Birds flying high you know how I feel Sun in the sky you know how I feel Reeds drifting on by you know how I feel It's a new dawn it's a new day it's a new life for me And I'm feeling good
Muse. «Feeling good»
Меня одолевало волнение. Тягучее, раздражающее, отдающее вязью на кончике языка. По какой-то глупой прихоти рассудка моё тело просто не могло оставаться в спокойствии. Руки всё время пытались что-то потрогать: бокал пунша, скатерть, ажурные салфетки и прочую дребедень на столах в бальном зале. Хватали фрукты с тарелок, хотя есть не хотелось совершенно, но приходилось продолжать совать их в рот, чтобы не класть обратно. Я переступал с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Взгляд перебегал с одного гостя на другого, пока пальцы теребили низ чёрного пиджака. И в каждом лице я видел угрозу. Будто эти люди всё знают. Подозревают, шепчутся. Что я дилер. Убийца. Что неделю назад я закапывал тело Сэма. Что по моей вине умер Матиас. Что он оставил мне незаслуженное наследство, спасшее от долгов. Что я собираюсь пробраться в кабинет Макгонагалл и воспользоваться омутом памяти. Что намерен спасти Грейнджер и узнать всю правду о смерти мамы. Всё это выводило меня из себя ровно настолько же, насколько тревожило. Будто я бежал чёртов марафон длиною в жизнь, уже был готов выплюнуть лёгкие, вырвать забившиеся мышцы и упасть замертво. Но вдруг увидел финишную черту. Черту, которая всегда казалась чем-то нереальным и абстрактным, как горизонт. Я мчался к нему столько времени, но никак не мог приблизиться ни на дюйм. И вот я здесь. Так непостижимо и невозможно, что верить в эти бредни кажется абсолютной глупостью. Но финиш прямо передо мной. Нужен лишь последний рывок. А я застыл. Мне бы выпрямить спину и на остатках сил добежать до конца, но ноги сковал страх. Ведь если это конец, то что поджидает дальше? Есть ли там хоть толика счастья? Заслуживаю ли я его?.. Или я так и застряну в кошмаре этого полугодия? Может, всё было зря… И главное — смогу ли я простить себя? Этот самый вопрос заставлял все органы заходиться спазмом. Заставлял вновь и вновь проходиться пальцами по краю пиджака и вглядываться в лица присутствующих на рождественском балу. На учеников, их родителей. И ненависть неумолимо примешивалась к моему волнению. Я ничего не мог с собой поделать, ведь не заметить разницы в банальном количестве людей за столами было просто невозможно. У стола Слизерина практически никого не было. И даже в общей какофонии грохочущего оркестра и долетающих радостных возгласов… здесь царила гнетущая тишина. Только Пэнс, будучи изрядно подшофе, хохотала от очередной шуточки Нотта, попутно опрокидывая в себя рюмку за рюмкой. Прямо с локтя. Демонстрировала свои невероятные умения всему Хогвартсу. И наверняка все думали, что она просто спятила. Что забила на школьные правила и растеряла всё понимание о рамках приличия. Что это ещё один повод не приближаться к нам, считать нас прокажёнными и донельзя прогнившими личностями. Вот только любой слизеринец с уверенностью бы ответил, в чём дело. Отчаяние. Такое жгучее и раскалённое до предела. Оно плескалось в её глазах, разливалось по венам, вынуждая руки Пэнс хаотично дёргаться, почти дрожать. Она вся была словно оголённым проводом, была готова взорваться прямо здесь. Или разрыдаться. И никто бы не посмел осудить её. Пусть только попробуют, суки. Ведь я прекрасно помнил, как сильно Пэнс любила своих родителей. Какой тёплой и радушной была её семья. Как миссис Паркинсон прикрывала нас перед нашими матерями, когда мы всей компанией в очередной раз загуливались допоздна на летних каникулах. А после позволяла переночевать у них, словно невзначай нашёптывая эльфам не забыть подать нам с утра зелья от похмелья. И пусть я злился на Пэнс из-за её идиотской ревности к Драко, пусть она чуть не отправила нас всех прямиком в Азкабан, накатав записку Поттеру, мне всё равно было невероятно жаль её. Нас всех, оставшихся без родительской любви. Так не должно было быть. Мы не заслужили пережитых страданий. Не должны все поголовно думать о суициде. Дети, блять, не должны жить без родителей и молить Мерлина о скорейшей смерти! И от этого хотелось рвать волосы на голове. Неистово закричать на весь зал от раздирающей боли. От обиды и несправедливости. И от тоски. Такой безумной и безграничной. Я продал бы душу дьяволу, чтобы ещё хоть раз обнять маму. Но как бы я ни старался искупить грехи прошлого, её это не вернёт. Не повернёт время вспять. Я изнывал от желания показать всем присутствующим, насколько нам, сука, херово. Ткнуть носом в тот ужас, что вытворило Министерство. Казнить больше сотни волшебников. Заебись, да?! Подарить миру столько сирот и столько поводов взрастить новые зёрна ненависти. А потом удивляются, откуда вокруг столько убийц. Действительно, нахуй, удивительное явление. Тупорылые ублюдки. Нас лишили всего. Вырвали счастливые воспоминания с корнем, поливая их вёдрами дёгтя. И даже те, кто не пострадал, затаились в сторонке. Стали затворниками или покинули Англию, как семья Дафны. Зелёная форма стала грёбаным преступлением, давала остальным право безнаказанно нас вырезать, травить невинных детей, как неугодный скот. До ушей донёсся очередной радостный визг какой-то девчонки с Пуффендуя, кинувшейся на шею своему отцу. Я невольно сморщился, мысленно желая, чтобы вся эта донельзя счастливая и чуть ли не светящаяся всеми цветами радуги семейка горела заживо. Ощутила то же, что переживаю я. Ведь я не помню их в рядах Ордена. Они, блять, наверняка точно так же, как и большинство из нас, отсиживали свои задницы в сторонке. С ёбаным страхом на лице ждали, когда война хоть чем-то закончится, и свято надеялись своими