***
— Заткнись! Закрой рот! И это его я хотел защитить, подумал Чжань, вслушиваясь в знакомый голос. Ну не дурак ли? Тот, кто умеет кричать с такой злостью, вряд ли нуждается в защите. Наоборот скорее: это от него надо защищать всех, кто ему в таком состоянии под руку попадется. Тем более попалась-то девчонка. Что, от них его тоже надо защищать? На девчонок их уговор вроде как не распространялся, да и вообще, если ему девчонка нос расцарапает, будет лишний повод посмеяться. И это будет почти как в старые добрые времена, когда ссадины на Цзяне были поводом закатить глаза и упрекнуть его в неуклюжести. А может, еще и добавить, чтоб хотя бы иногда смотрел, куда суется. Будет похоже на времена, когда у Чжэнси еще не было желания усадить его в безопасное место и велеть не ерзать, чтобы можно было разглядеть ранку и убедиться, что эта катастрофа будет жить. Вот от кого его защищать нужно, подумал Чжэнси, быстрым шагом подходя к углу здания, от него самого. Никто другой ему столько проблем не создает. А вообще-то пора прекращать эту тему с защитой, наверное. Они оба уже взрослые, да и ситуация уже не та. Но защитить почему-то хотелось. Он, собственно, поэтому и рванул с места, как только услышал, что Цзянь рявкнул на всех больно любопытных и сорвал любовное письмо Сяо Хой с доски объявлений. Чтобы найти эту бестолочь и успокоить. И желательно не пересекаться по пути с Сяо Хой: на эту девчонку у него сейчас точно терпения не хватит. Достаточно и того, что приводить в чувство нужно будет Цзяня. Это Чжэнси знал наверняка, а сказать, откуда, не мог. Просто знал: друга будет колотить от нервов, когда им вслед будут смотреть в коридорах. Ну как им — ему, Чжаню Чжэнси, потому что его сталкер уж наверное расписала в своем слюнявом послании, какой он замечательный, а вся школа уже растащила эту писанину на цитаты и полощет теперь ему кости. На это-то в общем плевать, он только глаза закатил, когда услышал слухи о письме и сунул руку под парту, чтобы убедиться: пусто. Поморщился: так себе слава, но если не акцентировать на этом внимание, все затихнет уже к концу недели, а еще через пару недель об этом уже никто и не вспомнит. Но вот новость о том, что у доски появился Цзянь, подорвала его с места и вынесла из класса. Где его искать? Паникует же где-то сидит. Или — от этой мысли лицо опять поморщилось само собой — читает это чертово письмо. Этого почему-то хотелось меньше всего, будто это Чжэнси был виноват в том, что оно вообще появилось. Ну, хмуро подумал он, в каком-то смысле я и виноват. Ровно в том же, что и Цзянь в моих сновидениях и попытках… расслабиться. Но можно ли считать человека на самом деле виноватым в этом? С таким же успехом можно обвинить Цзяня в том, что он блондин. В том, какой он. И какой я, видимо. Этого делать точно не следовало. Но именно это и сделала разозленная и раненная девчонка. Чжэнси услышал это, уже сворачивая за угол корпуса. Голос, высокий и дрожащий, хлестнул по ушам, и ноги сами замерли, будто примерзли к асфальту. Вообще все примерзло, хрустнуло и осыпалось под ноги мелкой крошкой. — … потому что ты из этих! Ты извращенец! Голубой! Я знал, что так будет, горько подумал Чжэнси, переходя на бег. Знал. И мама знала, и потому, наверное, она и надеялась, что я отшучусь, скажу, что Цзы привиделось. Чтобы мне не пришлось слышать такого. Если я хочу жить открыто, нужно к такому привыкать, и это только начало, а дальше только хуже будет. Если. Но о каком «если» может идти речь, когда мы оба сделали вид, что ничего такого не случилось, и продолжаем вести себя так же, как и до случившегося под мостом. Будто и не было того дня и вечера, будто я просто отлежался в больнице, а уже на следующий день мы