***
На листке выведены буквы, сложенные в слова. До невозможности чертовски ублюдские слова: «Приходи завтра по адресу…», «Я сохраню наш маленький секретик…», «…не хочешь, чтобы Катя узнала…», «…если ты постараешься…», «… о твоей измене». В закрытой спальне, сидя на уголку кровати в уличных джинсах, Позов читал письмо по сотому кругу, будто не веря, что там написано. — О твоей измене, — вслух прочитал Дима снова. — О измене, — глаза не решались моргать, они остановились на последнем слове. — Измена. Ручка двери повернулась, и в спальню резко заглянула Катя с кухонным вафельным полотенцем на плече. Вздрогнув от неожиданности, Позов скомкал письмо одним кулаком, делая вид, что это был мусор. — Солнышко, кушать будешь? Я тебе уже наложила. Дважды греть не буду. Дима умиленно улыбнулся, чем напряг жену. Так он не делал лет шесть, только в молодости, когда между ними бурлила страсть и влюблённость. — Конечно. Дай минуту, я переоденусь и приду, — кивнул головой мужчина и показательно начал рыться в шкафу в поисках домашнего. Только тогда, когда Катя вышла, Дима вновь мог выдохнуть и запрятать кулек бумаги в задний карман штанов. — Уже бегу, любимая, — крикнул через всю квартиру муж, руками проталкивая те самые джинсы глубоко в шкаф, под старые вещи.***
Пакетик волнительно разминали в руках, пока глаза бегали по двору в поисках бродячего чёрного облака. Разорвав упаковку, на дорожку около лавки длинные промерзшие весенним ветром пальцы начали выдавливать аппетитные мясные ломтики и содержимое, похожее на холодец. — Ксс-ксс, — сначала тихо позвал шатен, усаживаясь на край лавки. — Ксс-ксс-ксс, — более уверенно и громко обращал на себя внимание. — Ксс-ксс. Просидев минут пять, из-под лавки все же вышел новый друг. Чёрный с пушистыми щечками кот. Он вышел гордо, совсем не пугливо, в отличие от дворовых кошек. Сел неподалёку от вытянутых ног парня и завернул объёмный хвост ближе к телу, чтобы не замёрз. Мясные ломтики так манили, но тот не спешил приступать к обеду, он высматривал чужаков за своей спиной. — Такой красивый, — это было адресовано новому другу. — Оказывается с тобой не так одиноко. Сидел бы с тобой на улице целый день, если бы ты сам не убегал. Кот вздернул хвост и нагнул морду к выдавленному корму. Понюхав и лизнув шершавым языком, черное облако аккуратно съедало ломтик за ломтиком. — Сегодня я взял с кроликом. Тебе вроде нравится. Может ты даже разрешишь себя погладить наконец? Сколько мы друг друга уже знаем? Только Шастун начал тянуться вниз, протягивая ладонь, чтобы незаметно дотронуться до мягкой холки, как тут же кот встал на дыбы, зашипел, гневно замяукал, защищаясь. — Понял, — испуганно притянул ладонь к груди парень и замер. Обиженно чёрное облако махнуло хвостом и на мягких лапах уплыло, оставив недоеденным корм.***
— Ааа! — по среди ночи раздался крик из спальни Арсения. В поту Антон оторвался от подушки и смотрел в темную стену, не решаясь моргать. В глазах рябило, плыли мушки, в голове гудело. Притронувшись к своей груди ладонью, парень стряхнул с голого тела градинки пота. Кисти его тряслись, в стопах покалывало, а перед глазами до сих пор стояло рыло. Грязное, в сгустках слизи и слюней. Из хари торчали железные прутья, кожа разодрана, вытек глаз, другим, помутневшим, нечто смотрело прямо и скалилось. Антон сразу приложил ладонь ко лбу, боясь, что вновь поднялась температура и галлюцинации окутают его с головой и в этом мире. Полностью голым он вскочил на ноги, сбросив на пол одеяло, и помчался к унитазу, куда его вывернуло не меньше пяти раз. Голова кружилась, а от бессилия, юноша улегся прямо на пороге в туалетной комнате. Подбородок прислонился к стульчаку, лоб еле доставал до крышки. В таком положении Шастун проспал чуть больше трех часов, после чего, покосившийся, отправился обратно в спальню, не умыв со своих губ засохшую рвоту.***
Пять ночей в бешеных снах. Шесть дней в полном одиночестве, шесть вечеров на пустой кухне. Единственное, что его спасало до сих пор — разговор с безмозглым животным, который был слушателем получше некоторых людей. Так, в одну из самых худших одиночных ночей, Шастун упал с высокой кровати, продолжая бежать во сне от нежити. Схватившись за волосы на своей горящей голове, мальчик был готов отварить балкон и пархнуть с него и спикировать на асфальт темечком. Но решился выбежать на улицу в чем мать родила, для приличия натянув лишь спортивные штаны убийцы. Антона окутало миллиардами тончайших и острейших иголок, которые впились в его тело одновременно, когда тот вылетел из подъезда ужаленный пчелой. Это был мороз, настигнувший Петербург ночью ранней весной. Ноздрями парень ловил свежесть, пока тело сотрясалось в попытках себя согреть. Голая кожа над штанами покрылась красными бусинами — это были мурашки. Бившись от холода, сжимая челюсти, чтобы зубы не стучали друг об друга так громко, Антон сел на скамейку, не жалея свое тело. Как наказание за то, что голова показывает нечто необъяснимое и страшное. Юноша обнял себя руками, задыхаясь от холода, но неумолимо сидел на месте, собираясь проучить то, что живёт в его нездоровом разуме. — Мяя… — протяжно послышалось под