недалёкими умишками, что их это не коснётся. И получили то, что хотели. Потому что их форма была жёлтой, а не зелёной. Не их выбрали виновными во всех человеческих грехах. А нас. Наших родителей. Когда-нибудь они ответят за совершённое преступление. За чёртово бездействие незаконным казням. За бездействие на войне, в котором какого-то хрена обвинили нас. Ведь жизнь тот ещё бумеранг. И им прилетит, я в этом ни на секунду не сомневался. И если бы только мог, то даже поспособствовал бы скорейшей карме. И был бы справедлив в своём решении. Губы растянулись в лёгкой ухмылке. Злость отрезвляла меня. Напоминала о том, что действительно важно. О том, что пора подниматься на ноги, освободиться от утягивающих на дно пут боли и начинать новую жизнь. Несмотря ни на что. И первым делом нужно спасти Грейнджер. Забыть и вычеркнуть наркотики из наших судеб. Отпустить грехи и зашагать дальше. Доказать всем, что они неправы. Что они грёбаные убийцы, а не вершители правосудия. Мы ещё поднимем бокалы с Драко в какое-нибудь следующее Рождество и с улыбками на лицах вспомним, как выбрались из всего этого. Посмотрим на наши прекрасные жизни и будем искренне наслаждаться праздником. В память услужливо скользнула наша с Малфоем маленькая «традиция». Когда мы поздравляли друг друга с Рождеством, то никогда не обменивались подарками. Но зато всегда загадывали желание, клявшись, что передадим послание Санте. Всё это началось ещё до школы, когда Малфой решил похвастаться, что якобы лично знаком с рождественским дедом. Я же не постеснялся соврать, что Санта вообще-то чуть ли не мой лучший друг. Так мы и договорились, затеяли небольшой спор. Обменялись желаниями о подарках, и тот, кто смог бы его исполнить, победил бы. В тот год мы оба получили то, что хотели. Малфой — метлу, а я — рояль прямо посреди гостиной в нашем доме. К слову, я так и не научился на нём играть… Но это не отменяло того факта, что наш спор не разрешился. Так «традиция» и затянулась на десяток лет. И каждое Рождество с наших уст слетала фраза «С рождеством, друг», а после следовало желание, которое мы должны были передать Санте. Сначала это были игрушки, мётлы, какие-нибудь редкие книги. Потом девчонки… И так до шестого курса, пока Малфой не загадал смерть Волдеморта. На седьмом — смерти всех Пожирателей, чтобы больше никогда ноги их не было в его поместье, чёрт побери. И всё исполнилось. Всё, блять. Судьба явно решила посмеяться над нами и осуществить то, о чём мы станем жалеть. Интересно, что бы Драко загадал в этом году? Вряд ли осмелится это сделать, после такой-то промашки. Но всё же… Что бы он загадал? Я почувствовал себя лучше. От воспоминаний о детстве даже руки перестали цепляться за пиджак и ровно опустились. Но опустились не обречённо и не понуро. Не сдаваясь. Напротив, я был готов встретить ту самую финишную черту, перешагнуть через неё и будь что будет. Никто больше не посмеет решать за меня. Я сам обязан выстроить свою жизнь. Бросив взгляд на толпу у дверей в Большой зал, я приметил ослепительно красивую блондинку в ярко-алом платье. Она уверенно шла вперёд, лавируя между оживлёнными группками людей. Разрез на её длинном платье оголял бедро, ткань колыхалась в такт с её лёгкими шагами, и я всегда буду поражаться тому, как можно так грациозно ходить на охренительно высоченных каблуках. Как вообще в них можно ходить?.. Но Дафне, казалось, всё нипочём. Уголки её губ приподнялись, стоило ей заметить меня, и внутри тут же расползлись приятно согревающие волны. У меня не было ни единого шанса, чтобы не ответить ей взаимностью. Но улыбка наверняка вышла идиотской, потому что на лице тут же отразилось, как сильно я обескуражен тем, насколько шикарно она выглядела. Да я и не пытался этого скрыть. Теперь мне вообще не хотелось от неё ничего скрывать. Больше никакой лжи и утаек. До сих пор не верится, что такая ослепительная девушка могла влюбиться в меня. И более того, простить мне все ошибки. Быть рядом. Поддерживать, несмотря ни на что. Даже убить ради меня. Спасти мою никчёмную жизнь, которая теперь полностью и без остатка в её руках. И даже если она решит выбросить её, я приму это. Сделаю всё так, как она захочет. Просто потому, что если бы не она, то меня бы уже давно не было в живых. Никогда бы не подумал, что я способен на такие чувства. Что они будут переполнять меня, выливаясь за края. И раньше я был готов называть эти ощущения как угодно, наивно полагая, что слова любовь не существует. Что всё это идиотская имитация, спектакль двоих, чьи судьбы невольно переплетаются, вынуждая послушно отыгрывать свои роли. Так я думал в свои тринадцать, когда стал замечать, что мой взгляд задерживался на белокурых волосах чуть дольше положенного. Когда я почувствовал её запах на совместном задании по чарам и непроизвольно нарёк его восхитительным. Когда кулаки сжались, стоило Нотту пригласить её погулять на выходных у всех на виду, а затем услышать собственный облегчённый выдох после того, как Даф отказала. Всё это казалось чем-то эфемерным. Чем-то, что скоро пройдёт, и я должен буду продолжить спектакль. Быть с кем-то другим, наслаждаться свежими эмоциями, вновь и вновь менять свою роль. Надевать новую маску, чтобы не заскучать. Но это не проходило. А даже, напротив, разрасталось. Оседало где-то на подкорке сознания, как необходимость, пока я старательно не думал о своих престранных ощущениях. И поэтому на пятом курсе, когда мы вышли из бара Билли, в моей голове не было никаких мыслей о несуществующей любви и чувствах как таковых. Мне просто захотелось. И я просто подошёл к Дафне и накрыл её губы своими, подчиняясь какому-то необъяснимому желанию внутри меня. Абсолютно ни на что не надеясь. Но