***
Уже к началу второго урока Чжэнси успел изменить свое мнение об удачности расположения их с Цзянем мест. Привычное копошение за спиной в этот день тоже попало под ветер перемен и перестало быть таким уж привычным. Ощущение того, что Цзянь все время там, за спиной, прожигает взглядом лопатки, тихонько шуршит тетрадью, делает свои обычные цзяневские дела на расстоянии вытянутой руки заставляло отчаянно хотеть протянуть эту самую руку и хотя бы просто коснуться его. Хотя бы просто коснуться. А в идеале, конечно, схватить бы его и выволочь из кабинета подальше от чужих глаз. Затащить куда-нибудь в темное тихое местечко. И вот там бы… Вот там бы… Что-то я совсем не благоразумен, подумал Чжань, ерзая на стуле. Как плохо, оказывается, это самое благоразумие сочетается с… с тем, что сейчас со мной. Сколько раз я закатывал глаза на всяких лирических моментах в фильмах, играх и маньхуа, поражался глупости героев и тому, что у них с появлением чувств будто мозги съезжают набекрень, и где теперь оказался сам? В облаках, подумал Чжэнси. Как самый последний кретин. Вы витаете в облаках. Обернитесь назад, если хотите взлететь еще выше. Смотрите прямо перед собой, если хотите запомнить хоть что-нибудь из школьной программы по литературе. Попросите кого-нибудь дать вам хорошую затрещину, чтобы хоть немного заземлиться. Вам еще вообще-то экзамен по этому предмету сдавать. Впрочем, экзамен по этому предмету грозил не только ему, но и всему классу, и весь класс отрицал это осознание как мог. Часть одноклассников вяло черкала что-то в тетрадях, вряд ли записывая хотя бы половину лекции, часть пыталась внимать монотонной речи учителя, а кое-кто сдался окончательно: разморенные заливающим класс теплым солнцем и ровным бубнежом, они то и дело клевали носами, подставляя кулаки под падающие головы. Даже Цзянь за спиной затих, прекратил шуршать и посапывать, и Чжэнси буквально раздирало от желания обернуться назад, чтобы узнать, что же этот балбес там делает. Держаться пришлось недолго. — Чжэнси, — громко шепнул этот придурок из-за спины, — ты спишь? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Моя душа скована сильным холодом! И чувством беззащитности! Чжань подпрыгнул на стуле и только чудом остался сидеть на месте. Понадобилась добрая половина минуты, чтобы понять, что эта дебильная и такая говорящая фраза была всего лишь повторением только что сказанных учителем слов. Ну я тебе устрою беззащитность, подумал Чжань, напрягая икры, чтобы не развернуться. Ишь ты, душу ему сковало. У меня тут кое-что покрепче души все время сковывает. Я от этого устал уже. Учитель тем временем продолжал негромко бубнить, покрывая доску иероглифами: — …в муках тоски разгорается непреодолимая жажда удовольствий… Да это издевательство какое-то, подумал Чжэнси, невпопад конспектируя эту фразу. Сегодня что, все будет вот так намекать мне на мое состояние? — Чжэнси! У меня жажда уже разгорелась! Добро пожаловать в клуб, подумал Чжэнси. Закинул ногу на ногу под столом. Буркнул: отстань. Не отвлекай меня и сам не отвлекайся. Цзянь промолчал. Чжань счел это недобрым знаком. И не зря: уже через несколько секунд по шее прямо над воротником свитера прошлось что-то теплое. В поясницу стрельнуло жаром, как от удара током. Чжэнси дернулся, подался одновременно и вперед, и назад, и спину выгнуло в дугу. В шейный позвонок что-то уперлось, подержалось в таком положении секунду, а потом начало медленно проваливаться за шиворот. Сзади прыснуло. Тебе конец, подумал Чжань, пытаясь незаметно для учителя и класса извернуться так, чтобы достать торчащее в воротнике. Ничего не получалось. Ручка, догадался Чжэнси. Этот придурок сунул мне за шиворот свою ручку. Смотрел мне в затылок, думал, чем бы меня достать, а потом протянул руку и пощекотал мне шею ручкой. Теплой, нагретой его пальцами. И теперь она застряла у меня в воротнике. И если я ничего не сделаю, она просто упадет мне за пазуху и останется там, а этой