И я очень люблю.       Адриан завёл назад правую руку, обращённую к глухому парку. Фабиан вложил в неё свою ладонь. Пальцы переплелись.       — Здесь красиво, — сказал Адриан, глядя то вверх, то по сторонам.       — Лучший уголок на земле, — согласился Фабиан.       — Я немного пьян…       — Я тоже.       Они держались за руки, гладили друг друга большими пальцами. Наслаждались единственной лаской, которую смогли позволить на виду у всех, благодаря хитрости с расположением байка.       — Фаб, — нарушил молчание Адриан, коротко обернулся, — я хочу прожить с тобой всю жизнь…       — Проживёшь.       — Нет, я хочу… хочу именно вдвоём, навсегда. Где-нибудь в маленькой хижине. Высоко в горах. Или у моря. На краю света. Чтобы рядом небосвод, усыпанный звёздами, чтобы тишина. В какой-нибудь чужой стране, где нас не знают, где мы отшельники, два чудаковатых парня, которые всегда счастливы. Я хочу так с тобой, Фаб.       — Я тоже, Дри. Мы бы ходили на сельский рынок за свежими овощами, здоровались с торговцами, узнавали новости за неделю. Мы шли бы прогулочным шагом, бросая друг на друга влюблённые взгляды и привлекали внимание аборигенов. Мы бы качались в гамаке, пили горячий глинтвейн или охлаждённую пина коладу, провожали закат, носили кофе в постель.       — Играли бы в настольные игры. Я бы тебе проигрывал и ворчал. Я бы жарил мясо с ликёром и накрывал стол в крошечной гостиной. Ты бы читал газеты и запускал из них самолётики.       — Мы бы занимались любовью. Часто. В любое время суток. Ох, Дри, — Фабиан содрогнулся в сладких спазмах и плотнее вжался твёрдым членом в задницу Адриана. — Я хочу тебя… Если у нас никогда не будет хижины под звёздами, я всё равно буду любить тебя.       — Если у нас никогда не будет хижины под звёздами, я буду хотеть, чтобы она была.       — Чтобы был наш маленький рай.       — Я люблю тебя.       — И я люблю.       Они опять замолчали, перебирая пальцы друг друга, глядя на звёзды, загадывая желания.       — Ты грустишь, Дри?       — Грущу, Фаб. Сегодня праздник.       — Грустить нельзя. Поедем веселиться?       — Ещё минуточку, милый. Ещё минуточку с тобой.       — Люблю тебя, Дри.       — И я тебя, Фаб.       Фабиан прижался чуточку плотнее, думал о том, чтобы поцеловать, раздеть, избавиться от мокрой одежды, заняться любовью прямо на гидроцикле… Было бы экзотично.       Музыка гремела, над водой кружила мошкара, народ шумел, провожая первые полгода.       Адриан завёл мотор.       — Держись, любовь моя. Этот заплыв посвящаю тебе.       Опять полетели брызги, ветер бил в лицо. Адриан разогнался и нарезал экстремальные круги, будто специально, чтобы Фабиан крепче за него держался. Фабиан держался. Держался, обнимал, смеялся. Плохо разбирал, что орал Адриан. Что-то возбуждённое, что-то бравурное, что-то о чести и о любви.       Сумасшедший. Просто сумасшедший.       Любимый. Родной.              Они причалили, когда вымокли до нитки. Их встречали восторженными криками и аплодисментами. Увидев возвращение короля, народ подтянулся на берег. Спасатель с облегчением выдохнул. Слуги помогли снять жилеты. С брюк и рубашки капало, но они быстро обветрились на тёплом ветру, а Адриан не захотел переодеваться. Обулся и потащил на танцпол, где со сцены ещё пела Марая Дентфи, но скоро должен был выйти сам грозный Оззи.       Они танцевали, в самой гуще толпы. Рядом друг с другом, почти вплотную. Все к этому часу были пьяны, ничего интимного не замечали. Адриан приказал принести бутылку и пил коньяк из горла. Изабелла была здесь и отрывалась, пользуясь вниманием парней и мужчин, обольщая. Девушки липли к королю, липли к Фабиану. Алкоголь лился рекой, коктейли не кончались.       