Радость никогда не пирует так высоко, как когда первым блюдом является страдание.
Джон Саклинг
— Уснула? — спросил Блейз, отрываясь от очередной книги по запечатывающим чарам, как только я спустился в гостиную из комнаты Грейнджер. — Да, спит, — устало протянул в ответ я, проводя рукой по волосам, чтобы убрать выбившиеся пряди волос со лба. Эта суббота выдалась слишком тяжёлой. Невыносимо долгой и мучительной с раннего утра. Я заебался с того самого момента, как проснулся. Грейнджер огласила свои планы провести весь день со святым бородатиком. Уже тогда в голове забрюзжала навязчивая мысль, что добром это не кончится. Только не тогда, когда Гермиона каждые пару часов вливает в себя стимулирующее, не тогда, когда она настолько нестабильна, что даже я не в силах предугадать её действия. Она могла зайтись хохотом, а в следующую секунду прогнуться под одолевающей истерикой, захлёбываясь слезами. Могла начать ластиться ко мне игривой кошечкой, а затем всерьёз накинуться с кулаками и проклятиями, обвиняя в какой-то надуманной хуете. И всё это было в абсолютно непредсказуемом порядке, будто кто-то навёл масштабный кавардак в её голове и Грейнджер кубарем катилась вниз по эмоциональной лестнице, ударяясь о каждую ступеньку, перескакивая на новую гамму чувств. Словно кто-то вручил младенцу побрякушку, управляющую настроением Гермионы, и он хаотично тыкал мелкими пальчиками по переключателям, наслаждался звуками, которые издаёт роковая игрушка. Пока его безвольная кукла на цепи тотчас подчинялась манипуляциям незрелого мозга. Пока она летела в пропасть, всё больше теряя саму себя. И самое ужасное, сраная вишенка на торте — она этого не замечала. Сука, делала вид, что всё в порядке, и, возможно, действительно так считала. Когда безумная пелена, затягивающая её радужки, сходила на нет, Грейнджер продолжала кривить губы в улыбке и бодрым шагом тащилась на урок, на ходу вливая в себя щедрую порцию зелья. Мне оставалось только до боли стискивать зубы и терпеть её сумасшествие. Подыгрывать ей в нелепом спектакле под названием «жизнь прекрасна», сглаживая углы. Давать ей датур и исполнять роль няньки, пока Блейз и Дафна пытались найти способ открыть амулет Сэма. С каждым новым заскоком Грейнджер я чувствовал, как что-то внутри даёт очередную трещину. И скорее всего, это была моя надежда. Надежда на спасение Гермионы и собственное искупление. Сердце обливалось кровью от вида её закатившихся глаз, стоило ей опять с моей подачи получить дозу. Хоть это и было чёртовой необходимостью для её выживания, внутри меня скрежетало негодование. Теперь я понимал, почему Блейз не хотел продавать мне датур. Это, блять, просто невыносимо — наблюдать, как дорогой тебе человек медленно обращается в прах. С каждой новой дозой делает шаг в сторону могилы и даже не обращает внимания на протянутую ему руку помощи. Всё это разбивало меня, пускало по щеке непрошеную слезу, когда я обнимал по ночам измождённое хрупкое тело. Прижимал его к себе, был рядом. Ближе к ней, к её душе. Мне так хотелось, чтобы это самое тело было со мной не только из-за датура. Чтобы желание Грейнджер было продиктовано не зависимостью, а её собственным рассудком. Чтобы, блять, она действительно была моей. Именно Гермиона, а не то, что от неё осталось. Я старался держать её в поле зрения даже тогда, когда она прохлаждалась со своими слепыми друзьями. А они явно слепые, блять. Как можно не замечать, что их лучшая подруга в край ебанулась?! Мелкую Уизли волновал только Поттер, она трещала о нём без конца так громко, что я чётко слышал каждое её вожделенное лепетание. Долгопупс, похоже, собирался жениться на профессоре Стебль, судя по тому, сколько времени он торчал в теплицах. Симус и Дин бесконечно притесняли детей со Слизерина, видимо находя в этом какую-то извращённую отдушину. Чёртовы животные. А Лавгуд… Она, пожалуй, и сама могла дать фору Грейнджер в умении мастерски сходить с ума. Ебучий набор чемпионов. Как только эти недоумки умудрились спасти мир? Надежды на здравомыслие подавал только Поттер. Поэтому я так и боялся его приезда. И, сука, не зря. После той хуйни, что сегодня натворила Грейнджер, можно было засекать время до того момента, когда золотой мальчик что-нибудь предпримет и вставит нам не просто палку в колёса, а обрушит на нашу хилую колесницу громадное бревно. Перерубит на корню наши попытки спасти Гермиону и всё сделает по-своему. По-правильному, блять. Вот только это убьёт её. И меня заодно, до кучи. Но шанс на успех всё же был. Мой семейный колдомедик приедет в аккурат после рождественского бала. А значит, оставалось только молиться, чтобы выдержки Поттера хватило на дней пять. Или ненасытности мелкой Уизли в постели — это, наверное, единственное, что сможет удержать недогероя от действий. Хоть в чём-то рыжая девчонка будет полезной. Я даже подумывал о том, чтобы на досуге подлить ей афродизиака и обеспечить Поттеру великолепную ночь, но вряд ли у меня получится сделать это незаметно. Омрачало наш план только одно: мистер Крейг не сможет вылечить Грейнджер, если мы не узнаем о проклятье хоть что-нибудь. Поэтому мы все силы вкладывали в то, чтобы открыть амулет Сэма. Он, сука, носил его на груди и запечатал чем-то мощным не просто так. Там наверняка должно быть что-то стоящее. — Опять ничего? — спросил я у Дафны, пока та размахивала палочкой над золотым украшением, сидя на диване. Она сжала губы и покачала головой, прекращая шептать заклинание. — Я думаю, что Сэм запечатал его кровью. — И что, мне идти раскапывать его могилу? — я приподнял бровь на ответный многозначительный взгляд Дафны и опустился в кресло. — Уже поздно, — хмыкнул Блейз. — Его кровь наверняка свернулась. — О, блять! Спасибо за урок анатомии. Я закатил глаза и взял с тумбочки стакан воды. Полез в карман брюк, доставая оттуда небольшой бутылёк с успокоительным, и отмерил пару капель, стряхивая их в жидкость. Блейз внимательно следил за моими действиями, ещё больше выводя меня из себя. Ума не приложу, как ему доказать, что мои руки больше