ногами. — Нет-нет-нет. Ты не заберешься слишком глубоко в мои мозги. Это все глюки. Ты же знаешь, Антон. Ты же знаешь, — стуча челюстями прошептал себе мальчик. — Мяя? -послышалось вновь из-под скамейки. — Нет! Уйди прочь! Пошёл, ЧЕРТ! П-п-пшел вон! Антон так сильно зажмурил глаза, что когда послышалось третье «Мяу», он не сразу смог разлепить веки и увидеть его. Чёрный кот терся о ножки скамейки, любопытно разглядывая голубыми глазками ночного кожаного зверя ростом почти в два метра. — Скажи, что ты взаправду. Я схожу с ума, клянусь! — Мя, — подтвердило животное. — Я болен. У меня мозги плывут. Клянусь, я не наркоман, и никогда им не был. Грешу лишь сигаретами и в пятнадцать пиво попробовал. Я нормальный!.. то есть был. — Мрр? — Ты не поймёшь, ты не человек, — махнул рукой в сторону кота парень. — Я вижу то, что другие не видят. Они все у меня в голове. Преследуют, пытаются убить. Я шизофреник? — Фр! — Да что ты знаешь обо мне? — уже агрессивнее сказал в сторону пушистого тот. — Вот именно! Ничего! А хочешь узнать? Глаза у Шастуна желанно загорелись. Он нагнулся, присел, для лучшего броска и… Парень кинулся на асфальт, под скамейку, вставая на четвереньки как бездомный пёс. Стукнувшись головой об край лавки, ему все же удалось худой рукой намертво ухватить пушистый хвост. Кот недовольно зафырчал, вцепился в кожу когтями, зашипел, раздувая усы. — М-м-м… фрр-фрр-фррр, — услышал Шастун, когда спрятал кота под голую подмышку. Он открыл железную дверь, больше не имея смысл терпеть холод, особенно когда с одной стороны тебя грел пушистый друг, и вошел в подъезд. — Дома уж куда теплее и сытнее. Ты поверь мне, — погладил по холке мальчик.***
Дима стоял у зеркального шкафа-купе, расположившегося в прихожей. Стоял и молча на себя смотрел, стряхивая крошки с чистой темной кофты. Сегодня он надушился как никогда раньше сильно, сам не зная для чего, но так захотелось. Приодел новые штаны, которые надевал раза два: на выступление Савины в ледовом центре и на день рождения жены. Врачу показалось, что это будет хорошо сочетаться со всем остальным, только одного не мог понять — для чего такие крайности для встречи? — Дим, — послышалось с детской спальни, откуда вскоре выплыла Катя с завернутой на голове полотенцем и патчами под глазами. — Ты куда собрался? Позов посмотрел на жену через отражение, а после повернулся за спину. Он не знал чего ответить, кроме как не соврать снова. И это у него убедительно получалось каждый раз. — Я же говорил тебе. Сегодня пятнадцатое, у нашего нового хирурга день рождения. Он, дабы сблизиться с нашим коллективом, собрал нас, чтобы отпраздновать. Что поделать, Катюш? Он еще молод, только начинающий врач. Сузив глаза, девушка недоверчиво переспросила: — И сколько молодому хирургу исполняется? — Тридцать один, — тут же, без толику переживаний в голосе и животе, буркнул Позов, рассматривая напоследок себя в отражении. — Подарок купил уже? — Мы сбросились с коллегами. Дима начал обуваться в полной тишине, под пристальным взглядом своей жены. А когда накинул на свои плечи зимний пуховик, нагнулся поцеловать девушку в щечку и прошептал: — Не переживай, я ненадолго. Пить не буду. Мужчина развернулся, чтобы выйти, переступил через порог. — Я люблю… — начала она. Дверь громко захлопнулась перед лицом Кати. — … тебя.***
На столике стояло уйма тюбиков, которые доставались из дальних полок ванной только по определённым праздникам и важным мероприятиям. Сегодня как раз был подобный вечер. Гребнем, выполненный ручной работой из красного дерева, Матвиенко мягко прочесывал непослушные чёрные пряди, собирая в единый хвост на затылке. Тюбик хрюкнул пару раз, прежде чем выдавить на ладонь бесцветную слизь, пахнущую химозной клубникой. Растерев меж пальцами, мужчина прилизал пару волосков, смотрящих в противоположные стороны, создавая причёску «одуван». Встряхнув баллончик, сверху нанесли лак. Помещение покрылось мелкими липкими каплями и резким запахом. Теперь же черные волосы, собранные в пучок, блестели и покорно лежали на голове, что беспрекословно нравилось Сергею. Он приподнял уголок рта, прищурил глаза и стал похож на опасного желанного, во всех пониманиях этого слова, человека. Тюбики сгребли со стола и кинули в тот же ящик ванной, где они неприятно стояли до этого, приглушили в комнате свет, что на потолке по углам горели слабые лампочки и бра над кроватью. Матвиенко раскрыл шкаф: Футболка — дёшево, пиджак — слишком официально, свитер — слишком жарко, водолазка — подчёркивает недостатки в фигуре. Сергей вытянул выглаженную черную рубашку с красными линиями по периметру воротника и такого же цвета пуговицами. Казалось, что это был дерзкий наряд и подходил к случаю, поэтому подобрали не чуть не отстающие по моде брюки, зауженные к концу. Носки и туфли на невысоком каблучке, дабы казаться выше, присоединились к образу следом. Матвиенко был полностью готов. Оставались штрихи. Парфюм на шею, кисти и в сторону ширинки. Золотая серьга с камушком для статуса. Немного тона на круги под глазами. Сам номер был готов к встрече гостя. Кровать с белоснежным бельём, пахнущим цветами орхидеи и миндальным молоком. В тумбочке рядом находилось все самое необходимое, что непременно понадобится в этой встречи. Казалось, что ещё нужно? Но Матвиенко не мог найти себе место, посидев и в кресле, и на кровати, разглаживая рядом с собой складки, он в конце концов находит себе место у окна, выглядывая на улицу в попытках найти знакомый силуэт.***
