***
Весь следующий день Джисон ходит погруженным в свои размышления. Что, конечно, не укрылось от Феликса. Ли несколько раз пытается выведать, о чем думает Хан, но все безуспешно. Джисон лишь отмахивается, говорит, что это совсем не важно. Но по нему так не скажешь. Феликс знает, что всю ночь Хан не ложится спать. Он бродит по дому, из своей комнаты в гостевую и обратно, под утро заседает на кухне. Устав ворочаться на кровати, сон все равно никак не шел, Феликс выходит из комнаты. Джисон молчаливо наблюдает за всеми его действиями, сильнее сжимая стакан в руках. Вот-вот треснет и разлетится по кухне маленькими осколками. Ли подавляет зевоту несколько раз, а сам внутренне гадает, что могло послужить причиной такого поведения Хана. Скорее всего это связано с размышлениями прошлого дня. И Минхо. Феликс уверен, что этот жнец виноват в таком состоянии друга. Конечно, в прошлую их встречу он показал себя с немного другой стороны, не был таким грубым, как при знакомстве. Но настороженность в его сторону у Феликса оставалась. — Джисон? Что-то случилось? — наконец спрашивает он, надеясь, что сейчас друг поделится переживаниями, а не отмахнется. — Феликс, — голос Хана звучит тихо и как-то виновато. — Я поцеловал его. — Что ты сделал? Как? Почему? Феликс давится чаем, глоток которого только сделал. Он сразу понимает, о ком идет речь. Предчувствие его не подвело. В состоянии Джисона все-таки оказался замешан Минхо. В голову тут же пробирается сотня самых ужасных мыслей, а вместе с ними беспокойство за Хана только усиливается. Что теперь ждет друга? Возможно ли быть изгнанным в Нижний мир, после того как попал в этот город? Насколько тяжелым будет считаться этот грех? И о чем вообще Джисон думал, когда делал это? Понимание, что Джисон сам поцеловал Минхо, приходит как-то запоздало. Это не Ли подвел Хана к греху. Феликс чувствует, как к панике присоединяется злость, хоть и непонятно, откуда она взялась. Джисон пытается объясниться, рассказывает, как все пришло к этому. Феликс молча выслушивает, представляя ситуацию в голове. Ему кажется, что вот-вот Джисон должен рассказать о том, как Минхо накинулся на него с кулаками за подобную выходку. Но Хан замолкает. — А как он отреагировал? Феликс сам подталкивает Джисона к интересующей его теме, понимая, что Хан свой рассказ закончил. И ответ его удивляет. Сильно. Почему Минхо не отреагировал на поцелуй Джисона агрессивно? Ли казалось, что это было вполне в его характере. Но по словам Джисона все было совсем не так. Разве кто-то вообще мог отреагировать так спокойно… Феликса осеняет. Ах, да, слухи. Выходит, услышанное им от горожан не обманывало. Это, конечно, объясняло поведение Минхо. Но как же грех в их действиях? Накажут ли боги теперь обоих? Феликс совсем запутался. Теперь, все рассказы Джисона о Минхо наталкивают на одну конкретную мысль. — То есть, он тебя даже не ударил? Разве он не должен был отреагировать… Более агрессивно? — все же уточняет он, надеясь, что Джисон сам даст ответ на вопрос в его голове. — Это же… — Хан его перебивает. — Грех? Да. Именно так. Это грех. Грех, которому при жизни поддался Минхо. Грех, на который после смерти повелся Джисон. Грех, в котором увяз и сам Феликс. Он вполуха слушает объяснения Хана. Мысли сбились в запутанный клубок. Сейчас Феликс очень жалеет, что не поговорил об этом с Чаном. Возможно, происходящее было бы ему понятнее. — Он тебе нравится? — глухо предполагает Ли. Он очень надеется получить отрицательный ответ. Ведь это будет значить, что Джисона еще можно спасти, направить на верный путь. Но Хан и сам не знает, что чувствует, он лишь тему переводит. — Он сказал кое-что еще. Что ты тоже замаливал грех при жизни. Ты же понимаешь, о чем я? Феликс вздрагивает. Эти слова звучат словно громовой раскат. Ему больше не хочется продолжать этот разговор. Хочется спрятаться в свою комнату, под одеяло, и не вылезать, пока Джисон не забудет, что они вообще начинали говорить об этом. Но он все же находит в себе силы ответить. — Когда Минхо сказал, что мы умерли. И при этом мы оба были в одном месте, я решил, что из-за этого попаду в Нижний мир вместе с тобой. Но потом он сказал, что мы ничего плохого не сделали. И я решил, что об этом точно никто никогда не узнает, — говорить об этом невероятно тяжело. Феликсу кажется, что он вот-вот разрыдается. Из-за признания собственной грешности, из-за того, что всегда считал, что Джисона, в отличие от него, ждут муки Нижнего мира за неверие. — Но ты действительно не сделал ничего плохого. — Феликсу кажется, что Хан просто понятия не имеет, о чем говорит, заявляя такое. Джисон подходит к нему и тянет к себе в объятия. — Наше общество многие вещи толковало неверно, — еще одно напоминание о том, что всю жизнь Феликс жил в заблуждении. Он сердцем надеется, что общество и на этот счет было не право. Но сознание не перестает подкидывать мысли, что такого просто быть не может. — Но сейчас я знаю, что кого бы ты не любил, парней или девушек, в этом нет ничего неправильного. Ведь любовь не может быть неправильной. Твое сердце не обманывает тебя. Понимаешь? Феликс кивает, крепче прижимая Джисона к себе, лишь бы тот не увидел, что по его щекам уже стекают слезы. Неужели все было так просто? Если бы он только с самого начала знал верное религиозное учение. Не было бы стольких бессонных ночей, когда он со слезами на глазах вымаливал прощение. — Так много всего вскрылось, — усмехнувшись, вновь заговорил Джисон. — Мы словно совсем друг друга не знаем. — Это была не та вещь, о которой я хотел бы рассказывать. Я действительно надеялся, что никто не узнает, — признается Ли. — Даже сейчас? — спрашивает Хан, отпуская Феликса. Он все же замечает заплаканные глаза друга. Джисон подтягивает свой стул ближе, садясь рядом. — А сейчас, — вздыхает Феликс. — Ты и сам уже все знаешь. — Не все, — качает головой Джисон. — Хочу услышать твою версию произошедшего. Если ты, конечно, можешь говорить об этом. — Мне было где-то… Шестнадцать? — неуверенно начинает Феликс, всматриваясь в жидкость в стакане. Смотреть на Джисона сейчас нет сил. — Тогда я понял что-то не так. Родители завели разговор о скорой свадьбе соседской девушки. Сказали, что меня это тоже однажды ждет. Свадьба, невеста, дети. А я решил, что это бред какой-то, что совсем не хочу жениться на какой-то девчонке. И на самой свадьбе думал лишь о том, что жених намного красивее невесты. Конечно, сейчас все можно списать на возраст, слишком мал был, чтобы рассуждать о подобном. Но к восемнадцати девушки так и не начали меня привлекать. Да, ты сейчас можешь сказать, что я со многими дружил, — но Джисон перебивать не берется. Слушает внимательно, понимая, как тяжело Феликсу дается этот рассказ. — Но в том и дело, только дружил. Меня в дрожь бросало, когда мама говорила, что однажды я на ком-нибудь из них женюсь. Совсем не хотелось. И когда-то тогда я понял, что парни привлекают больше. Конечно, никому я эти мысли не озвучивал. Но возвращался к ним снова и снова. Постоянно так или иначе представлял, какой будет моя жизнь в будущем. Смогу ли я жениться, как хочет того общество? Смогу ли прожить такую жизнь? Каждый раз картинка в голове уводила совсем в другое русло. Не видел я рядом с собой девушку и все на этом. Потом к нам в город приехали гости из соседней страны. Не знаю, помнишь ли ты об этом или нет. Мои родители устраивали праздничный ужин по этому поводу. Я тогда, наверно, впервые по-настоящему влюбился. Он после пытался познакомиться, давал какие-то двусмысленные намеки. Временное помутнение рассудка. Несколько дней с этим окрыляющим чувством. А потом гости уехали. А я понял, что чуть не натворил. Молился в храмах часами, а после дома. Надеялся, что боги простят это. Никто не должен был узнать, пока… Извини, даже сейчас про это говорить не хочу. — Я и подумать не мог, что кому-то это осознание могло даться так тяжело, — заговаривает Джисон, когда Феликс заканчивает рассказ. — Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это. — Сейчас ты говоришь, что в моих чувствах нет ничего плохого. И от этого становится легче. Но я все еще не могу до конца принять, что все мои переживания были напрасны. Словно жду какой-нибудь подвох, что в конце концов мне скажут, что произошла ошибка и мне тут не место. — Может быть тебе стоит поговорить об этом с Минхо? Он явно сможет сказать больше меня. Или давай попробуем найти Чана? — Нет, не надо, — отказывается Феликс. — Не надо их беспокоить по пустякам. Уверен у обоих есть достаточно работы. — Я раньше никогда особо не задумывался о том, кого любить. Учитывая, — Джисон усмехается. — Мою репутацию в городе. — Феликс слабо улыбается, понимая, о чем говорит Хан. — Мне вообще не светило быть с кем-то там. А сейчас появился Минхо. И я, кажется, действительно влюбился в него. Но это дается так легко. Словно все так и должно быть, а мы ведь знакомы совсем немного. Но он такой… Невероятный. — Это, наверное, хорошо, если у вас все сложится, но не мне судить об этом, — пожимает плечами Феликс. Он видит, как у Джисона глаза загораются при упоминании Минхо. И он правда хотел бы, чтобы у друга все сложилось хорошо.***
