falena bianca

      Сесилион не помнит, как уложил Роуз в кроватку. Но прекрасно помнит заслезившиеся глаза Кармиллы от его слов. Он помнит о её дне рождении. Помнит, что на четвертый день зимы Кармилла прибегала к нему в гримёрку не от желания поскорее получить подарок, а от тянущего внутри чувства любви, которая в тот день казалась безумно особенной. Он пел специально для неё и за кулисами, и на сцене. Он делал это каждый день, но именно в четвертый день зимы он пел одну песню, которую не пел в любой другой день. Он сам её сочинял, чувствуя объятия Кармиллы со спины. Он даже помнит, что она пыталась подглядывать, а как только ловил за подлым, но безумно милым поступком, она лишь тепло улыбалась ему.       «Не хочу прерывать тебя от работы, но, мне кажется, свою любовь ты можешь выразить иначе.»       Он помнит, как она смотрела на него с вызовом.       Прямо как сейчас. Сидя напротив него за столом, скрестила руки на груди. Тарелка пуста. Только немного смазанный брусничный соус на краю остался.       — Будем как в армии, кто быстрее? — ухмыльнулся Сесилион, отправляя последний кусок обеда в рот.       — Нет, ты точно так же смотрел на меня за столом, за неделю до родов, — Кармилла наблюдала за ним. Как он проглатывал еду, чай, слюну. Его шея безумно завораживала.       Он слишком медленно жевал. Её это раздражало. Будто издевался. Будто знал, что она смотрит именно на шею.       Кармилла сжала пальцы на плечах, начиная тереть ноги друг об друга. Это была её обычная практика, когда возбуждение превышало верх. Очень не вовремя её гормоны решили поиграть. От этого она себя держала немного напряжённой, а любое действие Сесилиона было как спусковой крючок — потянет дальше, — произойдёт неизбежный выстрел.       — Перестань съедать меня взглядом, — его голос вернул в сознание. Только сейчас Кармилла поняла, что не сводила глаз с Сесилиона, а ноги и вовсе сжались вместе, начиная немного ныть в области колен и бёдер. Она сглотнула, проведя потными руками по ткани халата и опустила взгляд, словно провинившийся ребёнок. — Ты прекрасно знаешь, что сейчас нельзя. Ничего не зажило.       — У тебя тоже не зажило? — она снова бросила на него взгляд, поднимаясь из-за стола.       — Это играют гормоны в твоей голове, Кармилла, — он следил за ней взглядом, когда она обходила стол. — Если бы не обстоятельства, то я бы утолил твой голод. А я не хочу причинять тебе вреда в любой форме.       Кармилла остановилась в паре шагов от него. Она слышала его запах. Чёртов запах ментола, сводящий с ума уже который день. Ирисовые глаза загорелись от неизвестной для неё злости, будто она избалованный ребёнок, желание которого отвергли и не исполнили.       Она слышала, как Сесилион встал напротив неё, пытаясь вернуть её внимание на себя. Она даже не замечала, как чёрные ногти впивались в ладонь.       — Госпожа… — тихий голос Грейнис за спиной Сесилиона заставил обоих посмотреть на служанку. В её руках свёрток с Роуз, которая уже стала кукситься. Минуту потерпеть и она закричит.       Кармилла быстрым шагом разорвала расстояние с Грейнис, не забыв, естественно, пихнуть Сесилиона в плечо. В её руки легла Роуз, которая от своего недовольства не видела даже собственную мать. Она не знала, как это работает, но Роуз успокаивалась только в руках Сесилиона. Сразу смотрела на него с невинным интересом и трогала его. Трогала, трогала, трогала. Кармилла даже бывало ревновала. И кого к кому для неё было загадкой.       Она не смотрела ни на кого, не обращала внимание на голос Сесилиона и его мимолётное касание к её руке, просто шагала в сторону спальни. Только когда она хотела закрыть за собой дверь, поняла, что за ней шёл кто-то ещё. Ей даже гадать не нужно было, когда запах ментола, от небольшого дуновения ветра закрывающейся двери, ударил ей в нос.       