Дима сидел в машине больше получаса, запрокинув голову назад и полностью давая телу расслабиться. Он ждал время. Ровно столько, сколько было указано в письме. Не хотелось показать свою покорность, прибежав на встречу раньше назначенного времени, но и опоздать больше, чем на десять минут не позволял страх, что после может последовать СМСка Кате со страшным словом «измена». Позов старался скрывать свои чувства, находясь рядом с женой, но сердце его клокотало, и в голове было несносно от самого себя. И будто паук закутывал в кокон из тонких, но крепких узлов. И все же Позов боялся не того, что развалится брак или семья целиком. Больше всего он боялся, что на этом могла закончиться его спокойная жизнь. Время показало 23:59. Дима вышел из машины и накинул на себя поношенную куртку. Все крутил головой, рассматривая отель снаружи, когда здание в темноте подсвечивалось фонарями. Это было и вправду атмосферно и по Питерски богато. На входе мужчину впустил седобородый швейцар с напомаженными черными усами с подкрученными вверх кончиками. Он приклонил голову, открыв дверь проводил рукой гостя внутрь. Тут же приглушенным светом встретил его холл, двое охранников по бокам, широко улыбающийся портье и… Он выглядел поистине важной персоной, дерзко приодетый в костюм и лакированные туфли, что от них отражалась люстра, висящая под потолком. Матвиенко встречал его прям напротив входа, больше отойдя к центру, чем к двери, чтобы гость дошёл сам и этим показал свое подчинение. Дима, не задумывавшись об этом, зашагал к знакомому силуэту, но подойдя настолько близко, почувствовав от оппонента явно парфюм из знатного рода, вдруг остановился и застыдился. Врач опустил голову разглядывая грязные зимние ботинки, которые оставили следы за спиной, засохшие брызги от лужи на своих штанах и дешёвую куртку, купленную в сети магазинов, заслужившая свою популярность за счёт своих низких цен. — На две минуты позже, чем я назначил, — приподнял брови, оставив в глазах безразличие Матвиенко. — У меня ровно двенадцать, — ответил на это Позов. Сергей щёлкнул пальцами в воздухе и через секунду сбоку от хозяина появился официант с преданными глазами. — Через десять минут пусть в мой номер принесут заказ, — чуть в сторону шепнул армянин, и официант убежал в сторону кухни. Всем видом он старался показать себя в свете и свое превосходительство над людьми, тщательно и умело скрывая «трещины» в своём отеле. Недостаток алкоголя в баре он закрыл пустыми бутылками, заполненными водой, экономию на освещении обыграл как создание романтичной атмосферы для гостей. — Наш разговор не для посторонних ушей, — намекнул Сергей и направился к лифтам, куда следом хвостом зашагал и врач. Вскоре они очутились на этаже с номерами, а ещё через секунду вошли в номер хозяина. В нос ударил запах винограда. Намёки стояли на намеках, и врач прекрасно понимал о чем и где будет проходить их разговор, поэтому сразу уселся на кровать, готовясь слушать. — Сразу догадался? — промямлил под нос Серёжа, рассматривая на столе статуэтку Фемиды. Хозяин мимолетом стёр маску грозного начальника и превратился в настоящего себя. — Что это ты написал письмо? — переспросил Дима. — Да. — Конечно. Кто ещё может так криво писать букву «Р»? И кто ещё может угрожать, когда только с тобой я трахался в том кабинете? Матвиенко не смог подавить улыбку. Отстав от Фемиды, отодвигая её в угол рабочего стола, Сергей развернулся лицом, облокачиваясь ягодицами в край красного дерева. Он хотел было что-то сказать… что-то соблазнительное, но как только он поспешил открыть рот и выговорить, в дверь три раза постучали. — Сергей Борисович, заказ из ресторана, — послышалось с той стороны. Закрыв глаза и обидчиво проглотив слова, которые так били по сердцу, армянин медленно зашагал в сторону двери, вскоре которую отворил. В проходе стоял столик на колёсиках и робкий официант с провинившимися глазами. Молодой парень натягивал улыбку до ушей и трясущимися руками держал тележку. — Позволите? — официант хотел закатить телегу в номер, как делал это всегда, когда в номер заказывали еду, но дверной проем перегородили рукой. Так злобно брюнет пялился на подчинённого и неодобрительно покачивал головой. — Я сам, — грубо фыркнул хозяин, забирая тарелки и уходя в глубь номера. Но когда парень в униформе протягивал дрожащими руками ведро со льдом и бутылку игристого, на лице играла паника, что даже капля пота, покатившаяся по лбу, выдавала волнение. Матвиенко лишь подозрительно взглянул в его глаза, принимая алкоголь. Что-то явно с этим официантом было не так. Как только хозяин затворил дверь, работник исчез так быстро, что казалось он владел телепортацией.***