встретились на платформе подземки Бэй Чжань и вместе скрутили рыжего психа в коридоре до уроков, а потом съели на лавке по пирожку перед физикой, старательно выдерживая почтительное расстояние между нашими коленками, чтоб они не соприкоснулись. И не было никаких вопросов и объяснений, кроме как в моей собственной голове. Там эти «если», конечно, вращались по кругу, потому что никакой амнезии не случилось и история сохраняла свою настоящую версию. Был в ней и отчаянный поцелуй, и слезы под мостом, и мучительная пытка кухней. И именно там, в кухне, Чжэнси впервые осознал так четко: такие ситуации, как эта, будут случаться если не постоянно, то хотя бы периодически. Но это он осознал. А Цзянь? А Цзянь, как видно, не очень-то об этом размышлял. Или размышлял, но все равно оказался не готов, или просто слишком разволновался, или еще как-то не так все вышло, потому что в его ответном крике слышалась такая злость, что защитить его захотелось вдвое сильнее. Как-то глупо все устроено в этих делах, подумал Чжань, ускоряя бег, ведет себя как псих Цзянь и жалеть по-хорошему надо бы Сяо Хой, а ощущается наоборот. И торопиться хочется не поэтому: девчонку этот балбес, конечно, не тронет, а вот выпустить злость иначе с него станется. Чжэнси выскочил из-за угла так быстро, как только смог, но все равно не успел: Цзянь, нависая над сжавшейся Сяо Хой, впечатал в стену кулак совсем рядом с ее головой. Девчонка сжалась еще сильнее, и Чжань сжался вместе с ней. Подумал: ну что ты за придурок. Ну зачем. Только же зажило, а ты опять свез. — Цзянь И! Перестань сейчас же! Белобрысая голова дернулась, слепо повела ухом в сторону звука. Девчонка у стены тряслась и хныкала. Чжань замер в нескольких шагах от них обоих, отчаянно пытаясь отдышаться и понять, что происходит и что нужно делать. Вы находитесь здесь, у одного из школьных корпусов, и прямо перед вами — влюбленная в вас девушка и ваш разъяренный друг. Вы можете пожалеть девушку, потому что ей очень обидно и горько, и ее вины в том, что она влюблена в вас, нет. Вы можете сделать то же самое с другом, потому что… ну, потому что там все примерно так же. Выбирайте. И желательно не медлить с этим. Ерунда эта тема с падающими звездами, подумал Чжэнси. Я загадал не делать никаких выборов, а в последнее время мне только этим и приходится заниматься. Цзянь оттолкнулся от стены рассаженным кулаком, медленно развернулся на пятках. Пружинисто шагнул в сторону Чжэнси, не глядя ему в глаза и явно собираясь задеть плечом. Бросил хрипло: — Иди, утешь ее хорошенько. Ага, подумал Чжань, именно этого мне и хочется. Защитить не успел, так хотя бы утешу. Одна рука вслепую поймала дрожащую холодную ладонь, а вторая легла на затылок и мягко прижала растрепанную голову к себе. Ключицу тут же обожгло горячим дыханием. Цзянь, шумно вздохнув, подался ближе и уперся носом в шею. Чжэнси, глядя прямо в глаза замершей у стены Сяо Хой, медленно прижался щекой к волосам Цзяня. Потерся едва заметно, осторожно погладил большим пальцем пострадавшие костяшки. Девчонка всхлипнула, зажмурилась и закрыла лицо руками. Цзянь вздрогнул. Чжэнси сжал затылок крепче, сказал прямо в волосы: тихо. Погладил костяшки еще раз, легко сжал ладонь и отпустил. — Подожди меня у автомата с газировкой. Я скоро. — Угу, — буркнул Цзянь. Злишься, подумал Чжэнси, я бы тоже злился, если бы ты сказал мне уйти, а сам остался бы наедине с рыдающей девчонкой, которая написала тебе любовное послание. Утешать ее, когда на самом деле утешить хочется тебя. Но она тоже ни в чем не виновата, напомнил он себе, собирая разбросанные по асфальту листы. Взгляд зацепился за сердечки, украшающие поля. Почему-то именно эти сердечки вдруг резанули жалостью. А