бестолочи до конца урока будет нечем писать. Наверное, Цзянь подумал о том же, потому что в ту же секунду по шее рядом с ручкой мазнули теплые пальцы. Чжэнси с шумом втянул воздух и качнулся вперед. По позвоночнику хлынул вниз целый рой обжигающих мурашек. Все тело напряглось, как перед прыжком, и в ушах зашумело. Из-за спины раздался шорох, потом — негромкий звук, с каким стул проезжается по полу, а потом шеи снова мягко коснулись и тут же отдернулись, будто попали не туда, куда нужно было. Совсем рядом с ручкой, подумал Чжань, каменея. Совсем рядом. Но все-таки не по ручке, а по коже. Так, будто прицел сбит. Или будто руки трясутся. От этой мысли руки затряслись уже у самого Чжаня. По шее опять слабо мазнуло пальцами. Чжэнси извернулся, схватил Цзяня за запястье, пропустил его руку между своим боком и локтем и с силой прижал, еще не зная, что будет делать дальше. Тряско подышал, стараясь шуметь как можно меньше. Рука Цзяня ощутимо дрожала. Спокойствия это не прибавляло. Чжань окинул класс торопливым взглядом. Никто даже не думал смотреть в их сторону. В воздухе витала все та же ленивая разморенность, и даже учитель, расписывающий на доске расшифровку иероглифов из древней поэзии, не заметил этой небольшой возни в крайнем у окна ряду. — Эй, — дрожащим шепотом позвал Цзянь из-за спины, — отпусти, Чжэнси! И подергал рукой. Чжань подергался вместе с ней, прижал локоть крепче к боку. Еще чего, подумал Чжэнси. Ты сам виноват. Вот и терпи теперь. Чего это я один должен. Сердце колотилось в ребра со страшной силой. Цзянь дергал рукой все настойчивее. Чжэнси перехватил его запястье той же рукой, которой прижимал его к себе, и, шумно сглотнув, осторожно погладил тыльную сторону ладони большим пальцем. Цзянь за спиной задохнулся, дернулся и перестал шевелиться. Вообще, будто его вырубило. Вот и хорошо, подумал Чжэнси. Выдохнул пересохшим ртом, схватил негнущимися пальцами ручку с парты. Перехватил неподвижную уже руку поудобнее, вывел на ней первую закорючку. Это, конечно, слабо походит на то, что мне на самом деле хотелось бы с тобой сделать. Но это тоже прикосновение. Хотя бы какое-то. И это не я начал. Цзянь сидел неподвижно, пока Чжань не закончил рисовать. С рисованием у Чжэнси никогда не клеилось, но в данный момент так было даже лучше. Пусть подумает, что это такое получилось. Чжэнси, если честно, и сам до конца не понимал. Как, впрочем, и многое другое. В классе по-прежнему никто не смотрел в их сторону. Чжань медленно выдохнул и отпустил прижатую локтем руку. Сдержался, чтобы не погладить ее пальцем еще раз, подумал: ему командую не выдавать наш секрет и не торопиться, а сам эти же запреты игнорирую. Где логика? А нет ее, потерялась на пути к облакам, и чем ближе оказывается Цзянь, тем менее связными становятся мысли. Как вообще живут люди с отношениями? Все время вот так трясутся и бестолково тянутся друг к другу? Если да, человечеству нужны не только больничные и декретные отпуска, но и какие-то особенные нерабочие дни после начала отношений. Потому что если каждый, на чьи чувства отвечают, начинает вот так же отчаянно тупить на рабочем месте, как я сейчас, мир определенно находится в опасности. Причем постоянно. Чжэнси выгнул спину сильнее, свел лопатки. Ручка провалилась за шиворот окончательно. Он пошевелил плечами, позволяя нагретому теплом тела пластику соскользнуть за одежду ниже, к самой пояснице. Завел руку назад, оттопырил край свитера. Поерзал, чтобы помочь ручке выскользнуть наружу — и бросился вперед, двинул грудиной парту, когда по пластиковому корпусу скользнули чужие пальцы, задев при этом голую кожу поясницы. Ручка со стуком выскочила из-под одежды, ударилась о край стула и шлепнулась на пол. Все головы в классе тут же повернулись на шум. Чжань торопливо выпрямился, схватил собственную ручку и уставился в тетрадь раньше, чем обернулся учитель. Перед глазами плыло. Поясницу под свитером жгло так, будто к ней приложились раскаленным металлом — болезненно, ошеломляюще. Чжэнси перевел дыхание, убедился, что в его сторону уже никто не смотрит. Закрыл глаза, сглотнул. В горле было сухо, зато спина вспотела целиком. Особенные нерабочие дни, подумал Чжэнси. Нужно бы продвинуть эту идею в комитет самоуправления. Решил: если Цзянь сунется еще раз, я ему потом такое устрою, чтобы он спать не мог, а только обо мне и думал. Цзянь, будто подслушав эти мысли, больше не совался к нему до конца урока. Но желание все равно устроить ему что-нибудь эдакое никуда не девалось.***