Десяти минутами ранее. Неуправляемая тележка застряла, когда официант прилёг на неё всем телом, пытаясь выкатить ее из узкого служебного лифта. Вскоре колёсики оказались на полу, подминая красный ковёр, выстланный по всей длине коридора, где располагались номера, в том числе номер самого хозяина. — Вот сучка, — зашипел хлюпенький официант, ногой поправляя создавшуюся складку. Самый просторный и богатый номер располагался в конце нескончаемо длинного коридора за поворотом. Туда и покатился непослушный столик с блюдами, накрытыми клошерами. Но как только парень начал входить в поворот, произошёл громкий «Бах!». Большинство столовых приборов полетело вниз, тарелки с бокалами звонко столкнулись друг об друга, а из-под низа выпрыгнула бутылка. — Нет-нет, только не игристое! Официант кинулся за укатывающейся от него бутылки, чуть ли не на четвереньках догоняя шампанское. — Блин… Блин-блин, — заистерил паренек, чувствуя как внутри несомненно все разболталось и от этого газики стали сильнее. Предчувствие, что во время открытия бутылки все содержимое выльется наружу в виде пены и обольет гостей, стояло поперёк горла. Страх усугублял гость, которым был сам хозяин. — Меня уволят, — схватился он руками за волосы. И только взглянув на сам стол и за него, работник познакомился с причиной столкновения. — Дура! Впереди стояла Ира. Вся потрепанная, с черными подтеками под глазами и стертой в уголках губ помадой. Явно вышла из номера очередного клиента, а когда выбегала в общий коридор, не подумала о том, что тут же столкнётся с тележкой, привезенной прямиком с кухни. — Тупая. Меня же теперь из-за тебя… — чуть ли не плакал официант, подбирая столовые приборы. — Да ничего страшного. Давай помогу собрать, — девушка было уже нагнулась за вилкой, как по её руке тут же хлестнули ладонью. — Ещё чего? Ещё хуже сделаешь, обляпаешь грязными руками посуду. Или вообще тележку перевернешь. — Ну извини, что я тоже на этом этаже работала. Паренек осуждающе поднял на неё голову снизу вверх, осматривая её тело полностью. — Запахнись лучше, «работница», — покачал головой он. Ира резко прикрыла неполностью оголенную часть, когда поняла, что после наклона за вилкой её декольте стало ещё более откровеннее. Собрав все в изначальное состояние, официант доехал до точки, где после постучал в дверь. Она отворилась, и Ира, выглядывающая половиной головы из-за поворота увидела своего сутенера, а чуть дальше… Девушка пригляделась. Внутри на кровати сидел мужчина, неизвестный ей внешне. И сам хозяин был принаряжен, а из номера дунуло резким одеколоном, которым будто обмывались десять минут назад. После того, как парень стремительно отдал заказ, он мигом погнал с тележкой обратно по коридору. Шёл так быстро, что ноги его заплетались, а Ира бежала по пятам. — Ты видел? — спросила она, пытаясь заглянуть в лицо. — Что? — грубо фыркнул тот. — Кого, — исправила Ирина. — В номере кто-то ещё был? Ты его знаешь? Видел раньше? — Не понимаю о чем ты, — сместил брови в одну официант. Явно в тот момент он думал о своей заднице, а не о левом госте, который сидел внутри номера хозяина. — И вообще какая разница кто там был? — Большая… — почти молча проговорила эскортница, остановившись посреди коридора, пока тележка неслась в сторону лифта. Ира небрежно протерла рукой губы, размазывая помаду по лицу сильнее.***
Матвиенко молча покрутил бутылку игристого в руках, всматриваясь в состав. Тут же между пальцами хрустнула золотистая фольга, освобождая путь взведенной пробке вот-вот вылететь на свободу. — Я за рулём, — коротко предупредил Дима, давая понять о намерениях уехать как можно раньше. — Хм-хм-хм, — в себя хихикнул Сергей, будто зная больше врача. — Условия сегодня ставлю я. Или Катя узнает то, что ей не следовало бы знать. Позов негативно встряхнул головой, прогоняя рык. — Тебе доставляет удовольствие, что нашёлся повод манипулировать мной? А между прочим тогда ты говорил, что будешь держать язык за зубами. Что не скажешь ни слова. — Получается соврал, — хитро улыбнулся армянин. — Годы в роли хозяина такого заведения поменяли меня. — И как вижу не в лучшую сторону. — И это ты про меня говоришь? Человек, который поменялся в лучшую… И где же твоя идеальная сторона? Только строишь из себя правильного. Самому не мерзко? — Нет. Жена, дети, работа, квартира, машина… нет, мне не мерзко. А где же твоя семья, Серень? Где она? — надавил на больную рану Позов. От этого Матвиенко ослабил хватку на пробке, и она сквозь мокрые ладони выскользнула с громким хлопком, устремляясь в потолок. В миг пена брызгами оказалась на пиджаке, рубашке, брюках и белоснежном ковре. Липкие капли покрыли туфли и умыли местами лицо. — Твою мать! — проорал мужчина, откидывая от себя полупустую бутылку. — Сукин сын, чёртов официант. Уволю! — Да ничего же не… — попытался перебить Дима собеседника, как тот озлобленно облокотился на стол и прожигал все вокруг глазами. — Где моя семья?! Где семья? Семья, блять?! Ты серьёзно? Вообще не выкупаешь? Или дурочку строишь? Плохо получается идиота играть, когда по жизни умный, — стесня челюсти шипел Матвиенко. — Вот моя семья, — указал он пальцем в сторону врача. — Сидит передо мной «моя семья». — Не я твоя семья… — А ведь после тебя у меня никого не было, — не желая слушать Позова Сергей его перебил своим монологом. — Сколько лет прошло? А я заново в девственники