она ответила. И это, блять, так осчастливило меня, что я до глубины души поразился, как человек вообще может испытывать настолько сильные положительные эмоции. Но тогда я не понимал, совершенно не осознавал, что нашёл любовь. Ведь в моей картине мира её не было. Была симпатия, была страсть, привычка, одержимость. Но не любовь. Я считал это бредом и просто наслаждался каждой минутой с Дафной. Мне было хорошо. Как вообще шестнадцатилетний мальчишка может понять, что он однолюб? Как он может поверить в то, что именно с этой девушкой он захочет провести всю свою жизнь? Ведь любой здравый человек, наделённый хоть каплей реализма, лишь посмеялся бы и саркастично бросил что-то вроде «главное — верить». Люди приходят и уходят. Чувства угасают. У моей мамы было столько романов, что я ещё лет в восемь сбился со счёта новых «пап». Число явно перевалило за то, до которого я вообще мог досчитать в те года. Но Дафна оставалась рядом. Все это время расшатывала мой эмоциональный диапазон до предела так, что я изо дня в день убеждался в том, что с ней просто не бывает скучно. Что к ней нельзя привыкнуть. Что от неё не захочется уходить. Война всё расставила по местам. Открыла мне глаза, вынуждая обнаружить в них бревно, что я не замечал до этого. И когда первая мысль с начала битвы за Хогвартс стала о том, чтобы отправить Даф в безопасное место, когда мне вообще было плевать на всё, включая свою жизнь, лишь бы уберечь Дафну, до меня всё-таки дошёл смысл слова любовь. И я был бы полным глупцом, если бы не пытался сохранить её всеми силами. Это всё, что у меня осталось. Но этого достаточно, чтобы оттолкнуться с мёртвой точки, вынуждающей меня чахнуть, и начать строить что-то новое. Жизнь, в которой я буду счастлив. С ней — непременно так и будет. В голубых глазах плясали ласковые искорки, а светлые кудри аккуратно спадали на плечи. Она подошла ко мне, и я, подарив себе секунду форы, чтобы восхититься её красотой вблизи, притянул Даф к себе, обнимая за талию. — Мерлин, ты выглядишь… потрясающе, — на выдохе зашептал я где-то около её уха. Дафна легко рассмеялась, кладя ладони на мои плечи и чуть отстраняясь, чтобы подарить мне ещё одну улыбку. — А ты кажешься немного грустным, — проговорила она, чуть склоняя голову к плечу и внимательно всматриваясь в мои радужки. Словно могла видеть насквозь всю мою душу, открытую для неё нараспашку. Вынуждала меня тонуть в голубых омутах. — Уже нет, — я усмехнулся, оставляя на её щеке невесомый поцелуй и вдыхая такой родной чуть сладковатый запах её цветочного парфюма. — Это хорошо, — протянула Дафна, игриво дёрнув бровью, когда её рука скользнула вниз под мой пиджак, комкая рубашку на спине и притягивая меня ещё ближе. — Канун Рождества — не время для грусти. Её дыхание опалило щёку, пока Дафна сильнее вжималась в меня. Она чуть вильнула бёдрами, проходясь низом живота по моему паху. С уст слетел сиплый выдох, и мне пришлось сжать губы, чтобы сдержать непрошенный стон удовольствия, когда член призывно дёрнулся от её бесстыдных движений. — Кажется, кто-то соскучился… — заключил я, не в силах унять улыбку на губах. — Ну конечно, я соскучилась! — Дафна вздохнула, прекращая свою сладостную пытку. — Мы всю неделю провели за книгами и попытками скрыть состояние Гермионы. Я даже не почувствовала праздничного настроения, хотя так люблю Рождество, представляешь? — она немного грустно улыбнулась, принимаясь осматривать колонны в зале. — Украшала тут всё в перерывах между уроками, и… ничего. Только усталость. Как будто и не праздник вовсе. Я легко коснулся её подбородка, возвращая взгляд голубых радужек к себе. — Мы всё наверстаем, не волнуйся. — Обещаешь? Рука скользнула по её шее, зарываясь в светлые кудри на затылке и притягивая ближе. Я провёл кончиком носа по её щеке и прошептал: — Обещаю, — аккуратно прикусил мочку уха, тут же целуя тонкую шею. — Ты ведь останешься здесь на праздники? — Я… я думала, — дыхание Дафны мгновенно сбилось, стоило мне вжаться пахом в её бедро, — съездить к родителям… — М-м, — ещё один поцелуй прямо в бьющуюся жилку на шее. Провёл языком, чувствуя, как всё внутри меня наворачивает кульбиты оттого, насколько же она сладкая. Желанная. Моя. — Но может, и… останусь… — прошептала Даф, вновь комкая рубашку на моей спине и явно нарочно разворачивая ногу, чтобы усилить трение о пах. С моих уст сорвался еле слышный стон. Я скользнул пальцами по оголённой спине и припал губами к щеке. Вдыхал её запах, словно для жизни мне нужен не просто кислород, а воздух, заполненный именно её парфюмом. Так и было на самом деле. — Ты меня с ума сведёшь, — проговорил я, закрывая глаза. Дафна откинула голову, давая мне ещё больше простора для поцелуев. Жар её тела передавался мне, хотя не исключено, что всё было в точности наоборот — это я продолжал распалять свою любимую. В груди поднимался трепет, странное волнение оттого, что я на глазах, наверное, тысячи людей позволяю себе такие ласки. Но мне было наплевать. Более того, мне было мало. Так чертовски мало, что хотелось сорвать с неё это великолепное платье прямо тут, усадить на стол позади меня и наглядно показать, что она не одна здесь «соскучилась». В брюках становилось чертовски тесно, и, стоило мне почувствовать, как по всему телу Дафны прошлась волна неконтролируемой дрожи, я притянул её ещё ближе к себе, если это вообще возможно, и столкнулся с горячими губами, тут же углубляя поцелуй. Руки Дафны дёрнулись и обмякли под моим пиджаком. А после её пальцы принялись гулять по спине, пока язык скользил по нижней губе. И каждое её движение отдавалось нарастающим напряжением в районе паха, распаляло безумное желание наплевать на всё и утащить её в башню старост прямо