Когда спустя неделю Минхо снова приходит к ним в дом, у Феликса возникает странное чувство дежавю. А вместе с ним предчувствие, словно что-то должно случиться. Джисон в тот день спешно уходит с Ли, бросив прощание на ходу. А возвращается лишь следующим днем. Феликс понимал, что Хан все это время находился у Минхо, но беспокойство его не покидало. И, судя по всему, не зря. Вернулся Джисон невероятно счастливым, словно светился изнутри. Казалось бы, как это могло подтвердить опасения Феликса. Почти сразу же Хан сообщил, что Минхо ответил на его чувства взаимностью. Феликс понимает, что его реакция может обидеть Джисона, но ничего с собой поделать не может. Что-то внутри мешает в полной мере порадоваться за Хана. Он улыбается натянуто, поздравляя его, и спешит скрыться в своей комнате. В горле ком образуется. Феликс и сам понять не может, почему реакция такая. Почему не может просто искренне порадоваться за счастье друга. Вот так просто Джисон нашел любовь в лице Ли Минхо. В течении дня Феликс старается не пересекаться с Ханом, всеми силами избегает его. Ему, кажется, физически больно от вида счастливого друга. Но, непонятно к счастью или сожалению, видятся они в последствии все меньше. Джисон все чаще пропадает на встречах с Минхо. Феликс старается найти себе занятия, подавляя зарождающееся чувство одиночества. Гуляет по городу, знакомясь с новыми людьми. Среди соседей находятся интересные собеседники. В местных лавках находит книги, прочитать которые при жизни не успел. Пытается найти себе новое увлечение, собирая украшения из причудливых бусин. Феликс не знает, откуда все эти вещи есть в Верхнем мире, но вопросов не задает. Да и спрашивать особо не у кого. Когда Джисон зовет встретится с друзьями Минхо, дает твердый и уверенный отказ. Не потому, что не хочет встречи с новыми людьми или боится их. А потому что там будут не только люди, или души, как правильно их всех здесь называть, но и боги. И вот это пугает. Но, с одной стороны, он уже знаком с Чаном и совсем не против увидеть его вновь. Возможно, после ему даже удастся задать еще несколько волнующих его вопросов. А помимо Чана там должен быть только один незнакомый ему бог-покровитель искусства. И он не кажется Феликсу опасным. В конце концов он поддается уговорам. Чтобы обнаружить, что Джисон его нагло обманул. Нервозность не покидает Феликса на протяжении всего пути в дом Минхо. Там их встречает Чан. Рядом с ним Ли мгновенно становится спокойнее. Новые знакомые совсем не пугают, кажутся вполне приятными людьми. У Минхо живут три кота, кажется, Джисон говорил о них, но он точно не упоминал, что животные окажутся крылатыми. Феликс хоть и удивляется, но отталкивать забравшегося к нему кота не стремится. Все же тот весьма удобно устроился на его коленях, подставляя спинку под поглаживания. Когда приходит Минхо, Ли наблюдает за реакцией окружающих на их очевидные отношения с Джисоном. Но никто и слова против не говорит. Феликс даже расслабляется окончательно, решив, что ничего плохого за эту встречу просто не может произойти. Пока вслед за хозяином дома в комнату не входит бог войны. О нем Джисон точно не говорил. Он лишь сказал, что будет только один незнакомый ему бог… Ну, конечно, ведь с этим они уже встречались дважды. Феликс словами передать не может, как сильно от страха сжимается сердце. Чанбин выглядит невероятно угрожающе. Особенно когда смотрит на Феликса, встречаясь с ним взглядом черных глаз. Феликс не может перестать смотреть на него, боясь, что что-нибудь произойдет, стоит ему отвернуться. Но Чанбин вообще не выглядит заинтересованным в нем или Джисоне. А вот его страх, кажется, заметен всем в этой комнате. Джисон пытается перевести внимание Феликса, спрашивая о том, кем является Сынмин. И у него действительно получается. У Феликса глаза расширяются, когда он видит, как легко и непринужденно Хенджин целует адепта. В голове еще больше вопросов, сформулировать которые он не может. Однако его попытку все же замечают, начиная рассказывать историю знакомства. Очевидно, Сынмин жил не в той стране, где он и Джисон. И даже был жрецом в храме. Если Феликс еще понимал отношения между Минхо и Джисоном, то отношения между Сынмином и Хенджином, божеством, были ему непонятны. Неужели и такое возможно? Пусть сейчас Феликс осознает, что греховными эти отношения не считаются, даже без этого знания не взялся бы осудить этих двоих, видя, с какой нежностью во взгляде смотрит на Сынмина Хенджин. Все следующие часы он прокручивает это в голове вместе с мыслями о Чанбине, чей холодный взгляд периодически ловит на себе. Наверное, это единственное, что омрачало вечер. Феликс определенно хотел бы встретиться с большинством из них снова. Но еще одним разочарованием становится нежелание Джисона идти домой. Феликс видит, как тот хочет остаться с Минхо. Ли уже готовится добираться домой в одиночестве, благо, несмотря на темное время суток, здесь ему точно ничего не угрожает. Но очень вовремя Чан предлагает составить компанию. Феликс хватается за это предложение, считая, что это его шанс обсудить с Баном все волнующие его вопросы, раз уж он сам предложил. Только он не ожидает, что Чанбин отправится с ними. Феликс жмется ближе к Чану, что совсем не против. Чанбин словно видя это, держится немного на расстоянии. Ли надеется, что им просто в одну сторону, ведь Чан предложил продолжить разговоры у него, обосновывая это тем, что после Феликсу будет не так одиноко оставаться в доме. Аргумент Ли показался весомым. Но его надежды не оправдались, ведь Чанбин прошел с ними до дома Чана и, судя по всему, планировал остаться там же. Феликс даже не рискует спрашивать об этом, на протяжении всего пути говорит лишь Чан. Вход в дом Чана находится явно не в городе. Феликс заметить не успевает, как они сходят с выбеленных улочек, словно перемещаясь в совсем другое место. Оно выглядит намного богаче их города, намного величественнее. Феликс может сравнить здешние дома с дворцами и храмами по красоте. Всюду в свете луны и звезд сияет стекло и хрусталь. Стены словно отражают от себя свет, разбавляя ночную тьму. Совершенная тишина и безмятежность. Здание, к которому подводит Чан, так же напоминает храм снаружи. Ли думает, что совсем не удивится, если так и окажется. Но нет, внутри он вполне обычный дом, разве что богатый. Бан показывает ему комнату, где тот может переодеться и позднее расположиться на ночь, а после зовет в гостевой зал. Феликс кивает. Оставшись наедине, он некоторое время рассматривает комнату, что оказалась весьма просторной. Ему требуется несколько минут, чтобы привести себя в порядок и переодеться из уличной одежды в выданную ему домашнюю. В зале, куда сказал подойти Чан, пока пусто. Феликс устраивается на одном из мягких диванов, любопытно осматриваясь. Чувство тревоги нарастает совершенно неожиданно и очень быстро. Ли не сразу понимает в чем дело. Осознание приходит вместе с богом войны, вошедшим в комнату и севшим в кресло напротив. Феликс держится настороженно. Сжимается под его внимательным взглядом. Теперь он совсем не может сказать, что бог войны смотрит равнодушно. Но что больше всего бросается в глаза: это вид бога. На нем нет той массивной, черной амуниции, наряд такой же простой, как и у самого Феликса. И в этом всем он выглядит каким-то… Обычным? Совершенно не устрашающим. — Что-то не так? — спрашивает Чанбин. Ли вздрагивает от неожиданности вопроса. Он понятия не имеет, что должен ответить и должен ли отвечать. — А ты не понял? — веселым голосом отвечает Чан, появившийся словно из ниоткуда. — Он тебя