Просто я работаю волшебником

Пиу-пиу-пиу! Тудух-тудух-тудух-тудудух! – Ы-ы-ы-ы-ы! – слаженно возрадовалось поголовье заоконных оптимистов. – Вау, – вяло согласился скептик Кар. Очередная порция фейерверков уже была на что-то похожа. Только вот на что?.. Ну вот если бы выжившая из ума колдуниха вставила вместо безвозвратно утраченных прутьев своей метлы бенгальские огни и… – Пора накатить, – вслух подумал Кар. Он не сомневался, что выражение «мужик сказал – мужик сделал» обрело крылья именно при таких – или весьма похожих – обстоятельствах. Впрочем, закон подлости тоже никто не отменял и, кажется, даже не собирался. Наименее непривлекательный из бутербродов, извлеченный Каром из-под завалов пищевых остатков, упал полукопченой колбаской на пол, при этом как будто бы в насмешку сохранив свою целостность… Шутка вышла сальная в самом прямом смысле слова. Покуда Кар, решив больше не испытывать судьбу в самую волшебную ночь, выбирал между облепленным хлебными крошками кусочком «Докторской» и пахнущим колбасой ломтиком ржаного, на пульт пришло первое сообщение. Дежурный облился холодным потом, во рту ощущалась омерзительная сухость, в бокале виски таяли кубики льда, являя собою издевательскую метафору надежды, на часах было уже двенадцать без пяти (С). Входить в очередной трехсотпятидесятишестидневный временной отрезок трезвым отчаянно не хотелось. Ведь, может быть, народ не врет, что как ты встретишь Новый Год… тьфу ты, и о том, что стихотворство – болезнь заразная, поговаривают! Проще: как встретишь – так и проведешь? По семейным преданиям, отряд прапрадедушки встретил во время индийского вояжа одного местного, который считался отличным проводником. И провел он белых туристов мастерски – так и сгинул отряд со всей амуницией. Правда, папенька как-то, дегустируя импортную текилу в сочетании с импортным же соленым огурцом, представил на суд малолетнего Кара свою версию событий, согласно которой бравые вояки оказались в плену у смуглых цирцей и вознесли чувственную любовь выше воинского долга. Кар впечатлился. И с тех пор старался и провожать, и встречать, и проводить, соблюдая все предосторожности и полагаясь как на опыт предков, так и на свой личный. И потому, не читая сообщение, погрузил перст в бокал, мазнул по пульту, пожелав неведомому оперативнику всего самого доброго и искренне надеясь, что тот хотя бы икнул. Выдохнул, вдохнул, опрокинул бокал, зажмурился, вслепую схватил с тарелки первое попавшееся нечто, зажевал, отер слезы… – Первый пошел! Первый совершил изящный трехметровый прыжок из клетки в кресло по соседству с рабочим местом Кара, водрузил обалденный буровато-рыжий хвост дежурному на колени, ткнулся носом в пульт, будто обнюхивая, и, оттолкнувшись всеми четырьмя, вылетел за дверь. – Не переусердствуй, – напутствовал Кар. Угу, основа основ их деятельности – индивидуальный подход. Белка должна являться адресно к жертве похмельной музы, в крайнем случае – к коллективу единомышленников на каком-нибудь писательском корпоративе. Распугивание толп гуляющих и доведение до инфаркта случайных прохожих – не в компетенции конторы. И вообще, контора – суть добро. Ее задача – сохранять поголовье писателей и сокращать объемы выдаваемого им бреда. Хотя юный Леон, отработав в отделе с полгода, так и не понял, как это можно совмещать. «Ничего, с опытом все придет… Такое всегда приходит…» – Кар умиротворенно зевнул… покосился на песца… накатил вторую… коротко – не накликать бы! – взглянул на пульт. Поднес бокал к губам, надеясь посмаковать виски, – на это оставалось аж тридцать секунд, бездна времени, если учесть то, что творилось на интерактивной карте, – она пестрела огоньками – белыми, желтыми, зелеными, синими… по счастью, ни одного красного, но это