сейчас. Или даже не дойти до неё и остановиться где-нибудь в коридоре… — Постой, Блейз, — тяжело дыша, пробормотала Дафна, мучительно отстраняясь от меня. — Все ведь… смотрят… — она стыдливо опустила глаза, а её щёки изрядно зарумянились. Губы, накрашенные до этого розоватой помадой, теперь были ещё более заалевшими и слегка припухлыми после моих поцелуев. Дафна в целом становилась ещё прекраснее после поцелуев, и оттого уголок моей губы невольно приподнялся. Я завороженно любовался её смущением. — О-о, правда? — усмехнулся я, даже не думая о том, чтобы выпустить её из своих объятий. Всё равно никому в зале не было никакого дела до нас. — Блейз… — на выдохе проговорила Дафна. — Отложим это на ночь, хорошо? Я хмыкнул, проходясь языком по нижней губе. Приподнял брови, медленно склоняя голову к плечу. — Что это? — игриво спросил я, продолжая умиляться тем, как её щёки раскраснелись ещё больше. Дафна закатила глаза, упираясь ладонями в мою грудь и делая шаг назад. Так жестоко лишая своего тепла. — Ты сам прекрасно понял и без моих объяснений, — пробормотала она. Я немного разочарованно вздохнул, понимая, что Дафна не настроена на пошлые разговорчики среди толпы. Но тут же смиренно улыбнулся, прекрасно понимая, что ночью мы действительно наверстаем всё время разлуки. Все эти утомительные часы, проведённые за книгами и лениво брошенными в золотой амулет Самюэля заклинаниями после сотни провалов. Я не дам ей поспать ни минуты. В этом я не сомневался. Дафна подошла к столу, беря в руки бокал с пуншем. Сделала мизерный глоток, явно только ради приличия, но я всё равно не мог оторвать взгляда от того, как дёрнулась её гортань, пропуская жидкость внутрь. Захотелось тут же вернуть Даф в свои объятия и сразу провести языком по тонкой соблазнительной шее. Она была слишком красива сегодня. Так красива, что член обречён стоять колом весь вечер и томиться в ожидании прекрасной ночи. Я скользил взглядом по её изгибам, угадывая черты тела под платьем. Они были настолько хорошо мне знакомы, будто кто-то заложил в сознание карту. Кропотливо обозначили каждую эрогенную зону, каждую родинку и каждое чувствительное место, от соприкосновения к которому её дыхание тут же сбивалось. — Мерлин, Блейз! — неожиданно засмеялась Дафна, возвращая пунш на стол, и почти зашептала: — Прекрати на меня так смотреть. — Как так? — Да ты меня глазами раздеваешь у всех на виду, — шикнула она, примеряя на лицо напускную строгость. Но я точно знал, что она обожает этот изучающий взгляд. Слишком уж часто просила смотреть на неё во время наших бессонных ночей, умоляла не отпускать её вперемешку с громкими стонами. — Ничего подобного, — хмыкнул я. — Мне просто кажется, что твоему наряду чего-то не хватает. — Что ты сказал?.. Дафна напряглась, тут же сводя брови на переносице. И я еле сдержался, чтобы не рассмеяться от её реакции. Чёрт, какая же она милая. Но я должен убедиться в том, что она простила меня. В том, что она действительно приняла всю правду и не собиралась сбежать. Потому что лучше остановиться и умереть без неё прямо сейчас, нежели медленно гнить заживо потом. Я стянул с лица игривость, опуская руку в карман пиджака. От глаз не укрылось, как Дафна еле заметно вздрогнула, продолжая хмуриться. А ещё в голубых радужках промелькнул чуть видимый испуг. Она догадывалась. Ну конечно, чёрт побери, догадывалась. Но я просто не мог поступить по-другому. Я вздохнул, откидывая тысячи «но» из головы. Либо я получу амнистию, либо сгорю заживо. Ей решать. — Блейз, что ты?.. Так и не договорив, она замолчала, увидев ожерелье Билли в моей руке. Застыла, тяжело сглатывая. Я заглянул в голубые омуты, пытаясь найти в них ответы на неозвученные вопросы. Но, видимо, я стал глупцом, нагло рассчитывая, что всё получится так легко, ведь в глазах Дафны не было ничего, что бы подсказало её истинные эмоции. Ни одной чёртовой зацепки. И мне придётся идти наобум. Шагать вслепую, не зная, где именно наступит обрыв. Перебегал взглядом с её чуть подрагивающих ресниц на сжатые губы. Мысленно отрывал лепестки ромашек, гадая, простила ли она меня. Способна ли принять всё прошлое и пойти дальше. Вместе со мной. Несмотря ни на что. И я бы соврал, если бы сказал, что её отказ не разобьёт меня. Он бы заживо похоронил. Вырвал бы всю надежду на счастливую жизнь с корнем. Разбил бы то цельное, что ещё осталось во мне. Но по-другому я не мог и уже был готов спалить всё ромашковое поле в своей голове, забить на бесполезные попытки предсказать судьбу. Это абсолютно точно идиотская затея, обречённая на провал. Я погибал от её молчания и непроницаемого взгляда, но на последних остатках силы воли набрал в грудь побольше воздуха и прошептал: — С Рождеством? И это был именно вопрос, ведь я, блять, вообще не уверен, что она способна принять мой подарок. Всего меня, без остатка, таким, какой есть. Потому что в один из последних вечеров за книгами я рассказал ей о судьбе Билли. О его погибшей семье, болезни и последней просьбе, с которой я так облажался. Дафна знала, как много значит для меня это украшение. Знала, что оно предназначено для той, кого я хочу видеть своей семьёй. Кого я люблю настолько, что готов в ответ отдать всю свою жизнь, что буду собирать по осколкам. Уже собираю, не щадя пальцев и не боясь порезаться. Ведь по-другому я так и останусь стоять на месте. Кому вручить всё, если не ей, что спасла меня? Но примет ли? Мерлин, почему же ты молчишь. Скажи хоть что-нибудь. — Даф… Но она не отзывалась. Я сжал губы, опуская глаза. Как же невыносимо ждать приговора. Все вокруг наслаждались вечером, пока я погибал прямо здесь. Под взором голубых радужек, способных раздавить меня, как жалкое насекомое, тремя несчастными