«И благородство было бликами на их доспехах»
Пустота. Скольким людям знакомо это чувство? Точнее, полное отсутствие чувств. Быть может, они видели что-то такое, что поразило их хрупкий разум, надломило тот стержень, так старательно выкованный каждой победой, доставшейся немалыми усилиями. Или же они подвергались монотонному уничтожению, и их дробило, сплющивало и уничтожало, как пшеничные зерна под тяжеловесным прессом жерновов, кто-то очень старался превратить их волю в пыль. Пустые — сломленные, потерявшиеся, заблудшие, потухшие огни. Их тысячи, миллионы, что когда-то были подобны пылающему костру, раньше сияющему, пышущему жаром, а сейчас оставшемуся без малейшей искры, с обугленными головешками поленьев. И вот подобные куски еще живого мяса стекаются к оборванным окраинам, прячутся в отбрасываемых домами тенях, трясутся подобно мокрым крысам и водят носом по ветру, выискивая быстро вертящимися глазами следы Вечного Господина, невесомо стоящего в ожидании протянувшего руку. Медленно раздумывающего, поддержать, подарив покой или дать упасть, подкинув, словно кость оголодавшей псине, шанс очнуться, почувствовав боль и прийти в себя. Порой эта самая кость имеет в себе вполне человеческие черты, стоит и разговаривает с тобой, заставляя ухватится за себя всей пастью, беспорядочно выпрыгивая за ней в верх. Вот только собаки, эти пушистые, умные создания, обожествляют того, кто кинул кость, а люди, глупые, наивные люди, кость, возводят в ранг Бога. Знаете ли вы, на что готов человек, обретший надежду? Вдруг неожиданно увидевший новый смысл в своей жизни, обнаружив что-то, ради чего стоит отложить момент собственной кончины… этот сумасшедший готов на все. Лишь бы вновь не оказаться обезличенным и не погибать под зыбучими песками собственного горя. Опасный, действующий на инстинктах. И до безумия живой. Проживающий секунды, чувствующий оголенными нервами и остервенело защищающий собственноручно возведенный храм обглоданной кости, непрестанно возлежащей на пьедестале, как Великая Магоа на мягких красных подушках, неприкосновенная и всеми желанная хранительница влюбленных и покровительница отчаянных хитрецов. — Вран, можно флягу? — теплый металл, обмотанный тряпкой и прикреплённый на манер пояса, мягко покачивался в такт каждому шагу. Он, влажный, покрытый легкой моросью маленьких капель, на данный момент является сокровищницей с чистой водой. — Держи, но немного, — быстро открутив крышку, девочка протянула, крупную для детских рук, дешевую фляжку. — Никто не знает, когда в следующий раз удастся её наполнить. — Так жаль, что мы не можем напиться вдоволь… — с немым нежеланием, отрывая горлышко от саднящих израненных губ, Хешисаи продолжала сокрушаться на отсутствие хоть малейшей тени. Сейчас гигантский огненный шар был в зените, в самой высочайшей точке на всем небосклоне. Он молчаливо, подобно суровому надзирателю в одном из имперских каземат, следил за малейшим движением заключенных. А тени тем временем были вынуждены смирно сидеть по своим местам из страха быть мгновенно развеянными. Но это никак не мешало постоянно обдумывать различные планы побега, что притворятся в жизнь, стоит Солу лишь чуть сдвинуться ниже. Это происходит постоянно, день за днём, каждая тень возвращается в свою личную камеру, показывая своё примерное поведение вечному наблюдателю, а спустя пару часов после проверки они выходят, так же спокойно, как и заходили. Извечное представление тысяч теней, для одного единственного зрителя. — Выйдем к лесу, первым делом пойдем к ручью. Только там остановимся и сделаем привал. Можно будет умыться или даже искупаться, если ты конечно же не откажешься поплавать в диком источнике, это не ванная. Там под ногами будет не гладкий камень, а много мелких и острых камней, а местами даже трава. Хах, я не представляю твоё лицо, если ноги коснётся какая-то рыба. О Велики, заранее прошу — не визжать. Прилипшие ко лбу маленькие прядки волос уже которые минуты оставались не тронутыми. Они упорно отвоёвывали своё право занять эту территорию, из раза в раз, практически мгновенно возвращаясь, стоит только убрать их ладонью назад. Было невыносимо. Чем дальше от моря отдалялись маленькие фигурки, тем жарче становилось. И легкий ветерок, дувший в спину, абсолютно точно никак не мог спасти положение. Что уж тут, он даже редкие на окраинах флажки не мог поднять. А может, Сол и не был столь палящим? Отвратительное состояние тела не могло не повлиять на мироощущение. Живот и спина продолжали болеть. Другие ссадины на их фоне казались просто чем-то не существенным. Но всё вместе создавало постоянную ноющую боль казалось бы везде. А случившаяся совсем недавно истерика только усугубила положение. Красные воспаленные глаза зудели, постоянно хотелось пить. Но пить много сейчас нельзя. А ещё было грустно. Очень. И вот когда всё и так плохо, стало понятно, что всегда есть куда хуже. По прямой пройти никак не получалось, пришлось сворачивать и крайне быстро уходить от того места подальше. Грязные падальщики, утратившие последние крохи человечности, обшаривали трупов и хозяйничали по домам, стремясь забрать то, что не посчитали нужным унести с собой бравые солдаты, может на их взгляд это нельзя было продать, а может они всего-навсего что-то не заметили. Неизвестно, что ждать от мародеров, у таких нет ни принципов, ни морали, ни хоть малейших признаков чести. Подобных уродцев судьбы не любят даже наёмники, что уж и говорить о простом воровском обществе. Как же повезло, что они смогли уйти так никем и не замеченными. Иначе пришлось бы сильно постараться убегать так, чтобы не только оторваться от возможной погони, но и бежать в нужную сторону. А и то и другое было бы достаточно проблематичным. Хотя… за ними вообще могли не побежать. Раньше Вран не понимала от чего к таким же людям, как и они сами, так относятся, так ненавидят, убивают сразу, при одном прецеденте мародёрства. Но увидев, вживую, что они творили, она поняла почему таких не любят. А стоило представить, что возможно кто-то доберется и до её дома, будет осматривать каждый угол, заглядывать в каждую щель под половицами, и не дай Великие такому случиться, кто-то осмелится разворошить то место, где лежит её мать… она поняла