пока… Кар снова поплевал через левое плечо, не глядя постучал – и на этот раз угодил по краю тарелки. Песца, что ли, выпустить – пусть подберет? Баш на баш – он зверю объедки, а зверь ему (в добровольно-принудительном порядке) – банку тушенки… а что, ячка и без тушняка вкусная, да и ужин поговорка велит отдавать врагу. Слышь, мохнатый, я ж тебе не друг, правда?.. – Козерог нубийский! Кар машинально заглотнул содержимое бокала, половину пролив на рубашку – Мархур тибетский! Песец нервно оскалился. – Ибекс пьемонтский! В кабинет ворвалось нечто розовое с люрексом, помельтешило, наткнулось на пульт – на мгновение погасли все огни, да и сама карта побледнела, потом на стол – черная бутылочка дзынькнула и укатилась в темный угол. Лапка с лиловыми коготочками уцепила бокал Кара, другая – бутылку. Нечто высадило пять бокалов, один за другим и выдохнуло со змеиным шипением: – Ну, с Новым годом, козлина альпийский! Грянули многочисленные залпы под слитные визг и вопли. – В смысле? – осторожно уточнил Кар – и, несмотря на сотрясающее стены заоконное безумство, был услышан. – Все мужики – козлы. Столь тривиальной сентенции благородный сэр Чипендейл Карнеги не ожидал даже от Хелло-Китти. – А я давно говорил, что попса до добра не доведет, – выдал он, пощипывая себя за кончик носа. Ничего подобного он, конечно же, не говорил – ссориться с ведьмами, особенно такими безобидными на вид, как Хэлло Китти, себе дороже. Но ведь думал же, думал! Значит, не соврал. Снегирь высунул клюв из убежища в часах и проинформировал: – В Петропавловск-Камчатском девять утра, на минуточку. – Не на минуточку, а на пятнадцать, – жестко отчеканил Кар. – Ты проспал. И у нас тут пятнадцать минут как новый год. – Не проспал, – тоном ревностного служаки заверил кукушкозаменитель. – Встречал. – И скрылся. Китти разрыдалась. Карта замигала ярко-алым сразу в двух местах. Кар разом правой и левой отщелкнул замки на клетках Второго и Третьего, как будто выстрелил из стартовых пистолетов с обеих рук, и на всякий случай заслонил собою плачущую блондиночку: козлов помянула в этаком контексте, а ну как «любовь – кровь» рифмовать начнет – звери и среагируют… Два рыжих хвоста синхронно выметнулись наружу. Кар выдохнул с облегчением, достал второй бокал и, откупорив вторую бутылку, приступил к психотерапии: – Любезная моя Катерина Матвевна… – А не пошел бы ты? Я – Гелла-Катарина, ты – крашеный козлина, – Хэлло-Китти, ничуть не оценив джентльменских поползновений сэра Чипендейла, отобрала у него бутылку и припала к ней, как… «как к живительному источнику», – подумал Кар – и скривился: ну вот и он начал банальщину выдавать. Верно шеф предупреждал: этот вирус распространяется намного быстрее тех, что официально признаны медициной, и инкубационный период куда короче. Кар пошел. За следующей бутылкой. Исключительно для себя. То, что не является секретом для секретарши – ну да, закрашивает он седину, совсем слегка, но есть такой грешок, – ни для кого не секрет. – Ты на дежурстве, – подозрительно трезвым голосом напомнила Китти. И, к счастью, ни с чем не стала эту сентенцию рифмовать… может, просто рифмы с ходу не нашла. – На дежурстве, а ты – нет, – решив действовать ее же оружием, намекнул он. – Кушай дома винегрет. И зря: блондиночка вспомнила, как и почему здесь оказалась, – и снова залилась горючими (теперь, возможно, в самом прямом смысле слова, учитывая концентрацию алкоголя в крови) слезами. Пришлось насильственно будить в себе джентльмена – и доставать из микроволновки последний закусочный резерв. От угощения Китти не отказалась, хотя спешно поглощаемый ею кусок пиццы наверняка успел изрядно пересолиться даже за эти мгновения. – М-м-м, как вкусно пахнет… – промурлыкал из коридора кто-то очень знакомый.