не потянутся к наркотикам и уж тем более что я не собираюсь становиться торчком, вечно сидящим на расслабляющих настойках. Меня тошнило от одной мысли о подобной перспективе. Две капли три раза в день — этого вполне достаточно, чтобы сохранять ясность рассудка и не свихнуться рядом с чокнутой Грейнджер. Держать сознание в небольшом холодке, чтобы мозг продолжал соображать, а не захлебнулся в жгучих разрушающих чувствах, что переполняли меня. Их было слишком дохуя. Заскоки Грейнджер реально, блять, забирали все мои силы. Не быть рядом — невыносимо, но каждая минута с ней была тяжёлой и чертовски болезненной. Заставляла сердце сжиматься, а кадык дёргаться, пока я проглатывал очередной комок горечи, застрявший в горле. Я чувствовал себя беспомощным зверьком, которого выкинуло в жерло вулкана. Приходилось кое-как балансировать на небольшой деревяшке, подстраиваясь под волны бушующей раскалённой лавы, которой сполна одаривала меня Грейнджер, даже не осознавая этого. Но до этого момента у меня кое-как получалось оставаться на плаву. Я, кажется, люблю тебя. Как удар под дых. И я сгорел. В тот же самый миг, стоило ей произнести запретные слова. Гермиона собственноручно выбила мне опору из-под ног и столкнула в огненную магму, прямо в ад. А сама съебалась в сады Эдема, будучи окончательно захваченной эйфорией. Это было жестоко. Настолько, блять, что я, не помня себя от накрывшей радости вперемешку со злобой, принялся вколачиваться в её обмякшее тело. И пока руки грубо хватали её, пытаясь отомстить за причинённую боль, разум ликовал, вынуждая губы шептать то, что порочным осадком сидело где-то глубоко внутри. Да. Я полюбил её. Мою Гермиону, что приносила солёные супчики и мягкие подушки, чтобы такому бухому ублюдку, как я, было удобнее спать в её гостиной. Ту Гермиону, которая вздёргивала раздражающий подбородок, пытаясь доказать мне какую-то херню. Её снисходительную улыбку и тёплый взгляд в те моменты, когда она должна была поливать меня ядом. Настоящую Гермиону, ту, что, наверное, до сих пор сидела где-то внутри этой спятившей наркоманки. И иногда я подмечал её сквозь призму датурного сумасшествия. Но после приёма Розовой смерти она испарилась. Бесследно исчезла, оставив меня наедине со своей оболочкой, о которой мне мало того что приходилось заботиться, так ещё и заниматься с ней сексом. И, блять, для меня это не было чем-то механическим, потому что я чувствовал всё. Ловил каждый её стон, наслаждался каждым украденным поцелуем. Всем теплом, что она была способна подарить. Но я запретил себе даже думать о чувствах, не то что говорить о них. Сука, пообещал себе, что буду рядом, только пока она жизненно нуждается во мне. Что вылечу её и уйду без сожалений. Так было правильно. Пусть сама решает, нужно ли ей это, нужен ли ей я, когда придёт в себя. Потому что я влюбился в ту Гермиону, которой был недостоин. Только не после того, что натворила моя семья. И я не идиот, чтобы игнорировать тот факт, что косвенно причастен ко всей той боли, через которую тащит её судьба. Но Грейнджер, конечно же, плевать хотела на мои клятвы и убеждения. Четыре грёбаных слова, и я готов ползать в её ногах вечно. Готов полностью оголить перед ней душу, шептать ей проклятые признания в любви, когда она их даже не слышит. Стоило мне подумать, что всё, больнее быть уже не может, просто некуда, блять, как Грейнджер вновь находила новые способы изощрённо пытать меня. И даже не осознавала этого. Не понимала, что вся моя жизнь, весь я, без остатка, — в её трясущихся руках. И насколько я желал для себя искупления, настолько же Гермиона всё глубже закапывала меня в могилу грехов. Ебучий замкнутый круг. Я опрокинул в себя успокоительное и закрыл глаза, удерживая себя от того, чтобы сморщиться от противного едкого вкуса на языке. Поставил стакан на тумбочку и посмотрел на Блейза, старательно игнорируя беспокойные искорки в карих глазах. — И что делать? — идиотский вопрос сорвался с моих уст, но я правда не имел понятия, как раскрыть амулет, если Сэм запечатал его на крови. И дураку ясно, что такая тёмная магия не испарится после смерти заклинателя ещё хер знает сколько лет. У нас не было и дня лишнего в запасе, чтобы ждать несбыточных чудес. — Амулет впитывает в себя все чары. А отменяющие заклятья попросту не работают, — пожал плечами Блейз. — Либо мы используем не те отменяющие, либо… — Либо дело в крови, да, я понял, — перебил его я. — Пока рано сдаваться. Сейчас мы пробуем редкие нейтрализующие из книги с запретной секции, — подключилась Дафна. — И от одного из них амулет загорелся. — Но не открылся же, — цокнул я, скептично реагируя на её вдохновлённые речи. Ведь на лице Дафны застыла хроническая усталость от недосыпа. Голубые глаза потухали всё больше, стоило ещё одной нашей попытке закончится провалом. Она, как и я, почти перестала верить в то, что у нас что-то получится. Я понимал, почему она вызывалась помочь нам с Блейзом. Понимал, почему до сих пор не сдавалась. Дафна хотела искупить вину за тот постыдный случай в коридоре. Мы все тут занимались ёбаным замаливанием грехов. И Грейнджер вполне могла бы стать индульгенцией для трёх нечестивых слизеринцев. Осталось всего-навсего каким-то неведомым, блять, образом спасти её. — Но это хоть что-то, — устала вздохнула Дафна. — Возможно, мы всё-таки в правильном направлении. — Бросай его на ковёр, — вяло отозвался я, беря со стола увесистый том. За спиной послышался лязг железа, когда Дафна кинула амулет в центр гостиной. Так, чтобы теперь мы смогли по очереди бросать в него заклинания, прочитанные в этих потрёпанных книжонках. За последние три дня это стало нашим излюбленным досугом. Сидеть вот так, втроём, изредка нарушая тихий шелест страниц перебросом парой фраз или произнесённым заклинанием, на которое амулету было абсолютно насрать. Пока Грейнджер спала в своей комнате после очередной дозы. Пока она с каждой секундой всё больше сходила с ума. А когда строки начинали плыть перед глазами, а вычерченные палочкой руны становились настолько