***
— Сэр, я не хочу ставить Ваши решения под сомнения, но.. Вы уверены, что эта яма — наилучшее место куда можно его кинуть? Томас, сложа руки на груди, со стороны наблюдает за тем, как Корво Аттано, еще недавно только-только проснувшегося и сразу же отрубившегося, Коннор и Михаил в четыре руки бросают в эту самую яму, а после закрывают ее деревяшками, как и сказал их мастер. Последний же ныне стоит рядом с зеленоглазым. — Он так или иначе доберется до меня, так что не хочу обременять его. — Тогда Вам следовало бы не просить меня его вырубить и, раз уж на то пошло, в тот же момент отдать снаряжение в руки с призывом стрелять промеж глаз. Он чувствует, как мужчина чуть дергается в немом смешке, но никак не реагирует. Том не понимает его плана и, даже будь от этого легче, понимать не собирается. — Сделано, мастер. — Встаньте наверх и будьте готовы отступить, когда "защитник" очнется. Хоть я и сомневаюсь, что он будет таким же работоспособным, как ранее, но все же перестрахуйтесь. Китобои кланяются, Михаил исчезает, а Коннор же медлит, лишь после кивка Томаса повторяя действие первого. Светловолосый же, не смотря на косой, недовольный взгляд мужчины, следует за ним, через пару минут оказываясь в его кабинете. Дауд не высказывает недовольство как тогда, после возвращения из Особняка Бригмор — весь путь парень продумывал свои действия, слова, а уже в Радшоре сопровождал мастера в кабинет, полностью игнорируя его короткие и "намекающие" жалобы. Тогда, уже в комнате, Клинок не сдержался и прямым текстом, как бы отдавая приказ, отправил ассасина спать. Томас в ответ молча оставался на месте, сложив руки за спину и встав в стойку. По итогу заснул он только на следующий день. Может быть Дауд просто настолько его взбесил, что парень и сам начал наслаждаться, когда палил по его нервам, прямо как кому-то в старые-добрые. Так Том все это время принципиально держался этой тактики, ощущая долю мнимой власти над мастером. Это являлось лишь его горделивым домыслом и он это прекрасно осознавал, но все же не мог просто отделаться от этой мысли. Особенно когда что-то в душе твердило, что он был прав. — Более нам не о чем вести беседу. Все будет хорошо, в этом ты уж можешь не сомневаться. — Предпринимает попытку отослать китобоя Дауд, заранее понимая, что та была провальной. Томас на это лишь тяжело вздыхает. — Или ты не веришь в великого Клинка Дануолла? Мужчина в усмешке поворачивается, дабы взглянуть на ученика, но с удивлением находит того в метрах двух от самого себя. На ассасине нету маски — снял ту за столь краткий срок, а мужчина даже не услышал, впрочем как и его приближающихся шагов. Усмешка пропадает когда он замечает бешенную пульсацию в своих же висках. — А Вы сами-то уверены в себе? А то Ваши дрожащие руки не внушают, по крайней мере мне, и толику уверенности. — Томас сводит брови, кидая взгляд на кисть мастера. Второй же сдавленно фыркает. — Я уверен в том, что с моими людьми все будет в порядке, а что до остального — это сугубо мои личные проблемы, которые скопились за столько лет мерзкой жизни. Убьет ли меня Корво Аттано или мне придется скрываться на всех островах в тщетных поисках утерянной жизни — одному Чужому известно. Но каким бы ни был его выбор — я полностью готов его принять. Как должен это сделать и ты, Томас. Том пытается быть собранным, контролировать свои эмоции, держаться стойко, как мужчина. Честно, пытается. Вот только стиснутые до боли челюсти, нервные вдохи и выдохи, да медленно подступающие слезы обиды вынуждают парня преклонить голову к полу, смиренно выжидая продолжения монолога Дауда о том какой он плохой, убил стольких людей и что буквально устраивать самоказнь — отличное решение всех его проблем и искупление