буквами. «Нет» с её уст — и я обращусь прахом. Я принялся считать плитки под ногами, просто чтобы не свихнуться. Рука с протянутым ожерельем начала чуть заметно подрагивать, и я уже готов был провалиться сквозь землю. Но ведь она простила?.. Она ведь со мной. Так почему же?.. Мерлин, спаси меня. Хоть кто-нибудь, спасите. Казалось, даже воздух вокруг стал тяжелее. Опустился на плечи непосильным грузом. Пытался заставить рухнуть вниз, к её ногам, где мне самое место. До ушей донёсся тихий шелест ткани, но мне было страшно оторвать взгляд от пола. Может, она уже отвернулась и собиралась уйти?.. — Блейз, — моё имя с её уст прозвучало так мягко, что я вздрогнул от неожиданности и медленно поднял глаза, внутренне трясясь от ужаса, боясь услышать вежливый отказ. — Я без тебя не справлюсь. Поможешь? Я не верил… Весь воздух выбит из лёгких одной тихой просьбой. Она вынудила всё внутри меня затрястись от безудержной радости. Ведь Дафна повернулась ко мне спиной, перекинула волосы на одно плечо и позволила мне… действительно, блять, принимала мой подарок. Я сморгнул предательскую влагу с глаз, не веря своему счастью. Тут же шагнул вперёд, быстро перекидывая украшение через её голову и сцепляя застёжку. Не удержался и секунды, кладя руки на тонкую талию и разворачивая Дафну к себе. — Боже, Даф, — я стискивал её в объятиях, вдыхая такой родной цветочный аромат. — Я так люблю тебя. Ты… просто не представляешь… Я чувствовал, что она улыбается. Чувствовал, что она тоже вдыхает мой запах, чуть потираясь щекой о воротник пиджака. — Представляю, — прошептала она. И о да, чёрт. Она действительно улыбалась. Её голубые радужки были такими тёплыми, что внутри меня растекалось безудержное счастье. Столь необходимое и желанное. Дарящее надежду на то, что впереди нас ждёт прекрасное время. Она подняла голову, кладя ладонь на мою шею. — Я люблю тебя. Всегда любила. Мурашки. По всему телу. Лучшее, что я, блять, когда-либо слышал. Чувствовал. Ощущал. Дафна — лучшее, что у меня вообще было в жизни. И мои губы уже сминали её, наплевав на всё вокруг. Пусть всё летит в тартарары, если она меня любит. Если она хочет быть со мной, то мне насрать на всё остальное. Я скользил языком, сплетаясь с её, так медленно и сладко, будто получал спасительную дозу. Будто в меня вдыхали жизнь, возвращая с того света. Закрывая врата Ада перед носом и ведя за руку по тропе в реальность. Такую яркую и завораживающую. И как я не видел этого раньше? Действительно. И вела за руку меня именно Дафна. Всегда только она. — Спасибо, — я повторял одно и то же, словно умалишённый. — Спасибо, Даф. — Эй, посмотри на меня, — она обрамила моё лицо ладонями, вглядываясь голубыми омутами куда-то вглубь. Видела насквозь. — Мы заслужили это, слышишь? Просто выдохни, Блейз. И давай жить дальше. Вместе. — Вместе, — вторил я, пропуская через свою душу каждое слово. Вбирая в себя весь смысл, что она вкладывала. Коим она наполняла всю мою жизнь. Мы заслужили. — Ты делал то, что должен был. Пусть это неправильно, но, помимо смертей, ты спас как минимум две жизни. Две жизни, Блейз! Не кори себя, умоляю. — Я… — я уже задыхался. — Ты не убийца, — твёрдо произнесла Дафна, продолжая вглядываться в мои радужки. Так отчаянно пыталась донести до меня то, во что мне так тяжело поверить. — Прими это, умоляю. Пусть Новый год станет действительно новым годом. Я сипло выдохнул, медленно кивая. Не в силах выдавить из себя и звука — настолько моя душа выворачивалась в тот момент наизнанку. Будто перестраивалась, извергая из себя всю чернь. Весь гнёт, что сдавливал её это время. И всё это делала со мной она. Та, что я люблю до дрожи в каждой клеточке тела. Возрождала меня из пепла такими исцеляющими словами. Дафна взяла пунш со стола, с лёгкой улыбкой приподнимая бокал в призывающем жесте. — С Рождеством, Блейз. И это поистине был самый лучший подарок. — С Рождеством, Даф. И звон стекла ознаменовал конец. И то было освобождающим чувством. Наконец-то я мог дышать полной грудью. И чувствовал себя просто отлично. Ведь для того, чтобы началось что-то новое, что-то должно закончиться. И иногда приходится рушить, спалить чёртову жизнь дотла, творить ужасные вещи, чтобы зародить что-то поистине прекрасное. Наверное, в этом и крылся секрет счастья. Но я не думал об этом в тот миг. Я просто наслаждался её улыбкой. Её голосом. Её голубыми глазами. Всем, что так любил.***
Гостей в зале становилось всё больше. Мы с Дафной по-прежнему стояли у полупустого стола Слизерина в самом дальнем углу, перемывая косточки нелепо одетым родителям учеников. Те пытались казаться элегантными и нарядными по случаю, но многие явно перестарались, больше напоминания собой аляпистые новогодние ёлки. Впрочем, они неплохо сочетались с украшенным залом. Тут действительно собрался весь магический Лондон. Но «звезды вечера», по совместительству Поттера, всё ещё не было видно. Из золотого трио только Вислый чересчур важно вышагивал по залу туда-сюда, попутно опрокидывая в себя бокал за бокалом. И меня это напрягало. А ещё до сих пор не было Макгонагалл. И это заставляло переживать ещё больше. Директриса неважно чувствовала себя последние две недели и почти всё время проводила в своём кабинете, отдав все классные часы по трансфигурации новому преподавателю. Но она наверняка появится перед речью Поттера. Просто не может не принять участие в этом действе как директор. На это мы и рассчитывали. По нашей задумке я должен был пробраться в её кабинет как раз в этот момент и воспользоваться омутом памяти, чтобы просмотреть воспоминания, которые мы обнаружили внутри амулета Сэма. Поттер, конечно же, настырно настаивал, что может съездить в ненавистное Министерство и