В духе Нью-Йорка

       — …А потом она разломала свой факел пополам! И начала жонглировать его головешками! — восхищенно рассказывал Итадори, активно жестикулируя, пока идущий рядом Мегуми рассматривал фотографии на его планшете.               — Я пару раз видел выступление Утахиме. Это и правда выглядит феерично, — протянул парень, увеличивая изображение венка на голове Иори. — И над костюмом она хорошо потрудилась.               — Да, как и Юута с Маки и Мивой! — закивал Юджи, заметив, что Фушигуро свайпает в начало альбома.               — В интернете, наверное, много видео с их выступлений. Они довольно популярны. Я тоже какое-то время участвовал в их шоу, это было между увлечением руфингом и стрит-артом, — признался Мегуми, поднимая глаза на дорогу.               — Что?! Ты выступал?! — в удивлении воскликнул Итадори. — Годжо сказал только, что ты владеешь мечом, но не говорил, что ты тоже был частью шоу!               — Неудивительно, — фыркнул Фушигуро и как-то таинственно ухмыльнулся.               Сегодня он целый день удивлял Юджи. Сначала позвонил в обед и попросил о встрече. «Ого, до сих пор остались люди, любящие телефонные разговоры?» — подумалось тогда Итадори. Потом Мегуми встретил его у офиса фотоагентства и завел разговор о конкурсе. Выяснил все подробности, уточнил время и место, до мельчайших деталей вызнал все особенности постановки, показал с телефона все свои работы на холстах, чтобы выбрать лучшую.               — Да ты к этому конкурсу относишься серьезнее меня! — усмехнулся на это Юджи.               И вот так они гуляли по знакомым улицам Бруклина. Незаметно для себя Итадори припомнил недавнее шоу и, заметив вопрос в глазах Фушигуро, не смог удержаться от соблазна, рассказывая все в мельчайших подробностях. И сейчас разговор плавно перетек в обсуждение Годжо.               — Что ты имеешь в виду? — спросил Юджи, пристально глядя на ухмыляющегося парня.               — Просто Сатору странно себя ведет, — пожал плечами Мегуми, не прекращая загадочно улыбаться.               — А он разве не всегда такой? — с усмешкой спросил Итадори.               — Сейчас он еще чуднее, — хмыкнул Фушигуро. — Ходит все время в задумчивости, стал невнимательным, вечно в телефоне сидит, на учебу потихоньку забивает. И почему-то очень много тренируется, никогда раньше не замечал за ним такого усердия…               — Тренируется? — переспросил Юджи, с интересом заглядывая в лицо поглощенного своими мыслями Мегуми. — Типа ходит в качалку?               — Кто? — вдруг раздался третий голос.               Итадори так и подпрыгнул на месте, резко разворачиваясь. Позади них стоял улыбающийся Годжо, засунув руки в карманы черных спортивных штанов. Они расширялись к низу, но на щиколотках удерживались резинками. По боковым сторонам шли узоры, будто кто-то разбрызгал краску — справа ярко-голубой, слева ало-красный. Черная борцовка плотно облегала его торс, а на левом запястье красовались сразу два напульсника в цвет узору на брюках. Черные пружинки на знакомых очках блестели в свете заходящего солнца. И в довершение ко всему отросшие светлые волосы были собраны в крысиный хвостик на затылке, а спереди неубранные пряди держались на невидимках.               — Ты меня напугал! — возмущенно воскликнул Итадори, картинно хватаясь за сердце и от неожиданности забывая, что оно слева, а не справа.               — Прости-прости! — мило улыбнулся Сатору, примирительно подняв руки вверх. — Так про кого вы говорили?               — Про тебя, — просто пожал плечами Мегуми. Годжо посмотрел на него каким-то нечитаемым взглядом и не стал комментировать.               — Юджи, не хочешь этим вечерком прогуляться? — спросил он вместо этого, развернувшись к парню.               — Даже не знаю. Завтра фотосессия, так что я хотел выс… — начал Итадори, но Сатору привычным образом проигнорировал его, одной рукой подхватывая под локоть, а другой выдергивая у Фушигуро планшет.               — Пока-пока, Мегуми, ужин тебе придется приготовить самому! — слащаво пропел Годжо, быстро шагая в одному ему известном направлении.               — Ты итак никогда не готовишь, засранец! — прокричал в ответ Фушигуро, сложив руки рупором.               — А что, ты плохо готовишь? — с интересом спросил Юджи, приноровившись к быстрому шагу Сатору.               — Да нет, просто не люблю, — пожал плечами парень и заметно замедлился. — А ты?               — Мне наоборот нравится, — улыбнулся Итадори. — С переездом я научился готовить местные блюда. Хотя до сих пор привычнее есть хаси.               — И ты, например, ешь пасту, подцепляя ее палочками? — вскинул брови Сатору. — И удобно?               — Я так привык, — развел руками Юджи. — Хотя американская кухня вкуснее японской.               — А мне плевать какая кухня, сладкое остается вкусным в любой стране! — торжественно пропел Годжо, усаживаясь на скамейку под навесом автобусной остановки. — Портовая маршрутка прибудет минут через пять, так что посидим немного.               — Мы куда-то плывем? — поинтересовался Итадори, аккуратно присаживаясь рядом и укладывая планшет в рюкзак.               — Да, на Манхеттен, — кивнул Сатору. — Мы много гуляли, и я показывал тебе живые достопримечательности. Однако ты так и не ощутил на себе ритм Нью-Йорка.               Юджи уже хотел поинтересоваться, но Годжо встал со скамейки и в потоке людей зашел в маршрутку, поманив за собой пальцем. Итадори уселся на кресло у окна и развернулся к умостившемуся рядом парню. Он уже хотел спросить, но Сатору сам продолжил свой рассказ:               — Да, Кугисаки барабанщица, но ей не дано услышать биение жизни этого города. Плотный трафик, спешка, уличные выступления — это, конечно, тоже отражает волнения, но только в том месте ты сможешь по-настоящему увидеть, как колышется Нью-Йорк. Ведь мы едем в самое его сердце — на Таймс-сквер!               Оставшуюся авто-паромно-пешую дорогу Юджи пытался вызнать у Годжо, на что они будут смотреть теперь, но парень молчал и только разводил руками. Вскоре они вышли на театральную площадь. Черные небоскребы ярко сверкали рекламными баннерами и вывесками. На удивление автотрасса была перекрыта, и люди спокойно ходили по проезжей части, весело что-то обсуждая. Напольные прожекторы испускали в небо неоновые лучи, расцвечивая смурные облака. Звучала музыка, слышались громкие разговоры и смех, откуда-то доносились ожидающие возгласы.               — Я, конечно, не жалуюсь на свою стипендию, но от подработки не отказываюсь, — весело ухмыльнулся Сатору, подходя к самому центру перекрестка. Ровно по полям зебры тянулись ограждения, за которыми расстилали какое-то амортизирующее покрытие, часто встречающееся в спортзалах.               — И кем ты тут работаешь? — осторожно поинтересовался Итадори, покосившись на ухмыляющегося парня.               — Увидишь, — таинственно ответил он. — Смотри, сейчас начнется.               Под заграждение поднырнул темнокожий парень с бритыми висками и множеством пирсингов на лице и поднес к губам микрофон.               — До-о-обро пожаловать на Таймс-сквер! — зазывно протянул он, и толпа взревела, приветствуя ведущего. — Раз уж вы здесь, то вы пришли повеселиться! И сегодня мы вам это покажем! А откроют наше шоу Джульетт и Purple Guy!               Стоило ведущему смешаться с толпой, как на площадку с разных сторон вышли двое ребят. Девушка с целой копной темно-русых афрокос, одетая в серые джинсы, кислотно-зеленую ветровку и кроссовки на высокой подошве в тон. И парень с ярко-фиолетовыми волосами, косплеящий миньонов из второй части мультфильма «Гадкий я». Юджи потянулся за камерой, не отрывая глаз от площадки, как вдруг чьи-то тонкие пальцы обвились вокруг его запястья. Сатору хитро ухмыльнулся и покачал головой, отпуская его руку без единого слова.               