грехов. Да, Томас понимал, что отчасти, может даже немного больше, это было правдой. Однако ему было абсолютно плевать. — Ты подумал о том, что станет с нами? — Голос подрагивает. — Я повторюсь: практически все твои люди не мыслят о жизни за стенами этого квартала, без опоры в виде тебя. Что будет, когда твое горло перережет Корво? А я уверен, что это он и сделает — не знал я таких добродетелей, которые на его месте смогли бы отпустить и забыть. "Раз уж Дауд решает пустить все на самотек, то чем я хуже него?" — Ты заменишь им меня, Томас. Как я и просил. "Опять..." — На долго ли этого хватит? Я не ты, Дауд, никогда им не был и никогда не буду. Я не Билли, которая очаровывала всех своей уверенностью и мастерством, на которую по пьяни парни делали ставки на то, когда же она создаст свою собственную группировку. Я не смогу долго держать авторитет, создавая иллюзию, что все также, как и раньше, и уж точно не "заменить" тебя. Смотрители знают наше местоположение и в скором времени, после известий о сокрушении Клинка Дануолла, они плюнут на заложников и перебьют каждого из нас. — По пылающей щеке медленно стекает слеза, и Томасу становится непередаваемо тяжко смотреть в глаза мастера, но он продолжает, хоть и понижает голос, переставая кричать. — Ты думаешь, что спасаешь этих людей, но на деле лишь загоняешь в их глубокую Бездну, оставляя двигаться по инерции и ничем более. Дауд молчит, не мигая всматриваясь в раскрасневшееся лицо парня. Томасу безумно хочется его ударить. — Не вмешивайся. — Китобой от холодного голоса мастера в замешательстве открывает рот, однако не успевает выдавить из себя хоть что-то внятное. — Это приказ. — Я-я уже говорил, что не намерен подчиняться Вашим приказам в таких... ситуациях. — Тогда это просьба. — Смиренно шепчет Клинок, расщепляя эту наигранную отрешенность. — Просьба сохранить свою собственную жизнь, Томас. По крайней мере ради меня. Китобой не отвечает, лишь размышляет над словами мужчины. Тот, не дождавшись реакции, спустя какое-то время отходит к своему столу, а младший же не двигается с места. "...ради меня" Вполне возможно, что Дауд знал. Знал абсолютно все о нем, его чувствах, и просто воспользовался этим, дабы сохранить молодому парню жизнь. А вполне возможно... Томас сходится на первом варианте — сейчас не время на лишние мысли. Но так или иначе, ему приходится выдавить слабое: — Я был рад встречи с Вами, мастер. — Я тоже, Томас. Быть может даже больше, чем ты сам. И исчезнуть.***
Томас поправляет черный макинтош, всматриваясь в грязное, битое по бокам зеркало. Перед ним стоит светловолосый парень, под зелеными глазами которого видны суровые синяки, серьезно контрастирующие с его до одури белой, нездорового состояния кожей. Респиратор лежит на столе — ассасин сомневается, что он пригодится в ближайшее время. — Том-.. Сэр, — Внезапно слышится позади. Коннор. В углу зеркала появляется темный силуэт бойца. — Мы с Мишей собрали всех. Вы готовы? — Нет, и не буду. — Вздыхает парень и поворачивается к китобою, чтобы проследовать за ним к месту сбора. Холодный утренний воздух ходит по Затопленному кварталу, неожиданно придавая новому главе группировки долю спокойствия. Хотя, если уж быть честным, Томас был не столько взволнованным, сколько опустошенным. Дауд не умер, на удивление нет. Но все же, как и говорил, сразу же скрылся, более не проронив ни слова, ни взгляда. Томас же не вмешивался. Просидел несколько часов в своей каморке. Узнал обо всем от Коннора, нервно, даже несколько невнятно рассказывающего про милосердие Корво Аттано. Однако, все это больше не имело значения. Дауд больше не имел значения. Он выбрал свой путь и вместе с тем также создал видимость выбора пути для Томаса. Вопреки всему парень все