сделать это раньше, но мы с Драко были непреклонны. Ведь всё, что просматривалось в Министерстве, записывалось. Этого нельзя допускать. Ещё наш герой предлагал попросить директрису разрешения воспользоваться омутом прямо при ней, отвлечь её и ещё сотни идиотских идей. И они бы сработали, да… Но ладно... Будем честны. Мы с Драко просто не хотели, чтобы эти воспоминания просматривал именно Поттер. Чтобы их вообще увидел кто-нибудь, кроме нас двоих. А поскольку Драко будет следить за Грейнджер, то ноша тащиться к омуту и увидеть всё первым выпала на мои плечи. Мы так никому и не рассказали, что конкретно было в золотом медальоне помимо маленького пузырька с нитями памяти внутри. И на то была причина. С чёрными как смоль кудрявыми волосами и неизменно безумным оскалом на лице. Мы боялись, что за воспоминания это могут быть. И могли лишь догадываться о том, что увидим в них помимо ответов о том, как вылечить Грейнджер. Поттер рвал и метал от нашего молчания, стараясь спасти окончательно спятившую Грейнджер как можно скорее, но, кажется, фраза «если не справитесь до Нового года…» оказывала на него успокаивающий эффект, ведь с каждым днём он повторял её всё чаще, пытаясь допросить нас, как только девчонка Уизли пропадала с горизонта. — Их так и нет… — проговорила Дафна, озвучив мои мысли. — Придут, — я вздохнул и сделал глоток пунша, стараясь оставаться спокойным хотя бы внешне. — Хочешь, я пойду с тобой? — неожиданно предложила Даф, аккуратно кладя ладонь на моё предплечье. Я замотал головой, слегка улыбнувшись. — Нет, лучше смотри за Макгонагалл и пришли патронус, если она выйдет из зала. Не хватало ещё, чтобы она обнаружила нас вдвоём в своём кабинете. — Хорошо, — легко согласилась она, добавляя кивок. — Ты не расскажешь, что там было? — М? — я не понял, чуть сдвигая брови к переносице, пока делал ещё один глоток. — В амулете. Там ведь был не только пузырёк с воспоминаниями? Ты выглядишь напряжённым, — она пожала плечами, явно не настаивая на ответе, но я не собирался ничего скрывать от Дафны. И пусть Малфой трижды захлебнётся ядом, если узнает. — Колдография Беллатрисы и Самюэля, — еле слышно озвучил я, усмехнувшись с того, как глаза Дафны тут же округлились. — Да, пиздец. — То есть тётя Малфоя и… этот доктор… это они… — Я не знаю, Даф, — я прикрыл глаза, качая головой. — Но Лестрейндж пытала Грейнджер, а кто-то из Пожирателей напал на мою маму. И… Самюэль в тот день сказал, что проклятие — не его рук дело. Это было бы логичным, наверное. — Но как они вообще могут быть связаны? — Дафна закусила губу, скользя взглядом по танцующим парам под незамысловатую рождественскую песенку. Я рассмеялся. Мерлин, святая душа, она действительно не понимает?.. — На колдографии они целовались, — изрёк я. — Ещё в школьной форме. В одном из коридоров Хогвартса. Такое ошарашенное лицо Дафны я бы с удовольствием повесил в рамку. Моё наверняка было не лучше, когда я впервые раскрыл амулет. Пришлось использовать всю свою выдержку и умение держать маску, чтобы не раскрыть весь абсурд ситуации перед Поттером в тот же миг. — Это бред какой-то… — пробормотала Дафна, непроизвольно сильнее сжимая мою руку. — Получается, что в проклятиях виновата Лестрейндж?! — Такое вполне в духе этой спятившей. Наш разговор прервали громкие аплодисменты, пронёсшиеся по всему Большому залу. Ну наконец-то, блять. Святой Поттер притащил на наше скромное празднество свой святой зад. — Надеюсь, что уже скоро всё это закончится и Гермиона будет в порядке, — прошептала Дафна, присматриваясь к тому, что происходило у входа в зал. Героя атаковало нескончаемое количество желающих поздороваться с ним за руку и поблагодарить за всю положительную херню, что происходит в этом мире. С утра светит солнышко? Спасибо Поттеру. Справился с запором? Благодарности в ту же кассу. И не забудь пожать потную ладошку, что идёт по кругу похлеще самой востребованной проститутки. От взгляда не укрылась и платиновая макушка, возвышающаяся среди прочих. Надеюсь, Драко хватит мозгов не подпускать Грейнджер к эпицентру всеобщего внимания и увести куда-нибудь подальше прежде, чем она начнёт вытворять какую-нибудь дичь. Видимо, всё-таки додумался, потому что престранная парочка удалялась в противоположную сторону от Поттера, но… прямо к Вислому. Что ж, Драко, удача сегодня не на твоей стороне. Я засмеялся и отпил пунш, отвечая Дафне на неозвученный вопрос в её глазах, косящихся на меня после неожиданного приступа хохота. — Смотри, сейчас будет первоклассное шо-оу, — всё ещё весёлым голосом проговорил я, указывая рукой с бокалом в нужном направлении. Уизли заорал на весь зал, окликая Грейнджер. Красные пятна на его лице были отчётливо видны даже с большого расстояния. Он явно успел перебрать с алкоголем. — Мерлин, нужно их спасать. — Ещё чего, — хмыкнул я. — Лично я собираюсь наслаждаться зрелищем. Но, видимо, я сглазил самого себя, потому что Драко решил не нарываться и просто свалил. Вот же хитрая задница. Чёрт бы его побрал, я так хотел посмотреть, как он отметелит бухого Уизела. — О Господи! — закричала Дафна, тут же краснея от непонятно откуда взявшегося стыда и зарываясь носом в мою грудь. Я приобнял её за талию, не веря в то, что видел. Сука, этот рыжий кретин просто сходу накинулся на беднягу Грейнджер с наверняка вонючими и противными поцелуями. Так даже было сложно называть это действо. Вислый тупо пытался засунуть язык в её рот, пока Грейнджер ворочала нос, пытаясь оттолкнуть горе-любовника. А Драко, ни о чём не подозревая, отходил от них всё дальше, направляясь к нам с Дафной с таким лицом, будто ему под дверь наложили кучу дерьма. Обернись, блять, гордый ты идиот! Твою любимую заучку уводят прямо из-под