Кармилла села на изножье кровати в своей излюбленной позе лотоса и отодвинула одну сторону халата, обнажая маленькую грудь. И как только сосок пропал из поля зрения во рту у дочери, Сесилион сел рядом.       — Что мне сделать, чтобы ты осталась довольной? — вопрос под дых. Кармилла замерла, с возмущением глядя на Сесилиона. Он даже не опустил взгляд вниз, смотрел точно в её глаза. С вызовом.       Кармилла шумно выдохнула, опуская взгляд на девочку, звонко причмокивающую раз за разом, ещё больше раззадоривая.       — А чтобы ты сделал? — в её голосе усмешка и такой же вызов.       — Всё, что попросит моя луна.       Кармилла повела губами в сторону, будто задумывалась над своим желанием, хотя она давно знала, чего хотела.       — Принеси мне два… Нет! Три! Три куска белой ткани, — она уже видела в его глазах немой вопрос, но поспешила прервать ход мыслей в его голове. — И не задавай лишних вопросов. Это для нашего спасения.       Причины её амнезии и то, как выборочно работала её память, заставляло Кармиллу хмуриться до боли в висках. Словно её мозг выборочно стёр то, что посчитал опасным для хранения, а что для него казалось незначительным оставлял на общее обозрение. В числе «незначительного» оказался фрагмент памяти с белыми кусками ткани. Она помнит, что монийцы повязывали их на плечах, но для чего, оставалось для неё загадкой.       На его губах тут же появилась неуверенная улыбка. Он кивнул, опуская взгляд на Роуз, всё ещё причмокивающую молоко. Юный сомелье.

***

      На общем обеде было непривычно шумно. Ком в горло не лез, бабочки в животе полностью вытесняли куски еды из горла. На губах Кармиллы всё ещё остался его вкус, от чего подавить улыбку было максимально непросто.       «Либо я остаюсь в Аберлине и подписываю тебе смертный приговор, либо ухожу из твоей жизни навсегда, оставив тебя в живых.»       В голове пусто, как и в груди. Две совершенно разные эмоции слились воедино. Они спорят в её голове, скандалят, бьют невидимую посуду, определяются, кто же сильнее. Пока что идут наравне. И это дико раздражало Кармиллу. Её отец давно мёртв, а его приговор не вступил в силу. Зато жив Сесилион, жива она.       Сердце бешенно колотилось в груди.       Информация Сесилиона была правдивой. Армия Тигрила действительно столкнулась лицом к лицу с армией Леоморда. И вторым пришлось отступить. Это была действительно маленькая победа у неё в груди. Он всё ещё с Империей. Он всё ещё с ней. И это не могло не радовать.       — Доброе утро, — послышалось где-то за спиной. Кармилла только кивнула, не поворачивая головы. Потому что знала этот голос с ноткой веселья и в то же время грубости. Алукард сел между ней и Грейнджером, заставив отодвинуться обоих. Охотник на демонов с шрамом на глазу недовольно фыркнул. — Всё не мог спросить, как прошла встреча с информатором?       Кармилла бросила на него взгляд, полный недовольных искр, но её прервал хриплый голос Грейнджера:       — Поздно спросил.       — Я же сказал, что не мог раньше!       — Не смог, не спрашивай позже, — Грейнджер не поднимал головы из газеты. — Может, меньше будешь похож на идиота.       Кармилла не стала дальше слушать их перепалку. В ней не было смысла. Гам голосов сменился белым шумом, когда взгляд зацепился за армейца, шаркающего по полу собственной обувью. Только при блике света, она смогла отличить герб замка Аберлин, запачканного кровью. Она не слышала грохот, когда он упал на кафельный пол. Не слышала собственного сердца, когда вставала из-за стола, когда быстрым шагом настигала цель, когда разворачивала армейца лицом. На лице не дёрнулся ни один мускул, когда увидела его застывшие от ужаса глаза. У него была глубокая рана в ребре, а в руке он крепко сжимал письмо с красной кляксой-печатью.       «А». Чёртова буква «А», явно поблёскивающая на свету, мозолила ей глаза.       «А» значит Аберлин. «А» значит Ансаак. Как смертный приговор.       «За информацию соответствующая цена, моя луна. Завтра на том же месте, в то же время.