Оззи вышел на сцену. Фабиан, ждавший концерта весь месяц, не слышал, какие песни он пел — был пьян, музыка, слова сливались в жаркий гул. Тормоза отпустили, на уме было лишь отвязное веселье. Грязные танцы, доступные девки и Дри. Где бы Дри ни был, в чьём бы кругу ни танцевал, сколько бы людей их ни разделяло — их взгляды всегда были обращены друг к другу. Влюблённые, алчущие, пожирающие.       Фабиан его обожал.       Боготворил.       Любовь рвалась наружу и требовалось транслировать её на всех диапазонах…       Адриан пробрался к нему через танцующую, забывшую про этикет толпу и схватил за руку, потащил за собой. Они вырвались с раскрашенного прожекторами танцпола в благословенную пустоту. Сравнительную, конечно, пустоту — по всей Поляне гуляли люди, сидели на траве, шныряли официанты, охраняли гвардейцы, высились световые арки и инсталляции. Но после густо забитого танцпола вне его было как в пустыне.       — Хочу тебя, — сообщил Адриан, устремляясь дальше. Фабиан покорно перебирал ногами, давая себя тянуть через всё пространство, мимо бара, мимо цветочных композиций. Он уже понял их цель.       Самшитовая изгородь.       Высотой почти в человеческий рост.       За ней так хорошо прятаться.       И целоваться.       Он ускорил шаг и сам затащил Адриана за зелёную стену, с другой стороны которой была другая зелёная стена, а двухметровый коридор между ними полностью принадлежал им. В нём был полумрак, свет долетал лишь по верхам, внизу стлалась темнота. Они вбежали туда по пружинящей траве и сразу накинулись друг на друга. Фабиана хватило лишь на то, чтобы посмотреть, не шпионит ли за ними кто-либо.       Адриан прижал его к колким веткам и вторгся в рот. Желание выплёскивалось вулканической лавой, текло по телу, расплавляя. Мозги спеклись. Глаза закрылись. Член… он стоял. И тёрся. О бедро и другой твёрдый член. А руки шарили, царапали, разрывали, выдёргивали влажные сорочки из влажных брюк. А языки, губы…       Фабиан сходил с ума от соперничества, от нежелания уступать, проигрывать гонку. Но они были на равных, громко стонали — всё равно музыка забивала. Оззи, о, славный громкий Оззи, ты будто создан за заглушения их пылких стонов…       Вдруг Адриан отстранился.       — Эй, я только вошёл во вкус! — Фабиан потянул его обратно, но Адриан вырвался, отвернулся, наклонил голову, протестующе махнув рукой, и приставил ладони ко рту. Маркиз испугался:       — Что, Дри?       Он кинулся на помощь, но Адриан снова выставил руку и после разогнулся, задрал голову к небу, глубоко и шумно вдохнул.       — Ничего. Порядок. Порядок.       И тут его стошнило.       Согнуло пополам, и изо рта, прямо под ноги хлынула зловонная струя, шлёпаясь на траву. Он только успел опереться рукой о стену самшита, предотвращая падение.       — Блять, ну круто, — воздел глаза Морелли и подлетел, чтобы поддержать за плечи. — Напился. Врача?       — Ты сам, блять, врач, — огрызнулся, отплёвываясь, Адриан. Разогнулся, вытирая губы. — В порядке, говорю.       Лучше бы молчал.       Закашлял, заклокотал и изверг из себя ещё фонтан вонючей жижи. Запахло перегаром, кислотой. Туфли, листва покрылись брызгами.       — Только вздумай кого-нибудь позвать, — пробормотал Адриан из скрюченной позы. На губах пузырилась слюна.       — О, мне так хочется рассказать всем, что наше величество удобряет кустарники… Слугам потом убирать…       — Это честь для них…       — Ага, твоя блевотина священна… Давай уже, очищай желудок, я волосы подержу. — Фабиан собрал его кудри от лица на затылок. — Воды надо, промыть… алкоголик.       Пока он смеялся, Адриана опять вывернуло, уже меньше, желчью и сухими спазмами. Ухаживать за ним было так умилительно, словно за приятелем из академии, а не за могущественным королём. Вот уж правда не думал, что настанет настолько интимный момент.       — Тебя от меня стошнило, что ли? — Морелли всё никак не мог уняться.       — Ну конечно, от кого ещё? Беременный от тебя.       — О, детка, как клёво! Хочешь мальчика или девочку? Как назовём?       — Адриан Четвёртый… Иди уже за водой.       — Иду-иду. Ты точно справишься?       — Блевать — нехитрое дело…       Адриан стоял согнувшись, без кровинки в лице, смотрел влажными глазами. Но он был прав, его перепил не смертелен.       Фабиан бросил ржать и выскочил из кустов. Приосанившись, чинно дошёл до бара и, коротко отшучиваясь от всех приставал, взял две полулитровых бутылки воды пару бумажных полотенец. Юрко вернулся обратно.       Адриана уже не рвало, но он ещё стоял в наклонённой позе, упираясь руками в колени, и отойдя от смердящей лужи. Поднял на него глаза, разогнулся. Взял воду, попил.       — Порядок? — спросил Фабиан.       — Ага.       — Выглядишь лучше.       — Я король, меня тошнотой не сломить.       Ох, помолчал бы, храбрец.       Едва договорив, Адриан выплеснул из себя выпитую воду. Фабиан опять бросился помогать — убирать его волосы, вытирать рот, прижимать к губам бутылку. Процедура повторилась трижды, пока желудок полностью не избавился от токсинов.       — Точно не хочешь к врачу?       — Задолбал, ну какой врач? Что я, в первый раз? До свадьбы порой бывало.       — Со мной — в первый. Вот как-то не думал, что монархи подвержены столь приземлённым рефлекторным актам. Ты меня удивил.       — Да-да, монархи — это такие роботы. Похохми мне ещё.       Они посмеялись, сбрасывая напряжение. Адриан пришёл в себя, отдышался, щёки порозовели. Фабиан дал ему умыться, ополоснул его обувь.       — Свалим, пока никто не засёк? — предложил он. — Пусть гадают, кто здесь набедокурил?       — Как-то нехорошо… но — свалим.       Заговорщически переглянулись, они бросились по зелёному коридору и вынырнули в другой лазейке, замедлили шаг и прошли как ни в чём ни бывало по краю Поляны и прошмыгнули на ландшафтную территорию, мелкими перебежками добрались до пустого дворца. Фабиан надеялся, что их побег не видели, была уже глубокая ночь, и все были пьяны. У самого голова ещё кружилась и плыла. А Дри посвежел.       Они завалились в апартаменты маркиза, на ходу срывая так и не досохшую одежду. Целовались в темноте, катались по кровати, а потом трахались. Страстно, жёстко, неудержимо. Адриана хватило минут на пять, Фабиан продержался дольше.       Когда кончил, его озарило. Неприятно. Контрастно к тем обалденным ощущениям, что он сейчас получил.       Он сполз с Адриана, поднялся на локте, заглядывая в его расслабленное лицо, скрытое густой тенью от балдахина.       — Дри. Говори, что произошло.       — О чём ты? — разлепил губы Адриан.       — Я думал, ты из-за праздника напился, коньяк целый день хлестал… Но что-то стряслось, так?       Адриан пожал плечами. Что уже означало «да». Потом нехотя открыл глаза, подтянулся к подушкам.       — В следующую субботу… брачная ночь. Женится внук барона Конти. Мне придётся спать с невестой. Придётся изменить тебе.       Он не шутил.       У Фабиана пропало настроение.