— Прогуляемся после уроков? Цзянь все-таки догнал его в коридоре, хоть Чжэнси и торопился, как мог, от греха подальше. Пристроился в широкий шаг. Кончики волос подпрыгивали в такт походке. — У меня сегодня дежурство. Цзянь с готовностью кивнул: — Я тебя подожду! — А потом я собирался пройтись по магазинам. У Цзы скоро день рождения. Нужно купить ей подарок, иначе она обидится. Белобрысая голова опять легко качнулась. Чжэнси обреченно вздохнул. Подумал: можно было и не рассчитывать, будто от него удастся спрятаться. Не то чтобы прятаться действительно хотелось. Просто иначе придерживаться собственного плана будет крайне сложно. Крайне сложно, подумал Чжань, глядя на то, как Цзянь исподтишка бросает взгляд на тыльную сторону своей ладони и легко краснеет. — Малыш Мо, ты сегодня уже виделся с нашими друзяшками? Чжэнси обернулся через плечо и хмуро уставился на многозначительную улыбку этого самовлюбленного типа. Перебинтованная рука болталась на плече у борзого. Кончики ушей у него покраснели. Пылающее лицо с нахмуренными бровями смотрело в сторону, но руку он все равно не сбрасывал. Хэ Тянь выглядел таким довольным, будто ему вкатали все обезболивающее мира. Чжань посмотрел на это еще пару секунд, а потом опять отвернулся и молча зашагал вперед. — О, привет, Рыжик! «Рыжик» моментально подобрал к своему прозвищу ругательную рифму. Просто блеск, подумал Чжэнси, теперь еще и бесконечное сквернословие терпеть. Ясно ведь, что от нас с Цзянем Хэ Тянь не отвяжется, тем более после утреннего сеанса дедукции. Но что еще яснее, так это то, что от этого борзого рыжего он может отсохнуть с еще меньшей вероятностью. Такие вот друзья теперь, подумал Чжань. Друзяшки. Которые могут при случае садануть камнем по башке. Или обнюхать Цзяня с ног до головы с похабной улыбкой. Как было круто, когда мы с Цзянем были только вдвоем. Когда больше никого и не нужно было. — Как невежливо, Малыш Мо, — протянул за его спиной Хэ Тянь. — Ну же. Не упрямься. Чжэнси обернулся назад ровно в ту самую секунду, в которую Хэ Тянь прижался носом к короткостриженному рыжему виску и низко выдохнул в алеющее ухо: — Поздоровайся. Чжэнси передернуло. В памяти тут же всплыло недавнее утро, в которое Мистер Знаю Чего Хочу с вожделением развел в стороны колени валяющегося на коридорном полу борзого. Вот этого мне точно никогда не понять, подумал Чжань. Что за мерзость. Удовольствие, что ли, какое-то есть в публичных демонстрациях? Даже если и есть такое желание. Даже если, подумал он, сглотнув и бросив короткий взгляд в сторону взъерошенной белобрысой макушки, это желание выжигает мозг. Но это личное. А личное должно оставаться за закрытой дверью. … только если твое личное — это не Цзянь И, конечно. — А смотрите, какое у меня облачко! Чжань сжал зубы. Ну что с ним делать? Спрашивать, откуда это чудо изобразительного искусства взялось, у Цзяня никто не стал. И так ясно было. Чжэнси почувствовал прожигающий спину взгляд и смолчал. Зато Хэ Тянь молчать не стал. — Больше похоже на какашку, — с издевкой заявил он, хмыкнув. — Это импрессионизм! — оскорбленно заявил Цзянь, ткнув, судя по звукам, Хэ Тяня под ребра. Чжань покачал головой, сворачивая за угол. Открыл хозяйственную подсобку, достал оттуда метлу и мусорный бак, тут же нацепил на плечо повязку дежурного. — Я в туалет! — Объявил из-за спины голос, уже начисто лишенный следов былого оскорбления. Как быстро проходят разочарования, с