С.»

      Стук копыт, яркое солнце, внутренний скрип домика и его двери.       Она пришла. Пришла даже раньше, но он был уже там. Так же стоящий к ней спиной, в обтянутой по телу рубашке.       — Зачем? — единственный вопрос, который она задала.       Сесилион молчал, стоял к ней спиной и, казалось, не дышал. Словно выжидал от неё ещё каких-то действий. Она не осмелилась подойти ближе. Потому что боялась. Впервые побоялась его спины. Его роста, движений, взгляда.       Он выпрямился, явно ощущая её страх. Он будто игрался с ней.       — Я же должен придерживаться роли бессердечного армейца Бездны, у которого единственная слабость — его возлюбленная с другой стороны баррикад, — он развернулся. Точно такой же взгляд, как и вчера. — Вижу, у тебя слишком много вопросов в голове. Я даже почти их слышу.       Кармилла погрузила дом в темноту, закрыв за собой дверь. Так ей было легче говорить с ним. Не видеть его лицо после той выходки. Но она точно знала, что он видит её. Глаза Демонов Крови схожи на кошачьи, только в темноте они не светятся. Слишком сильно для такой маленькой расы.       — Откуда ты взял армейца Аберлина? Их же всех перебили демоны, — она слышала приближающийся скрип половиц. Адреналин в крови бил беспощадно, бросая то в жар, то в холод. Сердце заложило уши.       — Он не из Аберлина, — его голос пугающе близко, ещё немного и она почувствует его горячее дыхание. — Обычный беглец из Монии. Доспехи снял с одного падшего война.       — Зачем было его убивать?       — Я его не убивал, а лишь подрезал ему крылышки. Чтобы была мотивация добраться до тебя, — она буквально слышала, как он пожал плечами в этой пугающей темноте. — Так сказать, хочешь жить — умей вертеться.       — Это мерзко…       — Не менее мерзко воевать на два фронта. Я жду ещё вопросы.       Кармилла сглотнула, шагая назад к стене. Она не уйдёт, поскольку всё ещё нуждалась в новой информации.       Спина ударилась о холодную стену.       — Нельзя было найти более гуманный вариант, как достучаться до меня? — в глотке сухо. Внутри всё сжалось, когда горячее дыхание обожгло щёку. Глотать было бесполезно, сухость не проходила.       — Какой бы ты хотела увидеть в следующий раз? — она чувствовала уперевшуюся около её головы руку. — Голубя с перевязанной ленточкой? Личного гонца? Или, быть может, мне самому прийти к воротам Империи, подарить тебе жаркий поцелуй при всех и вручить письмо на одном колене, как предложение руки и сердца? Только скажи, я всё исполню.       Она чувствовала его в сантиметре от себя. Слышала его учащённое дыхание, действующее уже как наркотик. Она слишком сильно утонула в нём, слишком много себе позволила.       — Первое, — еле вырвалось у неё из груди тихим шёпотом, прежде чем почувствовать его ухмылку. — Но третье можешь исполнить прямо сейчас.       Словно сигнал. Выстрел.       Жадно впился в её губы, перемещая руку на её шею. Он сжал её, совсем не больно, чтобы выдавить из неё протяжный выдох, тлеющий в лёгких с самого начала их разговора. Притянул к себе, вырисовывая на бедре свободной рукой крестик. Кровавый договор. Она помнит, что он рассказывал о нём.       «Те, кто связаны кровавым договором навсегда будут принадлежать друг другу.»       Звучит романтично, но именно сейчас, именно в этот самый момент, было страшно. Дрожь пробирала до костей. Он оставил свою отметку. Привязал к себе кровавой нитью договора. Сделал своей. Не на словах, как раньше, а на действии.       