записался. — Это неправильно. — «Неправильно» — это было зайти шесть лет назад ко мне в квартиру и сообщить о разрыве. А потом жениться через месяц! Вот это «неправильно». А не трахаться ни с кем — это всего лишь побочный эффект. — Ещё любишь? — тихо прошептал Позов. Сергей уронил подбородок на грудь, скрывая дрожащие пухлые губы. — Ненавижу я тебя. Подонок ты. Ещё та конченная мразь. Но сердце, сука, бьётся… любит. Матвиенко провел липкой ладонью с запахом забродившего сладкого винограда по лицу, стирая влагу, и не заметил, как собеседник оказался за его спиной, но до сих пор держа дистанцию. — Моё тоже бьётся. С тобой все было по-другому. Было так легко. Но время безжалостно шло вперед и ничего не менялось. Ни того мы строения, чтобы перед богом венчаться и детей своих нянчить. Какими создали — мужчинами. И ничего между нами не менялось. Как день сурка. Каждый раз одно и тоже. Хоть мне и было хорошо, но надо было что-то менять. Жизнь «правильную» строить — во браке. — Все равно неправильно живёшь. — Неправильно, потому что любовь не даёт покоя, — ещё тише прошептал Дима ближе к уху. — Ты не даёшь покоя, Серень. Не отпускаешь меня, вот и не правильно живу. Из-за спины хозяина побежали мурашки, как только врач положил ладони на плечи, далее скользя на грудь, скрытую под мокрой чёрной рубашкой. — Я же правильно понимаю, что ты этого хочешь? — расстегивая верхнюю пуговку на чужом теле спросил Дима. — Может ты такой напряжённый и агрессивный, потому что тебе этого не хватает? — Да, — выдохнул армянин, поглаживая пальцами чужие руки. — Я сниму твои зажимы, — грубее начал массировать тело врач, но тут же перехватил горло хозяина, так плотно сжимая пальцы на шее, что тот кряхтел и закатывал глаза. — Но есть уговор! — Все что угодно, — губами проговорил тот, задыхаясь. — Я женат. — И никто этого не узнает. — Ты уже показал, что не держишь слово, шантажер. — Под расписку. — Пиши! Позов оттолкнул сутенера к столу и отшвырнул к нему рядом лежащую ручку и непонятный свёрток бумаги. — Пиши! — крикнул врач на пассию. — Дай сформулировать. — Под мою диктовку. Матвиенко приготовился писать, наклонясь над столом. — Я, Матвиенко Сергей Борисович… — Я, Матвиенко… — начал повторять армянин, быстро чиркая на листке коряво предложения. — Молча! — … — Буду хранить молчание о событиях, связанных с ночи… пиши число цифрами. Сергей быстро начиркал дату. — Подпись, расшифровка. Как только сутенер лично расписался ручкой, Дмитрий выдернул расписку и сложил в несколько слоев. Куда именно была спрятана бумага, Матвиенко не заметил, но после этого врач жёстко схватил любовника за подбородок, притягивая к себе. В секунду Матвиенко почувствовал все: жар, холод, дрожь, страх и упокоение. Он посасывал верхнюю губу вслед нижней, проникая языком глубже, соприкасаясь с партнёром. Как в танце шершавые кончики кружили и терлись друг об друга, обмениваясь вязкими слюнями вкуса ментола. Наконец, оторвавшись от страстного поцелуя, Позов хлестким движением вырвал из петель своих брюк кожаный ремень, который тут же накидывают на шею, как лассо. — Чшш… — одним звуком заставил пассива молчать, успокоиться и подчиниться желаниям другого. — Вставай на колени. Потянув кончик ремня вниз, Матвиенко опустился ниже и встал на колени, исподлобья смотря на главного. Тот ждал действий. Пальцами аккуратно проведя по ширинке, внутри что-то заерзало, а сверху послышались тяжёлые вздохи. Проведя целой ладонью — уже застонали. Пассив поцеловал теплое место сквозь ткань нижнего белья. Потом ещё раз, потом ещё, но уже чуть выше, и так пока губы не дошли до головки. Медленно, будто дразня, Серёжа отодвинул резинку и соприкоснулся с голой горячей кожей. — С-с-с, — резко издал странные звуки врач. Его член тут же дернулся вперёд и больше налился кровью. Это был знак того, что сутенер сделал дальше. Губами он страстно обсасывал одну головку, пока шершавый язык проходился по уздечке снова и снова, пуская импульсы с ног до макушки. Заходя все дальше, член любовника проскальзывал в горло, от чего тот будто терял рассудок. Делая передышки, Матвиенко отстранялся от мужчины сплевывая вязкие слюни, тянущиеся на половой орган с языка тонкими прозрачными нитями. — Возьми глубже, — молил губами Дима. Послушавшись, брюнет вновь нырнул в объятья похоти. Одними губами он жёстко стискивал член, что нежная кожица скользила вперёд назад. — Твою мать! — не своим голосом прохрипел в потолок врач. — Давно мне такого никто не делал. От такой, своего рода похвалы, Матвиенко заулыбался. Это придало ему больше сил и желания довести партнёра до блаженства. — Нет-нет, — запретил вдруг Позов. Потянув нижнего за подбородок, чтобы встал, он вцепился в губы, вкушая не только вкус пассии, но и себя. Пальцы жадно вытаскивали пуговицы из петель на чёрной рубашке, после та вовсе свалилась в ноги, перешли на пуговицу на брюках и ширинку. — Стой, — в губы пробормотал Сергей. — Что? Палец сутенера указал на тумбочку. — Там все есть, — предупредил мужчина, и в ответ ему лишь кивнули. Пальцы поглаживали торс армянина, перетекая выше, пока не достигла шеи. Кисть резко сжалась и надавила назад, заставляя отступать к кровати. Как