Гроза

«Если говорить про страх, то… начало своей жизни я провела в нем. И этого оказалось достаточно, чтобы перестать его испытывать.»

Что может быть прекраснее раннего утра, когда уже слышно щебетание птиц, а рынок только начинает заполняться первыми покупателями, которые так и норовят взять все самое свежее? Сытое утро, так бы вам ответило юное дарование, что сейчас снуёт мимо редких прохожих, спеша добраться до рыночной площади быстрее, чем там будет уже не протолкнуться. И это сейчас не про обычных людей. Над Ю’гоа занимался рассвет. Редкие слоистые облака медленно проплывали над домами, а клюв медного флюгера, слегка покачиваясь, показывал строго в сторону от моря, на Север. Все дома пестрили всевозможными цветочными гирляндами, а самые красивые расписанные в течении этой недели кашпо, были подвешены на верандах. Вечером должен быть праздник Красно-дня, символизирующий ровно середину сезона солнц, а это значит, до сезона листьев осталось еще восемь недель кроваво-красных закатов и точно таких же рассветов. День обещал быть замечательным. Скорее всего многие сегодня выберутся на прогулку, а к обеду рынок будет полон от покупателей с набитыми под завязку кошельками. Это ли не счастье для маленьких и проворных представителей одной из древнейших профессий? Именно по этой причине сейчас, когда солнце еще толком не взошло, рынок делится на маленькие районы со строго распределенными границами. В конце концов, им же тоже нужно что-то есть. А с людей не убудет. Да и если убудет, кто их обвинит? Каждый крутится, как может. Вот и слегка чумазая да чернявая аки вороненок девочка спешит занять купленное заранее место. Ей пришлось заплатить за него целых два ку, на них между прочим можно купить неплохой обед в таверне, и пообещать четыре ку с каждых десяти. Грабительская сумма даже для вора, и не заболей мама так не вовремя, она бы в жизни не согласилась. В том случае выпросила бы место за один ку с двенадцати на какой-нибудь не столь людной улице и в ус не дула. Но на рынке сегодня она сможет заработать куда больше. Если повезет то, наверное, двадцать шесть ку, а значит, если вычесть четыре ку за каждые десять, у себя она оставит примерно шестнадцать ку, и теперь сможет позволить себе купить маме микстуру от кашля. — Эй, ты! — сильные костлявые пальцы впились в плечо, быстро возвращая в реальность, — что здесь делаешь? Я не видел тебя на дележке, — тонкий и длинный, как тростинка, мальчишка навис над Вран, он был выше многих на голову и вечно важничал, — поэтому брысь отсюда. — А ну пусти меня, — вырвав руку из цепких пальцев буркнула девочка. Даже если сейчас здесь довольно шумно, нельзя привлекать внимание громкими криками, — дележка это для вас, а я взяла себе это место лично у Юркого! А вот, что ты делаешь не на своем месте, другой вопрос, давно тебя никто не жучил? Так если не уберешься отсюда, все мигом узнают, что ты оборзел и на чужие рамки захаживаешь. Может, среди воробьишек, как их любили называть более взрослые мастера, и не было никого по-настоящему опасного, но вот жучить они могли ощутимо. Весь город уже очень давно поделен, и у каждого есть свои рамки дозволенного, кто куда заходить может, у кого брать. Но если кто-то переходит на чужое поле, то тогда об этом узнают все воробушки и без лишнего шума и вмешательства старших, они по чуть-чуть раздирают территорию обнаглевшего. Так он остается без возможности прокормиться, а лезть к мастерам чревато. Они не дети, могут и вовсе без пальцев оставить. — Хэй, полегче… Почем мне было знать, что это место за тобой? А я сегодня вообще не работаю, да и не буду больше. Меня в подмастерье взял мастер по дереву, так что, у меня теперь такая жизнь начнется… ммм! — шагая закинув руки за голову улыбнулся шалопай. — Ну раз сам, Серый, не работаешь, другим не мешай! Чего только ко мне полез, спрашивается, а? Отвлекаешь. — Идя рядом с мальчишкой, она вдруг оступилась и налетела на идущего на встречу им человека. — Ой, прошу прощения господин, здесь так много людей, — но эти извинения уже не достигли адресата, время близилось к полудню, и здесь началась настоящая толчея. — Хорошо сработано, — похвала заставила шально улыбнуться, — а то! — а темный, небольших размеров