внутренней усмешкой подумал Чжэнси. Какой ты отходчивый, придурок. Какой ты весь Цзянь. Хотелось то ли дать ему хорошенький подзатыльник, то ли прижать к себе так, чтобы он дышать не смог. Надо идти уже поскорее. Пока в штанах опять не началось. — Как это кстати, — сладко пропел Хэ Тянь. — Я как раз тоже хотел заглянуть в уборную. Не откажусь от руки помощи. Одной из собственных я временно лишен, а Малыш Мо отказывается помочь мне облегчиться. — Пшел к черту, — дернул плечом борзый. Судя по тому, чем он сыпал раньше, эта фраза звучала почти ласково. Да он стесняется, с удивлением подумал Чжэнси. Стесняется, но от Господина Самовлюбленность не отходит. Любовь зла, подумал Чжань. Хмыкнул. — Ну вот, — развел руками Хэ Тянь. Обернулся к Цзяню: — Больше мне не на кого положиться. Кроме как на тебя. — На пол положись, извращенец! — завопил Цзянь, вытаращив глаза. — Фу! Я не стану лезть к тебе в штаны! Это отвратительно! — Поддерживаю, — буркнул рыжий, складывая руки на груди. К Чжэнси повернулись три разномастные головы. — Я дежурный, — покачал он головой, приподнимая перед собой метлу и пластиковый бак. — И вообще, разбирайтесь со своими сортирными делами сами. Мне некогда. Цзянь, быстро оценив обстановку, метнулся в сторону туалета. Хэ Тянь, развернувшись, зашагал в том же направлении, утаскивая с собой отбивающегося рыжего. Чжань покачал головой и вышел из учебного корпуса. Кучка придурков, думал он, подметая асфальтовую дорожку. Все трое хороши, не поймешь даже, кто из них больший балбес. Хотя бы с мерзостью все ясно — там пальму первенства надежно занимает Хэ Тянь. Борзого, который вынужден это терпеть, даже жалко немного. А хотя почему это он вынужден, подумал Чжань, подгребая метлой мелкий мусор и пару листьев. Не хотел бы — не терпел бы. Толпа его дружков уж наверное помогла бы ему отвязаться даже от самого дьявола. Или они только в драках с кем-то вроде Цзяня тыл ему прикрывают? Так не разбежались же вроде бы даже при виде Хэ Тяня. Получается, психованный вроде как не против того, чтобы Хэ Тянь его донимал. И почему я вообще об этом думаю, спросил себя Чжэнси. Ссыпал мусор в пластиковый бак. Может быть, потому что эти двое вроде как… такие же? Как мы с Цзянем. И в то же время вообще не такие. По крайней мере у Хэ Тяня точно никаких сомнений в собственных желаниях не наблюдается. Либо он их давно принял и перестал себя грызть за это и ограничиваться в полете фантазии, либо его никто не упрекал и не пытался переубедить, как это было со мной. Прогрессивная, надо думать, у пижона семья. Как иначе. Не то что у меня. А в драку он за рыжего полез точно так же, как и я за Цзяня, подумал Чжань, поправляя повязку на плече. Вот тебе и разные. Мне бы по-хорошему стоило присмотреться к нему, к тому, как он научился жить с самим собой, а не закатывать глаза постоянно в ответ на его реплики. Особенно теперь, когда он больше не стремится всерьез обратить на себя внимание Цзяня. Уголки губ сами собой поползли вверх, и Чжэнси с удивлением обнаружил, что Хэ Тянь подбешивает только слегка, уже совсем не так, как раньше. А ведь и он правда не стремится. Поэтому он больше не раздражает так сильно, как мог бы? Похабные шутки не в счет — без них Хэ Тянь не Хэ Тянь. Может быть, это даже часть его принятия. И обороны. В конце концов, не всем же бросаться на окружающих с кулаками. Эдак и из школы можно вылететь. Борзый вон и так по слухам болтается на грани исключения за бесконечные драки и прогулы. А вот некоторым исключение и близко не грозит, подумал Чжань Чжэнси, упираясь взглядом в пепельные волосы. Тут другая наука. Не влезать в драки — не главное. Главное — не попадаться в драках тем, кто может создать тебе проблемы. Змей выглядел значительно более потрепанным, чем Хэ Тянь. Левый угол рта опух и покраснел, пара ссадин виднелась на скулах, да и в целом двигался он без привычной пластичности. Все внутри захлестнуло острой неприязнью, и Чжэнси заставил себя отвести