Просто Мария-2

      Несколько дней я провела в состоянии какой-то прострации. Мне было и жаль Мехмеда, и я понимала, что его конец был более чем логичен. Но даже несмотря на ту самую недавнюю ссору, я все равно вспоминала Мехмеда только добрыми словами.       — Должность может испортить любого, — сказала я то ли вслух сама себе, то ли Нине, которая находилась неподалеку. — Должность испортила и Мехмеда.       Конечно, я понимала, что для того, чтобы не плодить слухи, хоть я и была законной женой покойного, нужно вести более-менее обычный образ жизни. Я несколько раз прошла по гарему, выругалась на калфу, которая никак не могла поставить в ряд новеньких девушек, желавших встать больше кучкой, сходила в сад, снова вернулась в свои покои, однако тяжелое чувство не проходило. Последний раз я теряла своих близких, если говорить о детях, родных или родных только по отцу братьях или сестрах Батура, слишком давно, Гюльфем тоже умерла достаточно давно и не была мне столь близка, а по Сулейману я даже не всплакнула. Подумав, я решила направиться к Махидевран: той, которая с высокой долей вероятности обсмеяла бы меня, но, как минимум, выслушала.       Карета остановилась неподалеку от дома Махидевран. Это был достаточно просторный и уютный дом, как позже выяснилось, хозяйка этого дома жила не одна, а с некоторым количеством слуг.       — Богато живешь, Махидевран, — вместо приветствия произнесла я.       — Сын расплачивается по грехам отца, — ответила Махидевран. — За все никогда не отплатит, но я довольна и этим.       — Не нам обсуждать действия повелителя, — сказала я.       — И то правда, — согласилась Махидевран. — Зачем пожаловала? Тебя давно не было видно.       — Как сама прекрасно понимаешь, у валиде дел немало, — ответила я.       — Понимаю, — снова согласилась Махидевран. — Но сейчас тебя же привело что-то сюда. Неужели беременность?       Я на всякий случай оглянулась по сторонам, но не увидела никого. Еще раз оглянувшись, я достала из кармана мешочек с золотом и сказала:       — Как же я соскучилась по живому общению!       — Понимаю, — еще раз сказала Махидевран. — Да не оглядывайся ты так, мы одни в этой комнате. Так что, у валиде будет ребенок?       — У валиде снова будет ребенок, но речь не об этом, — ответила я.       — И кто же твой предыдущий плод греха? — спросила Махидевран.       — Шехзаде Таркан, — сказала я.       — Эх, кадия на тебя нет, — ответила Махидевран.       — Кадий ничего не сделает женщине, которая родила ребенка в законном браке, — произнесла я.       — Валиде, которая вышла замуж! — рассмеялась Махидевран. — Блудница! И это очень мягко сказано.       — Я вдова, — ответила я.       — Вдовой, Гизем, могла бы называться Гюльфем или Хюррем, — сказала Махидевран. — Но никак не ты.       — Я была замужем, мы с великим визирем Мехмедом-пашой совершили тайный никях, — вздохнула я       — И неужели твой сын посчитал нужным лишить жизни мужа матери? — спросила Махидевран. — Да, это против традиций, но ты же зачем-то вышла замуж. Чтобы грех свой прикрывать.       — Мой муж был казнен, как это и знают многие, за то же, за что был казнен Ибрагим-паша, — ответила я. — Высоко взлетел, а крылья за дерзость оборвали.       — И у династии скоро родится еще один… — Махидевран задумалась. — Даже не знаю, как сказать! Эх, Гизем, нет на тебя того, кто сейчас горит в аду!       — Это мой точно последний ребенок, — ответила я. — И его родит одна из наложниц падишаха.       — Падишаху бы сейчас дела государства решать, а не грехи своей валиде прикрывать, — сказала Махидевран. — Хотя… Я хочу поздравить тебя, Гизем. Ты добилась того, чего не добилась та, которая долгие годы мнила себя местной валиде. Ты на самой вершине власти. Так не упади же оттуда, как падают многие.       — Ты о чем? — спросила я.       — Оберегай жизнь падишаха, а то, не приведи Аллах, следующим падишахом станет… — Махидевран чуть задумалась. — Да не знаю, кто. Осман, например. И все. С высот ты падаешь на нашу грешную землю, прямиком в старый дворец. Хотя там, говорят, тоже есть хорошие покои. Ну или отделаешь их на свой вкус.       — Типун тебе на язык, Махидевран! — выругалась я.       — Ты, Гизем, я уже говорила: не такая, как все, — сказала Махидевран. — На тебя немного похожа Дефне. Тоже… Не такая, как все, я вижу. Хотела сказать, что ты чем-то похожа на рыжую ведьму по своей везучести, но решила не оскорблять тебя этим сравнением.       — И на том спасибо, Махидевран, — ответила я.       Разговор продолжался еще долго, но сошел на какие-то совсем незначительные темы. После смерти Сулеймана, как я сделала вывод, ругать его стало неинтересно, поэтому Махидевран больше говорила о Стамбуле, городе, рынке, каких-то местных новостях, вспомнив Мустафу всего дважды за всю беседу.       «Жизнь меняется», — подумала я, уже выходя из дома Махидевран, чтобы вернуться в Топкапы.       Несмотря на то, что я была уверена в Махидевран и том, что она не выдаст меня, на душе снова стало как-то нехорошо. Мне было жаль Мехмеда, накатила волна какой-то усталости и апатии. Плюнув на все, я решила немного вздремнуть.       — Повелитель, моя единственная мечта — сделать вас счастливым! — произнес Силахтар.       — Так сделай же это, — ответил Батур.       Силахтар подошел к Батуру, поцеловал край его платья. Батур поцеловал Силахтара в губы, потом начал раздевать…       Нефритовый стержень вошел в пещеру страсти, раздался сладостный стон…       Я проснулась в холодном поту и вскочила на тахте.       «Что за бред? — подумала я. — Что это еще за гомосятина мне приснилась?»       Мой разум отказывался понимать, как такое в принципе могло присниться.       «Это не просто невозможно, но и дико! — думала я. — Такой разврат в Османской империи!»       В глубине души у меня была версия, почему такой странный сон мне приснился: ситуация из сна была по своей нелепости равнозначна ситуации с замужней и беременной валиде, однако, я все равно никак не могла отойти от шока.       — Госпожа, вам нехорошо? — обеспокоенно спросила Нина, глядя на мой растерянный вид.       — Нехорошо, Нина, — вздохнула я. — Нехорошо. Терять своих близких всегда больно.       — Вам принести травяного чаю? — спросила Нина. — Или, может быть, теплого молока?       — Принеси молока, — вздохнула я. — И чего-нибудь пожевать. Что-то есть захотелось.       — Как прикажете, госпожа, — ответила Нина.       После стакана молока и нескольких кусочков пахлавы мне стало чуть легче.       — Вам приснился дурной сон, — произнесла Нина. — Не надо, не стоит переживать из-за него.       — Не надо, — выдохнула я и подумала. — «Да, из-за таких абсурдных снов уж тем более переживать не надо».