Вдруг зазвучала электроника, и началось что-то такое, чего Итадори и не надеялся увидеть где-то кроме экрана ноутбука. При первых же нотах динамичной музыки ребята в центре быстро задвигались в разных стилях, улыбаясь друг другу и всем вокруг. Начиналось все с резких выбросов рук и отточенных дорожек шагов, но вскоре они раскачались и отпустили себя. Purple Guy и Джульетт прыгали, крутились на полу, подскакивали в шпагатах, картинно падали и тут же вставали. Публика зазывно кричала и хлопала в такт музыке, а хип-хоперы танцевали, подстегивая зрителей провокационными движениями в их сторону и непредсказуемыми действиями. Яркие, динамичные, дерзкие, они умело заводили толпу, полностью наслаждаясь своими движениями.               — Добро пожаловать на танцевальные баттлы, — Юджи вдруг ощутил на своем ухе шепот Годжо. — Многие зрители делают ставки на победителя, которому потом сыпется кое-какой процентик с выигрыша. Но тут нет никого, кто танцевал бы ради денег. Все здесь ради свободы.               Итадори кое-как оторвал взгляд от танцпола и посмотрел на Сатору. Он выглядел по-особенному. Годжо неотрывно смотрел на танцоров, но видел что-то большее, чем просто движения. Казалось, он смотрит в саму суть выступления, замечает то, о чем другие даже не догадываются. Сатору был без очков, и сейчас его глаза, отражающие неоновый свет прожекторов, действительно сияли. Юджи показалось, что вокруг пронесся вихрь свежего горного воздуха, какого даже в Канаде не сыщешь. Ему и раньше казалось, что глаза Годжо волшебные, но именно сейчас он понял всю их магию.               Парень выглядел по-настоящему восхищенным. Итадори не знал, о чем он думает, но отчего-то атмосфера вдруг стала особенной. Весь мир словно замер, растворился, смазался кнопкой «размыть» в фоторедакторе. Остался лишь профиль Сатору и гулкое биение сердца Юджи где-то в шее. Вокруг мелькали приглушенные разноцветные блики, на фоне которых выделялись белоснежные волосы, инеем стелющиеся над лазурными глазами. Итадори, не ведая, что делает, осторожно коснулся руки Годжо, не отрывая от него взгляда. Сатору вздрогнул, посмотрел на него своими проникновенными глазами, и осторожно переплел пальцы, с восторгом сжимая их. Миг словно растянулся.               Юджи очнулся, только когда публика вокруг них взревела. Ведущий держал руку девушки высоко над ее головой, а толпа приветственно кричала. «А, они смотрят на реакцию публики и так выбирают победителя», — догадался Итадори. Он бросил взгляд на Годжо и вдруг наткнулся на его игривую ухмылку. Парень расцепил их пальцы, в руку с очками вложил телефон и связку ключей из карманов и протянул это все Юджи.               — Вот, убери к себе в рюкзак, пожалуйста, — попросил Годжо, залихватски улыбнувшись. А когда Итадори выполнил, постучал пальцем по ремню фотоаппарата на его шее и томно прошептал в самое ухо: — И не прекращай снимать…               Юджи в прострации вскинул камеру, кое-как переводя в видеорежим, и через камеру смотрел, как Сатору подлезает под ограждение и приветственно раскидывает руки в стороны.               — О-о-о, Черная Повязка бросает вызов Джульетт! Да еще и с открытыми глазами! Это будет эпично! — заводил толпу ведущий, пока Годжо с улыбкой разминал мышцы плеч.               Полилась музыка, и танцоры тут же пришли в движение. Юджи не мог оторвать от них взгляда. Хотя на девушку он не смотрел. Его глаза были прикованы к Сатору. Удивительно пластичный, он легко танцевал, вкладывая зажигательную энергию в каждое движение. Музыка будто сплелась с Годжо, заструилась по его венам, просачиваясь в каждом напрягшемся мускуле. Плавные движения переходили в резкие, а потом снова разглаживались, становились тягучими, как нуга, которую Сатору так любил. Он сам вдруг стал воплощением всего, что ему нравится: сладостей, импульсивности, яркости, свободы, чувственности.               