взгляд. Подумал: он не сделал ничего лично мне, так что нечего и лезть к нему первым. Я не психованный и не пижон. Вот и нечего. Змей, будто прочитав мысли, остановился напротив, привалился плечом к углу здания и уставился в сторону Чжаня ядовитым взглядом. Чжэнси прошелся метлой по дорожке раз, второй, третий — и остановился, когда на только что подметенный кусок асфальта демонстративно прилетела жвачка. Медленно поднял взгляд. Шэ Ли премерзко улыбался подбитым ртом, растягивая губы неестественно широко. — Шэ Ли, — сказал Чжэнси, выпрямляя спину. — Что тебе нужно? Змей, не прекращая улыбаться, медленно и хищно двинулся вперед. Остановился прямо у кучи мусора, наступил на нее, с видимым наслаждением провернул в ней носок обуви, рассыпая пыль по сторонам. Чжэнси смотрел на него, не отрываясь. — Уйди с дороги. Ты мешаешь мне заниматься делом. — Скажи-ка мне, Чжань Чжэнси, — пропел Змей приторным голосом, — где ты потерял свою подружку? И улыбнулся еще шире, явно давая понять, что говорит отнюдь не о Сяо Хой. — Не твое дело, — напряженно ответил Чжэнси, сжимая ручку метлы. — Твоих дел здесь нет. — Конечно-конечно. Когда ты один, ничего интересного я для себя не нахожу. — Вот и проваливай, — сказал Чжэнси, чувствуя, как тело настороженно сжимается, готовясь к возможному удару. — Не волнуйся, Чжань Чжэнси, — ответил Змей, растягивая гласные. — Я пришел сюда не за тобой. Видишь ли, твоя драгоценная принцесса кое-что мне должна. — Что тебе нужно от него? — бросил Чжань, шагнув вперед. Змей рассмеялся, приподнял руки в примирительном жесте. Сказал: — Тише, тише. Не делай глупостей. Тебе ведь не нужно наказание за еще одну выходку в школьном дворе? Чжэнси сжал зубы и смотрел в подранное лицо, не отрываясь. — К тому же я сейчас и так не в лучшей форме. Такой благородный и благоразумный мальчик, как ты, не станет обижать тех, кто уже и так истерзан, правда? В одном бледном кулаке металлически блеснуло. Широко раскрытые ядовитые глаза тоже поблескивали каким-то нездоровым блеском. Да он и правда такой псих, как о нем говорят, с холодком подумал Чжань. Сжал кулаки. — Передай своей принцессе, что я жду возмещения морального долга. Скажи, что это был мой любимый свитер. — Убирайся, — сказал Чжэнси. Мышцы уже подрагивали от адреналина. — А то что? — ухмыльнулся Змей. И тут же, посмотрев куда-то за спину Чжаня, улыбнулся еще шире. Подранные скулы взялись неестественными складками. Чжэнси передернулся. — Какие люди, — слащаво протянул Змей, — ну надо же! Чжэнси рывком обернулся, мазнул взглядом по остановившемуся рядом борзому. Тот, сцепив зубы, молча смотрел в лицо Шэ Ли. — Вот это встреча! — Противный голос не сбавлял оборотов деланного счастья. — Может быть, наша маленькая принцесса все-таки тоже почтит нас своим присутствием? — Какая еще принцесса? — выплюнул рыжий, не разжимая зубов. — О, Рыжуля, ты расстроен, что у меня есть и другие подружки? Не стоит волноваться. Я одолжил тебя поиграться другому мальчику, но совсем скоро ему это надоест, и ты снова вернешься ко мне. Или ты уже сейчас заскучал? — Змей демонстративно нахмурил тонкие брови. Спросил участливым голосом: — Плохо играется? Скажи ему, пусть попросит меня научить. Я-то знаю, как ты именно любишь веселиться. — Пошел к черту, — бросил рыжий, выступая вперед. Кивнул в сторону Чжэнси: — Отвяжись от него. И от меня. Тебе здесь нечего делать. — Ты прав, Рыжуля, — покивал Змей. Плавно, насколько позволяла хромота, прошагал мимо. Протащил ногами мусор. — Сейчас — совершенно нечего. Но все может измениться в любой момент. Ходи осторожно, Чжань Чжэнси, — обернулся он напоследок. — И принцессе своей передай. Береги ее, кстати. Совсем не хотелось бы, чтобы такое красивое личико пострадало за дерзость своего парня. Чжэнси сцепил зубы, шагнул вслед за Змеем. Змей с готовностью ухмыльнулся. Чжань почувствовал, как что-то дернуло его за руку. Обернулся, уставился на ладонь борзого, держащую запястье. — Не лезь, — мотнул