боится. — Феликс вздрагивает, переводя испуганный взгляд на Бана. Зачем тот так явно раскрыл его страх? — Я знаю, — отвечает Чанбин. Знает? Выходит, Феликс все же был слишком очевидным в своей боязни. — Но не могу понять почему? — А вот это Ли удивило. Неужели бог войны действительно не догадывается? В памяти всплывают воспоминания о первых встречах. Чанбин явно слышал, как нелестно Феликс отозвался о нем. Разве его не должно было это злить? — Так что, Феликс, — обращается к нему Чан, присаживаясь рядом. — В чем причина, поделишься с нами? — Я… — Феликс не выдерживает на себе два выжидающих взгляда. Притягивает колени к груди и прячет лицо. — Из-за того, что я говорил… Тогда в таверне… И в точке перехода, — делая паузы, наконец выдает он. — М-мм, — тянет Чан задумчиво. — Чанбинни, ты понимаешь, о чем он? — Судя по всему, Чан хоть и чувствовал страх Феликса, причин не знал. Или просто не пытался узнать, надеясь вытянуть ответ из самого Феликса. — Да, — соглашается Чанбин. Голос его звучит все так же спокойно. — Было бы из-за чего наводить панику, — фыркает он. Феликс от удивления голову поднимает, смотря на бога с немым вопросом и застывшим в глазах удивлением. — Если ты думаешь, что меня это хоть как-то оскорбило, то нет. Я достаточно слышал о себе от людей, не знающих о ком они говорят. И, поверь, твои слова — одни из самых безобидных. — Вот и прекрасно, конфликт исчерпан, стороны друг на друга не в обиде, — Чан радостно хлопает в ладоши. — Но тебя точно тревожит что-то еще, — продолжает он, обращаясь к Ли. В этот раз говорит намного спокойнее, придвигаясь к Феликсу ближе и приобнимая его за плечи. — Рассказывай, дорогой, какие еще вопросы терзают твою душу? — Сложно все вот так вот сформулировать, — мнется Феликс. Если бы он был только с Чаном, то скорее всего вывалил бы на него все свои сомнения и беспокойства, не задумываясь. Но присутствие Чанбина напрягало. — Трудно сказать. Все никак не могу осознать, что наша религия богов слишком… Возвышала? То есть, мне странно сидеть тут и говорить с вами, как с обычными людьми, если такое сравнение уместно. — Самый волнующий его сейчас вопрос — отношения Джисона и Минхо, но как подобраться к нему Феликс понятия не имеет. Возможно, ему просто необходимо, для собственного успокоения, что кто-то вроде Чана сказал, что ничего плохого в этом нет. — Ваша вера действительно делала нас… Слишком. Во всем, — отвечает ему почему-то Чанбин, а не Чан. — Слишком сильные, слишком горделивые, слишком самовлюбленные. Хах, если бы мы действительно были такими, то давно бы уже перебили друг друга в погоне за властью или что-то в этом роде. — Бинни прав, Феликс, мы даже не решаем все в этом мире, вот первородные боги могли, а мы несколько ограничены в своей власти. — Первородные боги? — непонимающе переспрашивает Феликс. О таком он точно не слышал. — Чуть позже расскажу, — обещает Чан. — Только это может еще сильнее тебя запутать. — Например я, — вновь заговаривает Чанбин. — Я — бог войны, в чем, по-твоему, это выражается? — И опять он обращается к Ли. Феликс задумывается. Он все еще удивлен тем фактом, что Чанбин не зол на него и вот так просто ведет разговор. — Я не уверен в этом, но, вероятно, развязываешь войны? Сталкиваешь армии в битвах? — предполагает он. А Чанбин отчего-то начинает смеяться. Феликс замирает. Он сказал что-то не то? Почему бог войны, в его представлении невероятно суровый мужчина, скупой на эмоции и всегда и везде готовый к битве, сейчас сидит весь такой домашний и совсем не страшный и заливисто смеется над его ответом? Феликс чувствует, как заалели щеки, а сердце забилось быстрее, от волнения скорее всего. — Нет, поверь, люди и сами прекрасно справляются с этим, — успокоившись, отвечает он. — Им не нужна моя помощь для этого, да и не очень-то я заинтересован в развязывании воин, зачем прибавлять себе лишних забот? Войны будут даже если меня не станет, но я нужен для того, чтобы они шли честно. Чтобы выиграл тот, кто должен, а не тот, кто пытается урвать победу хитростью. Понимаешь? — Кажется, да, — тихо отвечает Феликс, кивая. — Так много несостыковок. У нас, например, вообще ни слова об адептах не говорили. Слышал что-то о вознесении жрецов, отдавших свою жизнь на служение богам, в небесные храмы. Возможно это и подразумевалось под адептами. — В любом случае адепты есть далеко не у всех богов. Изначально роль адепта подразумевалась, как роль помощника в делах в Верхнем или Нижнем мире и представителя бога на земле. И их действительно стоило выбирать среди храмовых жрецов… — Но Хенджин сделал Сынмина адептом просто потому что влюбился, ему до этого вообще адепт не был нужен, — заканчивает за Чана Чанбин. — А у богини смерти адепт раньше была жнецом. Там весьма забавная история, эта девушка через какое-то время после смерти решила стать жнецом, но за десятилетия работа поднадоела, тогда всеми делами, связанными со смертью занималась Йеджи, а Рюджин, так зовут адепта, пришла к ней чтобы разорвать контракт. Слово за слово, Йеджи предложила ей заниматься делами в Нижнем мире, без постоянного общения с людьми и объяснения им одних и тех же вещей. — Сидит теперь за бумагами, почти из кабинета не вылезает. Интересно сколько раз она пожалела, что согласилась на эту работу? — тянет Чанбин. — Получается, она стала адептом через какое-то время после смерти? — уточняет Феликс. — Даже без службы в храме? — Да. Видишь, даже боги не всегда следуют правилам, что уж говорить о людях. Поэтому границы того, что считается греховным, а что — нет, довольно размыты. — Довольно размыты… — вслед за Чаном повторяет Феликс. Он закусывает губу, раздумывая, как лучше сформулировать вопрос, что вертится в голове. — Из-за этого тоже большая путаница. Например, отношения Минхо и Джисона наше общество не восприняло бы. — Какая глупость, — фыркает Чанбин. — Люди слишком любят все усложнять, сами же придумывают себе проблемы, а потом страдают. — Понимаю, к чему ты завел этот разговор, — шепчет Чан, хитро поглядывая на Феликса и поглаживая того по макушке. — Поверь, мой дорогой, в твоих чувствах нет ничего плохого, кто бы ни пытался убедить тебя в обратном — они будут не правы, уж я-то знаю. Не так-то просто отпустить старые принципы, верно? — Я просто… Не могу понять, почему наша религия настолько неверная, что из-за нее пришлось столкнуться с… со всем этим! Я так долго отрицал все это в себе, чтобы оказаться здесь и узнать, что ничего плохого все это время со мной не происходило. Джисону в этом плане намного проще пришлось, он вообще никогда раньше не задумывался над тем, кого любит. А тут появился Минхо, и они уже вместе и вполне счастливы, — на одном дыхании выдает Феликс. Ему кажется, что еще немного, и он разрыдается. Наконец даст волю эмоциям, всей той боли, что накопилась в груди. Почему он должен был годами отрицать себя? Жить в страхе, что поддается греху? Если бы все было так просто, как у Джисона. — В тебе говорят боль и обида от пережитого, не дают порадоваться за друга, ведь у него все прошло легко, в отличие от тебя, — успокаивает Чан. В голосе его скользит сочувствие. — Это действительно печальный опыт, но его уже не отменить. — Он мягко касается пальцами виска Феликса, что сидит весь сжавшись. По телу тут же начинает разливаться тепло, а вместе с ним и ощущение легкости. Словно рассасывается весь тот туман, что был в голове. — Тебе остается только отпустить это, чтобы начать двигаться дальше. Как жаль, что в храмах есть такие жрецы, что только калечат своих прихожан, — вздыхает Чан. Феликс вздрагивает от упоминания о жрецах. Еще одно неприятное воспоминание. Он не знает, что только что сделал с ним Чан, но спрашивать не хочется. От этого действительно становится легче, и так намного лучше, чем если бы он сам принял действительность. Кто знает, сколько бы времени ушло на это. — Живя здесь, каждая душа получает, по сути, второй шанс. И кто сказал, что тебя это не касается? Ты еще можешь найти родственную душу, которую полюбишь всем сердцем. Но теперь будешь знать, что в твоей любви нет ничего плохого. Феликс тихо кивает, шмыгая носом. Отпустить все произошедшее — только звучит легко. Хоть Чан и облегчил груз на душе, Ли казалось, что воспоминания все равно будут подводить его к пережитому. — Так что там о первородных богах? — хрипло спрашивает он, надеясь перевести тему. Чан воодушевленно начинает рассказывать. Феликс действительно путается еще больше, так что объяснения приходится начать сначала. Ко всему этому подключается Чанбин, и уже оба бога, активно жестикулируя, пытаются донести до Феликса суть божественной иерархии. Ли удается узнать, почему Чанбин остался ночевать в доме Чана, а не направился в собственный. Причина оказалась невероятно простой: не захотел. Дом бога войны располагался в Нижнем мире, а значит для перемещения туда надо было сначала перенестись в точку перехода, что делать крайне неохота. Спустя пару часов страх перед Чанбином совсем пропадает. Тот ведет себя гораздо более оживленно и разговорчиво, чем в доме Минхо. И, честно, встреть его Феликс только сейчас, ни за что бы не подумал, что перед ним стоит бог войны. Нет такой ассоциации от взгляда на довольно нахохлившегося Чанбина, обошедшего Чана в каком-то споре, связанным с событиями прошлого. Феликс готов признать, что хотел бы проводить так каждый вечер. В уютной атмосфере дома Чана, в этой компании. Совсем забыв о каких-либо переживаниях и одиночестве.***