мешочек утонул в одном из многочисленных карманов длинной юбки, на прощание звякнув монетами. — И чего ты за мной увязался? Сам же сказал, что важный такой теперь, подмастерье, бе-бе-бе, — кривлялась Вран, силясь показать на сколько в тот момент был важным и надменным Серый. — И совсем я не так говорил, — моментально вспыхивая, завелся с пол оборота высокий мальчишка, — больно надо было мне к тебе по доброй воле подходить, вонючка. — Пх… больше ничего не придумал? — Мне Юркий предложил следить за всеми вами сегодня, а я что? Ходи да высматривай, еще и заплатят. И без риска быть пойманным: у меня до сих пор ухо болит, стоит только вспомнить, как меня за него оттаскал мастер Ригор, когда заметил, что я у него кошель свистнул. А если бы он меня страже тогда отдал, совсем бы без уха остался… — Так тебя в подмастерье взял тот же человек, что и поймал тебя? — спросила, заливаясь смехом, — Ну ты и олух Серый! Это же надо! Кажется, я восхищена! — Хватит ржать, — обидевшись, прикрикнул вихрастый, — после работы стекайтесь в переулок, что за ткацким домом. — И напоследок пригрозив кулаком все еще хихикающей девчушке, быстрым шагом скрылся из виду, видимо пойдя проверять других. — Какие мы обидчивые, — в никуда сказала Вран, мимоходом доставая из сумки проходящей рядом дамы ещё один кошель. — Такими темпами я закончу даже раньше чем рассчитывала, — а в карман полетела еще пара монет. Может и не стоило потешаться над Серым, но кто виноват, что он начал хвастать? Ведь стать подмастерьем все равно что обеспечить себе достойное будущее. А если учесть, что чаще всего мастера учат своих детей, передавая секреты и лавки с мастерскими из поколения в поколение, то это настоящая удача. Это значит, что теперь можно забыть о голоде и днях, когда не знаешь, где будешь ночевать сегодня, на улице или в сенях. Это значит, что у тебя будет постоянная работа, и не придется рисковать и выходить на промысел в безлюдный ясный день, или же соваться к старшим, рискуя даже не пальцами, а жизнью. Это значит, что на лекарства будут деньги. Вот если бы ее кто-то взял в подмастерье, это стал бы самый счастливый день в их с мамой жизни. Они бы смогли позволить себе не только микстуру от кашля за 15 ку, но и осмотр настоящего доктора за 30 ку (,) (Не разобрался в денежных единицах, осмотр стоит 1 лиг и 30 ку или это перечисление разных врачей с разными ценами?) целый 1 лиг. Вот была бы жизнь! Вот только, просто стать подмастерьем большая удача, а девочкой подмастерьем стать почти невозможно. И ведь, чем она, Вран, хуже этих мальчишек. И поднять что-то тяжелое может, и в глаз дать. Единственное отличие только в том, что между ног у нее ничего не болтается, да и только. Размышляла девочка сидя на бочках в каком-то закоулке и подсчитывала заработанное. — Один ри, два, три… десять, один ку. Один, два… десять, ку, один, два… три! Вот это да! Двадцать шесть ку и три ри. Вот что значит настоящая удача, а не эти ваши подмастерья! Как я люблю праздники! Я богата! Жалко только, что придется отдать десять ку за рабочее место, но зато у меня останется шестнадцать ку и три ри. Значит помимо лекарства, я смогу купить еще похлебку в таверне, и фруктов маме. А может не похлебку, а рис с подливой? Я сегодня заслужила. Решено! — заключила, спрыгнув с бочек, вороненок. — Осталось только отдать это Юркому и я свободна! — подкинутые в воздух монеты радостно заблестели в лучах начавшего клониться к закату солнца. — Этот день был просто прекрасным! Мягкий свет озарял все вокруг, оседая яркими бликами на парапетах моста. Далекие крики чаек где-то над морем завлекали, заставляя забыть что ты всего лишь маленький ребенок, а плеск воды почти под ногами так и манил представить корабль с ярким черным-приречерным пиратским флагом. А ты на самом деле представляешься даже не юнгой, капитаном, что вместе со своей командой наводит ужас на близлежащие острова! И вода в это время становилась золотом, набери в бутылек, разбогатеешь, нашептывали несуществующие русалки. Но стоит только поддаться, зачерпнуть, как вся сказка мигом пропадет оставляя дурно пахнущую реальность. Сюда, в городской канал, сливали нечистоты со всего города и пах он просто отвратительно. Вран никогда никому