Необходима большая смелость, чтобы противостоять врагам, но гораздо большая, чтобы пойти наперекор друзьям.
Альбус Дамблдор
На поле для квиддича было безлюдно. Холодный декабрьский ветер скользил между трибунами, издавая звонкий свист. Доводил меня до жгучего отчаяния, завывал в унисон с комком горечи, что я никак не мог вытащить из своей груди. Потеря Дафны обернулась для меня утратой смысла жизни, и я никак не мог собраться, решить, что делать дальше. Стоит ли мне заглаживать вину в попытках вернуть счастливые дни или обрубить все связывающие нас нити, дав моей девушке… бывшей девушке наконец свободно вздохнуть, выйти из-под гнёта моей непрекращающейся лжи? Отпустить её. Кто я теперь? Поставщик датура в испанский бордель? Никчёмный сын, пытающийся снять с себя вину за смерть матери? Главный староста, что слишком сильно вжился в эту фиктивную роль? Или хуевый друг, который просто бросил Драко, не видя ни единого шанса вытащить его из безнадёги? Ведь я действительно отвернулся от него, от своего лучшего друга. Не заметил ни единого смысла копаться в этом дерьме и искренне считал, что если не буду давать ему порошок и стану периодически угрожать, то это поможет. Спасёт его. Почему мои попытки принять правильное решение всегда оборачиваются полным провалом? Почему я, блять, разрушаю всё хорошее, что меня окружает? Словно мне в задницу засунули чёртов амулет, сулящий череду неудач и бедствий. Своим безразличием и холодом я вынудил Драко кинуть Империус мне в лицо. Действительно, что ещё ему оставалось?! Будто я не знал, к чему приводит ломка. Ведь с самого начала учебного года и дураку было ясно, что рано или поздно Малфой сорвётся. Он уже не раз это демонстрировал во всей красе, а я только и делал, что подкреплял ненависть к своей персоне. Его беспробудное пьянство затуманило мой разум. Я махнул рукой и забил на утопающего друга, бросив любые попытки хотя бы поговорить. Узнать, что на самом деле происходило внутри него. Истинные причины этого тотального пиздеца. Я настолько зациклился на своих проблемах, что всё прочее стало таким блеклым и неважным на фоне моих терзаний. Грейнджер… когда она лежала на том диване, увядая на глазах из-за боли, что наверняка пронизывала всё её худощавое тело, это не вызвало и толики сочувствия внутри меня. Даже Драко, явно будучи в беспросветной депрессии, отчего-то волновался о ненавистной для него грязнокровке больше, чем я, который месяц назад уже успел начать считать гриффиндорку своей подругой. Её состояние тогда было так похоже на мамино, особенно немая мольба в почти потухших глазах. Дрожащие руки и неспособность принимать пищу без датура. Один в один. Я отвратителен. Потому что в переломный и важный момент не почувствовал ничего, кроме всепоглощающей ярости к ним. Сделал из себя несчастную жертву, хотя по факту сам довёл до ада и себя, и всех вокруг. Я сам во всём виноват. Я проебался. Ветер поднял с земли пару дубовых листьев, каким-то чудом не успевших сгнить под слоем снега. Закружил их лёгким вихрем, плавно опуская вниз. Я следил за ними, на секунду опустошив сознание от терзающих раздумий, и оторвал от губ сигару, подаренную Матиасом. Выдохнув терпкий дым, я завороженно наблюдал, как два листка столкнулись в воздухе и, словно их кто-то зачаровал, абсолютно синхронно подёргиваясь на ветру, рухнули на землю. Упали под одинаковым углом, нарушая все законы физики. Я тупо смотрел на листья, лежащие на промёрзшей земле, пару секунд, прежде чем до меня дошло. — Один в один! — воскликнул я, озвучивая свои мысли. Состояние Грейнджер точно такое же, как у моей матери. Я ведь заметил это ещё в поезде, давая ей дозу. Возможно… блять, первую дозу. Рука тут же затряслась от такого предположения, и, сжав пальцами сигару, я судорожно поднёс её к губам. Всё тело пробрала дрожь, и я прижался спиной к деревянной балке, чтобы не упасть, сидя под трибунами и делая очередную затяжку. Глубоко вдохнув дым в лёгкие, я чуть не закашлялся, но прожигающая горькость в горле угомонила трясущееся тело, вынуждая извилины в голове