Он нашёл её руку в темноте, притягивая к своей груди, намекая, чтобы она сделала то же самое. Она с дрожью в руках искала его воротник рубашки, и как только зацепилась за острый краешек, стала судорожно расстёгивать пуговицы. Она слышала его ухмылку сквозь бьющее в ушах сердце. Слишком резко, слишком грубо, слишком в капитанском стиле сдёрнула с одного его плеча рубашку проходясь по холодной ключице пальцами, пока не вытянула указательный, оставляя под выпирающей костью крестик.       «Когда из этих крестиков польётся кровь, то договор вступит в силу.»       Она оторвалась от губ Сесилиона.       — Мне нужен свет.       Он ничего не сказал. Только отдёрнул шторку маленького окна, впуская солнечный свет.       Быстрое движение, и в её руке оказался нож. Для большего удобства она перекинула его положением вверх лезвием, не отрываясь взглядом от ключицы, под которой она нарисовала крестик.       Только прикоснувшись остриём к его коже, она выдохнула, опуская и голову, и руки.       — Я боюсь причинить тебе боль, — сказала Кармилла, поднимая на него карамельные глаза.       — Ты никогда не сделаешь мне больно, Кармилла, — он коснулся её щеки, заправляя маленькую прядку волос за ухо. — Даже если убьёшь. Потому что это сделаешь ты.       Она сглотнула, всё ещё крепко сжимая нож в руке. После снова опустила взгляд на его ключицу и ахнула. Крестик будто светился из-под кожи. Она протянула к нему пальцы, на секунду дрогнувшие. Коснулась свечения, слегка поглаживая рисунок на его теле, который сделала сама. Если она сейчас пройдётся по этому свечению ножом, то он станет её. Материально её.       Она поступала эгоистично, собственнически. Она психопатка. Сошла с ума от дикой ревности к нему. К кому? Она и сама не знала. Она просто хотела, чтобы он был её. До пересадки сердца, до переливания крови.       Её. Её. Её. И больше ничей.       Она поставила кончик ножа к его коже, медленно, словно мучая, надрезала, воочию разглядывая проступающую кровь. Он терпел. Смотрел на неё непрерывно и даже бровью не повёл от боли. Было ли ему больно вообще? Ни капли. Потому что это делала она.       Первый разрез, второй. И вместо крови, тот самый свет из-под кожи вылез наружу, лаская своими небольшими лучами лезвие ножа.       Кармилла не хотела прикасаться к ране, лишь заворожённо смотрела, пока он не откашлялся.       — Моя очередь.       Она мотнула головой, перебрасывая нож ручкой к нему. Сесилион взялся за рукоять, опуская нож вниз лезвием.       — Для договора нужен полноценный контакт с кожей, — в полумраке его взгляд на бедро был почти незаметен, но Сесилион точно видел её покрасневшие щёки. И не удержался от колкой фразочки: — Краснеешь, как невинная девочка.       — Заткнись, — шикнула Кармилла, быстрым движением избавляясь от ненужной ей сейчас ткани.       Сесилион ухмыльнулся, смотря ей прямо в глаза. С вызовом опускаясь вниз, буквально чувствуя, как её пробила очередная дрожь. Медленно, слегка задевая пальцами нижнее бельё, освободил место, где уже во всю горел злосчастный крестик.       Из ниоткуда у него загорелся азарт. Хотелось помучить её. Просто чтобы ощутить рукой небольшую влажность между её бёдер. Он всегда знал, насколько были чувствительны её бёдра к его касаниям. Её всегда бросало в дрожь, а если это затягивалось надолго, буквально коснись её там, и она уже достигнет оргазма.       Он так и поступил. Положил руку между её ног, будто для удобства, пока её мышцы буквально ходили ходуном. Медленно коснулся губами крестика, слушая, как сверху с её губ сорвался рваный вдох через зубы.       — Скомандуй мне, — слишком резко произнёс Сесилион, не собираясь делать никаких движений в сторону договора. Мучить. В сладких, но муках.       — Что?       — Скажи, что мне делать, капитан.       — Режь! Мать твою, режь! — сорвалось с её губ почти шёпотом, пока не послышался глухой удар о стенку. Она приложила затылок к стене, явно ощущая напряжение внизу живота от его деяний. Это ему и нравилось.       Сесилион снова ухмыльнулся. Совсем не с издёвкой, а с маленькой победой. Она всё ещё осталась верна ему, раз пошла на кровавый договор и ничего не сказала против. Нет, даже сама сделала всё, как он рассказывал.       Он надрезал её нежную кожу, ощущая чёртов запах персиков. Этот запах буквально поселился в его лёгких. Затхлый воздух Бездны никогда в жизни не перебьёт её сладкий запах. Никогда в жизни не вытеснит персики из его головы.       Кровь почти моментально показалась, а сверху тихо. Конечно, после той раны, которую она перенесла, всё будет казаться пустым звуком. От такого удара по бедру не выживал ни один из армейцев. Кроме неё. Она сильная девочка. Поэтому она ему и нравилась.       Первый надрез был закончен. Кровь хлынула рекой, но пока не будет сделан второй, это не прекратить ничем. Буквально бесплатная смерть, которую он держал на волоске. Приставив нож уже в другую сторону, он быстрым взмахом закончил с ним, не желая более её мучить. Он не почувствовал те несколько минут, потому что почти не ощущает этого, а она человек. Она более чувствительна. Более уязвима.       Багровая капля медленно стекала по её ноге вниз. Будоражило сознание, кровь внутри него.       Секунда, и язык уже идёт по линии капли, стирая всё подчистую. Она такая же сладкая, почти медовая. Полноправно его.       Его. Его. Его. И больше ничья.       Он успокоил внутренних бесов. Кормил их сладкой кровью, которая не сравнится ни с чьей. Только для него такая сладкая. Наркотик только для него. До закатанных от наслаждения глаз.       Он целовал её бедро, извиняясь за боль. Облизывал, пытаясь стереть кровь. Даже не заметил, как присосался, буквально как пиявка, не желая отпускать лакомый кусочек.       Облизывал, целовал, присасывался. И так по кругу, пока багровый засос не стал приобретать фиолетовый цвет.       — Прости, я… увлёкся, — он отпрянул от её бедра и тут же остановился, когда другой рукой ощупал влажность. В горле встал ком.       С одной стороны, можно. С другой стороны, нельзя.       — Я не разрешала тебе отвлекаться, — полухрипом, почти не дыша, в секунду. Он слышит её дыхание. Дёрганное, мокрое. Он чувствовал, как температура по её телу взлетела моментально.       «Под действием договора будет невероятная тяга друг к другу. Почти до боли в костях. Будто ломка.»       Он приблизился к её бедру снова, опаляя горячим дыханием свежую рану. Он не считал, сколько оставил поцелуев на её бедре, но знал, что это ей нравилось больше всего.       — Скомандуй мне, — на одном дыхании проронила Кармилла. Он слышал, как её ногти впились в стену. Он встал в ступор, секунду рассматривая её ногу, прежде чем она снова шикнула: — Ну же!       — Снимай. Снимай одежду.       «Только будет ли это тяга от настоящих чувств или же фальшивка — неизвестно, пока кровавый договор не будет расторгнут смертью одного из участников.»       Сесилион сделал свою самую глупую ошибку. Допустил договор в силу.       Сесилион подписал смертный приговор обоим.