корявыми, что заклинания даже не срывались с кончика, я плёлся в её спальню. Ложился рядом и несколько минут невольно наблюдал, как поднимается её грудь от размеренного дыхания. Мне было уютно лежать вот так, знать, что она жива, что ей, наверное, снятся какие-то прекрасные сны после принятия датура. Но моей выдержки хватало ненадолго. И как только в голову закрадывались мысли о том, что я могу потерять Гермиону, что скоро наши совместно проведённые дни могут закончиться… Что вся её жизнь, блять, может оборваться на полуслове, на незавершённом выдохе, как руки сами тянулись к её хрупкому телу. Прижимали её к себе, пока я носом зарывался в мягкие кудри. Вдыхал её запах и гладил по спине, будто пытался утешить. Но успокаивал я себя. Раз за разом. Потому что Грейнджер, казалось, уже смирилась с неизбежным. — Patefacio sursum vos impii, unum, — медленно проговорил я, направляя палочку на амулет и выводя руну, похожую на переплетённые и немного несимметричные знаки бесконечности. Несколько секунд смотрел на то, как золото раскаляется, отдавая почти оранжевым цветом. Как оно прожигает ковёр под собой, заставляя опалённый и почерневший ворс расходиться. Когда буйство магии утихло, подошёл к амулету и попробовал его открыть. Ни-ху-я. — Блять, — пробурчал я, швыряя побрякушку обратно на пол. — Оно хотя бы реагирует, — на выдохе произнесла Дафна, возвращая взгляд к своей книге. — Скорее, тёмные заклинания подпитывают эту херню, — покачал головой я. — Может, отнести его в Лютный? Наверняка заядлые торговцы сталкивались с подобной магией. Хотя бы узнаем, что это. — Чёрта с два Макгонагалл отпустит тебя после случая с закрытой вечеринкой, — хмыкнул Блейз. — Грейнджер, конечно, навешала ей лапшу на уши о простуде, но старуха не тупая. Если ещё раз отпросимся, то она сложит дважды два и начнёт… Его речь прервал истошный вопль. Я вздрогнул и застыл, медленно переводя взгляд на входную дверь. Но пока что она оставалась неподвижной. — Какого?.. Из коридора донеслись громкий лязг железных доспехов и какой-то нечеловеческий мужской крик. Будто кого-то резали без капли анестезии. — Это же… Мистер Жо… — пробормотал Блейз, резко вставая с кресла и направляя палочку на дверь, готовясь к атаке. Кому-то очень не терпелось попасть в гостиную старост. Кому-то достаточно сильному, если он заставил немого рыцаря с портрета вопить от боли. Я сглотнул, проталкивая мизерную каплю слюны по вмиг пересохшей глотке. На каком-то автомате направил палочку на дверь, ведущую в комнату Грейнджер, и принялся засыпать её всеми заглушающими и запечатывающими заклинаниями, который только знал. Она должна остаться в порядке, чёрт побери. — Даф, в мою комнату, — пустым голосом озвучил Блейз, даже не посмотрев на свою девушку. Он был полностью сосредоточен на трясущейся двери, которая вот-вот могла сойти с петель вместе с портретом мистера Жо, когда тот сдастся под этим ужасным натиском. — Но… — Живо, блять! Его крик заставил содрогнуться даже меня, и я принялся с двойной скоростью запечатывать спальню Грейнджер, припоминая заклинания, о которых когда-то рассказывал отец. Судя по быстрым удаляющимся шагам, Даф решила повиноваться. И как бы моё здравомыслие ни ворчало о том, что третий волшебник нам не помешает в столкновении с неизвестным, тем более такой талантливый, если учитывать способности Дафны, я всё равно понимал Блейза. Его стремление обезопасить дорогого человека, потому что сам, сука, сейчас занимался этим же самым. Очередное заклинание прервал грохот двери, разлетевшейся в щепки и сильно ударившей по ушным перепонкам. Я рывком развернулся, вытягивая перед собой волшебную палочку и крепко сжимая её в чуть дрожащей ладони. Я слышал чьи-то размеренные шаги, звук грузно ступающих ботинок по деревянным половицам. Но стоя в стороне у комнаты Гермионы, я никак не мог увидеть входящего. Тяжело сглотнув и приказав стучащему пульсу в висках угомониться, я осторожно двинулся ближе к Блейзу, чья рука заметно дрогнула, а рот приоткрылся в удивлении. Только на лице друга не было ни единой позитивной ноты. Там был лишь страх с примесью жгучей паники. — Поттер?! — выдавил я, приподнимая бровь и тут же замирая на месте. Ну конечно, блять. Выдержки святого бородатика не хватило даже на один несчастный вечер. Её было настолько мало, что, судя по его перекошенному от злости лицу, он готов разъебать всю нашу башню, а не только дверь. Но всё это — незначительная херня. Потому что его целью была вовсе не гостиная. А я. Очевидно как божий день. Никогда ещё я не видел в человеке столько неприязни и ненависти к своей скромной персоне. Поттер только что обставил Грейнджер в этом нелёгком деле. Он остановился у входа, заметно сжимая челюсти. Нервные желваки прорезали лицо, пока зелёные радужки потрошили меня одним взглядом. Я и не сомневался, что наш золотой мальчик не придёт в восторг от славной истории о том, как его умирающую лучшую подружку трахает бывший Пожиратель, подавая ей наркоту на ужин. Но чтобы настолько… Я думал, что Грейнджер хотя бы попыталась донести до него, что это грёбаная необходимость. Поттер резким движением откинул полы аврорской мантии назад и направил на меня волшебную палочку, вставая в боевую стойку. Он выглядел несуразно и абсолютно нелепо в нашей уютной небольшой гостиной. Будто кто-то выдернул его с колдографии поля боя и насильно вклеил в нашу тёплую обстановку. Это бесило. Всё внутри трещало по швам от жгучего желания выпроводить его отсюда и кинуть вдогонку пару ласковых. Миллионы ласковых, лишь бы не возвращался и не рушил наше шаткое спокойствие. — Где Гермиона? — процедил Поттер, делая ещё один шаг вперёд. — Не здесь, — выплюнул я, вынуждая себя не скосить взгляд в сторону её запечатанной комнаты. И это далось чертовски сложно, потому что по какой-то маниакальной необходимости мне хотелось проверять сохранность двери, ведущей к Грейнджер, каждую секунду. — Где она, блять?! — тут же взревел Поттер, и стол, преграждающий ему дорогу у входа, отлетел в стену, громко ударяясь о неё и вынуждая меня