вновь прийти в движение. Чёрт бы побрал идиотскую привычку, тягу к никотину, это действительно успокаивает. Тогда в поезде я был уверен, что дело в ломке. Что Гермионе так плохо именно из-за неё. Я думал, что Грейнджер что-то принимала, что она так пыталась справиться со своим посттравматическим расстройством, но, если вспомнить, золотая девочка ещё в поезде отрицала моё предположение. Смотрела на порошок так, будто до конца не понимала, что это вообще такое. А я просто отмёл все сомнения, ссылаясь на то, что Грейнджер уже явно перестала адекватно соображать, будучи в полной дезориентации из-за нехватки наркотика. В тот момент она выглядела, вела себя в точности так же, как и моя мама перед смертью. Это поразило меня в самое сердце, вместе с тем полностью отключив мозг. Но тогда я ещё не знал, что мама умерла не из-за ломки. Не знал, что в её крови нашли остатки проклятого яда, и мне ничего не оставалось, кроме как принять ломку Грейнджер за единственную возможную причину её плачевного состояния. Но это, очевидно, было далеко от истины. Ведь Драко тоже довольно долго сидел на датуре, но с ним всё в порядке. Грейнджер явно больна, она действительно, блять, умирает без наркотиков. Точно так же, как и моя мама. Мёртвая мама. Я вновь затянулся, опустив взгляд на промокшие ботинки. Если Грейнджер одолело то же проклятье, я во что бы то ни стало должен узнать всё, что только смогу. Должен спасти гриффиндорку. Хотя бы её, чёрт побери. Искупить свои грехи и уповать на прощение всех близких мне людей. Матиас обещал разыскать заключение врача, осматривающего мою мать в Испании. И лучше бы ему поторопиться, потому что ещё пара дней и, клянусь своей магией, я ворвусь в чёртов госпиталь и волью Сыворотку правды в глотки всему персоналу, чтобы добиться истины. Почему Самюэль ничего не рассказал мне о матери? Он ведь был хорошим мужиком, так какого хрена он молчал? Ведь он был там, тоже огрёб от Пожирателей, знал всю эту мрачную историю, все причины, почему моя мать могла пострадать. А я и не предполагал, что он как-то связан с Испанией и смертью моей мамы. Думал, что Самюэль был обычным колдомедиком, который участвует в программе по лечению детей Пожирателей и заодно продаёт наркоту пациентам, дабы ни в чём себе не отказывать. Блять, если бы я только знал. Сейчас эта информация могла бы спасти Грейнджер. Или даже маму тогда, в августе. Это бы изменило абсолютно всё. Сжав губы и чуть прикусив свой язык, я устремил взгляд вперёд, рассматривая окраину Запретного леса. В моей голове отчётливо зависла лишь одна мысль: мне плевать, простит ли меня Драко, Грейнджер или даже Дафна. Пока я сам себе не способен подарить искупление, двигаться дальше просто не выйдет. Я, блять, даже не знаю, чего хочу. Я просто обязан добиться правды и тем самым спасти Грейнджер, иначе так и не вылезу из этого болота. Безвыходной пучины, в которую залез, затащив за собой всех, кто оказался рядом. — Блейз! — юношеский голос с поля заставил меня вздрогнуть и чуть не выронить сигару. — Блейз, ты здесь? Парень был прямо на стадионе, по другую сторону от трибун, под которыми я сидел. Мне не хотелось, чтобы меня нашли. Я и так пропустил сегодняшний урок, лишь бы не видеть знакомых лиц и вновь не испытывать на себе давящую вину за то, что я натворил. — Блейз, пожалуйста! Отзовись! — не успокаивался парень, продолжая кричать на весь стадион. — Я знаю, что ты где-то здесь! — Отвали, — тихо пробормотал я себе под нос, поднося сигару к губам и ожидая, когда юноша просто сдастся и уйдёт. — Если мы ничего не сделаем, то учителя узнают о… — его голос стал чуть тише, но всё ещё был достаточно громким, чтобы я расслышал. — Блейз, пожалуйста, нам надо его спасти! Всё внутри меня сжалось. Тяжело сглотнув, я тут же потушил сигару и встал, стремительно огибая трибуну и выходя на поле. Кого нам нужно спасти? Блять, о ком говорил этот парень?! У трибун стоял невысокий юноша в слизеринской форме. По всей видимости, он не слышал моих приближающихся шагов и продолжал всматриваться в пустую трибуну, запустив