только идти стало некуда, тело полетело спиной назад, где его принял прогнувшийся мягкий матрас. Дима, оставшийся стоять рядом, с грозным видом, прожигающим партнёра, снимал с себя кофту, а затем штаны, показав себя лишь в нижнем белье. Одним поворотом руки в воздухе, Позов приказал перевернуться на живот. Матвиенко так и поступил, краем глаза замечая, как рука доминирующего полезла в тумбочку, откуда выудила ленту из презервативов и голубой тюбик лубриканта. Фольга зашуршала за затылком, что-то мокрое коснулось ягодиц, на ушко лишь прошептали: — Не хочу тратить время и растягивать тебя, хочу чтобы почувствовал меня сразу и полностью. На выдохе, Позов медленно проскользил, в чем ему помогала смазка, заставляя прочувствовать все в полной мере и практически без боли. Ноги сводило судорогами, тело прошибало потом, минутное задержанное дыхание, и Матвиенко упал головой в простыню, протянув долго в матрас букву «А». — Боль скоро стихнет, если ты расслабишься, — посоветовал верхний. Внутри было горячо и узко. Начав двигаться, Дима ощутил как его сжимает со всех сторон, от чего оргазм начал быстро приближаться. Желание было слишком высоко, чтобы просто отказаться от него. Он начал представлять странные вещи в своей голове, что хоть как-то приостановит извержение, но картинки минета, как прелюдия, вклинивались сами собой. Позов схватился за плечи партнёра и остановился. — Не останавливайся, мне пару толчков и я кончу, — прохрипел Матвиенко. Почувствовав единство захлебывавшихся ощущений, и что вместе с ним готов окончить и партнер, Дима начал царапать, хватать, сжимать кожу на спине армянина, двигаясь так точно и быстро, что буквально через несколько минут первым взорвался Сергей. За ним заискрился и врач, поваливаясь на партнёра всем весом, придавливая, чтобы тот не смел шевелиться и сопротивляться, пока сам изливается внутрь.***
Вместо миски — блюдце со сколом. Вместо корма — сосиска, издающая кисловатый запах. Вместо лежанки — постеленные на полу листы газет и тряпка рядом, как лоток. Обустроив место своему новому шипящему другу, Антон уселся на пол рядом с котом, который принялся вынюхивать новую территорию. Парень облокотился о стену головой, высматривая потолок и попутно отпуская страх. Кот, будто был для него неким оберегом от бесов и демонов. То ли потому, что с котом не так одиноко, то ли кот и правда выгонял всю нечисть от мальчика. — Наверное тебе тоже здесь некомфортно. Меня когда сюда привели в первый раз, я долго существовал с мыслью, что меня убьют. Или то, что я умру сам, истекая кровью. В меня же вот здесь… — Шастун указал за бедро, — … прут насквозь вошел. До сих пор болит, нормально ходить тяжело, но когда нужно, через боль бегу. Антон замолк и прикрыл глаза. — Мне так страшно. Не знаю кому доверять. Можно я буду доверять тебе? — неожиданно попросил мальчик, ожидая ответного мяуканья или положительного мурлыка, чего он не услышал от кота. — Хорошо. Парень рвано выдохнул, и, захлопнув веки, прилёг боком на руку, что положил себе под голову рядом с блюдцем чистой воды. Так он и задремал, не уходя в сон глубоко из-за боязни, что кот уйдёт, спрячется или вовсе сбежит. Только когда начало светать, юноша поднялся на ноги, и, удостоверившись, что чёрный пушистый друг освоился на газетах, по привычке ушёл в гостиную. Забрался под плед, заполз рукой под подушку, и отвернулся к стенке, как раньше засыпал он сам, когда Арсений ещё был в квартире.***
— Да, — шепотом сладко протягивал Позов, понемногу шевеля бёдрами. Вверх-вниз. Матвиенко, прикрывая глаза от усталости, так же медленно, но все так же чувственно насаживался на половой орган, лаская себя руками. — Уже утро, — прошептал армянин, всматриваясь как в щели между шторами пробивались слабые лучи. — Так быстро время бежит. — Давно у меня не было такого долгого секса. Я уже не мальчик, чтобы через каждые пять минут повторять. — Дим, — вдруг серьёзным сделался Серёжа, не останавливаясь в движениях бёдрами в позе наездника. — Я ещё в двенадцать понял, что не такой как все. У меня не будет семьи как у тебя. — А зачем воздерживался после меня, другого почему не нашел? Ты же не последний гей на земле. Чего же ты ждал все эти годы? — Тебя, — признался Матвиенко. Дима был совершенно не удивлён, глубоко в душе он знал ответ и часто его озвучивал в слух, но серьёзной преградой был брак. Почему-то этой ночью преграда стала рассыпаться, начали появляться пути обхода. Позов схватил партнёра за ягодицы, заставляя замолчать и приступить к более приятному. — Ах…***
Впервые открыть глаза после сна было счастьем, а не поводом подумать «опять нужно прожить ещё один день». Сергей и правда улыбнулся спросонья. Его длинные волосы были взъерошены, немного склеены на концах от вчерашней укладки и от брызг шампанского. Мужчина помнил все о сегодняшней ночи, чувствовал тепло под одеялом сбоку, слышал сопение и биение своего растаянного сердца. Боясь разбудить партнёра, Матвиенко вылез из постели, полностью голым прошагав до ванной комнаты, где под струями горячей воды, мужчина вновь отправился в воспоминания прошедшей ночи.Жаркие объятья, грязные слова, шептание на ушко, болючие засосы на шее.