носа. Вот же чёрт. Я напрягся, думая, что можно предпринять, ведь всем было абсолютно насрать на потуги Грейнджер. Их заботило только появление Поттера. Но придумывать ничего не пришлось. И я вздрогнул от неожиданности, когда увидел, как Грейнджер со всего размаху вдарила по краснючей морде. Не знаю, каким чудом ей хватило сил, но удар вышел на ура. На целое урашище! Да, нахуй! Просто да! Хотелось рассмеяться в голос, настолько прекрасным было смотреть на ахуевшее лицо Уизли. Я всё-таки удостоился заслуженного шоу. Грейнджер же впопыхах вытирала рот ладонями, быстрыми шагами нагоняя Драко. Почти бежала, несмотря на то, что её изрядно пошатывало. Дафна отстранилась от меня, заметив мой неподдельный интерес, и устремила взгляд к нашей чокнутой парочке. — Грейнджер въебала Уизелу, — подсказал я, не скрывая задорные нотки в голосе, видя ступор на лице Даф. — Теперь бежит за Драко. Не хватает попкорна и удобного кресла, да? Как у магглов в киноспектаклях. — Кинотеатрах, — поправила Даф. — И ты с ума сошёл, — но она тоже засмеялась, глядя на ошарашенного Вислого, замеревшего на месте с таким тупым лицом, будто его умственное развитие было как у размокшего хлебушка. — Не-не, смотрим дальше. Грейнджер нагнала Драко только у воображаемого танцпола, где Долгопупс кружил в танце еле волочащую ноги Аббот. Староста Пуффендуя явно заебалась, но фанат теплиц вальсировал с таким удовольствием, что даже не замечал этого. Гермиона развернула Драко за руку, явно что-то требуя от него с таким лицом, будто прямо сейчас нужно срочно куда-то бежать и спасать мир. Может, просила дозу? Чёрт его знает. В любом случае с такими заскоками Малфой точно пошлёт её, он ненавидел, когда до него так беспардонно докапывались. Когда просили его что-то сделать против воли. Но, видимо, я вообще, блять, не знал своего друга. Потому что он так не по-малфоевски нежно провёл пальцами по её щеке и хуй знает откуда вылезшей заботой заправил выбившийся локон за ухо, что-то отвечая на её явную истерию. — Какого?.. — вырвалось у меня. Но Драко, даже не осознавая этого, заставил меня заткнуться, притянув Грейнджер к себе. А дальше мой мозг и логика собрали вещички, бросая напоследок скупое «прощай», потому что Грейнджер встала на носочки, бесстыдно клянча поцелуй. Я оглядывал масштаб катастрофы, замечая, как в самую ебанутую пару этой вселенной втыкаются десятки взглядов. Переплюнули даже Поттера, вот же идиоты, блять. — А они хорошо смотрятся, — прошептала Даф в тот самый момент, когда Малфой запустил руки в каштановые локоны и накрыл губы Грейнджер своими. Я же просто ахуевал, мысленно чувствуя какую-то солидарность к Уизли. Чувствовал, что где-то меня наебали. Ведь не может же такого быть. Нельзя просто стоять и смотреть, как Малфой и… Грейнджер… пиздец какой-то. — Да, неплохо, — и я не лукавил. Платье Грейнджер действительно было великолепным, и я буду лжецом, если скажу, что цвет галстука Малфоя не точно такого же цвета. Но зачем он всё это делает? Грейнджер ведь просто, чёрт возьми, мстит Уизли. Просто тянет с моего друга наркоту. Играет какую-то безумную мелодию, разрывая струны нервной системы Малфоя. Зачем ты так стараешься, Драко? Почему на твоём лице застыл чистый кайф, будто тебе действительно нравится с ней целоваться?! Это ведь просто способ искупить грехи, так почему, чёрт возьми?! — Как думаешь, они влюблены? — беззастенчиво спросила Даф. — Надеюсь, что нет. Отчего-то я чувствовал тупую обиду за друга, которого так нагло использовали. — Не похоже, — усмехнулась Даф, отпивая пунш. Да, Даф, не похоже. Малфой явно растерял последние мозги после трёхмесячного запоя, если не заметил, что Грейнджер начала вертеть им, как только вздумается её поехавшему рассудку. Раздалась первая вспышка колдокамеры Скитер. Ну чудесно, блять. Кажется, честь попасть на разворот досталась не Поттеру. Просто замечательно. — Даже не хочу об этом думать. Годный сюжет испортили слюнявым финалом, — почти простонал я, демонстративно отворачиваясь. — Занавес нахуй. — Почему ты так злишься? — недоумевала Дафна, продолжая смотреть на целующуюся пару. Но я не стал ей отвечать, твёрдо решив, что выскажу всё в лицо самому Малфою, когда он наконец отлипнет от Грейнджер. Но, видимо, моему желанию было не суждено сбыться в ближайшие минуты, потому что Драко повёл Грейнджер танцевать. Вот ведь… идиот. — Ты злишься из-за её крови? — осевшим голосом пробормотала Даф, хватаясь пальцами за мой рукав, чтобы развернуть к себе. — Что?.. — тут же опешил я, с недоумением заглядывая в голубые радужки. — Нет, чёрт, конечно, нет. Грейнджер отличная девчонка, но… не сейчас, понимаешь? — Не понимаю. Ей… нездоровится, но она всё ещё хороший человек. И она старается держаться, разве ты не видишь? — залепетала Дафна, мотнув головой. — Ты вообще хоть раз видел, чтобы умирающий человек держался так долго? Умудрялся скрывать своё состояние, чтобы никого не тревожить? — Да дело не в этом, Даф, — устало вздохнул я. — А в чём? — В том, что Драко снова сопьётся после её ухода. Дафна нахмурилась, переступая с ноги на ногу. Она явно была не согласна с моим мнением, но, кажется, поняла, что спорить бесполезно. Бросила взгляд на изящную пару, вальсирующую по кругу. Хотя вальсировал только Драко, возвышаясь над Грейнджер, что почти парила над землёй, настолько крепко Драко прижимал её к себе и не давал ей ни единого шанса оступиться. С таким же успехом он мог просто держать её на руках. На его бледном лице красовалась одна из очередных напускных масок. Вот только даже она дала трещину, и я уже несколько раз успел подметить, с каким трепетом он заглядывал в глаза Грейнджер. С какой нежностью его ладони касались её спины. Как его губы