руку в свои волосы со страдающим выражением лица. Подойдя ближе, я разглядел, что он вовсе не страдал. Роберт, а это был именно он, пятикурсник со Слизерина, находился в настоящей панике, продолжая терзать чёрную как смоль копну волос, пока вторая рука судорожно сжимала, комкала мантию. Он переступал с ноги на ногу, явно не находя себе места. Я подошёл почти вплотную сзади него, пока он продолжал бесполезно шататься из стороны в сторону. — Что случилось? — мой голос еле заметно дрожал. Роберт вздрогнул, тут же рывком оборачиваясь. Он всегда был таким порывистым и даже неуклюжим, что больше напоминал собой не слизеринца, а неотёсанного пуффендуйца. В октябре я сильно рисковал, согласившись продать ему дозу, но, к моему удивлению, Роберт не создал никаких проблем. Более того, он был одним из немногих, кто не вернулся. Кто действительно остановился на «только попробовать». Это заставило взглянуть на парня под другим углом и отчасти даже по-своему зауважать. Чего же он хотел сейчас? Паника на его лице была настолько неприкрытой, что я действительно боялся того, что он мне расскажет. Неужели кто-то из учителей узнал о моём внеклассном занятии? Или у кого-то передоз? Что, блять, произошло?! Карие глаза пятикурсника с толикой облегчения пробежались по моему взволнованному лицу, прежде чем он наконец заговорил. — Малфой, — на выдохе выдал Роберт, и моё сердце пропустило удар. Все внутренности ухнули вниз, и я замер, не в силах промолвить ни слова. Тупо ожидая, что парень скажет дальше. — Он в туалете, с ним что-то не так. — Конкретнее, — процедил я, невольно сжимая кулаки. Роберт переступил с ноги на ногу и чуть стушевался под моим пристальным взглядом. Его нижняя губа заметно дрожала, а руки продолжали комкать мантию. Между нами было не больше метра, и я буквально чувствовал его страх вперемешку с отчаяньем. — Малфой ворвался в туалет и выгнал нас с друзьями. Все ушли, но я… остался в коридоре у двери, — он сжал руки в замок, чтобы угомонить их. — На всякий случай. Мне показалось, что он выглядел странно, будто… сошёл с ума. Он… он… — Блять, — не выдержал я. — Ближе к сути. Роберт перевёл дыхание, чуть прикрыв глаза, и наконец заговорил более связно. — Сначала всё было тихо, но затем послышался грохот. А ещё он кричал, словно плакал, не знаю… Я испугался и решил подождать ещё немного, но всё стихло. А когда я приоткрыл дверь и вошёл, то там всё было в крови, зеркала разбиты, а Малфой… он лежал на полу, его трясло. Он бредил, что-то шептал и не слышал меня. Я хотел позвать учителей, но увидел остатки датура на раковине и побежал за тобой. Я не хочу, чтобы всех нас отправили в Азкабан из-за Малфоя! — Роберт сорвался на крик, полный горечи. — Может, у него передоз, я не знаю… Насколько же прогнула нас под себя убогая система, если шестнадцатилетний парень боится угодить в Азкабан только за то, что один раз попробовал наркотики, а теперь это могло вскрыться. Я тихо рыкнул, стискивая зубы. Тут же развернулся и направился в сторону замка. — Пошли! — скомандовал я, быстро переставляя ноги. — Сколько времени прошло? Боюсь представить, как много людей уже могли войти в туалет, пока долговязый Роберт искал меня. — Около получаса. Я… я запер дверь несколькими заклинаниями, чтобы выиграть время, — сбивчиво бормотал парень, еле поспевая за мной. Я повернул голову, не сбавляя шага, и окинул взглядом темноволосого слизеринца, вновь чувствуя уважение, а теперь ещё и благодарность к этому недотёпе. Страшно даже предположить, что бы могло случиться, если бы он не оказался рядом. Если бы только не заметил датур и не сообразил отыскать меня, запечатав дверь. Чёртово везение — это что-то новенькое в наших паршивых жизнях. Но у Малфоя не могло быть передоза. У него ведь был всего один пакетик. Может, Грейнджер его как-то прокляла в борьбе за порошок? Но это невозможно, у неё нет сил. Блять, что же там произошло?! Я определённо зря оставил их вчера наедине с наркотиком. — Какой туалет? — тихо спросил я у Роберта, когда мы заходили в замок, прошмыгивая через нескольких