он рыжей головой, не отрывая взгляда от Шэ Ли. — Влезешь в еще одну драку — получишь выговор. Тебе это надо? Он этого не стоит. И с этим ублюдком ты царапиной на черепе не отделаешься. Чжань выдернул руку. Борзый схватил ее опять, сказал: не дури. — Я не буду, — выразительно сказал Чжэнси. Опять выдернул руку из сильной хватки. Посмотрел сначала на борзого, потом — вслед драному краю черной одежды Шэ Ли, подумал: сначала камнем по голове, а теперь вот за руку, чтоб я не лез в неприятности. Не так уж и плох и правда этот борзый. Может быть, людям и правда нужен всего лишь шанс показать то хорошее, что в них есть. Если, конечно, речь идет о том, в ком это хорошее действительно есть, подумал Чжань, глядя, как пепельная голова вплывает в учебный корпус. Не все могут этим похвастать. Ну хотя бы с Цзянем не пересеклись, подумал Чжэнси. Спасибо и на том.***
Как оказалось позже, с благодарностью Чжэнси поторопился. Что-то было не так с того самого момента, как Чжань вернул в подсобку метелку и мусорный бак, а Цзянь перехватил его с двумя сумками на полпути в класс. Он улыбался, но улыбался странно, будто через силу, и временами словно проваливался в себя, а потом передергивал плечами. Они болтали, перебирали диски с играми и даже заглянули в отдел косметики (тут же, впрочем, оттуда попятившись), и Цзянь даже шутил и веселился, но Чжань Чжэнси знал этого парня почти столько же, сколько и себя самого. Обманываться было нечем: Цзяня что-то крепко зацепило. Чжань спросил у него, в чем дело, раза три или четыре, но этот балбес все время только отшучивался или даже вовсе отмалчивался. И чего я вообще беспокоюсь, думал Чжэнси, скашивая взгляд в сторону белобрысой макушки. Мне же так даже лучше. Пусть не липнет ко мне на людях, и тогда у меня не будет повода липнуть к нему в ответ. Мало ли что у него в голове творится. Может, она у него болит вообще. Чжэнси спросил: у тебя болит голова? Цзянь помотал ею. Ну и ходи хмурый, обозлился Чжань, подумаешь. Тоже мне. И почему-то все равно не мог не думать о том, что же такого успело случиться за время его дежурства. В чем была причина, выяснить удалось только когда новый геймпад для Цзы уже лежал в сумке, а сами они медленно брели из фудкорта в сторону выхода из торгового центра. — Или ты скажешь, что с тобой не так, или я врежу тебе прямо сейчас, — в сердцах бросил Чжэнси, толкая глядящего в пустоту Цзяня. Цзянь встрепенулся, нацепил на лицо ярчайшую улыбку и попытался отшутиться о том, что это все Хэ Тянь, который все-таки стребовал с него помощь в сортире. Чжэнси рыкнул и двинул этого балбеса в плечо. — Ай, Чжань Сиси, ну за что ты со мной так неласков? — с неестественным страданием в голосе спросил Цзянь и потер ушибленное место. — Нечего меня обманывать, — отрезал Чжэнси. Перехватил поудобнее школьную сумку с подарком. — Да я не обманываю, — как-то неловко ответил Цзянь. — Не хочу просто жаловаться. — Выкладывай, — твердо сказал Чжэнси. Цзянь вздохнул, опустил глаза и сказал: ну, Змей меня все-таки нашел. Чжань занес ногу для очередного шага, да так и застыл с ней. Опустил ее медленно, тяжело. Остановился, дернул Цзяня за рукав школьного свитера, потянул на себя. Цзянь обернулся. Чжэнси поднял брови, спросил: ну? Что он тебе сделал? — Да ничего такого, Чжань Сиси, — сказал Цзянь, слабо улыбаясь, — ну честно. Мерзко просто. — Помялся и добавил, глядя в сторону: — Спросил, почему я так сладко пахну каждый раз, когда мы пересекаемся. Поднял глаза, дернул плечом и посмотрел на Чжэнси как-то виновато. — Это, наверное, из-за шоколадного молока. Утреннего. Говорю же, Хэ Тянь виноват. Это все он со своими новостями. Внутри колыхнулось отвращение. Чжань сжал зубы и сказал, не отцепляясь от рукава свитера: это все? — Сказал, что я должен ему за испорченный свитер. И что хочет оставить пару пятен на моем. Отвращение разрослось и плеснулось через край. Чжань Чжэнси отпустил руку Цзяня, подумал: а есть вообще в этой школе кто-нибудь