почему их убивают. От реалистичного миража перед глазами бросало в дрожь. Постоянно одергивать себя и не думать об этом она устала, чем больше с каждым разом старается, тем хуже выходит. Образ мамы постоянно мелькает на периферии зрения. Такой родной, такой реальный. А потом приходит осознание, безжалостно напоминая, что мамы здесь быть не может, и она уже слишком холодная… слишком неживая. — Там и наберем воды вновь. Соберем ягод, какие найдем, пока это единственное, что мы сможем поесть. Обломаем веток с листьями, обустроим лежанки и заночуем. А завтра нам с тобой предстоит идти целый день и возможно ночь до соседней деревушки. — Да… на лошадях до туда значительно быстрее добраться. И не переживай, я не буду плакаться из-за подобных условий. Может я не плавала в ручьях, но окуналась в лесное озеро, не спала на ветках, но мне доводилось спать на соломенных матрацах. Даже не спрашивай где именно. А ягоды я люблю, и… — неловкая улыбка, блестящие искры в волосах, — даже очень. Почему они так по-разному переживают горе? Что заставляет её улыбаться после всего. Отчего в её глазах Вран совершенно не видит тех мук, что приходится терпеть ей самой? Неужели девчонка, что поседела за одну ночь, сильнее? Или настолько хорошо владеет собой с детства, как истинная Леди? Она часто слышала от мамы рассказы про принцесс, но они не были радостными и ни одна из них не была со счастливым концом, чаще для принцесс заканчивалось всё достаточно плохо. Стоит постараться, чтобы найти ещё более бесправных людей при полной свободе. После этих сказок Вран не хотела быть принцессой, а теперь и о мечте стать Леди придется забыть. Ей точно не хочется быть похожей на идущую с ней вровень, с идеальной осанкой девочку. Это ведь так не правильно, надрессированный ребёнок, действительно кукла, она не ошиблась с прозвищем. Ведь Хешисаи не может показать как ей плохо, просто потому что её научили этого не делать, а смиренно принимать всё, что преподносит судьба. А как этому учили, не стоит даже представлять. — А со съедобными растениями я могу даже помочь, может меня и не обучали, как лекаря, но погружаясь в дела семьи я кое-что да знаю. В конце концов мы держим достаточно много лекарских лавок, а это в большинстве своём изготовление различных снадобий. — Хешисаи, до этого смотревшая прямо, повернулась в её сторону, — Я уже говорила, я тебе действительно верю, полностью. Как ты скажешь, то и будем делать. В вопросах выживания в лесу, ты разбираешься куда лучше меня. — На самом деле мне не так часто доводилось ночевать в лесу, от силы раза три всего. И то я не была тогда одна. Когда мама была… здорова, мы иногда ходили за ягодами, грибами, орехами, порой увлекаясь и заходя так далеко, что на обратный пусть времени не оставалось. Так и приходилось учиться искать ручьи по звуку, стелить ветки и замечать следы зверей. — Тогда было очень весело, мама рассказывала легенды, учила. Они были счастливы в те минуты. — Смотри, вон там… Видишь широкая темная полоса впереди? Пройдем поля, а за ними лес. И действительно, несмотря на то, что им пришлось идти дольше, совершенно другими улицами, лишь бы не рисковать лишний раз, они практически в зеленом царстве. Почти у цели, что была намечена еще ранним утром. А сейчас прямо перед их глазами необъятное поле пшеницы, за которым величественно возвышаются изумрудные кромки вековых деревьев. Именно там предстоит искать заветное убежище двум бесконечно уставшим детям. — Прекрасно. Это прекрасно, Вран! — Хн… ну конечно. Неужели ты сомневалась? У нас с тобой всё будет хорошо, — она действительно была в этом уверенна. Что бы ни случилось, во что бы то ни стало они приложат все усилия, но жизнь наладится. Понемногу, помаленьку наладят свой собственный быт. Ей и раньше приходилось искать пропитание весьма… опасным способом, сейчас ничего не изменилось. — Насколько это возможно, да? — что ещё было от неё ждать, привыкшая к роскоши, и, Вран готова была поставить руку на отсечение, никогда не работавшая, она сомневалась в реальности происходящего. Страшно представить, ещё вчера она обедала с прекрасных золоченых тарелок, попивая чай из фарфора, а сейчас открывая глаза и видела собранные в подол платья кислые ягоды, исколотые колючим орехом ладони и воду со вкусом земли. Да, это она может потерпеть, Хешии же придется долго привыкать и приспосабливаться. И все же то зрелище, какое представляли золотые колосья, купавшиеся в живительном свете, заставляло расслабиться. Тихий шум почти созревшей пшеницы звал идти, качаясь с ним в такт. В этом сезоне стебли были высокими, они спокойно скрывали их с головой. Да урожай был бы хорошим, а сколько было бы хлеба. Стоило лишь подумать о горячей, хрустящей и румяной корочке, как нос сразу уловил запах еды. Такое частенько случалось, когда Вран доводилось не есть пару дней. Но это был не тот случай. Она не ела всего сутки, а аромат был слишком реальным. Пахло картофельной похлебкой, такую иногда варили в столовых городской стражи, туда еще добавляли крупы для сытности, мясо экономили, но у них оно хотя бы было. — Вран? Мне кажется или со стороны леса, действительно, иногда слышен шум. То ли лязг, то ли разговоры… Стало ясно, что им обеим одновременно казаться не может, приятный запах — это не плод её воображения, а часть самой настоящей реальности, как и шум, что услышала Куколка. Неужели, кто-то решил остановиться здесь? Музыканты, путешественники, обыкновенные бродяги? Чушь, но есть небольшая вероятность. Ведь они могли прийти сюда недавно, скажем, всего пару часов назад, этого времени вполне хватит на то, чтобы разбить небольшой лагерь. Но вдруг, это не обычные люди. Каков шанс, что это не временное пристанище в край обнаглевших черных плащей, осмелившихся остаться подлатать раненых и разобрать награбленное? Всё возможно, и как бы не хотелось верить в обратное, такое развитие событий куда более вероятно. Потому что это точно не выжившие, никто не решился бы остаться на виду после пережитого. А значит, им нужно быть осторожными, снова. — Не кажется. Посмотрим кто это? — если они не представляют опасности, — Мы можем попробовать напроситься с ними. Выполнять мелкую работу, приносить что-нибудь съестное из леса, взамен на