Феликс нежится в постели, лениво приоткрывая глаза. В комнате приятный полумрак от задернутых штор, а на часах наверняка давно за полдень, все же спать вчера они направились весьма поздно. Ему никак не хочется подниматься, на весь день остался бы среди этих шелковых простыней и пушистого одеяла. Он переворачивается на бок, прикрывая глаза и надеясь провести в кровати еще несколько минут, как слышит, что дверь открылась. В голове тут же появляется догадка, что это может быть Чан, пришедший его будить. Но выдавать себя и тот факт, что он уже не спит, Феликс не спешит. Теплая ладонь ложится ему на плечо, чуть потрясывая. Феликс прячет улыбку в подушке, пытаясь уйти от прикосновений, отворачиваясь. — Еще минуточку, — тянет он сонливо. — Еще минуточка, и ты опоздаешь на завтрак, если его вообще можно так назвать, учитывая сколько на часах, — шепчут ему в ответ. И Феликс не сразу понимает, что что-то с голосом не так. Он разворачивается к собеседнику, разлепляя глаза, и тут же удивленно ойкает, встретившись лицом к лицу совсем не с Чаном. С Чанбином. Бог войны выглядел так, словно сам недавно проснулся, учитывая растрепанные волосы и слегка заспанный вид. — Сейчас, уже встаю, — отвечает Феликс, садясь на кровати и широко зевая. Он знает, что проход в ванную комнату есть прямо из его спальни, через ту дверь, что рядом с выходом. И это радовало, ведь Феликсу все еще неизвестно, насколько этот дом большой и что в нем еще есть. — Ты же не знаешь, куда спускаться на завтрак? — уточняет Чанбин, когда Феликс бредет к ванной. Ли утвердительно кивает. — В таком случае я тебя подожду, а то заблудишься еще. — Хорошо, спасибо, — соглашается Феликс. Ситуация кажется ему немного неловкой, и он спешит скрыться за дверью. — Поторопись, лапочка, — слышит он вслед, как только дверь закрывается за спиной. Феликс замирает. Ему же не показалось? Нет, не мог Чанбин так назвать его. С чего бы ему это делать? Может он все еще спит? Феликс прикладывает ладони к щекам, и без зеркала понимая, что те предательски порозовели от милого обращения. Умывается он принципиально холодной водой, надеясь так согнать смущение, но в итоге только руки мерзнут. Он выходит спустя минут пять и, забывшись, валится обратно на кровать, притягивая к себе одеяло и обнимая его. Несмотря на то, что Феликс чувствует себя абсолютно выспавшимся, полежать вот так вот еще несколько минут очень хотелось. Но он как-то упустил мысль, что Чанбин остался ждать его прямо в комнате. — Кхм, так завтрак или обратно спать? — спрашивают его чуть насмешливо. — Сейчас, секундочку, — лениво тянет Ли. — Тут так мягко, совсем не хочу вставать и идти куда-то… — Ну, раз не хочешь идти, — хмыкает Чанбин. Феликс замирает, испуганно округлив глаза. Неужели он сейчас уйдет, оставив Ли самостоятельно искать столовую? Феликс хочет подняться, но не успевает, чувствуя, как тело отрывается от матраца. Ли только пискнуть испуганно успевает. Чанбин поднял его на руки совершенно легко, словно он совсем ничего не весит. А Феликс и слова против вымолвить не может, лишь прячет отчаянно краснеющее лицо в ладонях и глаза закрывает, чтобы самому не видеть отчего-то слишком довольную ухмылку на лице божества. Чан, завидев их на пороге столовой, начинает смеяться. Феликс от этого еще больше заливается краской. Чанбин опускает его аккурат на стул, что чуть отодвинут от стола, после чего идет к своему месту. Чан успокаивается, но продолжает поглядывать на них с улыбкой, придвигая тарелки с завтраком. — Не надо было так, — бормочет Феликс, опустив голову. — Я мог и сам дойти… Я же совсем не легкий… — Поверь, лапочка, ты совсем не тяжелый, — отвечает Чанбин. А у Феликса уши сильнее гореть начинают, в то время как он задыхается от смущения. Зачем же он при Чане так его назвал? Сам Бан явно пытается снова не засмеяться. — Кхм, — прокашлявшись, привлекает внимание Чан. — Как спалось, Феликс? Мысли о прошлом больше не донимают? — Все замечательно, спасибо, — отвечает Ли, кивая головой. — Только сейчас думаю, как домой буду добираться, я совсем не запомнил дорогу. — Ничего страшного… — начинает Чан, но Чанбин его тут же перебивает. — Я провожу, — вызывается он. — Все равно к точке перехода возвращаться. — Вот и хорошо, Феликс, ты не против? — Нет, — тихо отвечает Ли, мотая головой и пряча взгляд. Поведение Чанбина он совершенно не понимает. С чего бы ему провожать его и делать все остальное, произошедшее утром для того, кто еще несколько часов назад невероятно его боялся? Разве что доказать, что бояться совсем не стоило? Вполне возможно, Феликс будет считать, что причина в этом. Он сосредотачивается на стоящей перед ним тарелке, надеясь, что разыгравшаяся внутри буря уймется. Перед уходом Чан крепко обнимает Феликса, говоря, что тот всегда сможет найти дорогу к его дому, если нужна будет помощь. Чанбин ждет чуть в стороне, не мешая их прощанию. На нем вновь массивная черная амуниция, делающая фигуру в несколько раз внушительнее. Феликс не готов признавать, насколько ему теперь неловко оставаться наедине с Чанбином, когда они выходят из дома Чана и направляются обратно в город. С одной стороны, это намного лучше, чем захлестывающий с головой страх, а с другой… Он даже посмотреть на него не может, не заливаясь краской. В голову тут же лезут воспоминания прошедшего утра. Души в городе периодически заинтересованно оборачиваются на них. Видимо, узнавая бога войны, что сейчас сопровождает такого обычного Феликса. Ли от этих взглядов не по себе, хоть и ничего враждебного в них нет. Весь путь так и прошел бы в тишине, если бы Чанбин не начал разговор, практически вытягивая из Феликса ответы. Ли не то чтобы не хотел отвечать, просто чувствовал себя скованно. Но эта беседа ни о чем помогла раскрепоститься. Темы самые разные, совершенно простые и несвязанные друг с другом. Чуть-чуть о жизни, об увлечениях, о друзьях. Казалось бы Чанбин решил таким образом всю его жизнь узнать. — С Верхним миром уже более понятно, — проговаривает Феликс. — А с Нижним — нет. Не знаю, может нам и не надо знать о нем, раз уж мы сюда попали. Но я много раз думал, что попаду туда. Возможно, если Джисон все-таки станет жнецом, он расскажет, как там все. Он вроде говорил, что жнецы туда перемещаются. — Зачем тебе ждать Джисона, если этот мир могу показать я? — спрашивает его Чанбин, смотря пристально. — Жнецам все равно разрешено ходить лишь в некоторые части мира. Я бы, конечно, не сказал, что там много чего интересного, город Нижнего мира во многом похож на этот. — Так там тоже есть город? — удивленно восклицает Феликс. Ему казалось, что в Нижнем мире только мучения для душ уготовлены. Он не успевает продолжить мысль, тушуется, осознав сказанное Чанбином. — Но… Зачем тебе это… Я же, по сути, незнакомец… — Потому что могу, — пожимает плечами Чанбин. — Потому что хочу, — добавляет сразу же. — Только дай знать, если появится желание попасть туда ненадолго. — Да… Я, наверное, хотел бы посмотреть, хоть одним глазком взглянуть, если возможно, — решает согласится Феликс. Все же зачем упускать представившуюся возможность. — Тем более дни у меня сейчас все свободные, в любой момент могу. — Отлично, тогда я зайду за тобой завтра, ближе к полудню, — тут же отвечает Чанбин. Феликс с удивлением понимает, что они дошли