непроизвольно вздрогнуть. Поттер двинулся вперёд, крепко сжимая направленную в мой лоб палочку. И мне бы бояться его гнева, но святой бородатик порождал внутри лишь всё растущее раздражение. Я не любил, когда дорогие сердцу места переворачивают с ног на голову. А эта гостиная была как раз одним из таких. Стала уже роднее, чем Менор. И всё благодаря кудрявой зазнайке. — Иди на хуй отсюда, — сквозь зубы выговорил я, игнорируя враждебный взгляд Поттера, поливающий меня вёдрами геройского негодования. Тумбочка у дивана тут же отправилась вслед за столом, врезаясь в книжный шкаф и вдребезги разбивая застеклённые полки. — Прекрати здесь всё крушить, — тихо проговорил Блейз, не опуская свою палочку. — Нет, — рявкнул Поттер, не отводя глаз от моего лица. — Где Гермиона? Между нами осталась ничтожная пара метров. Кончики палочек почти соприкасались, но я не спешил атаковать Поттера. Какой долбаёб вообще станет первым атаковать аврора?! Как бы я ни хотел разбить его бородатую мину, я ещё не настолько выжил из ума. Либо всё ещё был под действием успокоительных, что тоже неплохо. — Ты до неё не доберёшься, — ровным голосом сказал я, а после нарочно приподнял уголок губ, чтобы побесить ненавистного гриффиндорца. И я был уверен в своих словах. Ведь одно из наложенных заклинаний было не стандартным, а авторским. Его придумал отец, чтобы любопытные носы гостей Менора никогда не совались в хозяйское крыло. Оно заставило бы Поттера вечно подниматься по лестнице, но никогда не достичь заветной комнаты. И хер он его снимет. Никогда, блять. Сейчас к Гермионе мог войти только я. И это разливало по венам удовлетворённое самодовольство. Поэтому мне поебать на наставленную на меня палочку. Поебать на злость Поттера, который чуть ли молнии в меня не метал. Просто похуй на всё, если Грейнджер в безопасности. Если он не сможет забрать её отсюда и прикончить в каком-нибудь Мунго, искренне желая спасти золотую девочку по-правильному. Видимо, мои мысли всё-таки отразились на лице, скользнув сквозь напускную маску пренебрежительности, потому что его рука дрогнула, а сам Поттер издал низкий утробный звук, пока зелёные радужки становились почти чёрными от плещущейся в них ярости. — Да как ты смеешь?! — заорал Поттер. — Либо ты говоришь, где Гермиона, либо я прикончу тебя прямо сейчас, Малфой, — кончик его палочки угрожающе дёрнулся. — Тебе нельзя её трогать! Даже дышать с ней одним воздухом после того, как… как ты… Сука! — Вперёд, — хмыкнул я, и бровью не поведя на понос из его рта. — Потому что я очень даже собираюсь и дальше её трогать, — подначивал я, получая экстаз от одного лишь вида трясущегося от злости Поттера. Но наслаждался я недолго. Уже в следующую секунду палочка из моих рук вылетела, тут же ударяясь о деревянные половицы в унисон со звуком клацнувших зубов Поттера, когда тот сколдовал невербальное. Я ощутил сильный толчок в грудь от прилетевшего в меня Экспеллиармуса, но Поттер схватил меня за ворот рубашки, резко притягивая обратно к себе. И как бы меня ни раздражала эта вопиющая хуйня, но, видимо, его неспроста взяли работать в Аврорат. — Ёбаное животное, — процедил он, тыча волшебной палочкой мне в шею. Прямо в бьющуюся на ней жилку. Я чувствовал на себе его рваное дыхание, звук которого мешался с моим — чуть хриплым и раздражённым, но усмирил в себе порыв оттолкнуть бушующего дружка Гермионы, вовремя заметив движение Блейза справа. — Это самое животное спасает жизнь Грейнджер, — тихо выдал он, держа Поттера на прицеле. — Да вы ебанулись?! — И ты наверняка сам знаешь, где её комната, — невозмутимо продолжил Блейз своим блядски нравоучительным тоном, который я так ненавидел. Но сейчас мне хотелось восторженно заорать от нервно дёрнувшегося глаза идиота Поттера, пока он поворачивал голову. Бинго, нахуй! Побудь в моей шкуре, бородатик. — Если уж Уизли рассказала тебе о том, где находится башня старост, она никак не могла упустить того, что тебе нужно повернуть на правую лестницу. Так что прекращай срываться на Драко и давай поговорим. — Я не собираюсь с вами разговаривать, — выплюнул Поттер, ещё крепче сжимая мой воротник. — Я заберу Гермиону и вылечу её. Ага, хуй ты до неё доберёшься. — Ты убьёшь её, — протянул Блейз. — Выслушай нас. По-человечески. — Это тебя вообще не касается, Забини! — цокнул Поттер, уворачиваясь от кончика палочки, приставленной к его виску, и отпуская мою рубашку, когда был вынужден сделать шаг назад. Но он не отводил от меня яростного взгляда, сжимая плотно губы, и был готов вновь наброситься в любую секунду. — А тебя, ублюдок, я упеку в Азкабан за изнасилование и продажу наркотиков. — Изнасилование?! — осёкся я, явственно ощущая, как все нервные окончания вмиг обострились до предела от такого обвинения. Уму, блять, непостижимо. Кто кого ещё насиловал всё это время?! — Да ты вообще нихуя не знаешь о нас! Так что, — зло процедил я, спускаясь почти до шёпота, — закрой. Свою. Пасть. Поттер. Я двинулся вперёд, но Блейз остановил меня, хватая за плечо и резко отталкивая. Где-то рядом с ухом пронеслось ещё одно невербальное. Хер знает, что это было, но вряд ли что-то нежное, потому что книжные полки за спиной задрожали и с грохотом рухнули вниз, создавая в гостиной ещё больший хаос. Блейз кинул в Поттера почти ленивое «Остолбеней», но тот с лёгкостью отбросил его, слышимо скрипя зубами от злости, но всё-таки отвёл взгляд от меня и подарил несколько секунд форы, чтобы добраться до палочки. — Ещё раз повторяю, ты убьёшь её, если утащишь в Мунго. — Значит, отвезу её в другую больницу! Всяко лучше, чем оставлять с Малфоем, который пичкает её наркотой и тра… — Наркотой её пичкал я, — рявкнул Блейз, начиная выходить из себя и заставляя Поттера заткнуться на полуслове и сжать кулаки. — И если бы я этого не сделал, то Грейнджер умерла бы ещё в сентябре, — Блейз глубоко вздохнул. — Как моя мама. Просто успокойся и послушай, блять. Мы можем её спасти. — По-моему, Поттер явно хочет прикончить её, а не спасать, — пробурчал я, крутя палочку в руках. — Заткнись, — рыкнул