совместную дорогу. Двум детям, тем более девочкам, будет гораздо безопаснее в компании, нежели бредущими в одиночестве. А если это караван, то… мы с тобой будем настоящими любимицами Великих. — Подходить близко слишком опасно, думаю ты тоже подумала, кто может там остановиться. — насторожено шепча, Хешисаи крепко сжимала ладонь своего проводника. — мы слишком устали. Я не говорю за тебя, но лично я точно не смогу убежать в случае необходимости. — Да брось, колосья высокие, нас даже не увидят. — Ободряюще сжав свою ладонь в ответ, Вран попыталась передать ту уверенность, что сейчас, словно морская пена у дальних скалистых берегов, бурлила у неё под кожей, разносясь от сердца по всему организму, приятно покалывая на кончиках пальцев. — Просто остановись и подумай. Я в белом платье с яркими красными цветами, ты в грязно-бурой юбке и серой рубахе. И всё это среди желтых колосьев. Высоких колосьев из-за которых, не подойди достаточно близко, мы и сами ничего не увидим. Так что, пробираясь хоть через самое засеянное поле, хоть через тропку, остаться незамеченными мы, скорее всего, не сможем. Произнесенные слова на мгновенье повисли между ними, но тут же были поглощены размеренным монотонным шелестом, что будто шепот золотистых колосьев, тоже пытался им что-то сказать. В своей манере, тихо и спокойно он нашептывал какие-то свои идеи исходя из того, что ему довелось увидеть. Как сейчас, постепенно нарастая он нёс от колоса к колосу, не обходя ни одного своего собрата стороной, созданную среди них дилемму. Вдруг, кто-то уже знает как её разрешить? Может, слыша так много за всю свою жизнь, найдется то, что подойдет этим странным маленьким созданиям, что сейчас так уютно стоят, замерев как заяц перед мордой лисицы, посреди бескрайнего солнечного поля. Кто знает, вдруг тихий шелест будет услышан, передавая то, что ему удалось узнать со стороны зеленой кромки страшного леса. Может он будет полезен людям, из-за которых ему было суждено появиться на свет? И всё так же шурша он скажет, что там, на самом краю, сидят солдаты в блестящих на солнце доспехах, их отправили в разведку. Посмотреть что же случилось, каков ущерб и требуется ли поддержка. Ведь когда другие, злобные люди, что успели затоптать пару стеблей, ушли, они отправили человека доложить командиру, что не успели прийти вовремя, и сообщить о возможном нападении, а под рассвет в городе уже никого не осталось. Теперь им не придется вступать в заведомо проигранный бой, ведь тех было больше незначительного, маленького отряда во главе со странным, необычайно уродливым человеком, похожим на крысу, что иногда грызёт корни стеблей со стороны людских жилищ. — Хорошо, подойдем ближе к краю, но так, чтобы нас не видели. Будем ориентироваться на слух, когда отойдем от группы на достаточное расстояние, побежим в лес. А там будем придерживаться старого плана и найдём ручей. Шелест был вновь огорчен. Видимо ему суждено так и остаться никем не услышанным. Маленькие создания, аккуратно раздвигая стебли, двинулись пробираться ближе. Чуть в бок и прямо, пока не стали отчетливо слышать чужие, грубые голоса.***
Это было не сложно. Темно-коричневые, почти черные стволы, что не смогли бы обхватить детские ручки, с радостью спрятали меж себя две скромные фигурки. Им не пришлось ничего придумывать, вновь вносить правки в почти идеальный план действий. Те люди были чересчур увлечены собой, чтобы смотреть по сторонам, да и они на всякий случай отошли от них на почтительное расстояние, так что, без особых усилий им удалось пробежать предлесок, моментально скрываясь в тени. Густые кустарники не давали даже шанса быть обнаруженными, а кроны, что не давали проникать сюда солнечным лучам, защищая нежные травы от Сола, подарили столь желанную прохладу. К сожалению, Вран, не удалось узнать кто были те люди с такого расстояния, но их было достаточно много, и если ей не изменило зрение, то некоторые из них даже были одеты в латы. Так что хорошо, что она послушала Хешисаи, мало ли. А так они живы и в порядке, можно сказать даже в относительной безопасности. Мягкая почти пушистая трава и чуть влажная рыхлая почва стали настоящим раем для израненных опухших стоп. Даже изредка попадающие ветки не сравнятся с твердыми и каменистыми городскими дорогами. Здесь они обе наконец смогли перевести дыхание и расслабиться, темп, и до этого далеко не быстрый, окончательно замедлился. Они дышали, глубоко и жадно, полной грудью вдыхая чистый и свежий воздух, без примеси запахов крови и гари. Первые секунды было до такой степени непривычно, что вырывался судорожный кашель, а в легких появлялся неприятный щекочущий зуд. Но было легко, в голове прояснилось, стало гораздо легче думать, чем минутами ранее. Всё здесь помогало им выжить. Это чувствовалось в приятной зелени высоких деревьев, жесткой, плотной коре, непоколебимо крепко стоящих стволов. Чем глубже в лес они погружались, тем толще становились эти зеленые гиганты. И кто сказал, что они не живые? Сейчас как никогда казалось, что было слышно их дыхание. Такое же глубокое, как и у них самих. Впервые со вчерашнего вечера Вран не было страшно, несмотря на то, что с каждым шагом становилось чуть темнее. Это не была та жуткая, поглощающая всё темнота после удара головой, тебе не казалось, что стоит ослабить контроль и весь мир рухнет, а ты не сможешь больше хоть когда-нибудь вновь увидеть свет. Эта темнота была убаюкивающей, как та, что была, когда укладывали в колыбель, безобидная, безопасная. Твоя собственная, ручная. И тебе даже в голову не придет мысль, что темноту такого толка стоит опасаться, не то что бы быть от неё в ужасе. Ведь она столь же естественна, как и маленький солнечный лучик, пробивающийся из-за неплотно закрытых штор. Они молчали. Не проронили ни слова с того момента как вошли в это без сомненья магическое, без капли магии место. Как иначе объяснить то, что лишь тут из груди почти исчезло чувство щемящее где-то в самом сердце. Бесконечно глубокая грусть, и столь же бескрайняя печаль, как океан и пустыня, в одной можно было захлебнуться, уйдя с головой. А другая бы впитала все твои соки, иссушая, превращая в оболочку без какого-либо наполнения. Они грозились её уничтожить. И были опасны