по девочкам? Или Шэ Ли это все-таки ради издевки делает. — Я-то, конечно, наступил ему на ногу и свинтил, — продолжал Цзянь уже более радостно, — но все равно осадочек мерзкий. Это из-за волос, наверное. Да? Как ты думаешь, Чжань Чжэнси? Белоснежная голова повернулась в сторону и уставилась на собственное отражение в витрине. — Может быть, я и правда выгляжу как принцесса с этими волосами? Может, их лучше состричь, и дело с концом? Ага, подумал Чжэнси, давай сразу налысо, как Скала твой любимый. Сразу станешь брутальным и резким. Никакая другая прическа не сделает тебя менее Цзянем, чем ты есть. А ты ведь нравишься людям именно за это. Людям — и пресмыкающимся, которые людьми прикидываются. Это, конечно, противно, но отрицать нельзя — вряд ли здесь дело только лишь в волосах. Ты нравишься потому, что ты Цзянь И. Такой, какой есть. И ничего тут не поделаешь. — Давай, — невозмутимо качнул головой Чжань. — И я с тобой заодно. Под троечку. Цзянь фыркнул: — Только не это! Нет, Чжань Чжэнси, не смей! Будешь тогда как преступник! Чжань состроил рожу покровожаднее. Цзянь рассмеялся вслух, протянул руку и запустил пальцы в волосы. Отвел со лба каждую прядь, сказал: тебе нужен гель для укладки. Будешь вообще красавчик. От сердца медленно, но верно отлегло. Светлые глаза все еще смотрели неотрывно. Ну вот, подумал Чжэнси, почувствовав, как от этого взгляда начинает оживать все ниже пояса, давненько не было. — А тебе не нужен, — сказал он несмело. — Ты и так. Красивый. И мне нравятся твои волосы. Глаза распахнулись еще сильнее, и на знакомом, родном лице отразилось нестерпимое счастье. Чжань Чжэнси почувствовал себя так, будто его стегнули хлыстом по голой спине. Цзянь качнулся вперед, и Чжань с ужасом подумал, что его сейчас поцелуют прямо здесь, прямо посреди торгового центра. Но белобрысая голова скользнула к виску, шею обхватили крепкие руки, и Цзянь, жарко выдохнув, быстро прижался к Чжэнси всем телом и так же быстро отступил назад. Тряхнул волосами, пытаясь скрыть загоревшиеся алым щеки. Сказал: спасибо, Сиси. Ну пойдем уже. Поздно. Куда девать руки, было решительно непонятно обоим. Цзянь сложил свои перед грудью, а Чжань сунул кулаки в карманы как раз к моменту, когда в одном из них завибрировал телефон. Писала сестренка, и меньше всего нужно было, чтобы она видела их такими взъерошенными и покрасневшими. Он остановился у входа в торговый центр, завертел головой по сторонам. Сказал Цзяню: Цзы должна подойти. Ни слова про геймпад. И вообще веди себя, ну… прилично. Цзянь сказал: я постараюсь вести себя как обычно. Чжань ответил: я сказал, прилично. Обычно ты ко мне целоваться при ней лезешь. — Подумаешь, — фыркнул Цзянь, снова покраснев, — один разочек всего было! И уже стало постоянно! Что за клевета, Чжань Чжэнси? Ты на меня наговариваешь! Чжэнси скорчил рожу. Цзянь хмыкнул и скорчил в ответ. К моменту, когда Цзыси наконец появилась, Чжань уже порядком продрог и пожалел, что не надел под школьный свитер что-нибудь еще. Ветер гонял по улице мелкий мусор и сорвавшиеся с деревьев листья, и от его пронизывающих порывов то и дело хотелось поежиться. А при взгляде на сестренку, одетую в короткие шорты, стало еще холоднее. — Б-братик, — невыразительно пробормотала Цзы, поднырнув под расставленные руки. — Я з-замерзла! — Я вижу, — ответил Чжэнси, прижимая ее к себе под мерный дробот зубов. — Накинуть ничего нет? Цзыси помотала головой, прижавшись лбом к свитеру на груди. — Когда я уходила, было еще тепло. Чжань с сожалением развел руками. Растер сестренке спину широкими кругами. — Тогда потерпи. На мне самом только свитер, а под ним ничего. Цзянь посмотрел на них двоих как-то странно, а потом задрал свой свитер и выбрался из него. Шагнул к Цзы, оставшись в тонкой футболке, и натянул ей на голову нагретую теплом тела ткань. Сказал: — Он немного испачкан в шоколадном молоке, но это ничего. Зато согреешься. А твой братец вернет мне его завтра. — Спасибо, — смущенно