Сергей потрогал пальцами кожу на шее. Там и правда красовалось несколько красных пятен с мелкими кровяными вкраплениями.Грубый секс, рывки бёдрами, стоны партнёра снизу.
Матвиенко дотронулся до ягодиц. Они мигом заискрились болью и загорелись краснотой.Звенящие шлепки по ягодицам разносились эхом по номеру и изредка слышались за его пределами. Не для кого не секрет, что в подобном месте могли происходить драки или избиения — это не поощрялось и не запрещалось, лишь бы это было скрыто от глаз гостей и за закрытыми дверьми. А секс с местными эскортницами вызывал у представителей мужского пола некоторое восхищение, особенно если стоны и иные провокационные звуки длились более, чем полночи.
Смывая с себя запах секса, мужчину все больше погружало в состояние возбуждение, и ниже пояса все начало наливаться кровью и источать желание к продолжению прошедшей ночи. Насухо вытерев свое тело и смакнув лишние капли с длинных волос, Матвиенко протёр запотевшее зеркало рукой, чтобы взглянуть в него. Он не узнал самого себя. Узнал себя молодого, еще исхудалого молодого парня со стрижкой ёжик. Увидел того, кто в тайне от друзей встречался с человеком своего же пола. Того, кто ещё верил в любовь и в будущее. Того, кто с Димой был не друзьями, а парой. Надев лишь брюки и оставив торс голым, армянин вышел из ванной комнаты, благоухая миндальным гелем для душа. Но открыв дверь, перед собой встретил готового выйти в коридор Диму. На минуту мир перестал существовать, а время остановилось вовсе. — Уже уходишь? — с растерянным лицом спросил хозяин отеля. — Извини, мне пора. Дома заждались. Ночь была прекрасна, но… — бегом проговорил Дима, все пытаясь нажать на ручку входной двери. — Но… — Но не надейся на что-то большее. Матвиенко молча развернулся и ушёл в спальню. Через секунд десять он вновь появился в коридоре и так же молчаливо приблизился к Позову. — Для тебя эта дверь всегда открыта. Захочешь повторить… приходи, — с небольшой паузой прошептал в лицо Сергей, рукой приложив свою ключ-карту к сенсору замка. — Теперь открыто. Дима оглядел лицо любовника и медленно выскользнул в коридор, ведущий к лифтам. Как только дверь за спиной закрылась, врач заполз рукой в карман и вытащил пропажу, которую так долго искал то в больнице, то в машине, то в родной доме, а нашёл в номере Матвиенко. Это были очки, с изляпанными стеклышками. Позов надел их, как только вышел из здания отеля.***
— Где! — разрывался в голос Матвиенко, вытряхивая из ящиков барахло. — Где-е!!! Он собакой рыскал по комнатам, скидывая постельное белье с кровати, раскидывая на своем пути другие ценные вещи, не находя главного. Он точно помнил, что убрал украденные очки в самый неприглядный угол, где никто не найдёт. Но теперь Сергей не может найти их сам. — Сука! Где они? Мужчина осел посередине наведенного бардака, лицом утыкаясь в ладони. Он потерял дорогую вещь, которую невозможно оценить бумажками, а лишь воспоминаниями. Теперь он беден. Беден во всех пониманиях этого слова.***
Катя сделала все, для романтического вечера. Налила в бокалы вина, набрала горячую ванну, взбила плотную пену, добавила пару капель эфирных масел на свой выбор. Для ванильной романтики не хватало лишь лепестков роз, разбросанных от входной двери к ванной комнате и горящих свечей, вместо света. — Это что? — остановившись прям на пороге, спросил Позов. Жена тут же подскочила за его спину, мягко стягивая с туловища свитер. — Это? Я решила устроить тебе сюрприз. Савина на фигурном катании, а Теодор у бабушки. У нас есть немного времени побыть вдвоём. Её рука скользнула по груди, немного приставая к мужу с намёками в своих движениях. Она была хитра как лисица, умней своего супруга, продумывала каждый шаг лучше шахматиста и точно замечала каждую мелочь. Её не выдавало лишь одно — её милое личико и полные любви глаза. Катя, стянув с мужа все вещи с его тела, отправила к ванне, где тот погрузился в некий покой и умиротворение, забыв о сегодняшней ночи на некоторое время. Для жены он отсутствовал только потому, что у ногового работника был день рождения, но по истине… Десять часов назад Набрав на телефоне старого товарища, с кем в бригаде работал Позов, Катя слушала гудки. — Неожиданно, Катя. Рад слышать, — на той стороне трубки послышался грубый голос мужчины. — Рома, извини что так поздно, но я хотела поздравить вашего нового коллегу-хирурга с Днём Рождения. Хотела это сделать через Диму, но он трубки не берет, — солгала Позова. — Какого нового коллегу? Кать, у нас из новых только санитарки, — с недопониманием Косицын даже пожал плечами. — Ой, значит я что-то перепутала, — немного наигранно посмеявшись, Катя добавила. — Хирург из другого отделения, я перепутала. Извини за беспокойство. Голова кругом идёт целый день, наверное из-за погоды… Сейчас Катя уселась