куда больше, чем любой живой враг. Он бы убил значительно быстрее, даже если бы стремился насладиться мучениями своей жертвы. Здесь в отличие от мертвой тишины города имелась своя собственная жизнь, издающая звуки. Щебет птиц всевозможных расцветок, размеров, скрип тяжелых веток, свой собственный шелест листьев высоко в небесах. Фырчание, почему-то не боящихся мельком им показаться, лис. Может это были брошенные детеныши, которых было некому объяснить, что людей стоит опасаться? Тихий стук коготков по коре от бурундуков или белок. Копошение кого-то глубоко в корнях. Всё здесь находилось в движении. Лес существовал как отдельный организм, и сейчас это было отчетливо видно. Всё было неуловимо связано, что-то зависело от чего-то, Вран не видела, но понимала это внутри себя. Они с Хешисаи не выглядели здесь инородными, каким-то неведомым образом им удалось влиться во все эти звуки, став частью чего-то по-настоящему большого. Их аккуратные медленные шаги никого не тревожили, и, видимо, это очень понравилось лесным духам. Воронёнок услышала журчание воды, не близко, но это был ручей. Большой или маленький только предстоит выяснить, однако теперь они будут обеспечены водой и смогут остановиться, а потом сосредоточиться на поиске еды. — Я слышу воду! Идём скорее, ради этого можно поторопиться. — Обессиленная, но полная счастья улыбка послужила ей ответом.***
Журчал, как потом оказалось, небольшого размера ручей. Вода была чистой и прохладной, так что они сперва спокойно наполнили взятую из дома флягу, а потом уже умылись и освежились как смогли. Рисковать и мокнуть полностью девочки побоялись, здраво рассудив, что после долгого нахождения в изнурительной жаре холодная вода могла послужить поводом к болезни. И Вран сама не была уверена, что не свалится после по среди леса с неожиданно поднявшимся жаром. Так что сейчас, сидя на настиле из сухих веток и найденного мха, они наблюдали за медленно нагревающейся флягой. Соорудить костер, виденный лишь однажды, получилось далеко не с первой или второй попытки. Едва ли выжечь искру было сложнее, чем подготовить место к будущему костру. Сперва они отошли на достаточное расстояние от источника воды, так как в пределах близости к нему найти нечто достаточно сухое не представлялось возможным. И если бы у них была возможность разжечь самый обыкновенный костерок, проблем бы почти не было. Но разве могла она позволить кому бы то ни было обнаружить их по следу дыма? Время только близилось к вечеру, так что такой сигнал был бы заметен издалека, а вот кто бы заглянул к ним на огонёк узнавать не хотелось. Вран, взвалившая на себя командование их небольшой командой, увела их к тесному скоплению деревьев. Для осуществления её плана был необходим участок, где бы не было видно неба из-за густой кроны, да и еще без множества корней посередине. Ей предстояло убедить Хешисаи в необходимости вырыть небольшую ямку, осторожно сняв верхний слой земли перед этим, который они смогут положить на место, собираясь сворачивать импровизированный лагерь. Все её действия были продиктованы желанием остаться как можно незаметнее. Поэтому, вырыв яму по форме напоминающую кувшин и соединив её с еще одной, служившей поддувалом, для постоянной подачи воздуха, они заполнили её маленькими ветками и достаточно крупными палками, складывая самые крупные по краям. Было тяжело найти полностью сухой хворост, но это было принципиально важно, без этого всё становилось напрасным, а от влажных веток появился бы чернющий смог. Хешисаи хорошо справилась с поставленной перед ней задачей, хоть и боялась отходить хотя бы на три метра и терять её из видимости. И она понимала, старалась понимать, что черная грязь под ногтями вводила домашнюю куклу в тихий ужас, как и сам факт того, что пришлось копаться в земле. Даже факт необходимости такого рода занятия не смягчал общих ощущений. Но Вран должна была признать, Куколка старалась быть полезной и действительно не выражала протеста в слух, хотя кидаемые на неё взгляды были достаточно красноречивыми, чтобы понять все мысли бушующие маленьким ураганчиком в седой головке. Но всё это не помешало им справится и в завершение, накидав побольше тонких веток, отправится на сбор ягод, что были замечены чуть ближе к реке. Есть хотелось, от того она была благодарна зоркому глазу спутницы. Та действительно достаточно хорошо ориентировалась среди множества растений, быстро определяя что чем является и находя нужное. Тогда как Вран знала местонахождение укромных мест, где можно было бы набрать корзину, а то и не одну. К сожалению, они находились далеко даже от ближайшего хоть немного «прибыльного» места, но и того, что нашли, хватило, чтобы наесться или хотя бы перебить на время чувство голода. Вкусные черные плоды морянки было тяжело заметить в уже образовывавшемся полумраке, везение чистой воды, но это позволило заснуть без тянущего в животе чувства голода, как и обеспечило спокойную ночь без сновидений. А на почти прогоревших углях удалось подогреть воду, расслабляясь и согревая внутренности. С наступлением сумерек в лесу стало прохладно, и вариант ложиться поодиночке Вран отмела сразу. Соединив две кучки веток воедино они легли спать в обнимку, стараясь сохранить кое-как державшиеся из последних сил крохи тепла. Не было сил на разговоры и вообще какие-то слова. Если они и переговаривались за время проведенное в лесу, то только по делу. Сделала, хорошо. Нужно ещё то, то и то. И всех всё устраивало. Потому что это было слишком затратно. Мысли в голове не давали покоя, соскакивая с темы на тему, и как бы она не храбрилась, задумываться о том, что их ждет было страшно. Да, она надеялась дойти живыми до деревни, но что потом. Что ждет двух девочек, с учетом того, что одна из них ничего не умеет? Со стороны взрослых они и так будут нахлебницами, а обучать чему-то и тратить время не каждый будет. Умение писать и читать не нужно при ведении маленького хозяйства. Да и только Великим известно, что сделают деревенские узнав кто является предками маленькой безобразно худой оборванки. Могли бы вообще не поверить, но ткань белого платья, хоть и испачканная, всё ещё выглядит дорого, очень дорого для деревенских. Как и шпилька, торчащая из-под туго