dacha.

— Почему ты с ним вела себя так… близко?! Они — все — начали тебя обсуждать, — Аксинью трясло, и она трудом подбирала связные слова. Те самые «все» ушли на обед, пригласив и девушек. Зара хотела пойти сразу, но сестра отвела её в номер и тут же начала, срывая голос, голос. — И что? — Зарина отвечала спокойно, без тени гнева, напольная полузакрытыми глазами за стоящей лицом к зеркало сестрой. Девушка уже привыкла к такому поведению сестры — надо просто перетереть пару минут. — Если он мне нравится? — Нельзя влюбиться за два дня, — голубоглазая нервно трогала волосы. — Можно, и ты сама это подтвердила. Та, наконец, повернулась и с отчаянием смотрела на лежавшую на диване Зару: — Я не знаю, что теперь с ними делать. — Ты, — Зара привстала, — оплот всемирной инженерии, мать российского стройфака, хватит думать. — Подстрижёшь меня? Чтобы выше плеч? — Что? Они долго выжидающе смотрели друг на друга. Кареглазая глубоко вздохнула. Ладно, ладно. Неожиданно, непонятно, но ладно. — Пойдём в ванную, Ксинь. Если бы кто-то другой так назвал Аксинью, то она бы тут же сорвалась. Но это сестра — сестре можно. Пока Зара стригла её, она смотрела на себя в зеркала, сама пытаясь объяснить этот поступок. Почему? Зачем? С чего бы? Её действия всегда были логически оправданы, имели основания и тщательно продумывались. А сейчас… просто. Без объяснения далее для себя самой. Абсолютно спонтанное и импульсивное решение с желанием забыть обо всех проблемах и мелочах. В сознание её привел стук в дверь, когда сёстры только убрались. — Проходите, — пригласила Зара, выходя в коридор с полотенцем в руках. — Мы вас там уже заждались. Вы идёте? Услышав знакомый голос Саидохмедова, Аксинья, колеблясь, неуверенно вышла в коридор. Она виновато опустила глаза, хотя сама понимала, что ничего, за что бы была виновата, и не сделала. — Ак… Ак… — сбился Рустам. — Ты прекрасна. — Спасибо.