что-то нашёптывали в каштановые локоны. Провал года. И я залпом осушил бокал, мысленно уже прощаясь с другом. Спустя пару минут в дверях появилась профессор Макгонагалл, а это значило только одно: совсем скоро начнётся речь Поттера и всей его святой компании. Так и было, потому что директриса подозвала к себе золотое трио, с поднятыми от удивления глазами наблюдая за тем, как Драко нехотя выпускал Грейнджер из своих объятий и бросал злобную усмешку в сторону рыжего Уизела, который от злости, казалось, вот-вот вскипит и разорвётся на тысячу своих мелких копий. Дафна отошла к своей сестре, оставляя меня в одиночестве, которое Драко, видимо, решил скрасить или же отравить ещё сильнее, размеренными шагами направляясь в наш тихий слизеринский уголок. На его лице застыла гримаса победителя, будто он не потанцевал с полумёртвой Грейнджер, а сорвал куш, заполнив ещё пару хранилищ в Гринготтсе до предела. Друг провёл рукой по волосам, зачёсывая их назад, и остановился рядом, хватая со стола пунш и осушая бокал в один присест. Ну началось, блять. — Какого чёрта ты всё ещё здесь? — почти прошипел на меня Малфой. — Не думаю, что красноречия Поттера хватит надолго. — Лучше ты скажи, какого чёрта творишь?! — тут же взъелся на него я, рывком разворачиваясь к белобрысому кретину. — Если всё получится, Грейнджер забудет о твоём существовании уже через пару дней. Очнись, мать твою. — Вот именно, — устало закатил глаза Малфой, как ни в чём ни бывало хватая следующий бокал праздничного пунша. — Это последний день с ней. И я проведу его так, как захочу. Я наигранно рассмеялся. — Дай угадаю! Целовать её назло Уизли входит в список этих желаний?! — Заткнись и проваливай в кабинет Макгонагалл, — проворчал Драко, делая глоток. — Не уйду, пока хотя бы не попытаюсь раскрыть тебе глаза, блять! Вспомни, сука, что именно твоя тётка почти отправила Грейнджер на тот свет, пока ты стоял и смотрел, боясь пошевелиться. Ты реально думаешь, что есть хоть шанс того, что она не узнает об этом или простит тебя?! Ты совсем рехнулся? До ушей донёсся тихий рык, а сразу после звон стекла, когда Малфой впечатал свой бокал в какую-то из пустых тарелок. — Это ты рехнулся, если считаешь, что я забываю об этом хоть на секунду и на что-то надеюсь, — процедил он. — А по-моему, ещё как надеешься, пуская слюни на подаренное тобой же, сука, платье. — Я же сказал. Это последний. Блять. Вечер. — Ну конечно! — с истеричным смехом я развёл руками, поражаясь самообману, в котором топил себя Драко. — Ещё скажи, что не любишь её. Развесели меня ещё больше. Давай, блять. Малфой на секунду замер, отводя взгляд. А затем и вовсе прикрыл глаза ладонью, тяжело вздыхая и качая головой, будто я озвучил не его «спрятанные» чувства, а какой-то нелепый факт, вроде «Уизли — красавчик». — Это вообще не твоё дело, — настырно упрямился он. — Не моё?! — взревел я, хватая его за предплечье. — Вот только потом именно мне вытаскивать тебя из алкоголя и датура. Мы оба знаем, как ты справляешься с болью, — выплюнул я. — Этого не будет, — сквозь зубы выговорил Малфой, с силой выдёргивая руку из моей хватки. — Я отпущу её, ясно? Сразу после того, как спасу. Я хмыкнул, прекрасно видя, как тяжело далось Драко слово «отпущу». — Мне хотя бы не ври. — Иди к Макгонагалл, — вздохнул Малфой, и я, кинув в него уничтожающий взгляд, двинулся вперёд, потому что как раз в этот момент директриса начала вещать на весь зал, собираясь объявить грядущую речь золотого трио. — И с Рождеством, друг. Его пронизанные грустью слова ударили мне в спину, вынуждая тут же обернуться и с недоумением заглянуть в серые радужки, ожидая, что он скажет дальше, и сжать кулаки от пробирающей обиды и тупой злости на идиотскую жизнь, которой, видимо, приглянулась затея швырять нас из стороны в сторону. Прямо о невидимые стены, пока от наших выпотрошенных душ не останется и праха. Он реально до сих пор помнил о нашем идиотском детском споре?! Жизнь его вообще ничему не учит?! — Серьёзно? — осёкся я. — Ты серьёзно, блять? Я не верил своим ушам. Это «С Рождеством, друг» заставляло всё внутри пульсировать, разгонять кровь по венам с такой скоростью, что по всем законам я должен был вот-вот взорваться. Но Драко с напускным спокойствием смотрел прямо в мои глаза, плотно стискивая челюсти. — И какой же подарок ты хочешь от Санты? — с истеричными нотками в голосе спросил я, не в силах сдвинуться с места, пока не услышу ответа. Но Драко тянул. Сжимал губы и проводил пальцами по краю пиджака, стряхивая с ткани невидимые пылинки. — …и я бесконечно счастлива, что мы все сегодня собрались здесь. Что мы вместе. Искренне надеюсь, что все наши желания исполнятся! И хочу попросить мистера Поттера… — вещала Макгонагалл вступление к речи героя, пока мы с Драко таранили друг друга взглядами. Наконец Малфой устало вздохнул и поднял глаза к зачарованному потолку, вмиг оставляя бледное лицо без единой маски. Его кадык дёрнулся, а руки расслабленно опустились вдоль тела, пока губы растягивались в чуть заметной улыбке. — Подари мне Гермиону, Блейз, — еле слышно проговорил он. С такой болью в голосе, что я тут же сжал губы и опустил веки, не в силах больше выносить эти бесконечные мучения. Я словно чувствовал, как натянуты до предела его нервы. Как ещё чуть-чуть и он точно свихнётся, не в силах больше терпеть. Это каким-то неведомым образом передавалось воздушно-капельным путём, потому что всё внутри меня рухнуло вниз. И видимо, не я один тут понимал, что на этот раз Драко действительно загадал нечто несбыточное. Невозможное и такое губительное. — Обязательно передам Санте, — пробурчал я, разворачиваясь на каблуках и направляясь к выходу из зала. Отпустит он её. Ага, как же, блять.