ведь я мог быть на ее месте. И все еще могу быть, наверное. Когда мы с Цзянем повзрослеем и один из нас захочет эту проклятую семью. — П-прости, Чжань Чжэнси, — невнятно донеслось сквозь прижатые к лицу ладошки, — я все испортила. — У меня сестренка есть, — сказал Чжань, аккуратно складывая листы и стараясь не разглядывать написанное. — Она очень милая. Жуткая кокетка. Очень любит меня и беспокоится обо мне. Поэтому иногда делает что-то, о чем потом жалеет. Но я знаю, что делает это она не со зла. Он выпрямился, посмотрел в заплаканные глаза и протянул растрепанное письмо. — Ты мне напоминаешь ее. Сяо Хой сморгнула слезы, уставилась на него красными глазами. — Мне очень хочется, чтобы она встретила того, кто будет ее по-настоящему любить. Искренне. Думаю, она желает мне того же. А может, уже и не желает, подумал Чжэнси, и внутри что-то больно сжалось. Но мы сейчас не об этом. — Я бы хотел, чтобы ты тоже нашла человека, который сможет ответить на твои чувства. И тоже искренне. Сяо Хой прижала исписанные листы к груди и всхлипнула. Кивнула, шмыгнув носом, спросила несмело: — Значит, ты не злишься? Как… Цзянь И. Чжань медленно покачал головой. — Нет. Не злюсь. Но я бы не хотел, чтобы ты говорила о нем такие вещи. Он… дорог мне. Он мой лучший друг, с самого детства был им и останется, что бы ни случилось. У нас с ним слишком много невыполненных обещаний. И желаний, подумал он, разворачиваясь на пятках и оставляя зареванную девчонку позади. Как минимум одно законное его, все еще неистраченное — и так много моих незаконных, что об этом и думать страшно. Но и не думать не получается. Слишком я какой-то впечатлительный.***
Цзянь нашелся совсем не там, где Чжэнси велел ему ждать: у автомата с газировкой его не оказалось, и Чжань, сцепив зубы, спросил у лениво развалившегося на лавке Хэ Тяня, не видел ли он этого балбеса. Подумал, как только закрыл рот: ну и зачем я это сделал, телефоны, что ли, еще не изобрели? Сейчас же попрется искать его со мной вместе, и поговорить спокойно не получится: начнет комментировать, хвататься за Цзяня, соваться, чего доброго, снова к его лицу мячом. Или не мячом. Только попробуй, мрачно подумал Чжань, только не сейчас: сейчас я тебе быстро объясню основы гигиены, раз тебя этому никто не научил. А там, может, и до выяснения личных границ дойдет. Но Господин Антисанитария, кажется, растерял интерес к Цзяню — по меньшей мере вполовину, потому что лишь молча ткнул пальцем в сторону стадионных лавок, не отрываясь от созерцания чего-то более интересного. Чжэнси, поддавшись любопытству, бросил один короткий взгляд в том же направлении и тут же закатил глаза. На металлической скобе, отделяющей дорожку от газона, сидел нахмуренный борзый и остервенело вгрызался в сэндвич. Чжань почесал пластырь за ухом и подумал: да уж, сочувствую, рыжло. Когда Хэ Тянь вот так смотрит на кого-то, как на тебя сейчас, сразу ясно: этому человеку очень скоро понадобится мозгоправ, потому что нормально жить ему больше не дадут. А нервишки у борзого и так ни к черту. Хотя в остальном пацан вроде нормальный. Не сбежал после драки, наказание свое понес (и пожестче, чем Чжэнси — у него обошлось только тремя дополнительными дежурствами) и выговор вроде даже получил. Ну и утреннюю пытку скрученными яйцами пережил. От них с Цзянем, по крайней мере. Что там с ним и его яйцами дальше делал Хэ Тянь, Чжэнси не знал и знать не хотел: хватило с него и того, с какой охотой этот самовлюбленный придурок подключился к издевательствам над скрючившимся борзым. И того, как он совсем уж по-животному раздвинул рыжему ноги одним плавным, но дерзким движением. Прямо там, в коридоре, при всех и будто специально так неоднозначно. Вот тогда-то