до его дома. — До встречи, лапочка — прощается он, оставляя Ли у входа и стремительно удаляясь, вскоре пропадая из виду. И снова это обращение. — До встречи, — только и успевает прошептать Феликс. Он думает, что хотел бы обнять Чанбина на прощание так же, как и Чана, но быстро одёргивает себя. Тот, скорее всего, не позволил бы. Феликс входит в дом, уверенный, что тот будет пустовать. Но на него с порога накидывается Джисон. Ли почти с ног валится, под натиском друга. — Где ты был все это время?! — как-то обиженно восклицает Хан. — Я думал, Чан проводит тебя до дома, мы сегодня здесь встретимся, а тебя нет! Я испереживался! — Я был у Чана, — отвечает Феликс, выбираясь из удушающих объятий и направляясь в гостевую. — Потом Чанбин проводил меня домой. — Чанбин? — недоверчиво переспрашивает Хан, бредя следом. — Все нормально? Он же не навредил тебе? — Нет, все прекрасно, — говорит Феликс, прикрывая руками лицо. Он ни за что не расскажет Джисону о том, как Чанбин называл его. — Обсудили некоторые вещи у Чана и… Чанбин не такой плохой, как казалось. Я боялся, что он злится из-за сказанных мной слов, но это оказалось не так. Так что все хорошо. А ты… — он запинается на середине фразы. Феликс хотел спросить Джисона о прошедшей ночи, узнать, как тот провел время с Минхо. Сейчас, после разговора с Чаном он больше не чувствует боли от счастья друга. Но он замирает, рассматривая Хана, что краснеет под этим взглядом, хотя раньше такого не было. Джисона, кажется, вообще смутить было сложно. — Я провел с ним ночь, — еле слышно признается Джисон, опуская голову. — Оу, тогда понятно, откуда следы, — растерянно бормочет Феликс. Темно-алые, слегка отдающие фиолетовым пятна выглядывающие из-под рубашки Джисона были тем, что привлекло внимание Ли. Не сложно было догадаться, откуда они появились, даже без признания Хана. Диалог зашел в тупик, смутив обоих.***
Феликс посматривает на часы. Он прекрасно помнит сказанное вчера Чанбином и не может усидеть на месте от предвкушения. Джисон ушел ранним утром, даже спрашивать не надо куда именно. Феликс и так знает ответ на этот вопрос — к Минхо. Ему сейчас конечно немного одиноко, но все же он не может постоянно держать друга при себе. С фактом, что у Джисона появился Минхо, просто надо смириться. Феликс понимает, что ему просто хочется так же, как бы он не пытался убежать от этой мысли. Тоже хочется, чтобы его любили, быть счастливым без оглядки на предрассудки и ложные заповеди. До полудня совсем немного осталось. Феликс не перестает подбегать к окну, что выходит на улицу, высматривая черный силуэт, что совершенно точно будет виден издалека. Но Чанбин все не появляется. Феликс отходит, стараясь занять себя, берется за начатую недавно книгу, но текст перед глазами разбегается, мыслями он совсем не здесь. Ли смущенно улыбается сам себе, думая о том, что ждет встречи с тем, кого еще несколько дней назад боялся случайно встретить. И вновь подходит к окну. Там все также пусто. Слышится стук. Неужели пропустил? Феликс спешит открыть, запинаясь о свои же ноги. И верно, на пороге стоит Чанбин, приветливо улыбаясь. — Не передумал? — спрашивает он Феликса. — Нет, — уверенно отвечает Ли. Он слишком ждал этой встречи, чтобы сейчас отказываться. Феликс удивляется мыслям, но виду не подает. Действительно ждал. Чанбин ведет его к границе города, объясняя, что оттуда можно попасть в точку перехода, как жнецам, так и богам. Правила для всех одинаковые. Стоит им пройти последние дома, как он осторожно берет Феликса за руку, боясь спугнуть. Говорит, что это надо для того, чтобы переместились они оба, а не только он. Феликс кивает понимающе, но на их соединенные руки старается не смотреть. Место перехода выглядит все также. Бескрайнее пространство, затянутое облачной дымкой под ногами. Вот где действительно нет ничего интересного. Но в этом месте они надолго не задерживаются. Очень скоро картинка перед глазами размывается, сменяясь темными, серыми тонами. Нижний мир выглядит невероятно мрачно. Феликс удивленно вздыхает, осматриваясь. Они стоят на границе города, что кажется заброшенным. Серые дома, чьи стены местами покрыты трещинами. Небо словно тучами затянуто, кажется вот-вот пойдет дождь. Но его тут давно не было, если судить по иссушенному стволу дерева, лишенного листьев. Феликса пробирает дрожь. Он прижимается ближе к Чанбину, что так и не отпустил его руку, чему Ли сейчас невероятно рад. — В этом городе живут души, что слишком плохи для Верхнего мира, но и не столь плохи для Нижнего, — объясняет Чанбин, когда они начинают двигаться вперед по улице. Души они тоже встречают. Их меньше, чем в городе Верхнего мира. Феликс вздрагивает каждый раз, когда встречается с кем-нибудь глазами. Бледные, болезненные силуэты с пустым взглядом. Они даже не смотрят на них заинтересованно, хотя Феликс понимает, насколько он заметен и выделяется в своих светлых одеждах. Город словно вымирает, хотя Чанбин убеждает, что жителей в нем достаточно. Просто большинство занято работой на богиню смерти, вот и не видно их. Они проходят с одного конца на другой довольно быстро. Улицы здесь действительно выглядят одинаково. А на другой стороне города ждет лес. Феликс замирает перед стеной массивных деревьев, чьи черные стволы уходят далеко в небеса. Кажется, там царит непроглядная тьма, но Чанбин, судя по всему, не собирается останавливаться, уверенно ведет их вперед. Деревья словно расступаются перед ним, образуя узкую тропинку. — Этот лес — граница, — поясняет он Феликсу. — Между городом и местом, где души отбывают наказание. Я не стану показывать тебе там все, слишком страшно будет, только лес пройдем, — заверяет он. Феликс кивает. Он, на самом деле, уже сейчас бы завершил их прогулку. Потому что атмосфера в этом месте невероятно давящая, пропитанная страхом и болью. По началу в лесу действительно темно. Феликс даже ног своих не видит, полностью полагаясь на Чанбина. Деревья за ними вновь смыкаются, отрезая от внешнего мира. Но спустя несколько минут в пути становится видно серебристое сияние, мягко освещающее все вокруг. Словно вышел в лес на прогулку в полнолуние. Феликс восхищенно осматривается. Потому что теперь место выглядит даже красиво. Чарующе и загадочно. Вокруг слышен только шелест черной листвы. Тропа становится шире. Стволы деревьев больше не прямые, скорее витиеватые, местами растут кустарники с, что удивительно для этого места, маленькими белыми цветочками на них. Феликс даже самостоятельно делает несколько шагов вперед. Он оборачивается назад, смотря на Чанбина. И понимает, насколько тот гармонично вписывается в пейзаж. Замирает на серебристых бликах, ложащихся на лицо, блеске металла на одежде. Они встречаются взглядами, и Феликс не может сдержать улыбку. На мгновение он забывает, что они сейчас на пути в самую мрачную часть мира мертвых. — Не думал, что здесь может быть так красиво, — выдает Феликс, когда Чанбин нагоняет его. — Главное не забывать, что красота бывает обманчива, — уклончиво отвечает Чанбин. Феликс так и не понимает, к чему это было сказано. Путь через лес также не занимает много времени. Феликс понимает, что они уже подходят к его концу, когда серебристый свет пропадает, вновь сменяясь непроглядной тьмой. Он снова прижимается к Чанбину, обнимая за руку. Очевидно, эта темнота нисколько не мешает богу войны. Наконец деревья расступаются, открывая и взору все такое же серое небо, кроме которого ничего впереди не видно. Лишь выйдя из леса, Феликс понимает, что они стоят на краю обрыва, а внизу — бурлящая река с опасно торчащими пиками скал. За рекой — бескрайний лабиринт с массивными каменными стенами. — Дальше не пойдем, — сообщает Чанбин, останавливаясь. Феликс кивает. Ему совсем не хочется продолжать дорогу. Ему больше хочется вернуться в безмятежный лес. От этого места так и веет опасностью. Тело сковывают накатывающие страх и тревога. Лабиринт явно не такой простой, каким кажется. Порывистый ветер подталкивает к краю обрыва. Феликс под его натиском делает шаг вперед, но Чанбин быстро прижимает его к себе, обхватив сильными руками. — В этом лабиринте отбывают наказание души, — заговаривает он. — Для каждого оно свое. Их муки далеко не вечные, у каждого свой срок, у кого-то он дольше, у кого-то меньше. Жнецы Нижнего мира приводят сюда только умерших, чтобы те начали путь в лабиринте. Они находят из