не признается, что однажды повелась на свой же обман, о волшебной золотой воде. Это сейчас, когда она уже взрослая шагает по каменным плитам, ей видится вся эта история самым глупой на свете. А тогда, когда ей было пять, она действительно очень сильно огорчилась: что-то, что казалось чем-то волшебным, оказалось на самом деле отходами разного происхождения. Кажется, вороненка даже успокаивала мама, осознать, что здесь плавают далеко не русалки оказалось до жути обидно. Но сейчас, спустя четыре года ей удалось с этим смириться, а запах перестал казаться столь гадким. Вид с моста можно даже назвать завораживающим и постоять здесь какое-то время, зажав чем-то нос. Однако ей пора спешить, монеты разложенные по двум кошелькам приятно оттягивали скрытые в юбке карманы. Нужно будет ещё успеть заскочить в докторскую лавку, а потом вместе с лекарством быстро домой. А то не успеет на ужин в таверну к мадам Леож, крикливой и скверной даже на вид женщине преклонного возраста. Как она говорила: « Я кричу не потому, что люблю это делать, а потому, что хочу чтобы и другим жизнь медом не казалась». Ну, Вран дела до криков нет совершенно, они ее никогда не касались, а в таверне тепло и всегда накормят, главное чтобы деньги были, это да. Мадам за дармо работать не будет, хорошо, что детей любит, а то есть здесь по городу некоторые, кто бы даже на порог не пустил, увидев какие обноски сегодня на Вран надеты. Непонятного темно-бурого цвета юбка выглядела неопрятно, пыльный подол не добавлял очаровательности. Мятая серая рубашка с кучей заплаток была слишком большой, поэтому рукава приходилось постоянно закатывать, оттого ярко белые шрамы на достаточно смуглых руках выглядывали всем на обозрение. Их было достаточно много, какие-то оставлены собаками, бывали моменты, когда ей приходилось забирать у них еду, какие-то получены в мелких уличных перепалках, даже она иногда, в поисках лучшей наживы, забредала на чужие территории. Детям с самых бедных районов Ю’гоа приходится рано взрослеть. Однако кто, как не они умеют ценить каждую секунду своей жизни? Даже сейчас, идя под палящим солнцем, еле перебирая ногами от усталости она продолжала идти на другой конец города и радовалась, тому, что скоро она сможет утолить свой голод, да не просто куском хлеба, а её любимым рисом с подливой. И плевать, что неизвестно когда она еще сможет нормально поесть, иногда стоит позволять себе вольности. Ведь от одной только мысли о прекрасном, насыщенном пряностями вкусе, блаженно закрываются глаза. Ради этого можно и поголодать денёк другой, а там она уж заработает. За приятными мыслями дорога уже перестала казаться столь длинной, а дойти осталось совсем немного, вон уже и виднеется здание магазинчика мастериц тканых дел. Стоит только завернуть и она на месте. Снова обшарпанные стены с чуть обвалившейся кирпичной кладкой, знакомые уже много лет деревянные ящики из-под фруктов, притащенные их компанией лично, чтобы не стоять в ожидании Юркого. Это место очень давно служило местом сбора, дело в том, что старший, у кого они частенько брали взаймы места для работы, жил здесь где-то неподалеку и заранее видел, что они идут. Так всем было удобнее. Есть конечно вероятность, что его не будет дома и придется прождать несколько часов, но Вран молила всех богов и предков, чтобы сегодня был как раз не такой день. Видимо, ее мысленный голос все же был услышан, ведь не прошло и пятнадцати минут, как в переулок завернула худая фигура, обмотанная в темные, видавшие лучшие времена, одежды. Не узнать его было бы кощунством с ее стороны, слишком выделявшаяся текучая походка, характерная осанка и строгий прямой взгляд. Никто до сих пор не мог понять, что этот человек забыл в обыкновенных ворах, тем более так далеко от столицы. Он появился здесь неожиданно, и непонятно когда, вот его не было, а теперь есть, он никогда не выделялся, не кичился своими возможностями, а медленно метр за метром умудрялся прибирать к рукам рабочую площадь. Вот, оглянуться не успели, а рынок неоспоримо считается его полноправными владениями. А еще, по какой-то причине, Юркий, один из немногих, кто работал с воробушками. Ведь территория рынка довольно большая, один у всех все равно не украдешь