в ответ Поттер. — Я ни за что не поверю в то, что ты хочешь спасти магглорождённую. Я неконтролируемо поморщился от его последнего слова. Сразу захотелось впечатать кулак в его бородатую морду. Как он, блять, её лучший друг, посмел сказать такую хуйню?! И отчего-то внутри разливалась жгучая обида. Будто только что оскорбили меня, а не Грейнджер. Будто это мне указали на моё место в чьих-то ногах, а не ей. Это раздражало. Поднимало дрожь во всём теле, вынуждая стиснуть зубы. Теперь я понимал, почему Грейнджер так бесилась от моих оскорблений. Сука. Я сипло втянул воздух, и рот неконтролируемо открылся, вынуждая меня зло проговорить: — Не смей называть Гермиону так. Тебе ясно? Поттер вздрогнул, медленно переводя взгляд на меня и как-то странно хмурясь. С недоумением на лице пялился несколько секунд, тупо открывая и закрывая рот. Не знаю, что такого почудилось ему на моём лице, но он всё-таки захлопнул пасть и растерянно опустил палочку еле заметно дрожащей рукой. Провёл рукой по волосам и истерично хохотнул, судорожно качая головой так, словно убедился в чём-то немыслимом. Наверняка это всё отголоски того, что наболтала ему Грейнджер. Похер, лишь бы он перестал мешать и съебался к своей любимой Уизли, оставив нас в покое. — Отлично, — хмыкнул Блейз, также опуская свою палочку. — Ладно, я слушаю, — вздохнул Поттер, но всё ещё стоял напряжённым до предела, продолжая сжимать кулаки. — Как вы собираетесь её спасти? — На Грейнджер то же самое проклятье, что было на маме. Человек, который мог её вылечить, мёртв. Но, — Блейз нагнулся, поднимая с прожжённого ковра золотой амулет, — вот эта штука принадлежала ему и наверняка даст нам ответы. Мы её откроем и… — Не откроете, — перебил Поттер и вскинул бровь, внимательно глядя на украшение. — Что? — осёкся я, подходя ближе. — Вы не откроете. Он вскинул палочку, и Блейз заметно дёрнулся. Но Поттер направил её на амулет, начиная что-то неразборчиво шептать. Я замер, в ступоре наблюдая за развернувшейся картиной. Если этот идиот реально откроет амулет, то мне придётся долго охуевать от всей иронии чёртовой судьбы. Но, очевидно, это сама судьба смеялась над всеми нами, потому что по комнате пронёсся еле слышный щелчок. Мы с Блейзом ошарашенно переглянулись, не веря глазам и не доверяя собственным ушам. — Это специальная аврорская магия, — устало пожал плечами Поттер. Ну конечно. Сэм ведь когда-то действительно работал в Аврорате. Ещё до того, как стал спятившим докторишкой. Блейз аккуратно повернул амулет к себе и медленно раскрыл его. Карие глаза тут же расширились от увиденного, и он сразу захлопнул его обратно, не давая мне ничего разглядеть. — Да, это поможет. Спасибо, — вмиг охрипшим голосом проговорил Блейз, и я уже места не мог найти себе от поглощающего интереса, абсолютно забыв о стоящем в гостиной золотом мальчике. Наконец-то у нас получилось, блять. Мы сможем спасти её. Нам подарили грёбаный шанс на индульгенцию. — До Нового года, — отчеканил Поттер, вырывая меня из мыслей. — Если вы не вылечите Гермиону до Нового года, я заберу её. Он мазнул по мне пристальным взглядом, круто развернулся и вышел через выломанную дверь в гостиную. Я смотрел ему в спину и невольно поймал себя на мысли, что Поттер не так уж и туп, как мне казалось. Повыёбывался, конечно, но мозги у него определённо имелись. Даже не знаю, смог ли я сдержаться от необдуманных порывов, если бы был на его месте. Наверное, всё же нет. И от этого на душе засел какой-то неприятный осадок. Но даже он не мог омрачить вкуса нашей маленькой победы. — Драко, это… пиздец, — зашептал Блейз, до сих пор с неверием смотря на закрытый амулет в своих руках. И тогда я ещё не понимал, насколько точно это слово описывает сложившуюся ситуацию.***
В четверг, в канун Рождества, уроки отменили. Уже завтра все ученики должны были начать разъезжаться по домам. Я же отвезу Грейнджер в небольшую частную клинику в маггловском Лондоне, где мы с Блейзом сняли палату для её лечения. Мистер Крейг прибудет туда уже ночью. Всё складывалось как нельзя лучше. За исключением того, что Поттер без конца крутился вокруг и явно поставил перед собой первостепенную задачу давать как можно меньше возможностей нам с Грейнджер оставаться наедине. Это раздражало ровно настолько же, сколько смешило. Особенно его бешеный взгляд, швыряющий в меня разряды тока, стоило мне положить руку на её талию, или плечо, или… Мерлин, да хоть как-то до неё дотронуться. Поттера это настолько выводило из себя, что скрежет его зубов, наверное, был слышен даже в Америке. Его реакция разливала по венам чистый экстаз, я буквально захлёбывался в нём, настолько нравились мне эмоции на лице бородатого дружка Грейнджер. Я получал множественные оргазмы, когда до меня доносилось тихое перешёптывание в коридорах. Когда слышал, как сильно недоумевают люди. Когда на нас все охуевше пялились во время репетиции общего танца на балу. Малфой и Грейнджер. Малфой и Грейнджер… Это дарило мне какую-то шаткую уверенность, что, несмотря ни на что, мы действительно вместе. Что она моя. Но я занимался тем ещё самообманом, потому что Гермионе было абсолютно похуй. Как на слухи, так и на меня. Плевать она хотела, рядом я или нет, касаюсь я её или нет, ровно до того момента, как она не примет датур. Всё, что происходило до, ей было побоку. Словно и не было никаких признаний в любви, словно не было никаких нас. Мы были только после того, как она примет порошок. И это убивало. Втыкало в уставшее тело тысячи игл, раздирающих мою душу на мелкие лоскуты, когда я смотрел на её безразличные радужки. И плевать, что ей похуй на всё вокруг, мне хотелось, чтобы ей было не всё равно хотя бы на меня. Грейнджер жила от дозы к дозе, от вечера к вечеру, всё остальное время существуя каким-то серым пятном. Сгустком пепла, который вот-вот рассыплется. И вроде она также ходила на уроки, вроде продолжала разговаривать и иногда даже отшучиваться, но больше напоминала собой полупризрака, нежели живого человека. Я переставал чувствовать в ней даже слабые отголоски