младшекурсников, толпившихся вокруг Почти Безголового Ника, разыгрывающего очередное нелепое представление. — На пятом, недалеко от вашей башни, — шёпотом ответил он, чтобы услышал только я. Довольно быстро преодолев двигающиеся лестницы, мы практически взлетели наверх и, выйдя из-за поворота, чуть не сбили с ног Лавгуд, с мечтающим видом оглядывающуюся по сторонам посреди коридора. — Блять, — вырвалось у меня, и я тут же схватился за её плечи, предотвращая столкновение. — Извини. Полумна словно не видела меня и продолжала что-то разглядывать в воздухе. Я отстранился от девушки и, обходя её, двинулся вперёд к туалету вслед за Робертом, который уже доставал палочку, чтобы снять запирающие заклинания. — Поторопись, Блейз, — неожиданно произнесла Лавгуд, вынуждая меня замереть и обернуться. — Весь этаж в мозгошмыгах, — она посмотрела мне в глаза так, словно видела насквозь. Будто знала обо всем, что я так тщательно скрывал. — Кому-то здесь очень плохо. Не успел я ничего ответить, как она быстро зашагала в другую сторону по коридору. Мне кажется, я никогда не пойму — чокнутая она или чёртов гений. Услышав, как Роберт начал произносить заклинания, я захлопнул рот и приблизился к туалету, чуть притопывая ботинком по полу от нетерпения. Как только парень закончил, он удовлетворённо кивнул и освободил проход, явно не собираясь следовать внутрь. Видимо, я буду до конца жизни уважать его за безграничное понимание ситуации. Своим умением неожиданно собраться он сильно напоминал мне Долгопупса, когда тот, по рассказам, в битве за Хогвартс после так-себе-речи вытащил меч из шляпы и расхерачил Нагайну. — Спасибо, — промолвил я, толкая тяжёлую дверь. — Никому не говори об этом. — Знаю, — как-то грустно усмехнулся Роберт, прежде чем удалиться. Я смотрел ему вслед несколько секунд, неожиданно осознавая свою же тупость. Ведь если даже какой-то пятикурсник пару месяцев назад смог разнюхать то, что я наркодилер, как я вообще мог надеяться, что Дафна ни о чём не узнает?! Порывисто вздохнув и пообещав себе, что накажу себя за несусветную глупость позже, я вошёл в туалет, готовясь к худшему. В туалете всё было так, как и описал Роберт: весь пол в окровавленных осколках зеркала, а на раковине медленно застывали свежие багровые пятна. Чувствуя хруст стекла под ногами, я двинулся дальше и невольно задержал дыхание, стоило мне увидеть Драко, что, свернувшись калачиком, лежал на мокром полу и дрожал всем телом, прижимая колени к груди. Я слышал его порывистые вздохи, сопровождающиеся несвязным бормотанием, и мог вычленить из его неразборчивой речи только три внятных слова: «Гермиона», «датур» и «умрёт». Не самый обнадёживающий расклад, однако. Что бы ни произошло, я должен был привести его в чувство, ведь он действительно походил на сумасшедшего. Завозившись в карманах мантии, достал флакон с отрезвляющим зельем. Я всегда держал парочку таких, чтобы ненадолго ставить на ноги совсем безнадёжных клиентов, иначе они были просто не способны сообразить, что им нужно заплатить за дозу. Не думал, что когда-нибудь использую флакон для Драко. Я даже не предполагал, что всё настолько станет, блять, плохо. Присев рядом с ним, я осторожно обхватил его шею, пытаясь развернуть голову наверх, чтобы влить зелье. Но Драко не поддавался, продолжая мёртвой хваткой держаться за ноги, прижимаясь к ним только сильнее. Словно и вовсе не замечал ничего происходящего вокруг. Его руки были в крови, в костяшках застряло несколько осколков, что отдавали слабыми светлыми бликами под люстрой, так сильно контрастируя с тёмно-алыми потёками. — Драко, — я не узнал своего голоса, что пронизывала такая сильная боль, будто это я лежал на полу туалета с разбитыми в хлам руками. — Успокойся, слышишь? Мы всё наладим… выберемся из этого дерьма. Драко продолжал трястись, ни на секунду не прекращая своих бормотаний. Его глаза были открыты, казалось, что они почти прозрачные — настолько слабо потускневший серый цвет отличался от белка. Черты лица были искажены в ужасе, словно он вновь побывал на встрече с Волдемортом