завязанного пояса. Некоторые и убить за такую могут, инкрустированная драгоценными камнями, она обещала безбедную жизнь любому. С этим нужно быть крайне осторожными, и спрятать ее получше. Действовать необдуманно нельзя, а план никак не хотел приобретать и малейшие очертания, голова болела. А под боком уже спала вымотанная за целый день её личная проблема. Голова продолжала болеть. Открыв глаза, Вран удивленно отметила, что уже день. За ночь ничего не произошло и хоть спала она крепко и без кошмаров, ночь прошла незаметно и не оставила после себя чувства бодрости, как не избавила и от усталости. Хотелось стонать в голос, но сил не было даже на это. Отвратительно. Это подтвердила и открывшая свои глаза Хешисаи. — Я просыпалась от каждого шороха, — кто-то с маниакальным остервенением старался отряхнуть платье, — хруст ветки, шелест травы, уханье совы. Ты тоже выглядишь прекрасно. Уверена, я не лучше. — Ну в отличие от некоторых, мне не довелось просыпаться среди ночи. Но это мало помогло если честно. — Язвительность собеседницы Вран оценила и приняла к сведению. Видимо молчала она вчера только по причине сильнейшей усталости. Ко всему прочему, затекшая во время сна шея тоже не добавляла настроения. — Нужно прибрать за собой, сходить к ручью и выдвигаться. Можем делать всё одновременно, заодно соберешь ягод на завтрак. Как тебе? Справишься одна? Мотнув головой в знак согласия, её уверили в том, что дорогу запомнили и обратно вернуться с едой. Но если что, будут кричать. А Вран уже чувствовала, как придется идти встречать заблудившуюся в паре метров от их полянки. Но всё обошлось, и достаточно быстро управившись со всем они вновь выдвинулись в путь. С тем лишь отличием, что энтузиазма не было вовсе. Куколка еле переставляла ноги, которые успела промыть и обмотать застиранными со вчера тряпками положив на ступни какие-то крупного вида листы. Та не рассказывала о них подробно, а она и не спрашивала: у самой было достаточно своих проблем и ран, которые непрестанно болели. В некоторые ещё и попала земля, от которой пришлось избавиться всё же идя к ручью, и под чутким контролем вымывать всё, поливая, вновь начавшие кровить, ссадины соком того же листа, что использовала Кукла и для себя. Это заставило их отложить ненадолго момент отправления в путь, от чего Вран была достаточно раздражена. На ней всё и так заживет, а это лишняя трата драгоценного времени. Они не могли сказать сколько прошло с момента их пробуждения, да и когда именно было это самое пробуждение тоже. Здесь, где небо скрывалось за зелеными листьями, было практически невозможно отследить утекающие сквозь пальцы минуты. Поэтому оставалось надеяться на внутренние часы, так как даже темнело здесь куда раньше, чем на открытой местности. Но встали они точно к обеду, те кусочки неба, что были видны, выглядели насыщенного голубого цвета, без вкраплений оранжевого, что присуща утру. Это значило, что до вечера не так уж и далеко, и придется идти практически не останавливаясь. Эту часть леса она знала не очень хорошо, но направления придерживалась четко. Хешисаи брела рядом стиснув зубы. Идти придется долго, если они не хотят задержаться в лесу на несколько дней, это понимали обе, поэтому шли, экономя силы, в тишине. От того раздавшийся тихим шепотом голос, заставил содрогнуться её всем телом. — Что нас ждет в деревне? Разве не многие отправятся туда? — сведенные к переносице светлые брови свидетельствовали о значимости ожидаемого ответа. А ведь действительно. Она так и не пришла к чему-то конкретному за ночь. Да и о том, что туда могут прийти такие же, как и они сами, несчастные беженцы оставшиеся без крыши над головой, ей не пришло в голову. — Да, отправятся. Скорее всего кто-то к родственникам, кто-то просто в поисках лучшего. Как мы с тобой. — Но людей будет много, я больше чем уверенна, что спастись удалось не паре-тройке десятков горожан. — Я не знаю, что со всеми нами будет. Кстати, ты должна кое-что знать. Разве на такое происшествие не должны были выдвинуть войска из соседнего Саоко? — Для борьбы с этим отребьем на юг должны были отправить имперские войска, в скором времени они бы прибыли к нам. Но вот когда именно это должно было произойти мне не известно. Но нам в подмогу Саоко был обязан передать хотя бы сотню человек, как только узнали о произошедшем. Уверена, хотя бы один солдат сумел выбраться из Ю’гоа и отправиться туда за помощью. До него сутки галопом, лошадь загнал бы, но в сутки уложился. Отцу доставлялись подобным образом важные послания. Это вполне реально. Почему никто из них раньше не подумал о том, что им должны были прийти на помощь? Разве оставили бы без внимания факт зверского нападения на крупный город. Как сказала Хешисаи, это был вопиющий акт полного неповиновения воле Великого Императора. А подобные прецеденты карались по всей строгости закона. Раньше Вран не доводилось слышать о чем-то столь масштабном. Да, в последнее время набеги на деревни участились, об этом судачили в лавке старьевщика. Но никто из взрослых и не помыслил бы что шайка разбойников, гордо окрестившая себя революционной армией, переросла в действительно ощутимую угрозу населению. Сложившийся с чужих слов образ никак не хотел вязаться с реальностью. Люди были в доспехах, а хорошее обмундирование стоит не малых вложений. Поэтому вопрос, как им удалось собрать столько золота, чтобы обеспечить ещё и оружием каждого? Сама она ставила на то, что, грабив караваны, те неплохо богатели. Все же шляясь по улицам и ошиваясь у военной кухни ей доводилось слышать бранные рассказы о том, что снабжение крупных городов начало значительно страдать, и хоть всё это было частенько хорошо сдобрено крепкой медовухой, развязывающей язык похлеще раскаленных металлических щипцов, не верить воякам причин не было. Видимо поэтому Император решил выдвинуть на Юг свою личную армию. — Скорее всего так и есть. Они должны были урегулировать начавшую назревать проблему. В конце концов городская стража обеспечивает лишь внутреннюю защиту. У всего Юга не было ресурсов отправлять многочисленные отряды рыть носом землю в бесполезных попытках найти этих шавок. Предатели короны всё же были достаточно умны, чтобы не сидеть на одном месте, ожидая