Годжо стал открытым как на ладони. Все его эмоции, мысли, страхи, переживания, мечты, стремления — все растворилось в музыке и очаровании момента. Юджи вновь ощутил, как расплывается момент, но на этот раз запомнил все до мельчайших деталей. Он смотрел и смотрел, ощущая, как переворачивается с ног на голову его душа — уже в который раз после встречи с этим невероятным парнем. Глаза Итадори видели только Сатору, объятого неоном, льющимся со всех сторон, будто сам Нью-Йорк одаривал его своим светом.               Таких, как Годжо, обычно называли детьми улицы. «Грязные, невоспитанные, неуправляемые, бешенные выродки» — так говорили многие. Раньше Юджи не было до этого дела, но сейчас он понял, что следовало спорить с пеной у рта со всеми, кто так считал. Может быть, не все уличные артисты висят на доске почета в Гарварде. Вероятно, они не блистают на светских вечерах. Наверное, не могут с точностью до часов рассказать о Войне за независимость. Возможно, они не читали Фицджеральда, Сэлинджера и Хемингуэя.               Зато эти люди знают свой город по-настоящему. И не просто знакомы с маршрутом «как с одного боро добраться до другого за пять минут», а видят истинное лицо Нью-Йорка. Юджи раньше тоже о нем не догадывался, но Годжо раскрыл ему глаза. И продолжает, танцуя сейчас против Джульетт.               Итадори любит свою работу, правда. Снимать счастливые лица молодоженов, фотографировать уставших от бюрократии людей, редактировать кадры с милыми собачками из приютов для интернет-рекламы — все это доставляет Юджи радость. Но он никогда не чувствовал себя таким счастливым, как Сатору в этот момент. Он наслаждался каждым мгновением: музыкой, зрителями, противницей, движениями и самим Нью-Йорком. Итадори вдруг понял, почему Годжо так любит город. Они — неотъемлемые части друг друга. Сатору никогда не стал бы собой без Нью-Йорка, а Нью-Йорк не был бы этим городом без Годжо.               Музыка резко оборвалась, и танцоры замерли на площадке. И если Джульетт смотрела прямо на Сатору, вызывающе ухмыляясь, то взгляд парня не был направлен на нее. Юджи на автомате отключил видеозапись. Годжо выглядел слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Он смотрел прямо в глаза Итадори, и парень медленно тонул в этой бесконечной голубизне. Это был лишь краткий миг, секундное мгновение, но оно принадлежало только им, застывшим в очаровании Нью-Йорка.               Что было дальше, Юджи помнил смутно. Его сердце заполошно стучало во всем теле сразу, а сам он даже не дышал, поглощенный красотой истинного Сатору. Кажется, он выиграл дуэль, но им не было до этого дела. Итадори видел свое отражение в глазах парня, понимая, что сам сейчас выглядит таким же. И теперь Юджи уже сомневался, что во всем виноват город Свободы, а не Годжо.               Окончательно Итадори пришел в себя, глядя вслед уезжающему желтому такси, когда они вылезли из машины рядом с домом Юджи. Теплая ночь не переставал быть шумной, туда-сюда сновали люди и автомобили, башни и билборды сияли во тьме всеми цветами радуги. Белый Сатору, казалось, должен был стать лишним пятном, но Нью-Йорк для Итадори перестал существовать отдельно от него.               А потом время не просто замедлилось, оно вовсе остановилось. Юджи смотрел, как Годжо, шагнув к нему, осторожно накрыл пальцами его щеку и поцеловал. Весь этот день потерял для Итадори значение, растворившись в этом моменте. Губы Сатору мягко касались его, ненавязчиво давили, словно поглаживали. Ресницы пушистым инеем стелились по льдисто-голубым глазам. Целуя в ответ, Юджи вдруг понял, что Годжо неотделим не только от Нью-Йорка, но и от него самого.               Где-то в стороне улыбалась Статуя Свободы.