и только что принял метку с призовыми Круциатусами вдогонку. Нет, всё было даже хуже. Ведь тогда он хотя бы мог говорить, мог прятаться за своей маской непоколебимого аристократа. Сейчас же у него не было сил даже на то, чтобы скрыть свои эмоции. Всепоглощающую боль и ужас, что так непривычно застыли на его лице. Я тяжело сглотнул, предпринимая ещё одну тщетную попытку развернуть его без применения грубой силы. Всё внутри наворачивало кульбиты, будто я заражался состоянием Драко, впадал в то же отчаяние, абсолютно не зная, что делать. — Соберись, блять, — прошептал я то ли себе, то ли ему, тут же стискивая зубы и надавливая на его плечо ладонью, опираясь коленями в пол и чувствуя, как осколки зеркала впиваются в кожу сквозь брюки, оставляют глубокие порезы. Но мне было наплевать. Я навалился вперёд, резко переворачивая Драко на спину. Он ударился затылком о пол, издавая отвратительный глухой звук. Окровавленные длинные пальцы вновь потянулись к ногам в попытке сгруппироваться, но я преградил ему путь, выставив вперёд саднящее колено, и пригвоздил Малфоя к полу с новой силой. Не медля ни секунды, я надавил на его щёки, вынуждая дрожащие бледные губы раскрыться, и тут же влил зелье в глотку, плотно закрывая его рот ладонью, чтобы он не смог выплюнуть жидкость. — Ну давай же! Его тело перестало дрожать, но глаза по-прежнему оставались безжизненными. Будто дементор высосал из него душу без остатка, оставив бесполезное тело гнить в этом бренном мире. Меня охватила паника, я принялся бить его по щекам, кричал его имя, но Драко никак не реагировал. Словно кто-то нажал на кнопку выключения, и он заглох, потеряв единственный источник питания. Моё дыхание участилось, я сжал губы, вновь залезая в карман и доставая ещё одну порцию зелья. Надавив на щёки Малфоя, влил в рот содержимое флакона, тщательно вытряхивая всё до последней капли и продолжая уповать на то, что это сработает. Должно, блять, сработать. Если только он действительно не свихнулся. Не стал психически нездоровым овощем, способным только вот так лежать и смотреть в никуда, подавая еле заметные признаки жизни. Сука, я не должен этого допустить. Если он не очнётся через минуту, я отнесу его к Помфри. Плевать, пусть меня упекут в Азкабан, я не вынесу ещё одной смерти от моих рук. — Драко, пожалуйста! Я потряс друга за плечи и, вновь не уловив никакой реакции, склонился к груди, вслушиваясь в удары его сердца. Они были. Хоть один проблеск света в этой гуще непроглядного ужаса. Я почувствовал, как рубашка Драко намокает от моих слёз, и даже не заметил, в какой момент они полились из глаз. Пошло всё к чёрту. Жизнь Драко важнее. Всегда была важнее. Я должен отнести его к мадам Помфри. И Грейнджер отдать туда же, а после с чистой душой сесть за решётку, молясь об их скорейшем исцелении. Я оторвался от его груди, вновь перенося вес тела на колени, и сморщился от боли — стёкла с новой силой пронзили кожу. Игнорируя ссадины, я аккуратно протянул руки под его ноги и плечи, собираясь поднять, но Драко вдруг резко дёрнулся, переворачиваясь на бок, и начал так сильно кашлять, будто его вот-вот вырвет. Чувство облегчения и вместе с тем страдания от вида того, как бешено дёргалось его тело в рвотных позывах, смешались внутри меня. Я застыл, с полуоткрытым ртом и слезами на глазах наблюдая, как он медленно приходил в себя. Как только приступ кашля стих, Драко часто заморгал, щурясь на свет. Его взгляд был потерянным ровно до того момента, пока не наткнулся на меня. — Блейз? — голос хрипел так, словно глотку хорошенько натёрли наждаком. В его глазах стоял страх, что превращал и без того холодные серые омуты в заледеневшие озёра. — Да-да, всё хорошо, — прошептал я, успокаивающе похлопывая его по плечу и всё ещё не до конца веря в свою удачу. Ведь я действительно готов был сдаться, ещё секунд десять, и я непременно бы отдал свою жизнь в лапы несправедливой системе и отправился бы прямиком в Азкабан. Сделал бы что угодно, лишь бы искупить свою вину. Лишь бы спасти его. Драко привстал на руках, пытаясь