облавы. Вот и перемещались с места на место, старательно заметая следы. Отец пытался ещё в самом начале разобраться во всем, как только впервые получил письма с жалобами и просьбами помочь от торговцев. Они начали страдать самыми первыми. Но каждая отправленная группа, даже если и нападала на след, быстро его теряла возвращаясь ни с чем. Юг был огромен. Самые большие поля и леса, полные самого большого разнообразия трав и ценных животных. Юг был богат выращиваемыми специями, так ценящимися в столице, где, несмотря на многочисленные и объемные поставки, цена на приправы была заоблачной для простого люда, всё уходило сперва во дворец, а от туда уже в дома знати. Чего не скажешь о здешних, ведь даже у них с мамой, когда она не болела и могла готовить, блюда были пряными и очень душистыми. Но важность их региона не только в этом. Выход к морю — вот где была истинная золотая жила. Гигантские корабли регулярно пристающие к их берегам с заполненными под завязку трюмами. Шоколад, какао бобы, драгоценные шелка и другие ткани, что прямыми дорогами отправлялись прямиком ко двору. Украшения, настоящие произведения искусства, это понимала даже такая, как Вран, выполненные мастерами своего дела, передавались из рук в руки сопровождаясь аккуратными бархатными мешочками, а иногда и шкатулками, набитыми звенящими монетами. Надежно укутанная и спрятанная еще глубже шпилька была именно такой. Поэтому эти просторы ценились. Поэтому они решили паразитировать на этой земле. Ведь всё здесь процветало и дышало богатствами, находясь в крепкой хватке местных Лордов, а они жестко контролировались божественной дланью короны. Головы наместников земель летели редко: никто не хотел впасть в немилость правящей династии. Ослабить Юг — ослабить экономику Империи, ведь они не только продавали и принимали у себя чужеземцев. От их пристани регулярно отходили ещё более крупные корабли, возвращаясь гружеными не меньше. Привезенные сундуки ломились от драгоценных металлов, а унести их не могли порой и два здоровенных мужика, жуткой наружности. Вран бывала у берега, но соваться туда часто не спешила. Мелькать там было опасно, охрана нешуточная, и промышляли среди неё только профессионалы. Она всегда гордилась тем местом, где довелось ей родиться и прожить всю свою жизнь. И сколько бы ей не пришлось пережить здесь, Вран готова возвращаться снова и снова. Поэтому в мечтах уже есть свой маленький домик среди заново отстроенных улиц, и она достаточно взрослая, спешащая на работу. Ю’гоа стал полноправным владельцем её маленького стойкого сердца и по всей видимости планировал остаться там навсегда. И даже если сейчас она думала как убраться отсюда подальше, всё внутри неё знало, что рано или поздно настанет момент, когда они воссоединятся вновь. Конечно, она говорит только за себя, опираясь на свои эмоции и ощущения, но почему-то ей свято верилось в то, что вновь замолчавшая и необычайно смурная куколка в чем-то была с ней согласна. Как ей довелось понять, девчонка очень ревностно любит свой дом, и то, что на него посмели посягнуть чужаки её задело. Ко всему, та была избалована, в этом сомнений не было, от того уверенность в том, что ей может быть обидно ещё и поэтому крепла, ведь Ю’гоа был её. Всецело и полностью город принадлежал её семье, и даже территории за ним. Поля, леса, даже тот по которому они шли, был частью её состояния. А тут кто-то пришел, и разрушил то, что перешло к тебе по крови, тогда как самому приходится скрываться на своей же территории. Несправедливо и ощутимо бьет по гордости и самолюбию, даже её саму, а она ведь просто представила. Оставалось вновь подивиться самообладанию слабой на вид спутницы. Хотя не Вран судить людей по внешнему виду, она сама представляла собой в полной мере жалкое зрелище: кости обтянутые кожей, и то не целой, а со множеством шрамов — следами личных побед, но уродством по мнению большинства. Мама тоже так считала, все время стенала, что она себя не бережет. Но разве могла она существовать по-другому, делая лишь то, что придется. Всегда стараясь все же поменьше лезть на рожон. А то, что получалось это далеко не всегда дело другое. Да, определенно. И все же в свете новых фактов им предстояло решить, что же делать дальше. Решить вместе, так как это должно повлиять на судьбы обеих, достаточно сильно ставших зависимыми друг в друге. — Если рано или поздно, а скорее всего рано, прибудет помощь, нам, наверное, не стоит уходить далеко от города? — это был один из самых верных вариантов на её предвзятый взгляд. Выйти сейчас вновь к границе между лесом и городом. — Относительно города мы сейчас, ну… примерно напротив третьего моста. — Вран вела их по диагонали, стремясь за короткий промежуток времени выйти к главной дороге. Таким образом, к тому времени, когда они бы вышли из леса, то прошли бы уже половину пути. — Тогда… Думаю, ты права. Нам и вправду не стоит идти дальше. Но входить в город это всё же риск. Им стоит избегать рисковых авантюр. То есть нельзя выходить на главную дорогу, нельзя входить в город, нельзя уходить далеко и подходить слишком близко. Что же можно? Ждать в лесу. Но вряд ли солдаты будут искать кого-то, нуждающегося в помощи, бродя среди деревьев. Созревшая в голове идея моментально была озвучена. — Стоит сейчас не уходить от черты города, а идти вдоль неё. Мы можем остановиться, не доходя до дороги, но слыша происходящее на ней. — Скорее всего, военные разобьют лагерь на несколько дней перед главным входом. Так им будет проще контролировать тех, кто попытается выйти, и людям будет проще их обнаружить. Значит, думается мне, нам нужно как можно быстрее через лес к главному входу. А там, как ты и предложила, не показываясь, будем следить за развитием событий. — Значит, нам нужно к главному входу в город? Там поля ещё шире, чем те, которые нам довелось перейти. Местность открытая, хоть и далеко, но разбитый лагерь мы должны будем увидеть, если изредка подходить к кромке леса. — При таком плане они с большой вероятностью придут туда позже возможной помощи, идти им в два раза больше, чем они прошли за сегодня. И не выходя к дороге даже не узнают ведь, о том, идет ли вообще помощь или нет. Но вариант рабочий. Даже если бы они встретили солдат на подступе к городу, им бы все равно пришлось идти с ними обратно, а так, они сделают то же самое, но в своём темпе. Так как шаг взрослого мужчины и раненого ребенка существенно так отличается, им пришлось бы рвать жилы поспевая за солдатами, замедляться ради них никто бы не стал. — Я согласна, — рывок головы, обозначающий согласие и вот они уже обе на ногах. — Будем идти до полной темноты, лучше подождать там, чем возможно не успеть, если они уже на полпути. Так и прошел день, а за ним следующий. Распорядок был абсолютно одинаков. Они больше не устраивали нормальных привалов с костром и теплой водой. К ручьям не выходили намеренно, лучше поэкономить воду, но сократить время проведенное в лесу.