же последовал за ней и та привела его к свисающему над Китобоями помосту. Сглотнув ком в горле, он осматривается по сторонам и находит пристальный взгляд Энтони, из-за которого все же начинает нервничать. Гребаный док. Томас складывает руки за спиной и обращается к бойцам: — Этой ночью Корво Аттано на всеобщее удивление был добросердечен и нам всем не пришлось никого спроваживать в мир иной. Однако, в связи с последними событиями, Дауд принял решение навсегда покинуть грязные стены этого квартала. — Парень выдерживает паузу, но не заметив ни единого высказывания со стороны, с некой неприязнью продолжает: — Я, как его правая рука на время займу его "пост", таким образом попытаюсь обеспечить вам все то, что было при мас-.. Дауде. Заговариваться — дряная привычка прошлого. — Прошу, тщательно обдумайте вопрос своего дальнейшего пребывания в группировке: Дауд не хотел своей персоной подвергать вас опасности, а я же не могу ее гарантировать из-за ряда других обстоятельств. У вас есть выбор и знайте, что я в любом случае поддержу его. Речь заканчивается под тихие перешептывания. Коннор мягко хлопает Томаса по плечу. Второй запоздало осознает, что у него подкашиваются ноги. — Как все прошло? — Уже позже, сидя в своей комнате, спрашивает он у ассасина. Мужчина фыркает. — Ты знал, что у тебя мастерски получается давить на больное? — Когда это ты перестал уважительно окликать меня на "Вы"? — В тот самый момент, когда на твоем лице не осталось ни капли воодушевления. Серьезно, мне реально захотелось плакать — Томас, ты говорил так, будто настал конец света. — Сейчас, может он и не настал, но... — Зеленоглазый не успевает договорить. — Нет, так не пойдет. Я зову Энтони, пусть вправит тебе мозги. Нам не нужен унылый слизняк во главе. Он исчезает прежде, чем Томас может что-нибудь сказать. Да, держать авторитет будет сложной задачей. Парень не хочет ни с кем разговаривать, поэтому в ту же секунду ложится на свою койку, кутаясь в теплое одеяло. У Тони еще будет время покопаться в его мозгах.***
Томас не знает, сколько прошло с его становления новым "мастером" — с того дня теперь практически каждый вставлял это обращение между слов, что непомерно бесило и смущало одновременно — но понял одно: он кардинально изменился. Все началось с постоянного планирования, что делать дальше, которое сократило его часы на сон в двое. К его удивлению, а вместе с тем и опасению, в строю остались практически все лица, что значило удержание большой ответственности. Первое время все это спасало от ненужных дум об одном убийце, вот только спустя время Том перестал спать вообще. Коннор одним днем поинтересовался, для чего он снова начал надевать респиратор. Младший не смог найти оправдание и сказал замолчать (в более мягкой форме, однако посыл был именно такой). Вечером того же дня Томас, позабыв о своем состоянии, из-за жары, не подумав своей головой, снял противогаз. Боец несколько минут что-то угрожающе твердил, заставляя главаря в мучении потирать виски. Со следующего дня он половину времени проводил в медицинском блоке Энтони. Как сказал Коннор: "находитесь под наблюдением специалиста, сэр." Пока парень рисовал планы, сортировал документы и письма, Доктор пытался понять природу его бессонницы при переутомлении, задавая чересчур прямые вопросы. Сначала ассасин огрызался на любую попытку вывести диалог на Дауда, но со временем это детское упрямство сошло на нет, и Том начал раскрываться. По кускам, по большей части бессвязно, но для обоих это было прогрессом. Мешки под зелеными глазами исчезали, да и его здоровье начало налаживаться — наконец он не боялся самолично выдвинуться на миссию. Также растворялись и все его опасения по поводу лидерства, оставляя после себя