той упрямой занудной гриффиндорки, которой она когда-то была. Она почти не ела, мне приходилось кормить её с ложки, заставляя глотать еду. Гермиона же в ответ бесстыдно умоляла меня о внеочередной дозе, потроша все мои внутренности своими слезами. Облегчало мою жизнь одно — её отлично приструнивал вид Поттера или девчонки Уизли. Кого угодно из её так называемых друзей, которые почти постоянно тёрлись где-то рядом, метая в меня гневные взгляды. Отчего-то, стоило им оказаться где-то поблизости, как Грейнджер брала себя в руки и старательно делала вид, что она в порядке. Иногда я ей даже верил, успевал с облегчением выдохнуть и вновь начинал замечать недоумевающие перешёптывания вокруг, так приятно раззадоривающие моё самодовольство. Но потом мы возвращались в нашу башню, и всё начиналось заново. По ёбаному замкнутому кругу, протаскивая меня через все ступени, ведущие в ад. Шесть капель успокоительного в день превратились в десять. Иначе я бы точно свихнулся. Во мне почти не осталось сил, ни моральных, ни физических. И даже скупые подбадривания Блейза о том, что ждать осталось недолго, нихуя не помогали, потому что я заходил в её комнату и снова горел заживо. Это было моим личным адом, из которого я никак не мог выбраться. Мне бы помог хоть один её ласковый взгляд на трезвый рассудок, хоть толика внимания и благодарности за то, что я делаю. Хоть малейший знак того, что я ей дорог. Что в её жизни вообще есть я. Но, видимо, все мои мечты отправлялись прямиком в помойку, ведь Грейнджер с каждым днём вела себя всё более холодно и отстранённо. Всё больше верила в то, что она уже не жилец. Я боялся говорить ей о скором лечении, боялся рассказать о том, что мы нашли в амулете. Боялся говорить о том, кто её проклял. Потому что это моя вина. Потому что я стоял и смотрел, когда мог её спасти и уберечь от проклятья. От этой путёвки в один конец. Но это известие оттолкнуло бы Гермиону ещё дальше. Водрузило бы между нами стену толщиной с Атлантический океан, через которую мне никогда не хватит сил пробиться. Да и нужно ли?.. Моя семья причинила ей слишком много боли. Так много, что Гермиона, наверное, никогда не простит меня. Поэтому я твёрдо решил, что сегодня, в канун Рождества, я отпущу её. Что это станет последним днём наркотического сумасшествия и нескончаемой боли. А после она вылечится и будет наслаждаться своей заслуженной счастливой жизнью. Это всё, что я мог ей подарить. Вернее, всё, что она сможет принять от меня в качестве извинения за причинённые тонны страданий. И возможно, когда-нибудь, много лет спустя, я всё-таки признаю её спасение как освобождение от тяжести грехов. Мне хотелось верить в это. Я старался заглушить в себе ощутимую потребность провести этот день как можно ближе к ней. По правде насладиться чудесным праздником вместе, несмотря на то, что я ненавидел всю эту аляпистую мишуру и новогодние игрушки. Снующих туда-сюда детей, восторженно вопящих от полученных подарков. Раньше родители тоже присылали мне подарок в Хогвартс. И я с широкой улыбкой на лице хвастался перед однокурсниками новейшей метлой или какой-нибудь дорогущей мантией, сшитой на заказ. Но на самом деле самым дорогим подарком для меня всегда было приложенное письмо от мамы. Нарцисса каждый раз начинала со строк: «Мой любимый сынок, Надеюсь, что у тебя всё хорошо и ты отлично проводишь рождественский праздник…» Сейчас бы я ответил ей, что у меня не всё хорошо. Рассказал бы ей о всех своих переживаниях, не стесняясь принимая её утешения. Сказал бы, что я безумно скучаю и хочу обнять её. Выслушал бы все осторожные советы и очередные наставления о том, как стоит относиться к девушкам, чтобы растопить их сердца. Наверняка она смогла бы найти подход даже к Грейнджер. Такой уж была моя мама. Мерлин, как же я скучал по ней. Но это был последний день с Гермионой. Я заставлял себя не окунаться в разрывающие сердце воспоминания и просто, мать его, радоваться тому, что имею сейчас. И мне так хотелось всё-таки получить столь необходимую дозу теплоты в ответ. От неё самой, а не по наркотической указке. Это было бы лучшим подарком на Рождество. — Тебе очень идёт, — прошептал я, заворожённо вглядываясь в отражение Гермионы в зеркале, пока стоял за ней и поправлял уложенные кудри. — А… Ага, — вяло отозвалась она, и острые плечи, сухо обтянутые сероватой кожей, ещё больше опустились, вынуждая её оголённую спину ссутулиться. — Ну что ты? — вздохнул я, слегка качнув головой. — Ты ведь любишь Рождество. Не время грустить, Грейнджер. — Я не хочу туда идти, — пробормотала она, проводя ладонями по свободной юбке своего нового тёмно-синего платья с глубоким разрезом на левой ноге. — Слишком много людей и слишком много шума. Драко… Давай останемся здесь? И никуда не пойдём? — Нет, нет и нет. — Ну пожа-алуйста! Проведём вечер как обычно. Никто и не заметит, что мы не пришли. — Я очень в этом сомневаюсь, — усмехнулся я. — Тебе ведь нужно говорить речь вместе с Поттером. И потанцевать со мной. — Чёрт, — буркнула она, прикрывая глаза с аккуратно выведенными стрелками, оттенёнными лёгкими блестящими тенями. Моя ювелирная работа, блять. Я потратил добрых полчаса, чтобы скрыть её чёрные круги, придать щекам румяности и сделать глаза хотя бы чуть более живыми и яркими, чем они были, пока Грейнджер сидела и ныла, что не собирается никуда идти. Её не смогли задобрить ни подаренное платье, ни туфли, ни причёска. Ничего. Всё, чего она хотела, — остаться в комнате и прямо сейчас принять дозу. Но чёрта с два я поддамся её уговорам и упущу возможность провести этот рождественский вечер, наш последний вечер, как нормальная пара. — У меня для тебя подарок, — проговорил я, убирая её кудри на одно плечо. — Что?.. — осеклась Гермиона, приподнимая брови в удивлении. — Я не думаю, что… — Тш-ш, — прервал её я, доставая из кармана брюк небольшую коробочку и открывая её. — Мне так захотелось. Я зажал пальцами кончики тонкой цепочки из белого золота и перекинул украшение через её голову, аккуратно примеряя крохотную бриллиантовую