Длительные привалы были отменены по этой же причине. Вран понимала, что такой темп был тяжелым даже для неё, давно привыкшей к отсутствию излишеств, но так было надо. Поэтому они ложились спать в корнях деревьев, заранее проверив нет ли там нор или змеиных гнёзд длинной палкой, что была найдена для Хешисаи, которой идти было всё тяжелее. И хоть раны на ногах Куколки не загноились, благодаря тем чудесным листьям, чей сок помог и ей, они всё еще были, и наминала она их регулярно. На опухшие, увеличившиеся в два раза стопы было больно смотреть. Ночью они не давали ей спать, а Вран засыпала и просыпалась под жалобные стоны и будь они с ней в других обстоятельствах, непременно отдыхали бы больше. Но осознание того, что плохо было и ей самой, помогало избавиться от невовремя просыпающейся жалости. Всё их небольшое путешествие было одним сплошным превозмоганием, которое нельзя ни прекратить, ни облегчить. Оттого, когда стало заметно, что количество деревьев стало редеть, а знакомые засечки на грубой коре наоборот попадались чаще и они сбавили темп, совсем скоро вовсе останавливаясь, Хешисаи, упав на колени, всё также упрямо стиснув губы, безмолвно разразилась слезами. — Дошли. Куколка, я сейчас быстро выгляну узнать есть ли там кто и вернусь. — Усталость, накопившаяся за эти дни требовала последовать примеру и упасть точно также. Однако упрямство и чувство ответственности всё ещё владели ситуацией, подавляя сиюминутные порывы. Она сильнее, да и займет это всё минут десять не больше. — Я с тобой. Сейчас, подожди секунду, нужно только подняться. — Ухватившись трясущимися ладонями за корявую палку ещё крепче, девочка продолжала ронять слезы, похоже вовсе не замечая их на своём лице. Она видела каких усилий это требовало, так же, как и видела желание не отступать. Или не уступать. Именно оно заставило подставить ей плечо, вытягивая наверх. — Вместе начали, продолжим и закончим тоже вместе. — Была ли Вран удивлена этим словам? Скорее нет, чем да. Но озадачили они её знатно. Вроде бы и недоверия в них даже не проскользнуло, а вот легкий едва уловимый намёк на угрозу ей почудился. Конечно бы она вернулась за Куколкой, у неё даже не проскальзывала мысль не вернуться, и Хешисаи должна была это видеть. Скорее всего та просто злилась на себя из-за проявления слабости, возможно не ожидая от себя такого. — Естественно дорогуша, мы с тобой через столькое прошли. Как теперь вообще сможем расстаться? — они сблизились, и это было очень заметно. За это время в своеобразной борьбе без борьбы они были мощнейшими якорями друг для друга, что не давали остановиться и опустить руки. Заменили собой и папу, и маму, и совсем незнакомого мальчишку из соседнего дома. Стали всем. Вдруг так неожиданно всем в этом большом мире. А если их спасут, разрушится ли эта связь? Изменится ли хоть что-то? В этом не приходилось сомневаться, все претерпевает изменения. Вопрос в том, насколько сильными они будут. Хешисаи, являющаяся дочерью лорда, была в приоритете при спасении. Таковы правила и с этим ничего не сделаешь. Даже в условиях полевого лагеря солдаты были обязаны предоставить ей лучшее из возможного. В то время, когда ей самой никто ничего обязан не был, она не была выше по происхождению даже бездомного кота. Совсем скоро всё встанет на свои места и они разойдутся, возвращаясь каждая в свой личный мир. Где кому-то придется вырывать кусок несвежего хлеба, а кто-то будет кривить нос от еды из жестяной армейской чашки. — Почему же сразу расстаться? Пока нас никуда не определят точно будем рядом. А потом, все будет зависеть от обстоятельств. Но не просто же так нас Великие свели вместе? Кто заставил тогда Куколку хоть как-то помочь ей помочь в том темном закутке? Что ей двигало, и важно ли это? У Вран был однозначный ответ, нет. Для неё это не имеет значения. Абсолютно. Как и то, что они из разных сословий. И даже если им и придется разделиться, она уже знала, что ничего не помешает ей навещать эту странную, седую, вроде как Леди. И пусть Сол будет свидетелем её словам. — Великие это или нет. Но если после всего пережитого мы не станем хотя бы друзьями… — чувствовать на своем лице тепло от оранжевых солнечных лучей было до безобразия приятно, — я расстроюсь. Чего ты улыбаешься? Я же сейчас серьезно! — Наверное, это из-за стресса. — Точно также подставляя лицо под солнечные ванны, Хешисаи посмеивалась и почти незаметно терла всё ещё слезившиеся глаза. Сейчас они были похожи как никогда. Чумазые, усталые, но натянувшие улыбки на лицо. Гигантский груз, что до этого лежал огромным каменным горбом лежал на их спинах, рассыпался на миллиарды мелких песчинок, оставляя после себя невероятное чувство облегчения. Такова жизнь, после череды неудач, обязательно следует что-то хорошее. А разбитый вдалеке лагерь, выглядящий отсюда множеством темных, небольших и, иногда, перемещающихся фигурок, был началом их личной счастливой полосы.***