и за всеми не уследишь, изредка, да кто-нибудь забредет. А так, он, беря плату за место и еще немного от выручки, получает намного больше. Наверное, Вран им восхищалась, работает всегда быстро и чисто, к этому каждый стремится, да ещё земля слухами полнится, вот и его персону они не обошли стороной. Говорят он бежал от кого-то очень могущественного, и даже гильдия воров, в которой он, по слухам опять же, состоял, не смогла его спрятать. А вот кому именно Юркий перешел дорогу, теории одна страшней другой. Но несмотря на все это, наравне с восхищением вороненок его опасалась, было в этом прямом взгляде что-то нехорошее, когда он смотрел на детей постарше. Но сегодня все пошло не так, глаза цвета прелых листьев крайне цепко вглядывались в её собственные. И отчего-то вдруг резко захотелось убежать, но единственное на что хватило ног, это сделать один мелкий, едва видимый шаг назад. Внутри все заледенело. Тот жар, что целый день дарило ей солнце, схлынул в один миг. А очень знакомый переулок стал казаться опасным. Нужно просто отдать деньги и бежать. Как ни кстати вспомнилось то, что по пути сюда, она практически не встречала людей, все сейчас сидят по домам или в трактирах, празднуя в кругу знакомых, таковы традиции. Улицы начнут заполняться только с закатом, а до него ещё минимум два-три часа. Это совершенно точно не прибавляло спокойствия, как и то, что единственный путь отхода на данный момент с одной стороны перекрывал Юркий, а с другой ящики, которые, о духи зачем, она лично таскала сюда. А ведь Вран могла бы поторопиться, идти быстрее, тогда ей не пришлось бы стоять здесь одной. Не пришлось бы… — Ну здравствуй, я уж думал ты не придешь, — глаза хищно прищурились, — и мне придется тебя искать. То, как были произнесены последние слова, не оставляло сомнений, что нашел бы. Даже посреди вечерних гуляний, среди сотен людей. Ей оставалось лишь гадать, судорожно прокручивая в голове варианты, что она сделала не так, за что на нее обратили, такого толка, внимание. — Здравству-йте, — запнувшись, но быстро постаравшись взять непослушный голос под контроль, ответила Вран, — что же вы, мне слишком дорога моя шкурка, чтобы так ставить её под удар. Я бы не посмела не заплатить за оказанную мне услугу. — Горделиво вздернуть нос, растянуть кривую ухмылку на губах, нельзя проявлять слабость. Дети улицы рано взрослеют, принимая правила игры: «слабые долго не живут». Она услышала это давно, уже точно и не вспомнит, чьи конкретно это слова. Возможно, услышала одним из вечеров, проведенных в трактире от пьяного стража, а возможно, где-то среди темных улочек такого светлого и мирного Ю’гоа. Но эта простая истина так ошарашила, что она ходила задумчивая ещё несколько дней. Потом приняла слова как данность и начала следовать им постоянно. Когда на нее нападали собаки, еще совсем маленький вороненок дрался отчаянно, он знал, что свою жизнь нужно вырывать из любых цепких лап. Когда на неё шли группой другие дети, сытые, довольные жизнью, она смотрела на них свысока, насмехаясь, за что не раз получала конечно. Но лучше не выйти победителем в драке, чем промолчать в ответ на насмешки, навечно подписывая себе приговор девочки для битья. Так и сейчас, нужно выдержать, вести себя непринужденно. Она ничего не замечала. Всё. Как. Обычно. Главное верить в то, что говоришь. Тогда и другие поверят. А дрожащие пальцы никто не увидит в карманах. — Хах, да… Такая шкурка, как у тебя, стоит дорого. Отмыть, причесать… — мужчина принял задумчивый вид, — Тебе ведь нужны деньги, ммм Вран? — его ухмылка превратилась в оскал, Вран стало совсем нехорошо. Она вспомнила, что однажды уже слышала подобный разговор. Год назад, в конце сезона листьев, когда уже начало холодать, в их дом постучали. Тот день во всем отличался от сегодняшнего. *** Свинцовые тучи не покидали город уже несколько недель, они, будто жуткие надзиратели, сурово глядели на людей с высоты своего полета, высматривая любые грехи горожан, с каждым новым, раскатистый гром выносил приговор, а в особые случаи вмешивалась госпожа Молния. Ужасно опасная и прекрасная в своей величественной силе. Люди боятся гроз. Ведь каждый, совершенно точно совершал хоть раз то, за что должен был получить