подвеску в ямочку между выпирающими ключицами и защёлкивая застёжку на её шее. Это выглядело изящно. Маленький шарик не казался броским, но в нём была особая изюминка: на обратной стороне мастер выгравировал льва, в чьих ногах извивалась змея. Наверное, этот подарок как нельзя лучше описывал всю суть наших отношений, и я действительно заморочился. Но мне так хотелось. — С Рождеством, Гермиона. И где-то на подкорке таилась мысль, что когда она выздоровеет и придёт в себя, то, возможно, вспомнит меня и захочет вернуться… Но я давил ее, беспощадно топтал, не давая вырваться и осесть в сознании как необходимость. Не позволял себе даже мечтать о подобном. — Красиво, — уголки её губ приподнялись, пока я, еле касаясь, проводил пальцами по плечам, возвращая кудри на место. — Спасибо, Драко. Это было тепло. Так тепло, что у меня перехватило дыхание. Мерлин, я готов каждый день дарить Гермионе тысячу украшений, если её голос будет всегда звучать так. Наконец-то я тоже получил свой самый желанный подарок. Как бальзам на душу. — Мы не опаздываем? — она повернула голову к часам на стене. — Задерживаемся, — я поправил её с лёгкой усмешкой на губах. И когда Гермиона шагнула в сторону, на секунду задержал взгляд в отражении, на своём тёмно-синем галстуке, что как нельзя лучше подходил к платью Грейнджер. Вроде мелочь, но именно она поддержала разливающееся в груди тепло, не давая ему угаснуть от вида того, как Гермиона на ходу опрокинула в себя стимулирующее. Всю дорогу до Большого зала Грейнджер продолжала недовольно бурчать. Она еле волочила ноги, и в какой-то момент меня это окончательно достало. Я обречённо закатил глаза и схватил её за руку, утягивая за собой сопротивляющееся худощавое тело. Но вот же, блять, чудеса-то! Стоило нам пересечься с Поттером и Уизли на первом этаже, как на губах Гермионы расцвела счастливая улыбка и она вполне себе бодренько, чуть ли не вприпрыжку, сука, потопала на бал. Попутно принимала восхищения своей подружки о своём «ну просто загляденье» платье и «ну ничего себе» причёске. Ну конечно, блять. Плоды моих стараний просто не способны выглядеть хоть капельку хуёво. Джинни сразу выхватила Гермиону из моих рук, уводя её вперёд под свою болтовню и старательно не замечая моего присутствия как такового. Сомневаюсь, что Поттер рассказал любви всей своей жизни о проклятье Грейнджер, но Уизли явно воспринимала меня как временную причуду немного истосковавшейся подруги, потому что даже не поднимала тему наших взаимоотношений. С её стороны было лишь тотальное игнорирование сего факта, что по большому счёту хорошо, нежели плохо. А ещё неожиданно. Вот кто-кто, а мелкая Уизли просто не могла молчать, если ей что-то не нравилось. Но, видимо, Поттер не совсем загнан под каблук и смог на неё повлиять. Каким-то неведомым образом, ага. — У вас всё готово? — прошептал Поттер, когда поравнялся со мной. — Да. Потяни с речью. Нужно как можно дольше продержать Макгонагалл в зале, — так же тихо ответил я, даже не поворачиваясь в его сторону. Но в моём голосе больше не было яда, пусть скажет спасибо и на этом. — Понял, — краем глаза я заметил, как Поттер кивнул. — Забини будет в её кабинете? Или ты? — Блейз. На этом наша наимилейшая беседа прервалась, потому что Уизли обернулась, требуя подтвердить Поттера какую-то хуйню касательно их наивкуснейшего завтрака сегодня в отеле. Мерлин, в такие моменты я даже радовался, что Грейнджер наплевать на меня. От вида Поттера, кивающего тупым болванчиком, тянуло сунуть два пальца в рот и проблеваться. Представляю, как бы охуела Уизли, если бы увидела своего покладистого мальчика с перекошенным от гнева лицом в нашей гостиной, когда тот разбрасывался невербальными так же легко, как дышал. Это было бы крайне занятным зрелищем. Я бы не пожалел и тысячи галлеонов, чтобы занять место в первом ряду. Из Большого зала доносилась громкая музыка. Когда наша дружная компания вошла внутрь, по помещению прошлась волна аплодисментов. Поттер подхватил Уизли и с широкой улыбкой направился в самую гущу толпы, тут же протягивая руку для первого приветствия и позволяя мне увести Грейнджер в сторону. Сомневаюсь, что она долго протянет в адекватном состоянии, если её начнут донимать с самого начала. Успокаивало только одно: пока я рядом — вряд ли хоть кто-то посмеет сунуться к ней. Кто-то, кто обладал хоть каплей мозгов. Но это явно не про Рона Уизли. — Гермиона! — крик через весь зал, и вот он, этот самый Уизли, мчал как миленький на всех парах, распихивая людей в толпе. Я не смог удержаться и закатил глаза. Уж по чему, а по его вечно краснеющей роже я точно не успел соскучиться. Губы Грейнджер как-то обречённо сжались, и я видел, как тяжело поднялась её грудь. Она явно готовилась к тотальному выносу мозга и набиралась терпения. — Драко, тебе лучше… — Да, знаю. Найду тебя позже. И, круто развернувшись, я направился к столу своего факультета, где Пэнс, отчего-то совсем не боясь учителей, демонстрировала Нотту своё умение засовывать рюмку в рот и опрокидывать её в себя, разом проглатывая порцию огневиски. Видимо, уже успела где-то накидаться. Мне не хотелось сбегать. Не хотелось оставлять Грейнджер одну на растерзание вроде как бывшего парня, но я прекрасно понимал, что без моего участия она разберётся со всем лучше, а главное — быстрее. И если быть совсем честным, мне не хотелось омрачать сегодняшний вечер дракой с вислым. А всё бы непременно закончилось именно этим, если бы я остался и кинул в него пару ласковых. Лучше уж я искусаю губы от волнения и злости, поливая Уизли ведром дерьма в компании Блейза, чем испорчу этот вечер. Последний, мать его, вечер с Гермионой. Я неспешно шёл по залу, огибая столпившихся людей. Казалось, что здесь собрался весь магический Лондон: родители учеников, бывшие выпускники и, конечно же, вездесущая Скитер. Она как раз бежала навстречу нашему бородатому герою, уже что-то надиктовывая самопишущему перу. Ох, не завидую я тебе, Поттер. Только за столом Слизерина, стоящему в самом дальнем углу, царила пустота. Ещё