на пяточки, кисть погрузив в горячую воду, игриво перебирая пену в ладони. — Ди-и-им? — улыбаясь протянула жена. — А ты меня любишь? Мужчина молча посмеялся. — Конечно. У нас двое детей, мы так много с тобой прошли, мы женаты… — Нет, — резко перебила она, — ты меня любишь все так же, как тогда? Лицо Позова обратилось в камень. — Все так же. Катя нежно улыбнулась, её глаза заискрились от слез, а все потому, что знала правду. Рукой еще немного пошебуршав в воде, разгоняя пену от бортика к бортику, девушка ещё раз оглядела мужа и его шею, после чего плавно распрямилась во весь рост. Странно сжимая губы в линию, что они побелели, вытерла руки и, приоткрыв дверь, вышла. — Подожди, ты куда? Давай вместе ванну примем? Или хочешь, я наберу тебе новую? Спинку потру мочалкой. Жена обернулась и через слезы улыбнулась. В её глазах так горела любовь и боль, что еле сдерживались градинки на ресницах. — Хорошо, — согласилась она. — Сейчас приду, — и вышла. Начав вставать из воды, стряхивая щекотную пену с тела, Дима дернул головой, услышав как входная дверь громко хлопнула. — Катя? Катя!***
Катя перебирала руль в руках, не понимая куда рулит. В непонятном направлении машина плелась по улицам, а встав на КАДе в пробку из-за очередной аварии в гололед, разрыдалась. Лоб её упал на руль в то время, когда слезы стекали по лицу. Заметить, что в семье происходит разлад, для супругов не так сложно. Сначала пропажа романтики, потом снижение качества секса, затем вовсе сведение его до минимума. Редкие семейные ужины, исчезновение общих тем, утрата интереса к партнёру как к объекту вожделения и восхищения. Катя понимала, что рано или поздно все это могло привести к этому — к измене — хотя не сознавалась себе до сих пор. Девушка рассыпалась окончательно, хватаясь тонкими женственными пальчиками за руль, подтягиваясь на нем, прося спасения. Ее сердце дергалось в конвульсиях и погибало от пламени, сжирающее её живьем. Заподозрить измену может каждый, но доказать… Уйти на праздник к новому хирургу, которого не существует, и появиться только днем с запахом другого тела. Уж Катя точно знала как пахнет её муж. Запах был неподражаем, не передающийся словами, лишь стонами. Но если все эти догадки ещё можно назвать «надумала», то красная шея от засосов была прямым криком о измене. И это было далеко не натертая шея от воротника или язычка, а бордовые пятна с мелкими кровавыми точечками. Сзади резко и громко раздался гудок, что девушка очнулась и нажала на педаль газа, понимая что стоит, когда все остальные в пробке уже тронулись черепашьим шагом вперёд.***
На следующий день Позов вышел на дежурство. Первым делом переоделся в неглаженую форму (так он ходил довольно редко, только когда жена уезжала с детьми к маме), а вторым — пошёл проведать друга. По прошествии трое суток Арсений сильно изменился. Его лицо выражало даже какие-то эмоции, в руках прибавилось силы, а в ногах энергии. Дима это понял, когда, зайдя в палату увидел Попова, стоящего у окна и разглядывающего вертолетную площадку. — Завтра уже выписывают, — признался брюнет, скрестив руки на груди. Позов лишь качнул головой в знак того, что уже обладает такой информацией. После тяжёлого ночного дежурства, а оно было поистине тяжёлым и изматывающим, так как все бригады скорой помощи по стечению обстоятельств везли кардио-пациентов в одну больницу, Дима заехал в квартиру к киллеру. Цель была настолько простая, что на её выполнение понадобятся минуты. Позов открыл дверь своими ключами, и первое что бросилось ему с порога — запах затхлой хрущевки, какой не являлась квартира новостройки, и животными испражнениями. Мужчина сморщил лицо, не решаясь закрыть дверь в подъезд, ведь это был единственный источник свежести. Он лишь снял обувь и прошёл в спальню, нараспашку открыв балкон, создавая сквозняк. Позже врач заглянул в гостиную, а заметив спящего парня, прикрыл дверь, дабы не мешать. Всё же время было раннее, утра ближе к шести. На кухне же Дима заметил те самые тряпки, источающие запах мочи, миску полную воды и корма, постеленные газетки. Позов сморщил лоб ещё сильнее, губы превратились в линию омерзения. Он не решился предпринимать что-то по этому поводу, оставил на решение Попова, все же территория чужая. Он навёл порядок лишь в спальне: сменил постельное белье, закинул грязные вещи в корзину, смахнул лишнюю грязь и пыль с поверхности. Что самое главное — привёз нужные препараты по рецепту врача и поставил на видное место, возможно так Арсений поймёт намёка. Уходя, Дима вернул все как было: закрыл балкон, закрыл входную дверь, так и не заподозрив, что несколько минут тому назад на бесшумных пушистых лапах через эту дверь выбежала чёрная тень. Выбежала в неизвестном направлении и скрылась навсегда, блестнув в темноте подъезда голубыми глазами.