Воняло кровью, рвотой, паленой плотью и потом. Тридцать больших палаток для солдат и немногим меньше навесов для людей, которых удалось найти и подлатать. Женщины, дети, старики, взрослых мужчин было меньше всего, но мест не хватало. Кто-то спал прямо на земле, свернувшись калачиком на тонкой тряпице, кто-то в повозках со скудным продовольствием, а кто-то не мог сомкнуть глаз из-за отсутствующей руки. И ведь казалось бы, она была ещё вчера, но перелом был настолько сильный, что осмотревший её лекарь, сжав напоследок плечо здоровой руки, молчаливо кивнул проходящему рядом солдату. Секунда, вторая, и гигантская скала из мышц пуская сопли и слюни бьется в истерике, умоляя отпустить его, четвертая, орущий от невыносимой боли, лелеющий оставшуюся культяпку, не понимающий, что ещё не конец, шестая, раскаленный докрасна металл и хрипящий мужчина, что уже не может кричать. И второй лекарь проходящий мимо, роняющий тихую фразу. — Там ещё одна. Закончи с ней быстро, и помоги старику уйти. Ему уже ничем не помочь. На подходе в лагерь можно было повстречать аккуратно скинутых друг на друга людей, которым уже помогли. Сюда шли с надеждой на спасение, не беря в расчет, что лекари не всесильны, тем более в условиях чистого поля. Многие из них были обуглены чуть ли не полностью, кто-то со вспоротым брюхом. Как же он удивил всех, когда кряхтя и подбирая руками выпадающие с одной стороны кишки, заявился сюда. Его приговор был быстро вынесен и приведен в исполнение, несмотря на слабые мольбы о помощи. За вторые сутки все уже прекратили обращать внимания на истошный вой, пропитанный безнадежностью. То тут, то там постоянно находились льющие слезы, кто по погибшим, а кто по живым. Каждый третий жалел себя, и только дети, да немногие взрослые молча благодарили Великих за сохраненную им жизнь. Девочек заметили на подходе, караул менялся достаточно часто и хорошо выполнял свою работу. Никому не хотелось неожиданностей. О больших группах людей они сразу же оповещали других, выдвигая навстречу небольшой отряд из трех-четырех человек. А их встретил молодой паренёк, возможно только недавно нацепивший на себя форму, рядовой или перешедший под общее командование в экстренной ситуации оруженосец. Он поставил на своё место кого-то другого и проводил до лекарских владений. По уже протоптанным тропинкам, огибающим палатки и шатры они двигались достаточно споро. Вран только и успевала отмечать множество высоких фигур снующих в разные стороны, которые стремительно рассекали пространство широкими шагами, совсем не замечая кого-то настолько ниже себя. Они виделись величественными и опасными, хмурыми, недовольными, но помогающими. Имперские, личная армия императора, со знаменами на груди. Защитники и оплот её спокойствия. Величественные, уставшие, но снизошедшие до таких беспомощных людей. Увидеть их было настоящим счастьем, участвующие в реальных сражениях, рискующие ради жителей Империи своими жизнями, они не вставали ни в какое сравнения со спившимися недовояками из городской стражи. Сам госпиталь не впечатлял, разве может быть здесь что-то интересное? А на раненых Вран уже успела насмотреться по пути. Кривой стол, стоящий с самого краю, завален склянками и пиалами, мешочки с непонятным содержимым лежали где попало, а всё здесь пропахло травами. И даже под, казалось бы продуваемым ветром шатром, застоялся невыносимо пряный запах всего подряд. Какофония разных трав, спирта, была нетерпимой настолько, что вызывая безудержное чиханье. Но интересное всё же произошло. Сидевший на наспех сколоченной лавке, мужчина средних лет вскочил, стоило ему увидеть вошедших. И несмотря на незаконченную перевязку и возмущение лекаря, он преклонив колено перед детьми, преданно и взволнованно заглядывал в глаза Хешисаи. И пока сама Вран лишь пораженно наблюдала за происходящим, все вокруг понемногу начали понимать происходящее. — Леди Дигрэ, я сир Лаер Карт лишь могу молить о вашем прощении. Меня не было рядом с вами и вашим отцом в тот момент, и я не смог защитить вас. — Дикость, почему он добровольно упал на колено? Что движет этим несомненно хорошим даже не солдатом, а самым настоящим, выходит, рыцарем, что заставляет его лебезить перед девчонкой? После озвученного по струнке встали все, кто был в состоянии встать. А парниша, что беспечно болтал, объясняя что где находится, и называл их мелкой шпаной, пока вел сюда, побледнел на пару тонов. Да уж, куколка совсем не изменилась в лице, будто происходящее в порядке вещей. Хотя, почему же будто, наверное перед ней достаточно часто падали на колени, чтобы привыкнуть к этому. Вран же решительно не понимала такого поведения, воина, что, спокойно стоит и ждет слов от маленькой девочки, как приговора, когда может поднимать одной рукой гигантский меч. В конце концов, что она ему сделает? — Также приношу глубочайшие соболезнования. Ваших родных искали первым же делом, и, к сожалению, были найдены их тела. — Сир. Я принимаю ваши извинения и соболезнования. Для меня это большая утрата, а всё произошедшее оказалось сильным ударом. — Легкий, неторопливый поклон головы. Вот и вся реакция, нет дрожащего после слез голоса, нет неуверенности о собственном будущем в словах. Нет ничего, что до этого она видела в ней. — Вы сражались, оставаясь до последнего верны моему отцу, этого для меня достаточно. Я рада видеть вас и надеюсь, что когда вы поправитесь, сможете стать на мою защиту. Он подчинился степенному движению тонкой руки, поднимаясь. А Вран тихонько подошла ближе, так как знала, что держащая палку в одной руке Куколка стоит совсем неуверенно. — В свете нынешних обстоятельств, я со своим ранением буду вынужден незамедлительно вернуться на службу. Никого из солдат вашего отца более в живых не обнаружено, а доверять вас здешним, не будет правильно. Тем более все вокруг сейчас заняты делом. Не сочтите мои действия оскорбительными Госпожа. Будь здесь дееспособные люди, я бы немедленно поручил вашу защиту им. — Хорошо, я услышала тебя. А сейчас мне и моей спутнице нужна помощь лекаря. Мы ранены. Перед тем как все засуетились, а события завертелись с невероятной скоростью, Вран успела отметить безумно испуганный взгляд лекаря, не представляя, каким образом обычные слова могут так влиять на людей. Скажи она такое знахарке в городе, её бы отправили куда подальше. А здесь, эти люди им помогут. Благодаря авторитету куколки ещё и быстро. И всё же, ей иногда хотелось быть Леди.***
Самоотверженность и преданность своему делу поразила ребенка до глубины души. Храбрость и сила. Те кто дошли до таких высот по службе, были достойны восхищения. Кого попало к имперцам не брали. Разве могут обычные люди быть такими? Какими-то настолько нереальными, эфемерно прекрасными и восхищающими. Способные одним своим присутствием заставить трепыхать перед собой.