бы, блять, всех переубивали, как неугодный скот. Теперь неудивительно, что попойке Пэнс никто не препятствовал. Стыдно, суки. Как вам теперь живётся после того, как вы оставили стольких детей без родителей, а? Центр зала с воображаемым просторным танцполом тоже был относительно пустым. Присутствующие явно были ещё в не совсем подходящей кондиции для танцев. На нём под оглушающие завывания оркестра кружили Долгопупс с Аббот и ещё несколько парочек, наверняка таких же повёрнутых на танцах. Не успел я добраться до Блейза, что-то нашёптывающего Дафне в ослепительно алом платье, как кто-то схватил меня за руку почти ледяной ладонью, вынуждая остановиться и обернуться. — Гермиона? — в голосе звучали неприкрытые нотки волнения, стоило мне посмотреть на её быстро вздымающуюся грудь и поджатые губы. — Что случилось? Она разобралась с Уизли быстро. Слишком, блять, быстро, чтобы это было правдой. Грейнджер замотала головой и зажмурилась, ещё крепче сжимая мою ладонь и заставляя всё внутри меня болезненно задрожать. — Ты в порядке? Я осторожно провёл пальцами по её щеке, заправляя выбившиеся пряди за ухо и ожидая ответа. — Поцелуй меня! — прошептала она. Но это было для меня так оглушительно громко, что я вмиг перестал слышать какофонию музыки. Словно она прокричала это на весь зал. Словно мы вновь в чёртовом блядушнике, когда она умоляла меня трахнуть её прямо посреди толпы. Я рвано выдохнул, перебегая нахмуренным взглядом с её карих радужек на чуть дрожащие губы. — Что случилось с Уизли? — повторил я, приближаясь к ней вплотную и притягивая к себе за талию, чуть встряхивая хрупкое тело, чтобы привести его в чувство. — Просто, чёрт возьми, сделай, как я прошу! И её голос не был ни капли задурманенным или потерянным. Он был непозволительно требовательным. И это вводило меня в абсолютный ступор. — Я не понимаю. — Так надо! Пожалуйста, Драко! — настаивала она. Я наклонил голову к плечу, с прищуром оглядывая престранную картину: Грейнджер сильнее прижалась к моей груди и сама привстала на носочках, пытаясь дотянуться. Такая открытая и так неимоверно жаждущая моих губ. Почти моя. Мерлин, это что, какой-то новоизобретённый способ довести меня до сдвига по фазе? Я вздохнул, запуская в каштановые локоны ладонь и склоняясь к её лицу. У меня в любом случае не было ни шанса устоять перед такой просьбой. Уже почувствовал на себе её обжигающее дыхание, но не спешил закрывать глаза, проходясь боковым зрением по толпе и выискивая одного конкретного человека. Рыжего и неимоверно раздражающего. И нашёл. Почти сразу, потому что он стоял в полном одиночестве и неотрывно наблюдал за нами с таким ошалевшим лицом, будто окончательно растерял остатки интеллекта. Или будто ему прямо сейчас разбивали сердце, что вызвало на моих губах непроизвольную усмешку. А ещё на его щеке красовалось огромное красное пятно, так похожее на отпечаток ладони. Так вот почему Гермионе так надо. И мои губы накрыли её. Так медленно и тягуче сладко, смакуя каждый полученный жаркий выдох, пока я ещё крепче сжимал Гермиону в своих объятиях. Демонстрировал всем любопытным, кому, сука, она хочет принадлежать. Столкнулся с кончиком её языка, тут же проскальзывая дальше и углубляя поцелуй. Вновь медленно сходил с ума, наслаждаясь запахом её ванильного геля для душа. Или шампуня. Какая к чёрту разница, если это так приятно. Её чувственные губы уверенно подавались навстречу, пока пальцы комкали рубашку под пиджаком. Словно я был необходимостью. Глотком свежего воздуха. Соломинкой для утопающего. Насрать чем. Важно только то, что я ей нужен. Я слегка закусил её нижнюю губу и тут же прошёлся по ней языком, словно извиняясь. До ушей донёсся её еле слышный стон, напрочь срывающий мне крышу. Я притянул податливое хрупкое тело ещё ближе к себе, вжимаясь в него и проводя незримую дорожку ладонями по оголённым лопаткам. Это синее платье шло ей даже больше, чем зелёное. А особенно хорошо оно на ней смотрелось именно в моих объятиях. Когда Гермиона так потрясающе прогибалась в спине, стараясь прильнуть ко мне как можно сильнее. Я хотел было оторваться от её губ и взять секундную передышку, но Грейнджер даже немного угрожающе сжала кожу на шее, притягивая меня обратно. Так чертовски требовательно, что это пускало по телу мурашки. Будто мы действительно влюблённая пара. Неимоверно ненасытная и такая возбуждённая. И это правда, наверное. Только односторонняя. Потому что по-настоящему влюблён здесь только я. Окончательно и бесповоротно. В самую умную и красивую ведьму. В девушку, прощения которой я, наверное, никогда не буду достоин. Но это абсолютно не мешало мне вновь и вновь сталкиваться с её языком в каком-то безумном танце. Сминать обжигающие губы, наслаждаясь каждой секундой, пока она сама так мучительно для меня не отстранилась, прекращая комкать воротник рубашки. Я же не выпустил её из объятий, не торопясь разрушить этот момент. Нежно провёл кончиком носа по щеке, вынуждая уголок её губ приподняться. — Довольна? — заговорщицки прошептал я, расправляя растрёпанные мною же локоны. Гермиона смущённо засмеялась, и её щеки зарумянились. И это было настолько искренним, чёрт возьми, что всё в груди так предательски, но вместе с тем так счастливо, сжалось. И это дарило мне надежду. Непозволительный шанс на то, что она, настоящая Гермиона, всё ещё где-то там, внутри. И старается пробиться наружу. Что Рождество действительно станет чудесным праздником. Нашим праздником. — Думаю, да. Но, кажется, на нас все смотрят. — А ты разве не этого добивалась? Грейнджер поджала губы и опустила глаза в пол, явно не зная, куда себя деть. Я же не хотел больше отпускать её в эту досужую толпу. Их перешёптывания и поражённые взгляды снова разливали по венам жгучее самодовольство. И пусть это наш последний вечер, но сегодня она моя. И я буду упиваться этим до последней капли. И никто не посмеет мне помешать. Поэтому я уже отошёл на шаг и протянул ей ладонь, одаряя Грейнджер одной из своих самых обольстительных улыбок и чуть склоняя голову к плечу. — Потанцуем?