переживания на счет их расположения. Десятки смотрителей все еще были в заложниках, однако даже это теперь не давало никакой уверенности в том, что они могут продолжать находиться в Радшоре. Так он начал думать о подходящих местах для их логова. — Коннор сказал, что ты завтра идешь на какую-то "чересчур сложную" миссию. — Невзначай бросает Энтони. Никто из китобоев сегодня не был ранен или чего похуже, так что в блоке были только они, да бесчисленные бумажки. — Один. — Он ведет себя как мамочка. В какой-нибудь прекрасный день я не сдержусь и утоплюсь ему на зло, при этом назначив его новым главарем. — Ты просто не ценишь заботу других. — С долей осуждения ворчит Тони, намекая явно на что-то иное. Томас игнорирует это. — Я в ней не нуждаюсь. — Ну, тем не менее, ранее ты точно также заботился о других. — Продолжает гнуть палку мужчина. Младший сдается и отрывается от бумаг, поднимая голову. — И до чего это довело? — Я не могу точно сказать. Как и ты. Глава Китобоев фыркает и начинает собирать документы, приготавливаясь уходить. — Тебе нужны друзья, Томас. Ты вскоре это поймешь. — Нет, док, не нужны. До завтра.***
Проблема номер один — друзья Томасу и правда были нужны. Проблема номер два — как бы он себя не загонял в рамки профессиональности, как минимум к Коннору и Энтони он все же смог проникнуться. Проблема номер три — он всеми силами пытался это игнорировать. Проблема номер четыре — он вел себя в точности как Дауд: ненавязчиво грубил, раздражался, не слушал никого вокруг, но, безусловно, знал истинное положение дел. Последняя проблема, за которой стояли все остальные — он безумно боялся потерять кого-нибудь еще. О Чужой... Сейчас парень петлял в переулках города, заставляя преследователей окончательно потерять его из поля зрения. Он был ранен. Не тяжело, однако это все же затрудняло его передвижение и, следовательно, ставило под вопрос продолжение миссии. Томас решил ретироваться — заказ сложный, но не срочный, а значит он сможет предпринять еще одну попытку. Ничего страшного, такое иногда случается. У каждого. Он буквально вваливается к Энтони — тот зачем-то поставил тумбу практически на проходе, а ассасин о ней забыл. — Идиот. — Устало выдыхает мужчина, смотря на молодого главаря Китобоев, ныне разлегшегося на полу, но все же помогает встать, сквозь порванную штанину замечая алое пятно на левой ноге. — А я думал, что великий Томас не уловим. — Это волкодав. — Оправдывается младший. Тони перевязывает ему ногу, пока второй рассматривает приобретенный амулет. — Что он делает? — невзначай интересуется доктор. — Без малейшего понятия. Должно быть просто пусты-шка. — Парень запинается, вспоминая о таком же амулете, подаренном Даудом на его день рождения. — Ты чего? — Хмурит брови Энтони и отстраняется, когда ассасин начинает тихо смеяться. — Дауд... — Томас чуть было не рассказывает о своих печальных доводах, но вовремя себя останавливает. Тони не его друг. — Нет, ничего, прости. Спасибо за ногу, мне пора. Томас исчезает прежде, чем услышать возмущение Тони. А вместе с тем и нечто очень важное. Спустя время парень уже рыскает по своей комнате в поисках подарка и находит его на одной из книжных полок. Губы трогаются в улыбке, когда пальцы оглаживают слегка рифленую поверхность китового амулета. — Так значит, Дауд и правда сам его вырезал. — Говорит Том в пустоту, слыша тень эха в ответ. Чуть позднее к нему приходит Джефф, оповещая, что у группы Коннора появились проблемы на задании — один из новичков, посланных вместе с китобоем, смог добраться до базы и рассказать о том, что их группа в засаде и сейчас находятся в одном из заброшенных домов Винного квартала. Томас в спешке отдает приказ расставить патруль по всему Радшору, а сам не раздумывая