наказание, но по какой-либо причине избежал его. Только вот, от этих судей нельзя что-то скрыть. Для них всё словно на ладони, им видна каждая секунда нашей жизни. Они видят драки на окраинах, видят блеснувший нож у неповоротливого мужчины в подворотне, а также сумасшедший оскал его жертвы. Они заглядывают в окна, становясь свидетелями самых тихих, но от того самых жестоких скандалов. Только им доступно поистине все. Даже если вы вершите свои преступления в комнатах без окон, будьте уверены, рано или поздно, все мы предстанем пред ними на Великом Суде. Они висели так низко, что Вран, любопытства ради, несколько раз залезала на крышу своего дома и пробовала до них дотянуться. Сейчас был как раз тот момент, когда очередная попытка обернулась неудачей, а ржавый флюгер стал чуть более кривым, чем был раньше. Зато она заметила достаточно хорошо одетую пару, которая направлялась прямиком к их дому. Это настораживало. Что им здесь нужно? Что они с мамой могут им предложить? Именно это заставило ее не спускаться с чердака, а притаиться около дырки в полу, выходящей в коридор, что ведет к кухне. От туда было почти прекрасно слышно весь разговор, жаль, что она долго провозилась с замком на крыше и не слышала начало. Так как сейчас любопытство просто распирало изнутри. Что они такого сказали ее матери, что она разозлилась до такой степени, что начала сыпать проклятиями в их адрес? И при чем здесь вообще Вран и куда ее могут забрать? Тогда гости не задержались у них на долго. Как только дверь за ними захлопнулась, лестница ведущая на чердак заскрипела половицами и послышались быстрые маленькие шажки. После долгого разговора с матерью за чашкой чуть теплой воды, она узнала про заведение мадам Вирэ, и зачем туда приходят мужчины. А также, зачем туда приводят маленьких девочек и мальчиков. Вран ясно помнила, чем все закончилось. Ведь ей пришлось клятвенно заверять маму, что никогда, никогда она не будет там работать, если та, этого так сильно желает. *** Так что, она была достаточно умной и наблюдательной, чтобы понять, то, что происходит сейчас, похоже на то, как однажды разговаривала ее мать с помощницей хозяйки борделя. И она прекрасно понимала, что на этот вопрос нужно ответить. — Нет, — ей не нужны деньги ни от кого бы то ни было. Так как просто их никто никогда не даст. — Мне хватает того, что я зарабатываю, Юркий. Обойдусь без подачек. Так что бери свою плату, а мне уже пора. И почему под конец сегодняшнего дня все решило идти не так? — А я вот уверен, что могу тебе помочь и сделать твою жизнь лучше. Ты только подумай, хороший дом, а не та халупа в которой ты живешь, — шаг, — хорошая одежда, а не эти обноски. С каждой фразой он приближался, наступал, плавно, не спеша. Как хищник на свою добычу. Его глаза смотрели прямо, он не сомневался в своих действиях, так же как и в своих возможностях. Здесь, в закрытом переулке, он хозяин положения, а хозяину можно все. — Ты можешь оставить у себя все эти деньги. Как ты на это смотришь? — Никак, просто возьмите их. И дайте пройти. — страх липкими щупальцами начал сковывать тело, места для маневра не оставалось. Её зажали в угол. Да и… что может сделать маленькая девочка взрослому мужчине? Совершенно н-и-ч-е-г-о. Но Вран попыталась, она проскользнула под уже протягивающейся к ней тонкой рукой, и бросилась наружу. — А ну стой! Свет улицы казался спасением до которого осталось совсем чуть-чуть. — Решила поиграть в догонялки? Ящики не стали преградой на пути, а барьером отделяющем ее от того страшного монстра оставшегося позади, и плевать на появившиеся в ладонях занозы. Важно лишь то, что она почти на свободе. Вран уже не слышала ничего, ни шагов позади себя, ни собственного сердца, чей стук отдавался гулом в ушах еще секунду назад. Руки скользнули по обшарпанной стене дома, когда она стала поворачивать. Почти все, еще пара шагов и она выбралась. Улыбка появилась на лице сама собой. Выбежать на улицу, а там она спрячется, точно. Он ее не достанет. А там мама, она же защитит ее? Не отдаст никому, как тогда. И они смогут уехать. Здесь поблизости есть несколько деревень. У них все будет хорошо. — Думала убежать от меня? — вкрадчивый голос раздавшийся у самого уха оказался полной