отдышаться, а после заскользил к стене, опираясь на неё спиной. — Это не то, что ты думаешь, — резко сказал он, сжав губы в тонкую полоску. Запустил руку в волосы, убирая со лба мокрые пряди. — Это не из-за наркотиков. Доза была очень маленькой, это не из-за датура, — твердил он, но так ни разу больше и не посмотрел мне в глаза. Я не понимал, зачем он это говорил. Почему пытался мне что-то доказать. Неужели его терзала совесть за Империус? Или он просто возненавидел меня настолько, что если я опять посмею заикнуться о его зависимости, то в мой лоб полетит уже Авада? Чего мне вообще от него ожидать? — Ладно, — тихим голосом на выдохе произнёс я, продолжая изучать его измученное лицо. Его глаза, что смотрели на окровавленную раковину и разбитое зеркало с нескрываемой болью. — Всё нормально, — добавил я на всякий случай, пытаясь его хоть как-то успокоить. Словно и правда говорил с сумасшедшим. Вкрадчиво. Осторожно. — Расскажешь, что случилось? Я встал, отходя на пару шагов, тем самым давая ему больше пространства. Махнул палочкой, запечатав изнутри дверь, и принялся убирать царивший в туалете беспорядок, внутренне молясь, чтобы Драко ответил. Не закрылся от меня окончательно. Если только он уже этого не сделал. Когда я почти восстановил зеркало, справа донёсся тихий всхлип. Рука дёрнулась, и крупный осколок рухнул вниз, разлетаясь на кусочки. — Драко? — я обернулся, натыкаясь взглядом на скрюченное у стены тело, на его дрожащие плечи, чувствуя на своих плечах ещё больший груз вины. Малфой прижал к себе колени, утыкаясь в них лицом. — Уходи, — прохрипел он. — Ты правда этого хочешь? Драко вздрогнул, а затем медленно поднял голову. Он смотрел мне в глаза не дольше секунды, прежде чем вновь опустил их. Я замер и еле заметно улыбнулся. Ведь в этом взгляде был именно он. Мой лучший друг. Страдающий, истерзанный, отверженный всем миром, но всё ещё пытающийся справляться с этим дерьмом. И он только что принял мою помощь. Не стал вновь отыгрываться на мне за все несправедливости, что нам приходилось выносить. Это было его беззвучное «оставайся». Мы молчали несколько минут, словно заново привыкая к присутствию друг друга. Словно матери вновь посадили нас в одну песочницу, бросив напоследок это идиотское «играйте вместе». Тогда, лет тринадцать назад, мы тоже сначала копались в песке в полном молчании. Изредка кидали друг на друга косые подозрительные взгляды, хмыкая себе под нос, пока взрослые проводили светский вечер на заднем дворе Менора. А потом в песочницу припёрся Гойл и растоптал все фигурки, что мы успели состряпать. Заимев общего врага, мы вмиг объединились, обрушив на нерасторопного толстяка целую кучу ругательств. Тогда я впервые услышал, как Драко угрожал всё рассказать своему отцу. Я увидел неподдельный страх в глазах Гойла и подумал, насколько же здорово иметь папу. Теперь у Драко нет отца. Никого нет, кроме меня и, наверное, Пэнс. Если она ещё в здравом рассудке, в чём я периодически начинаю сомневаться, наблюдая, как лихо она меняет половых партнёров. Сейчас Драко может угрожать лишь собой, вот только у него больше нет влияния, нет веса в этой прогнившей системе. В чужих глазах он лишь бывший Пожиратель, папенькин сынок, неуравновешенный алкоголик. Никто. Драко медленно поднялся с пола, подходя к раковинам рядом со мной. Всё ещё непроизвольно пытаясь держать дистанцию, чтобы случайно не испортить момент и не перейти шаткую границу здорового взаимодействия, я отошёл в сторону, залезая на подоконник. Уже на автомате открыл окно и достал сигару из кармана, прикуривая её от палочки. Краем взгляда заметил озадаченный вид Малфоя, который с приподнятыми бровями наблюдал за моими махинациями. После он еле заметно усмехнулся и, включив воду, принялся смывать кровь с рук. — Это из-за Грейнджер, — проговорил Драко достаточно громко. Так, чтобы я наверняка услышал сквозь плеск воды, вынуждая меня оторваться от сигары и нахмуриться. — Я задыхался, даже датур не помог расслабиться. Будто в лёгких был не воздух, а растопленный воск. Мерзкие ощущения. — Если