двигает к Коннору. Весь путь он не обращает внимания на больную ногу, двигаясь максимально быстро, заглядывая во многие пространства в поисках ассасинов. Дело затрудняют ослабевшие Силы — после ухода Дауда они медленно начали испаряться, что заставляло Томаса находить все больше и больше поводов нервничать (в одну из ночей он всерьез подумывал сделать алтарь и поклоняться Чужому для собственной метки, но вовремя запихал эту идею глубоко в себя). Адреналин, бьющий в жилах, не давал отгонять все опасения от себя. Он безумно боялся, что они умрут. Но еще больше он боялся, что умрет Коннор. Парень осматривает с дюжину квартир, как заброшенных так и не особо, но не найдя, все же решается навестить ребят с Боттл-стрит — именно туда сегодня утром он послал группу, дабы решить пару вопросов, касающихся прибыли. Сам Том отчего-то боялся появиться у бутылочников. Слекджов бы не сделал ничего глупого, нет. Дед не настолько придурок. Не был им и не должен быть. Томас сидит на той же крыше, что несколько лет назад, и смотрит на такой же неизменный вид: члены банды все также играют в азартные игры, не волнуясь ни о чем, кроме ставок. Улыбка невольно озаряет лицо. Хоть что-то не меняется. Он проникает на винокурню также, словно пару лет назад, чувствуя, как внутри все переполняется теплыми воспоминаниями об этом месте. Запах виски из бочек, табачный дым членов банды, и их же громкий смех над повторяющимися шутками. Парень не будет отрицать, что безумно скучал, но при всем этом и не будет забывать свою цель. Томас перемещается на лестницу, с удивлением замечая на месте дыры дверь, а уже подойдя, прислушивается: за ней он различает активный, однако невнятный диалог, и распахивает незапертую дверь. К удивлению он обнаруживает Слекджова в окружении двух китобоев. Все живы, целы, здоровы. А еще смотрят на него. — Что происходит? — Несколько опешив, дергано вопрошает Том, оценивая ситуацию. Когда они выбрались из плена? Слекджов помог им или сам создал засаду? Был ли плен вообще?.. — Томас?! — Спрашивает Слекджов, хлопая глазами. — Пацан, а ты неплохо поднялся. Или вырос, как угодно. — Быть может сейчас — наоборот. Я повторю: что тут произошло? — Зеленоглазый был бы рад разделить со старым знакомым пару фраз, поделиться рассказами о жизни там, однако времени не то чтоб было, ну, вообще. — Мы пошли на миссию чуть позже, чем планировалось — один из новичков задержался в силу какой-то причины, я простил ему это, — четко произносит Коннор, как бы отдавая рапорт. — Около получаса назад, быть может больше, этот самый новичок решил обыскать заброшенные квартиры неподалеку, я решил, что это будет вполне полезно, хоть и шанс найти что-либо был мал... Томас? ...А может его надули? — Нет. — Парень чуть ли не падает, но вовремя облокачивается локтем об стенку. Руки дрожат. — Мерзкий Боже, не может быть... Его надули. Спланировали, убедили, кинули. Предали. Свои. Опять. Опять. Опять-опять-опять... Но в этот раз он берет себя в руки. — Мне все равно на каком моменте переговоров вы остановились — идем на базу. — Старается прикрыть рык Томас. Судя по окаменевшим телам бойцов получается не очень. — Я сказал мы идем на базу. Сейчас же. Китобои кивают и уже через секунду Слекджов провожает их взглядом. Пока они преодолевают дома, улицы, Томас вместе с прохладным ветром пытается спровадить наваждение. У него на самом деле выходит. Однако, это имеет смысл только сейчас — он прекрасно понимает, что чуть позже, когда ему престанет выбор между смертью и помилованием, это все потеряет всякое значение. — Нас предали. — Хрипло кидает он уже около ворот Радшора. Коннор молчит, второй китобой откашливается. — Кто? — Новички. Минимум двое. — Теперь троица бежит по крышам пустых