него выход, когда отбывают свой срок. А дальше — забвение. Не важно, хотят или нет, эти души перестают существовать. Феликс чувствует, что дрожит, сердце невероятно громко стучит в груди. Место словно пытается утянуть, зовет в этот лабиринт. Он вцепляется руками в Чанбина, жмурит глаза. В голову возвращаются все самые неприятные мысли. Воспоминания о том, что он считал грехом. — Сопротивляйся, — слышит он шепот Чанбина над ухом. — Место только усиливает твои страхи, пытается тебя обмануть. Феликс, слыша это, пытается сосредоточится на чем-то другом. Перебивает всплывающие воспоминания мыслями о доме, о Джисоне, который счастлив с Минхо, о Чанбине. Последнее неожиданно становится якорем, позволяющим успокоиться. — Давай уйдем отсюда, — просит Феликс. Чанбин молча разворачивается, не отпуская Феликса от себя, заводит их обратно в лес. Стоит деревьям скрыть обрыв, как все нахлынувшие чувства пропадают. Ли расслабляется, позволяя себе вновь рассматривать лес. Чанбин ослабляет хватку, поняв, что Феликс пришел в себя. Отпускает его руку, позволяя Ли идти впереди чуть быстрее. Расстояние между ними увеличивается. Феликс движется быстрее, желая вновь увидеть кусты с цветами. — Феликс, не уходи далеко, — только успевает бросить вслед ему Чанбин, как Феликс замирает, испуганно вскрикнув. Он почти валится на землю, оступившись. Перед ним — тень. Черный силуэт, лишенный тела, смотрящий белыми глазами без радужки и зрачков, тянет свои полупрозрачные руки с тонкими узловатыми пальцами к нему. Феликс вздрагивает, готовый снова закричать, когда чувствует прикосновение сзади. Но это оказывается подоспевший Чанбин. Он подхватывает Феликса на руки, как в прошлый раз. Тень отшатывается и с шипением уползает куда-то за деревья. Феликс обнимает руками за шею, прижимаясь плотнее. Сейчас он видит то, что раньше не заметил. Тени их буквально окружили. Самых разных размеров и силуэтов, как люди разного телосложения, выглядывают из-за деревьев и кустов. Смотрят, шипят порой, но ближе не подходят. Теперь Феликсу понятно, почему Чанбин говорил об обманчивой красоте этого опасного места. — Тени. Жалкие призраки душ, что решили сбежать от сопровождающих их жнецов в лес, надеясь найти выход и избежать наказания, — объясняет Чанбин. — Они попытались уйти от положенного им наказания в лабиринте, и теперь отбывают его здесь, отлавливая таких же беглецов. Видимо, когда ты отошел, они решили, что ты — беглец. Не беспокойся, лапочка, пока ты со мной, бояться нечего. Они тебя не тронут, — заверяет он. Феликс тихо угукает, пряча лицо. Чанбин не опускает его на землю, а продолжает держать на руках, пока движется к выходу из леса. — Я испугался, когда эта штука выскочила, — шепотом признается Феликс. Сейчас он чувствует себя в безопасности, полностью защищённым. В голову приходит мысль, что Чанбин, как бог войны, должен быть невероятно сильным. Запоздало он вспоминает, как Чан практически читал его мысли, узнавая обо всех переживаниях. И, если Чанбин может так же, он вероятно знает, о чем сейчас думает Феликс. — А ты… — нерешительно начинает он. — Можешь читать мысли? Как Чан. — Нет, — Чанбин отрицательно качает головой. — Эта способность есть только у нескольких богов, я не вхожу в их число. — Понятно. — Итак, лапочка… — Феликс уверен: он к такому обращению никогда не привыкнет. — Вернуть тебя домой? Или еще что-нибудь показать? — спрашивает Чанбин, когда они покидают лес. Но ставить Феликса на землю он почему-то не спешит. — Дома богов в Нижнем мире сильно отличаются от того, что в Верхнем? — Ли отвечает вопросом на вопрос. Ему действительно интересно посмотреть, как здания будут выглядеть здесь. Похожи ли они на храмы, как дом Чана. Чанбин, кажется, понимает его желание. — Хочешь посмотреть, как я живу? — со смешком спрашивает он, пытаясь поймать взгляд Феликса, но тот упорно отворачивается. — Если можно… — тихо произносит Ликс. — Хорошо, лапочка, я тебя услышал. Он двигается к городу, но в этот раз не входит внутрь, обходит по границе некоторое время. На вопрос Феликса, собирается ли Чанбин так его нести до конца пути, отвечает положительным кивком, лишь больше смутив Ли. Феликс задумывается, пытается представить, каким будет дом, в который его приведут. Жилье Чанбина воображается темным и мрачным, как и все здесь. Возможно, выполнено в черных и серых тонах, с минимумом мебели. И он уверен, что его догадка подтвердилась, когда они доходят до здания. Оно действительно снаружи похоже на храм, выполненный из черного камня. Не такой большой, как дом Чана, но в их городе, Феликс хорошо помнит, такие дома были только у богачей. Но внутри… Все его догадки оказываются ложными, ведь внутреннее убранство дома — светлое. Феликс даже бы сказал, что оно уютное. — Совсем не то, что ты ожидал, верно? — спрашивает Чанбин, наконец отпуская его. — Да, — соглашается Феликс, не переставая осматриваться. — Намного лучше. Чанбин предлагает Феликсу осмотреться, пока сам займется обедом. Феликс уверен, что богу для этого совсем не надо готовить, но от предложения, в том числе остаться на обед, не отказывается. Он проходит вперед несмело, осматривая комнату за комнатой. На первом его внимание больше всего привлекает оружейная, если ее можно так назвать. Разные виды мечей, луков и других образцов оружия, названия некоторых Феликс даже не знает, развешаны по стене. Некоторые из них украшены, словно трофейные экспонаты, совсем не предназначены для настоящей битвы. На втором этаже дома он неожиданно для себя находит библиотеку. В ней огромное множество книг, расставленных на нескольких высоких стеллажах вдоль стен. Феликс позволяет себе вытащить и поразглядывать парочку, обнаруживая, что среди коллекции есть не только научные и религиозные труды, но и романы, приключенческие истории, дневники. — Что-то заинтересовало? — раздается сзади голос. Чанбин подходит ближе, всматриваясь в книгу, что держит в руках Феликс. — Да, немного, — отвечает Феликс. Книгу с таким сюжетом он еще не видел. Судя по всему это роман, но история в нем совсем не о парне и девушке, а о принце, влюбленном в своего слугу. Ли и подумать не мог, что кто-то пишет подобные сюжеты. Он спешит озвучить эту мысль. — Я не знал, что о таком тоже пишут. — Если интересно прочитать, можешь взять ее, — говорит Чанбин, удивляя Феликса. — Правда можно? Чанбин только молча кивает, после чего зовет его к столу. За приемом пищи и после Феликс не может перестать задавать вопросы. А Чанбин, кажется, совсем не против, отвечает на все, порой спрашивает сам. Они успевают перейти в небольшую уютную гостиную. Под треск огня из камина Ли узнает, что Чанбин читал не все книги в библиотеке, просто не успел, но сейчас в Физическом мире все спокойно, так что у него не так много дел. Чанбин рассказывает о событиях в истории, в которых принимал непосредственное участие, как божество, так и притворяясь обычным человеком. Феликс спрашивает, как часто тот проводит время в Физическом мире. Оказывается, довольно часто бывает там. В основном потому, что в Нижнем мало интересного, а среди живых людей постоянно что-нибудь да происходит. Он даже обещает, если Феликс захочет, взять того с собой, показать место, отличное от города, где тот вырос. Феликс смущенно кивает, заинтересованный таким предложением. Чанбин рассказывает, что книга, заинтересовавшая Ли, была написана в его родной стране. Там подобные отношения принимают вполне спокойно. — Значит, если бы родители не переехали, то я сейчас, возможно, совсем не думал, что какой-то не правильный, — грустно улыбается Феликс. — Чан что-то говорил о жреце, — задумчиво тянет Чанбин. — Кто-то навредил тебе при жизни? — Я об этом даже Джисону не рассказывал, — выдает Феликс, подтягивая колени к груди. Чанбин уже понял, что Ли с Ханом довольно близки. И факт, что Феликс скрывал это от лучшего друга, делает ситуацию серьезнее. — А Чан, очевидно, просто узнал. — Не говори, если не хочешь делиться, — отступает Чанбин. Если для Феликса так важно сохранить тайну, то он не будет допытываться. — Нет, знаешь, возможно мне станет легче, если кому-нибудь расскажу, — решительно заявляет Феликс. Но его решительности, кажется, только на это и хватает. Потому что следующие слова звучат слишком тихо и неуверенно. — Когда я понял и даже убедился в том, что девушки меня не привлекают, — начинает Феликс, фокусируясь на