пробормотала Цзы Цянь, зарываясь носом в горловину свитера. — Так даже лучше. Очень приятно пахнет. Цзянь криво усмехнулся, отвел с лица растрепанные ветром волосы и кивнул в сторону остановки. Чжэнси смотрел на него, обхватившего себя руками, на мурашки на голой коже, заползающие под короткие рукава футболки, на вставшие дыбом светлые волоски и думал, стараясь не цепляться взглядом за беззащитную шею: ну спасибо. Я теперь всегда буду думать, есть у тебя что-то под школьным свитером или нет. Как будто я и так не думаю о тебе каждую свободную минуту. И несвободную тоже. — Братец Чжань, — тут же затянул этот придурок, — я тоже замерз! И прижался к нему боком. Мягкие волосы мазнули по щеке. Чжэнси сцепил зубы и мысленно выругался. Цзы бросила вверх один короткий и легкий взгляд и тут же подлезла под левую руку. Чжань отвесил почти невесомый подзатыльник Цзяню, низко наклонив его голову, и не смог удержаться — оставил руку на затылке дольше, чем следовало, запустил ладонь в волосы. Цзянь выпрямился, сверкнул глазами. Притерся к правому боку. Чжань подумал: вот если я не буду его трогать сейчас, тогда как раньше мы всю жизнь друг на друге висели, это как раз и будет подозрительно. А у меня тут сыщик под боком. Маме-то она, может, и не доложит, но у себя в голове накрутит мыслей. А что докладывать и что накручивать, подумал Чжэнси. Мама и так все знает, а мы ведем себя как и раньше. Закинул руку Цзяню на плечо, прижал его ближе к себе. Подумал: как раньше. Мы и раньше так делали. Только раньше никогда не тянуло так сильно повернуть голову и вцепиться губами в губы. Сколько времени он вытерпел вот так, с Цзы под одним боком и с Цзянем — под другим, Чжэнси не знал. По спине то и дело скатывались лавины мурашек, но ветер тут был ни при чем: школьного свитера у самого позвоночника иногда касалась теплая ладонь. Чжань закрывал глаза, отрезая себя от всего мира, и выдыхал сквозь сжатые зубы в гул оживленного проспекта. — Когда уже этот автобус приедет, — расстроенно буркнула Цзы. Голос ее терялся наполовину в горловине цзяневского свитера, наполовину в шуме ветра. — Скоро, — машинально ответил Чжань, поглаживая ее плечо, чтобы согреть еще больше. Бросил на сестренку короткий взгляд: она уткнулась в игру и ожесточенно стучала по экрану одной рукой. Чжэнси последил за ней с полминуты. Цзы не оторвалась от экрана ни разу. — Цзы, — осторожно, негромко позвал Чжэнси. Сестренка не отреагировала. В горле пересохло от желания и адреналина. Чжань быстро повернул голову вправо, посмотрел прямо в светлые глаза и прижался носом к белобрысым волосам за ухом. Вдохнул — и чуть не задохнулся от того, как Цзянь вздрогнул под его рукой. По голой коже, не прикрытой тканью футболки, скользнула новая лавина мурашек. И у Чжэнси тоже. Он коротко взглянул на сестренку еще раз, убедился в том, что она не отвлекается от телефона — и снова легко повернулся вправо, уперся носом в основание шеи и вдохнул еще раз. Руки начали мелко подрагивать. В голове промелькнуло: опять сам запретил и сам же нарушил. И нарушать уж, так нарушать. В последнюю секунду перед тем, как оторваться носом от шеи Цзяня, Чжэнси коротко и быстро прижался губами к заходящейся пульсом жилке. Цзянь дернулся так сильно, что Цзы все-таки оторвалась от телефона. Но Чжань к тому моменту уже слепо смотрел прямо перед собой, отчаянно надеясь, что лицо не полыхает алым. Сердце вздрагивало и отбивало ребра изнутри, как метроном. — Ты действительно сладко пахнешь, — сказал Чжэнси негромко трясущимся голосом. — Только молоко тут ни при чем. До самого автобуса Цзяня колотило как от лихорадки. Ветер яростно носил по улице обрывки рекламных плакатов.***
На запах шоколадного молока на школьном свитере у нормальных людей тоже не должно вставать. Чжань Чжэнси, стащивший с сестренки свитер Цзяня и запершийся с ним в комнате, нормальным себя не считал давно. Нормальным не считал. А вот счастливым, особенно после третьего захода — очень даже.