Чжань и схватил Цзяня за шкирку и поволок по коридору, отчаянно краснея и думая: пожалуйста, давай только без просьб и предложений провернуть что-то похожее. Я, может, и признался маме, что ты мне нравишься, но к такому вот я пока еще точно не готов. И то, что я пообещал ей не спешить, тут даже не играет роли. Просто… не надо. Пока что. Но Цзянь, хвала небесам, и не пытался повторить ничего такого, и тот факт, что Хэ Тянь остался там на коленях между ног борзого, они тактично обошли вниманием. Так что борзого, конечно, жаль, но с другой стороны — пока Хэ Тянь так жадно разглядывает его хмурую рожу, о неприкрытых подкатах к Цзяню, кажется, можно забыть и расслабиться. Хотя бы на время. И вообще, подумал Чжэнси, быстро шагая к стадиону, этот рыжий сам виноват. Нечего было к Цзяню цепляться. Пусть это будет его наказанием за то, что осмелился поднять руку на моего друга. Чжань, не удержавшись, обернулся назад. Хэ Тянь все так же пристально пялился в одну точку, и губы его растянулись в похабной ухмылке. Немного несоразмерное наказание получается, конечно: мистер Меня-все-хотят — настоящее проклятье. Но откатывать назад и возвращать как было Чжэнси ни за какие коврижки не согласился бы. Тем более ради нервного, почти незнакомого парня, с которым они всего пару дней назад месили друг друга кулаками. А удар у этого борзого вообще-то крепкий. До сих пор лицо побаливает. Но уже через пару секунд мысли о собственной боли вынесло из головы как по щелчку пальцев, потому что на горизонте показался Цзянь. Он сидел на одной из стадионных лавок, странно сгорбившись, и растирал что-то на животе, а рядом стояла полупустая бутылка с зеленым чаем. Чжэнси прошагал вперед, быстро заглянул Цзяню в лицо. Почти успокоился. И еще что-то непонятное. Отвращение? Это ко мне, что ли, с недоумением подумал Чжань, из-за того, что я с Сяо Хой остался? Он плюхнулся на скамейку. Цзянь прекратил оттираться, быстро поднял голову и зыркнул с такой злостью, что Чжэнси обмер. Но знакомое лицо оттаяло почти сразу же: брови расслабились, глаза опустились вниз, а руки снова принялись возить по свитеру салфеткой. — О, это ты, Чжань Чжэнси. В нос ударил запах зеленого чая. Чжэнси сложил один плюс один, подумал: ну ничего нового, руки у Цзяня всегда росли не оттуда, откуда у всех нормальных людей начинаются, не первый раз этот балбес обливается. Но «О, это ты»?.. — А ты кого-то другого ждал? Что-то явно было не так, и дело даже не в этом идиотском письме и вряд ли даже в том, что Чжань остался наедине с девчонкой, которая оскорбила Цзяня. Слишком он напряжен и зол, злее даже, чем был там, за корпусом, когда колотил кулаком стену. — Как раз не ждал, — буркнул Цзянь, комкая в руке совершенно мокрую салфетку. Поднял глаза, быстро окинул сердитым взглядом стадион и все, что было видно за ним. Потом замер, уставившись прямо перед собой, и на лицо снова наползло злое отвращение. Чжэнси наблюдал за этой пантомимой с немым вопросом, пока ему не надоело. — Ну? — М? Цзянь вскинулся, вопросительно приподнял брови. Чжань отзеркалил этот жест. — Что уже с тобой случилось, пока меня не было? — Да ничего особенного, Чжань Чжэнси, не волнуйся, — затарахтел Цзянь, запоздало пытаясь спрятать салфетку и зачем-то снова окидывая взглядом школьный двор. — Я хотел подождать тебя у автомата, как мы договаривались, а потом… облился. И пришел сюда. Вот и все. А теперь и ты пришел. Пойдем, я вымою руки и погоняем мяч до конца перерыва? Чжань смотрел на друга молча и выразительно, а затем припечатал одним простым, но емким: — Цзянь И. И этого хватило, чтобы белобрысая бестолочь скукожилась, достала откуда-то из-под бедра еще одну салфетку и снова занялась свитером. Спутанные волосы