ты не отдал датур, то как ей тогда хватило сил проклясть тебя? — недоумевал я. — Что? — опешил Драко, повернув голову и замотав ей. — Нет… Нет, она ничего не сделала. Это просто я окончательно ебанулся, — он обречённо рассмеялся, возвращая взгляд к своему отражению. Я молча проглотил его последнюю фразу, воспринимая это утверждение как данность. — И… как дела у Грейнджер? — тяжело сглотнув, спросил я, прекрасно понимая, что вряд ли услышу положительный ответ. Я и не надеялся, что Драко отдаст дозу. Будь мы в доброй сказке, Малфой наверняка был бы единственным злодеем в ней. Тем самым антагонистом, что создаёт проблемы всем вокруг только затем, чтобы повеселиться и коварно рассмеяться в конце с самоуверенным видом. Вот только в сказках такие персонажи всегда проигрывают. — В порядке, — устало протянул Драко. Его привычное отстранённое выражение лица постепенно возвращалось на место. Он явно приходил в себя. Я сделал затяжку, прежде чем спросить: — Но где она нашла датур? — Мерлин, — он закатил глаза, — она его не находила. Мы… разделили дозу, — Драко рывком повернул вентиль крана, прекращая шум воды. Наступившая тишина давила. Я замер, вмиг забыв, что нужно выдохнуть дым, и спустя секунды три закашлялся, схватившись за грудь и с недоумением уставившись на Малфоя. — Дважды, — добил Драко, с непроницаемым лицом наблюдая за моей реакцией. — Чего блять?! Ты трахнул Грейнджер?! Полумёртвую гриффиндорку?! — у меня в голове не укладывался этот факт. — О, перестань. Если бы у тебя нашлось хотя бы две дозы, а не одна, этого бы не произошло. У меня просто не было выбора, — рыкнул он. — Ты бы мог забрать датур себе. — За кого ты меня принимаешь?! — нахмурился Драко, очищая с помощью палочки свою одежду. — Она ведь действительно умирает без датура. Я её, конечно, недолюбливаю, но… — Ты её ненавидел, — оборвал его я. Рука Драко с палочкой в руке остановилась, так и не дочертив руну заклинания глажки. Он сжал челюсти и практически выплюнул: — Я не убийца. И правда. Мы все так думаем, а потом наши необдуманные поступки приводят к чьей-то гибели. Я сделал медленную затяжку и выдохнул дым в окно навстречу морозному воздуху, невольно вспоминая слова Дафны. Она искренне считала меня убийцей. Драко продолжал приводить себя в порядок, отточенными движениями зачесывая пальцами светлую шевелюру. — Тогда… отдать дозу Грейнджер? — Драко в ответ окинул меня прищуренным взглядом, и я пожал плечами, добавляя в своё оправдание: — Почему бы и нет, как вариант… — Блять, если бы я знал, чем всё закончится, я бы так и сделал, — вздохнул он, подходя ко мне. — Я думаю написать нашему семейному колдомедику, он должен быть где-то в Америке. Не знаю, согласится ли он и когда сможет приехать, но он явно лучше, чем эти идиоты в Мунго. — Вау! Не слишком ли много стараний для магглорождённой? — поддел его я. А сам мог думать только о том, что и я, и Драко окончательно свихнулись. Зацепились за состояние Грейнджер, за её исцеление, как за единственную нить, ведущую к выходу из этого дерьма. В наших жизнях ведь не осталось ничего стоящего. И мы, два утопающих, пытаемся искупить грехи, спасти свою шкуру, а главное, сознание от полного сумасшествия. Понимал ли это Драко? Осознавал ли, в какой заднице мы оказались? Поставили своей главной целью спасение проклятой наркоманки, что когда-то была обычной невыносимой занудой, и радуемся, что нашли грёбаный смысл жизни. Какие же мы жалкие, друг. Но если к моменту приезда его чудо-доктора я узнаю что-то о проклятье, то это действительно может сработать. Это, блять, должно сработать, иначе мы втроём уйдём на самое дно, с которого уже никогда не выберемся. Я натянуто улыбнулся, любуясь тем, как от моих провокационных слов по лицу Малфоя еле заметно задвигались желваки. — Это всего лишь взаимовыгода, — спокойным голосом проговорил он, пожимая плечами и опуская руки в карманы брюк. Я не верил ему. Ни его словам, ни расслабленной позе. Ни отрешённому лицу и глазам, безразлично уставившихся в окно. Я слишком хорошо знал Драко. И вот такая его маска — это самая надёжная степень защиты. А значит, ему было, что хранить в тайне. А ещё я хорошо знал, что панические атаки не случаются на пустом месте, и мне оставалось только догадываться, что именно довело его до такого состояния, при котором он валялся на полу в туалете с разбитыми руками, не видя и не слыша ничего вокруг себя. Я надеялся, что он в неё хотя бы не влюбится. Не посмеет. Не позволит себе этих чувств. Потому что если мы проебёмся — Грейнджер умрёт первой. И Драко окончательно сломается, от его души не останется ни одного живого места. Только тело с зияющей пустотой внутри. Он не переживёт этого, только не после того, как уже потерял всю свою семью. — Она нормально протянет только три дня без датура, — с непроницаемым лицом озвучил Драко. Я сразу понял, к чему он клонит. — Поставка будет только через две недели, и я должен полностью отдать её другому человеку. На вторую у меня пока не хватит денег. Я с силой подавил в себе желание сразу отказать ему. Одно дело — Грейнджер. Теперь, когда в моей голове есть план и я знаю о проклятье, приоритеты заметно пошатнулись. Но потакать зависимости друга я по-прежнему не хотел. Это выше моих сил. — Я заплачу. — В любом случае это две недели. — Слишком долго, — Драко провёл рукой по воротнику рубашки, с задумчивостью уставившись на сигару, зажатую в моих пальцах. Я проследил за его взглядом и протянул её, чуть приподняв брови. — Будешь? Драко отрицательно мотнул головой. — Хватит с меня зависимостей. Большее количество я просто не вывезу, — усмехнулся он. — Можно заменить одну на другую. — В последнее время я этим и занимаюсь, — пробормотал он. Я решил, что речь идёт о алкоголе, и невольно сморщился, вспоминая все его приступы пьяной агрессии. Сделал очередную затяжку и проговорил то, что Драко желал услышать: — У меня есть один контакт. Закрытые вечеринки в разных потайных уголках Косого переулка, покупка на месте. Получить пригласительные сложно, но я постараюсь. Это самое быстрое, что я могу предложить, Драко. — Замечательная новость, — он заметно приободрился. — И готовь деньги, это обойдётся тебе очень дорого. И мне, ведь я снова даю тебе путёвку прямиком на тот свет. Мы разговаривали до поздней ночи, навёрстывая все упущенные месяцы, что потратили на ссоры и бесполезные угрозы. Я рассказал ему о Дафне, но о матери продолжал молчать. Это было выше моих сил. По крайней мере, до тех пор, пока я во всём не разберусь. После этого я отправился прямиком в совятню, чтобы написать старому знакомому Самюэля и попросить два пригласительных. Он был скользким типом, и всё, что его волновало, — это деньги. Сделав приписку о том, что мой клиент «крайне щедр», я был уверен, что тот согласится. Это лишь вопрос времени, когда он соизволит ответить. Я уже собирался уходить, когда в совятню залетела необычайно красивая белая сова, выделяющаяся на фоне остальных. К её лапке был привязан небольшой клочок бумаги, и птица, уверенно устроившись на жёрдочке недалеко от меня, протянула лапу вперёд, призывая забрать послание. Я в ступоре замер, будучи не уверенным, что записка предназначалась мне. Неужели что-то не так с поставкой?.. Но связь через сову не в их стиле. Кто ещё мог мне писать? Матиас? Может быть, это заключение осмотра моей мамы в Испании?! Я резким движением отвязал клочок бумаги и дрожащими руками развернул его, с трудом разбирая размашистый неразборчивый почерк. «Если хочешь получить заключение колдомедика, приходи к воющей хижине в четверг перед рассветом». Адреса отправления не было, как, впрочем, и подписи. Не успел я дочитать, как клочок бумаги воспламенился, неприятно обжигая пальцы. Я прижал их к губам, унимая жжение. Говорят, что самое тёмное время — это ночь перед рассветом. И единственное, в чём я был уверен, что этот почерк — далеко не аккуратные каракули Матиаса, который скорее бы прислал мне портключ в Испанию, чем вытащил задницу из своего шикарного поместья. Я не ожидал от грядущей встречи ничего хорошего, но просто не мог не пойти на неё. Я должен узнать правду о смерти своей мамы.