неожиданностью, как и то, что ее руку сжали с такой силой, что пальцы начали неметь моментально. — Мелкая дрянь! Рывок, и вот она уже сбила своим тельцем несколько ящиков. Основной удар пришелся на спину, однако из-за резкости происходящего в глазах помутнело. Сбитое дыхание с хрипом вырывалось из легких, когда она услышала приближающиеся к ней шаги. Шарк… Шарк… Шаг за шагом расплывающееся пятно приближалось. Медленно и неотвратимо, уже никто не торопился. Никто не бежал. Даже пылинки, что были видны в лучах, начавшего заходить, солнца замедлили свой ход. Исход был предрешен заранее. Конечно, никогда не поздно попытаться все переиграть. Но не в этот раз. — Настырная, еще держишься на ногах? — Юркий оказался рядом, слишком близко, а потом раздался грохот. Из развязавшегося кошелька с неаккуратной заплаткой, что появилась на нем недавно, весело стуча по камню, покатились маленькие блестящие кругляши. Раздавшийся звон, совершенно естественный где-либо еще, оказался слишком громким и безобразно забавным для происходящего в этом месте сейчас. Больше маленький вороненок на ногах не стояла, а единственное, что ранее казалось спасением загородили чужие ноги. Прокушенная при падении губа кровила, а живот от пинка сводило спазмами. Юбку и рубашку было жалко, очень. Штопать ей их придется самой. Не может же все закончится вот так? Послышался еще один глухой удар и малышка, прокрутившись, отлетела дальше. Теперь живот не просто болел, внутри будто что-то оторвалось и загорелось. А содранная местами кожа заставляла чувствовать под собой каждый камень. Придется снова тратиться на мази, иначе обязательно загноятся все ранки. — С…и .н….я, — в ушах стоял посторонний шум, она никак не могла сфокусироваться на происходящем. Сознание уплывало куда-то, где определенно лучше, чем здесь. Казалось стоит лишь закрыть глаза и поддаться, и окажешься далеко от сюда. От этого переулка, города, Империи. А может даже и мира? Кто знает, что находится там, за гранью. Но сжавшийся на подбородке пальцы заставили прийти в себя. — Смотри на меня! Было страшно, на нее никогда так не смотрели, а еще больно. Очень. Взгляд наконец остановился на чем-то одном. Юркий выделялся, его лицо не было видно из-за яркого света за спиной, однако Вран была уверена, что на его лице расплылась та противная ухмылка, такая же кривая, как и дорожка по которой он пошел. А где-то, на свободной и пустой улице, скоро появятся люди. Они выйдут на праздник, будут веселиться, возможно, ее даже заметят? Ведь, она не может умереть вот так, в каком-то всеми забытом тупике. Правда? Как жаль, что эта одна из самых безлюдных улиц города. — Видишь, до чего ты довела меня? А могла просто сказать «да».- Хриплый голос доходил до нее будто из-под толщи воды. Вран чувствовала, как его длинные пальцы блуждают по всему телу. От этого почему-то начинало тошнить еще сильнее, чем после удара. — Но сейчас ты ведь будешь послушной, верно? И никто об этом не узнает. — Сильные руки рывком подняли ее на ноги. — Я обещаю никому не говорить о твоем позоре, и ты о нем будешь молчать. А мы с тобой сейчас немного повеселимся. Ты сделаешь мне приятно? — теперь голос Юркого не был холодным и надменным, это был сбивчивый шепот. Звуки исходившие от него были свистящими, а ухо, в которое он это говорил было все в капельках слюны. — Мы ведь могли решить все мирно, это ты виновата, что побежала.- Раньше этот мужчина пугал ее, а теперь казался очень мерзким маленьким гоблином, о которых рассказывала мама. Вот бы и сейчас услышать сказку, там злодеев всегда ждала расплата. Дальше все происходило слишком быстро. Отточенные движения, сбившееся дыхание, завывающие стоны и свет в конце улицы. Такой теплый, медленно окрашивающийся в красный. Первый кроваво-алый закат на который выходили посмотреть жители из своих домов. Настало время фестиваля. Улицы постепенно заполнялись, выходили из своих домов семьи, открывались маленькие лавочки, а дети тут же бежали к ним, смотря на всякие безделушки горящими глазами и требуя купить ту или иную сладость. Люди начинали веселиться. Это один из самых главных праздников здесь, на юге. И никому не было дела, до пустынной маленькой улочки, по другую сторону городского канала.