занавесили лицо, и Чжэнси с каким-то дурным предчувствием отметил, что они тоже испачканы чаем. Это как же нужно было облиться, чтобы волосы намочить? Так поперхнуться не получится. Зато получится, если сильно сжать открытую бутылку рукой. Или между двумя телами. Чжань рыкнул, схватил снующую туда-сюда руку, дернул на себя. — Хэ Тянь? Цзянь покачал головой, улыбнулся почти весело. — Неа. Змей. Чжэнси замер. — Ты на Змея напоролся? Твою мать, как и зачем? — Да я нечаянно, честно, Чжэнси! Я стоял, ну, нервный немного, купил себе чаек, открутил крышку и пошел себе в сторонку, а этот как из-за угла вылетит!.. Я бутылку убрать не успел, ну она и плюхнула между нами. Все мокрое, и я, и он, только я злющий, а он, ну… Цзянь замолчал, снова нахмурился, вздернул верхнюю губу. Да что там у вас случилось, с тревогой подумал Чжань, ну, говори уже! — Ну, — поторопил он друга, стиснув его запястье. — Вылижи, говорит, меня, — как-то скомкано закончил Цзянь и сжал в руке салфетку. — Досуха. Внутри хрустнуло и замерло, будто раскололась капсула со льдом. Чжань поднял голову, поискал взглядом пепельную башку, и сам до конца не зная, зачем. Драться сейчас ему точно нельзя, не сразу вслед за первой дракой так точно, да и к этому психу лучше не лезть без крайней надобности, это вся школа знает. Просто не хотелось, чтобы Шэ Ли видел их с Цзянем сейчас. Но ползучего гада нигде не оказалось. — И что ты сделал? — спросил Чжань ледяным тоном, выпуская тонкое запястье из своей ладони. — Да ничего, — округлил глаза Цзянь, — ты что, Чжэнси! Сбежал, конечно! Фу, отвратительно, зачем ты вообще такое спрашиваешь! Что еще надо было сделать? Я к этому долбанутому и близко не подойду добровольно! Чжань, молча сжав зубы, кивнул. Потом, подумав, добавил: — Боишься? Что он тебя запомнил. Или что будет мстить. — Да ну, — поморщился Цзянь, — за что тут мстить-то. Ну блин, ну постираю ему свитер или за химчистку заплачу. Не будет же он за мной с ножом бегать по школе за то, что я ему пятно поставил. — А что тогда? — спросил Чжань, окинув его взглядом. Цзянь помялся, сгорбился еще сильнее, помотал головой. Казалось, что отвечать он и не станет, но потом он все же выдавил: — Просто, ну… Раньше меня так не поддевали. Хэ Тянь, конечно, намекал на всякое, но это просто потому что он придурок, верно? Да. А Змей… может, он услышал, как мы… ругались… из-за письма. С Сяо Хой. И поэтому… вот. Чжань поджал губы. Вряд ли Змей слышал, как девчонка назвала Цзяня извращенцем: скорее, этот грязный выпад — его собственное изобретение. Но менее неприятной это ситуацию не делало. Цзянь, скорее всего, теперь постоянно будет вот так сжиматься от каждого такого намека, и дело, наверное, даже не в том, что это ему кто-то там говорит. А в том, как на это все отреагировал я сам. Это я приложил руку к тому, что он сейчас вот так сжимается, подумал Чжэнси. Вот мне и разгребать. И разгребу. Он протянул руку к белобрысой макушке, осторожно взъерошил волосы. Поколебавшись, закинул руку на плечо. Цзянь замер, сглотнул. — Нафиг Змея. Просто не будем к нему приближаться. И ты — ты вообще теперь отдельно от меня нигде шляться не будешь. Ни на секунду нельзя тебя одного оставить, вечно во что-то вляпаешься. Цзянь фыркнул, несмело поднял взгляд. Сказал, глядя прямо в глаза: — А ты меня не оставляй. И все будет хорошо. Чжэнси посмотрел на друга, закусил щеку изнутри. Сказал, немного помолчав: — И не оставлю. Добавил мысленно: и ты меня. И тогда хорошо обязательно будет. Плюс еще одно обещание, подумал он, не отрываясь от светлых улыбающихся глаз. И плюс желание. Цзяня отчаянно, до дрожи в пальцах хотелось поцеловать. И как справиться с этим впечатлением, Чжэнси и близко не представлял.