домов. — Проверьте заложников-смотрителей, попытайтесь не попадаться никому на глаза. Уведите кого-нибудь и ретируйтесь. Это приказ. Они останавливаются. Томас оглядывает мужчин взглядом, они не двигаются. — Это приказ. — Уже более грубо говорит парень. Китобои кивают и с трудом испаряются. Через время он перемещается к кабинету Дауда — с ухода второго это место практически не изменилось, ибо Томас оставался в своей "комнате" не желая нарушать.. напоминания о прошлом мастере. Вопреки всем его надеждам Смотрители уже были там. Безумный кошмар наяву полугодовой давности повторялся. Ассасин не видит ни одного китобоя у них в плену и решается атаковать. По началу кидает гранату, а после спрыгивает, одним взмахом клинка добивая шарманщика, пуская его кровь на близстоящего смотрителя. Второй вскоре также бездыханно падает на пол, только уже от громкого выстрела. Томас оглядывается — четыре трупа. — Значит, они не должны были успеть взять много заложников. С этой мыслью парень покрепче сжимает в руках окровавленный клинок и целенаправленно идет убивать. Он не был уверен, за что именно он мстит: за ложь и подорванное доверие, за безграничную наглость, за повторение прошлого или же за себя самого, которому во второй раз приходится чувствовать себя жалким. Брошенным. Когда у Томаса перестают работать Силы, а в голове мелькает сравнение с Даудом, он убивает семерых. Когда у Томаса начинается раскалываться голова, на его руках кровь еще пятерых. Когда Томас чуть не теряет руку — клинок упивается кровью еще троих убитых. Их было много, однако это абсолютно не имело значения. Заложников они, впрочем, все же взяли. Том, к слову, спас каждого из них. Стоя посреди трупов, он делает глубокие, ненасытные вдохи, пытаясь впечатать этот момент в свою память насколько можно отчетливее. Он мог бы без зазрения совести описать все свое наслаждение от их смертей любому встречному и обещает самому себе описать его Энтони. Тот же просил рассказывать ему как можно больше всего, так пускай получает. "Энтони." Вмиг все положительные эмоции испаряются. На их место приходит паника. Томас пытается как можно быстрее добраться до медицинского блока, сокращая дорогу до минимума. Адреналин от боя сходит на нет и он ощущает надвигающийся страх. Раны начинают отрезвляюще болеть, заставляя парня двигаться еще более медленно. До блока он добирается тяжело, под конец чуть ли не падая — как оказалось, ко всему прочему дневная рана начала кровоточить, а на второй ноге было два сквозных прострела от пуль. — Тони! — Кричит ассасин как только открывает дверь. Повернув голову он останавливается, уставившись в открывающуюся картину. Привычная ему больничная палата сейчас выглядела как место из кошмара: теплые лучи вечернего солнца падали на дрожащего китобоя в конце помещения, склонившегося над кем-то другим, а вокруг повсюду были алые пятна крови. Несколько смотрителей, вернее их изуродованные трупы, лежали друг на друге около стен. Том вспомнил, как однажды в детстве он проследовал за братом в светлое здание, посреди которого находилось странное сооружение, отдаленно напоминающее святилища Чужого. Тогда его брат встал на колени пред ним и покланялся, неразборчиво шепча. Высокие потолки шли арками, держась на огромных колоннах, переливающихся в утреннем свете. Томас навсегда запомнил ту картину. На протяжении нескольких лет эти места переплетались между собой, дополняли друг друга. Давали Тому вдохнуть частичку хорошей стороны прошлого и серые краски настоящего. Сейчас же медицинский блок, который некогда вселял дикое умиротворение, был чем-то незнакомым. Пугающим. Парень боялся сделать шаг. Он знал, что может увидеть. Кого он может увидеть. Однако, сглотнув ком в горле, он все же осторожно