пламени. — Я пытался замолить грех в храме. Остался поздно вечером, думая, что так меня никто не потревожит и никто не услышит. Я совсем не подумал о жрецах. Точнее, я знал, что они могут услышать, но не думал, что они этим как-то воспользуются. Потому что всегда считалось, что молитва направлена богам, любой, не важно посетитель храма или жрец, если слышит ее, никак реагировать не должен. Меня услышали двое служащих там мужчин. Спустя пару дней, когда я остался в храме, повторяя все те же слова, они сказали, что молитвой мой грех не замолить. Я, возможно глупо, но поверил им. Потому что тогда у меня просто не было причин не доверять, ведь жрецы в храме только и делают всю жизнь, что богам служат, да людям помогают, мне казалось, что они лучше знают, как исправить ситуацию. Но чаще я от них слышал о том, как отвратителен мой грех и я сам, чем каких-то советов. Говорили, что боги такое просто не прощают, им нужно что-то больше слов. Я тогда даже думал, что мне самому стоит уйти в храм, ведь служением в течении жизни я точно смогу искупить вину. Но мне сказали, что такая грязь среди храмовых служителей стоять не должна. Я вообще много оскорблений в свой адрес слышал, и… И не только. Он заканчивает рассказ, тяжело вздыхая. Воспоминания невероятно тяжелые, отдаются в теле фантомной болью. Погруженный в мысли, Феликс не замечает, как Чанбин встает со своего места и подходит к нему. Он вздрагивает от прикосновения чужих рук к своему лицу. Чанбин аккуратно его приподнимает, заставляя посмотреть прямо в глаза. — Я не читаю мысли, как Чан, но я точно знаю, когда мне лгут, — предупреждает он. — Скажи честно, они тебя били? Предположение появилось уже к середине рассказа, а к его концу стало только крепче. Чанбин не раз слышал, что богам нужно что-то большее, чем слова. И чаще всего под этим подразумевалась боль и кровь. Он встречался с подобными попытками отмыть грехи. Феликс смотрит на него молча, заметно, как слезы застилают глаза, после чего кивает. Чанбин уверен, что на его спине обнаружит следы от кнута. Его охватывает ярость. — Скажи мне, кто это был, — просит он. Феликс, словно понимая, чего хочет Чанбин, отрицательно мотает головой. — Не делай ничего, не надо, — говорит Ли, обхватывая руки Чанбина своими, словно тот может взять и уйти. Чанбин тяжело вздыхает, понимая, что Феликс ни за что не назовет имен. Он садится рядом с Ли, обнимая его. Чанбин должен признать, он восхищен, каким светлым человеком остался Феликс, несмотря на всю причинённую ему боль. Отправлять Феликса домой нет никакого желания. Не потому что ему лень, а потому что не хочется отпускать Ли от себя. Чанбин знает, что уже достаточно поздно, а значит он может предложить Феликсу остаться здесь, пообещав вернуть его в Верхний мир утром. А Феликс обязательно согласится, не желая никуда уходить. Потому что ему понравилось проводить время с Чанбином, а в Верхнем мире его ждет пустой дом, ведь Джисон наверняка остался с Минхо. И, убедившись, что Феликс спит, Чанбин ненадолго покинет свой дом, отправившись в Физический мир. Ему совсем не нужно знать имена, чтобы найти обидчиков Феликса. Конечно, с одной стороны он может оставить все так. В мире немало людей, попадающих в подобные ситуации. Но сейчас он чувствует, что не может остаться в стороне. Как бог войны, он нашел для себя множество интерпретаций этого слова. Война состоит из множества битв и сражений. И война не обязательно должна быть масштабной в его понимании. Дворовая драка — тоже своеобразная война, просто маленькая. В ситуации Феликса настоящие сражения происходили в его сознании между чувствами и убеждениями, в то время как физическое тело страдало в сражении, которое заранее было проиграно. Ему просто не оставили шанса на победу. А Чанбин в первую очередь за справедливые битвы. И если Феликс ничего своим обидчикам сделать не мог, то Чанбин сделает за него.***
Феликс в замешательстве. Прошло чуть больше недели с их встречи в Нижнем мире. За это время он виделся с Чанбином еще несколько раз, но не на такой долгий срок. И отчего-то становилось грустно, невероятно хотелось продлить эти моменты. Феликс чувствовал, как сильно начинает биться сердце при встрече с ним, но совсем не от страха. И он боится признаться себе в причине такого поведения, хоть и понимает, в чем тут дело, старательно все отрицает. Желая получить хоть какую-то поддержку, Феликс делится мыслями с Джисоном. Хан воспринимает все не так, как ожидал Ли. Возможно, он немного надеялся, что Джисон скажет, что Феликс просто нашел нового друга, вот и радуется встречам. Но Джисон сразу понял в чем дело на самом деле. — Влюбился, да? — тихо спросил он. Феликс отрицательно качает головой, а мысленно отвечает: «Да». Ему эти чувства осознавать попросту страшно. Последняя его влюбленность закончилась множеством покаятельных молитв и пролитой в храме кровью. Хоть сейчас он знает, что подобное не повторится, но страх никуда деть не может. А если Чанбин видит в нем друга? Джисон в ответ на этот аргумент называет Ли дураком. — Я основываюсь лишь на твоих рассказах, и судя по ним, Чанбин с самого начала хотел с тобой совсем не подружиться. Извини, Феликс, но у меня нет желания носить тебя на руках. Феликс прячет покрасневшее лицо, понимая, что Джисон может быть прав. Но внутренние сомнения мешают принять этот факт. И в сложившейся ситуации он видит лишь одного советчика, с кем сможет обсудить происходящее. Идея кажется немного сомнительной, но Феликс решается попробовать. Он выходит из дома и бредет по улице, особо не имея какого-то маршрута. Просто идет туда, куда кажется нужным. Чан говорил, что он всегда сможет найти дорогу к его дому, если понадобится помощь. И Феликс надеется, что так и есть. Он плутает минут десять, пока привычные дома не сменяются величественными строениями. Оборачиваясь, Феликс понимает, что позади него нет улицы, по которой он только что шел. Словно он переместился в другой небесный город. Но место знакомое. Здесь же они оказались тем вечером с Чаном и Чанбином. Идти осталось совсем немного, всего пару зданий пройти. Добравшись, Феликс нерешительно стучит в дверь. Он надеется, что застанет Чана дома. Мысль, что его может там не быть, пришла слишком поздно. Но дверь довольно быстро открывают. Чан, кажется, действительно рад увидеть на пороге Феликса. Но дома он оказывается не один. Стоит войти в гостиную, как ему приветливо машет Хенджин. Феликс стопорится, а ситуация, кажется, повторяется. Он хочет поделиться переживаниями с Чаном, но на пути к этому стоит еще один бог. В прошлый раз был Чанбин. Сегодня невольным свидетелем станет Хенджин. Из-за этого он не может сразу перейти к делу, рассказывает какие-то мелочи из жизни, слушает Хенджина и Чана. — Давай же, дорогой, рассказывай, что тебя беспокоит? — наконец спрашивает Чан, решив, что сам Феликс не скоро будет готов открыться. И Феликс рассказывает. Выпаливает на одном дыхании все переживания. О встречах с Чанбином, о том, что боялся его изначально, а теперь видеть чаще хочет, о том, как напуган зарождающимися чувствами, ведь не знает, что ожидать от бога войны. Его выслушивают, не перебивая. Закончив, Феликс смотрит на божеств. Чан выглядит крайне задумчиво, а вот в глазах Хенджина читается понимание. — Какая… интересная ситуация сложилась, — выдает Чан, поднимаясь со своего места. — Я отойду ненадолго, надо кое-что хорошенько обдумать. Он выходит из комнаты совершенно неожиданно для Феликса. Ли провожает Чана испуганным взглядом, боясь, что сделал или сказал что-то не то. Но тут же к нему вплотную подсаживается Хенджин. Он обнимает Феликса одной рукой за плечи и улыбается ободряюще. — Страшно, да? — спрашивает он. Феликс кивает. — Не беспокойся так об этом. Чанбин очень надежный, поверь, я давно его знаю. И то, как он относится к тебе, на самом деле дает понять, что ты вполне можешь рассчитывать на взаимность. Я могу вспомнить пару человек, к которым Чанбин относился также. Но все они были очень давно. Последний, кажется, более двух сотен лет назад. Этот человек, именно человек, а не душа, в конце концов отказался от Чанбина ради спокойной жизни на земле, не захотев оборвать жизнь там ради этого мира. Думаю, если бы Сынмин сказал мне такое, я бы не пережил, — хмыкает он. — Скажу тебе по секрету, боги редко влюбляются. Но если это происходит, то любим мы сильно и невероятно