***
— О Господи, — Сара устало закатила глаза. Сначала ей казалось, что было тяжело стать матерью-одиночкой, но тогда у неё был брат. Затем оказалось, что тяжело быть матерью-одиночкой, когда ты сестра государственного преступника. Государство не очень-то жалует семьи таких людей. Дальше стало... ещё хуже. Брат просто исчез. Растворился в воздухе, оставив её одну наедине с горем, разваливающейся лодкой и попытками свести концы с концами. Теперь Сэм вернулся, все должно было стать легче, но... Но кто же знал, что два здоровенных лба на её шее, которые отказываются признавать, что между ними что-то есть окажутся хуже всего! Они бесконечно спорят из-за мелочей, соревнуются, кто быстрее схватит последний кусок мяса, кто дольше просидит в душе, кто сядет спереди в машине. С сидениями в машине у них вообще какие-то личные счёты: один всегда садится позади другого, и никто никогда не двигает чёртовы сидения! Они дерутся как гребаные психи, хотя Сара уверена: Баки сдерживает себя, когда наносит удар за ударом по Сэму, а тот наоборот, распаляется. А Баки нравится, нравится доводить Сэма до исступления, до белого каления, когда Сэм уже просто рычит от злости и жадно целует Баки. Это все ещё похоже на драку: даже так никто не сдаётся, даже так соревнуются, кто главнее, кто сверху, кто сильнее хочет, у кого язык глубже. — Как же я устала, — пробормотала Сара, возвращаясь в дом. А завтра все повторится снова.Часть 2
20 июля 2021 г. в 16:29
Уилсон бесит.
Слишком надоедливый, слишком болтливый, лезет во все дырки со своим "пониманием", слишком улыбчивый, смотрит на Баки волком, а ещё без умолку болтает.
И не двигает кресло в машине.
Никогда.
Уилсон бесит.
Слишком красивый, слишком долго принимает душ, а потом выходит разгоряченный, свежий, немного влажный и... снова начинает болтать.
Баки осеняет.
Да какой же он Сокол. Трещотка!
О чем Баки незамедлительно сообщает.
И прежде чем Уилсон что-то скажет — целует.
Целует жадно, влажно, не даёт сопротивляться, хотя вроде как Уилсон и не против.
Баки надеется, что если сильно постарается, то вытрахает всю дурь.
Самое главное, что Уилсон молчит. Стонет, конечно, но это, пожалуй, даже красиво.
А утром...
Утром ничего не меняется.
Уилсон по-прежнему не сокол, а трещотка, лезет с советами, шутит по-дебильному, смотрит на Баки волком, болтает без умолку, не двигает кресло в машине.
Меняется только одно: теперь у них общий секрет, влажные сны и горячие оргазмы вдвоем