ступает вперед, чтобы спустя несколько секунд опустить на плечо рыдающего руку. Он помнил его — это был один из новичков, некий Куинн — Тони иногда говорил о нем, а парень же считал их "отношения" странными, только по-прежнему не говорил ни слова, позволяя доктору на время перестать корчить угрюмую мину. Выглянув из-за спины бойца, Том находит у того на руках бездыханное тело Энтони. Тело его друга. Мягкие лучи ложились на его лицо, сглаживая морщины и предавая мужчине до одури непривычный, умиротворенный вид. — Я знал.. — Сквозь слезы шепчет парниша. Томас не может перевести взгляд с тела доктора на него. — Сегодня утром он-они сказали, чтобы меня не было на базе. Они хот-хотели убить всех твоих людей, тебя самого. Я не мог.. не мог рассказать. Они знали, говорили, что убьют его. Они... Томас встает на колени и прижимает Куинна к себе, тот утыкается головой в его плечо, отпустив Тони и обхватив ассасина кровавыми руками так сильно, что второй буквально чувствовал, как его собственные раны вновь начали кровоточить, однако так и не сказал ни слова. Стиснув челюсти, зеленые глаза закрываются и он опускает голову. Куинн пытается успокоиться, делает размеренные глубокие вдохи, но вновь, раз за разом поддается слезам. Все это время ладони Томаса успокаивающе водят по его спине. В воздухе летает металлический запах крови. Эту ночь Том не проронил ни единой слезы и также не сказал ни единого слова. Они практически не знали друг друга, только сейчас это было абсолютно не важно.***
Они снова потеряли людей. Они потеряли видимость защищенности. Они потеряли Силы. А вместе со всем этим они потеряли смысл оставаться в группе. Ночью Томас был один. Сидя в своем кабинете, распивая вино и куря сигарету, он вспоминал последние часы проведенные вместе с Даудом. Парень не мог не сравнивать себя нынешнего с ним прошлым. Он начал его понимать, видеть все больше смысла в его словах и действиях. Сравнение и воспоминания вогнали Тома в отчаяние. Все важные документы, имеющие хоть толику ценности, Смотрители забрали, порвали или сожгли. Все наработки, планы, письма заказчиков, а вместе с ними и книги, рисунки, дневник. Все, кроме ныне ненужных рун да костяных амулетов. Он взял самый бесполезный и значимый из них и крутил его перед собой уже которую минуту, обдумывая свои дальнейшие действия. Томас хотел кинуть все в Бездну. И сейчас же он видел в этом смысл куда больше, чем в остальных вариантах. Теперь предали его, и не один человек — с десяток новичков, убежденных в том, что творят благое дело, объединившись со Смотрителями. Возможно, это и правда было благим делом. Этой ночью на улицах квартала вновь горят костры — Китобои сжигают убитых врагов, а так же предателей. Это решил не Томас, нет, то были его люди — парень вновь повторил действие Дауда, дав волю на решение судьбы другим. Ассасин вслушивается в треск древа, громкий крик одного из предателей, и осушает свой бокал. Он не сдает Куинна, потому что не видит в этом смысла — тот не имел вариантов. То же произошло и с частью других новичков, которые только-только были втянуты в группу. Парень, взяв с собой амулет, покидает комнату и, пройдя пару метров, оказывается в кабинете Дауда. Тут холодно, однако даже в одной футболке парню все равно. Он лишь принимает мурашки как должное и медленно, в силу ранений, ступает по скрипучему деревянному полу, специально наступая на самые громкие доски. Он знал это место вдоль и поперек, знал каждый камешек этого здания, да и весь квартал уже давно врезался ему глубоко под кожу. Также он до сих пор чувствовал.. Дауда. На губах появляется грустная улыбка. С завтрашнего дня все это станет очередным воспоминанием. Поэтому придется запечатлеть все это в память еще раз.