долго. Исключением из этого правила только, наверное, богиня любви будет. Феликс кивает, понимающе, но прокручивает слова Хенджина еще несколько раз. Ли не думает, что тот ему солгал, какой в этом смысл? К ним возвращается Чан, садясь по другую сторону от Феликса. Сейчас он менее мрачный и задумчивый, чем когда уходил. — Чанбин не станет пренебрегать тобой или играться с твоими чувствами, — заговаривает Чан. — Я знаю, что из-за прошлого опыта ты боишься влюбляться, но позволь себе стать счастливым сейчас, когда на это есть все шансы. Я знаю, что ты не пожалеешь, — последние слова он произносит шепотом. Феликс вновь погружается в раздумья. Страх никуда не ушел, но слова Хенджина и Чана вселяют в него уверенность. Они, должно быть, знают о чем говорят. Все же оба являются богами и давно знают Чанбина. Самый главный страх Феликса — он не достоин. Не имеет права простая душа любить бога. Но эта мысль разбивается, стоит вспомнить о Сынмине, что был обычным человеком, сумевшим влюбить в себя божество. Феликс пытается выведать у Чана, куда тот уходил. Но он уходит от ответа, улыбаясь загадочно, говоря, что ему просто нужно было обдумать ситуацию в одиночестве, чтобы ничего не отвлекало. Чан думает, что сейчас не может сказать Феликсу, что в кратчайшие сроки переместился из дома к границе с местом перехода, а оттуда в Нижний мир к Чанбину. Бог войны явно не ждал гостей, спокойно проводя время в библиотеке. И был крайне удивлен, когда Чан прижал его к стене, выглядя при этом более чем угрожающе со своими горящими светло-голубым глазами. Аура вокруг него так и говорила об опасности. Прежде чем Чанбин успел хоть как-то отреагировать на эту атаку, Чан успокаивается, возвращаясь к своему обычному облику. — Что-то я вспылил, — неловко потирая шею, произносит он. Но тут же вновь становится серьезным. — Ты играешься с ним? — спрашивает он. Чанбин быстро понимает, о ком речь. — Нет, — твердо отвечает он. Понимает, что дело серьезное, раз Чан явился к нему так неожиданно, да еще и своим божественным статусом давить пытался. Он пока не может понять, в чем причина такого поведения Чана, когда дело касалось Феликса. — Мне незачем играться с Феликсом, как ты выразился. Ты знаешь, я подобным не занимаюсь и никогда не занимался. — Он тебя боится, а ты его любишь? — Он меня не боится, — тут же отрицает Чанбин. Чан смотрит на него с довольной улыбкой, понимая, какую именно часть его слов опроверг Чанбин. Он и сам знает, что Феликс уже не боится бога войны. Чан отходит назад. — К чему эти вопросы? Не могу понять, что ты хочешь. Забрать его себе или… — Или, — перебивает его Чан. — Не обижай его, Чанбин. Просто будьте счастливы.***
Чан так и не объяснил причин своего поведения ни Феликсу, ни Чанбину. Только улыбался загадочно и говорил, что всему свое время, мол они еще узнают, надо только подождать. К тому же, ни Феликс, ни Чанбин не знали, что Чан разговаривал с обоими. С одной стороны, этот разговор помог Феликсу перестать сомневаться в себе и Чанбине. Ведь если верить Хенджину, они вполне могут быть вместе. Но с другой, ничего в их взаимоотношениях не изменилось. Разве что видеться стали чаще. И не только в Верхнем мире, дома у Феликса. Чанбин несколько раз переносил его к себе. Ли наконец удалось прочитать ту заинтересовавшую его книгу. И еще много других. Ему на самом деле невероятно нравилось обсуждать с Чанбином прочитанное. Все встречи всегда происходили неожиданно, не были запланированными, не обговаривались заранее. Феликс просто ждал, посетит его сегодня бог войны или нет. А Чанбин просто приходил. Как и сегодня. Но что-то его явно задержало. Обычно они встречались утром или в середине для, а сейчас стрелки часов показывали вечернее время. Феликс спешит к двери, как только слышит первый стук. Он знает, кто будет за ней стоять, других гостей он просто не ждет. Распахнув входную дверь, Феликс несдержанно сжимает Чанбина в объятиях — ставшее привычным приветствие, устраивающее каждого. Чанбин обнимает в ответ, смыкая руки где-то под лопатками. И только отпустив его, Феликс понимает, что одет бог совсем не как обычно. Он рассматривает наряд с любопытством, отмечая, что тот больше похож на человеческие одежды. — Помнишь я предлагал показать мир за пределами вашего города? Как живут в других странах? — спрашивает Чанбин, проходя в дом. — Помню, — с улыбкой отвечает Феликс, подрагивая от предвкушения. Чанбин явно завел этот разговор не просто так. — В одной из южных стран сегодня праздник, как раз в той, откуда перебрались твои родители. Я подумал, тебе будет интересно посмотреть на это и просто провести там время. Тем более ты будешь вполне заметен для людей, а не останешься неосязаемым призраком. — Разве так можно? — недоверчиво уточняет Феликс. — Можно, — кивает Чанбин. Он протягивает ему руку. — Так что, лапочка, согласишься посетить этот праздник со мной? — Да. Конечно, да! — соглашается Феликс. Он просто не смог бы отказаться при виде этой обезоруживающей улыбки. И даже то, как Чанбин называет его, стало таким привычным, что Феликсу даже нравится. Они выходят из дома, направляясь к месту перехода. На протяжении всего пути Чанбин не выпускает руку Феликса из своей. Перемещение уже стало таким привычным, но Феликс не может не удивиться изменившейся местности. Сейчас они не в мрачном по своей природе Нижнем мире. Они на маленькой улочке между домами, совершенно безлюдной. Чанбин ведет его за собой, выводя в более оживленное место. Невероятно много людей. Здания украшены к празднику, горожане в цветастых нарядах под стать торжеству. Чанбин говорит, что все самое интересное на главной городской площади, куда они сейчас и направляются. Феликс кивает несколько раз болванчиком, продолжая разглядывать все вокруг с тихим восторгом. Но несколько вещей не дают покоя. Увидев несколько направленных на них взглядов, Феликс отпускает руку Чанбина и просто старается идти рядом. Бог смотрит на него непонимающе, поджимает губы, но ничего не говорит, видимо поняв причину такого поступка. Феликсу непривычно и в какой-то степени боязно вот так проявлять привязанность на публике. — Что-то я не очень к празднику готов, — неловко посмеиваясь выдает Ли, говоря о своей одежде. Он выглядит слишком просто и невзрачно в сравнении с окружающими людьми. — Эта проблема легко решаема, — отвечает ему Чанбин. Не успевает Феликс уточнить, что под этим имеет в виду бог, как тот уже ведет его к другому краю улицы, снова взяв за руку, но на этот раз обхватив ладонью за запястье. Чанбин заводит их в здание, оповещая владельцев о прибытии новых посетителей звоном колокольчика над дверью. Феликс понимает, что это не что иное, как небольшая лавка. Большая часть полок на стеллажах заполнена свертками ткани, но на противоположной стене висели уже готовые костюмы. Чанбин о чем-то негромко переговаривается с вышедшим к ним человеком. Феликс осознает, что речь ему совершенно не понятна. Ну, конечно, в этой стране совсем другой язык. Он испуганно вздрагивает, когда мужчина подходит к нему и заинтересованно осматривает. Они с Чанбином перекидываются еще парой фраз, после чего тот уходит к вешалкам. — Сейчас подберем тебе что-нибудь, — поясняет Чанбин. — Обычно они шьют на заказ, но у нас сегодня немного другие планы. — Но как же оплата? — удивленно спрашивает Феликс. — Не беспокойся об этом, — отвечает Чанбин, подталкивая Ли к части помещения, что закрыто плотной шторой. Работник уже ждет их там с несколькими вещами на примерку. Что-то приходится вернуть сразу, так как одежда оказывается мала или наоборот велика. Феликс успевает расстроиться, боясь, что здесь ничего подходящего найдено не будет и Чанбин поведет его в другое место, хотя они планировали идти на площадь. Но последний предложенный комплект оказывается впору. Феликс осматривает свое отражение в пыльном зеркале. Рубашка из легкой струящейся ткани вместе с плотными черными брюками смотрятся на нем непривычно. Он никогда такое не носил. Но он не может не признать, что ему безумно нравится. Феликс выглядывает из-за шторы, намереваясь показать подошедшие вещи Чанбину, как тут же встречается с направленным на него восхищенным взглядом. Ли переминается с ноги на ногу, смутившись, а Чанбин о чем-то быстро договаривается с работником и, судя по всему, оплачивает одежду. Феликс даже не успевает спросить, насколько дорого обошелся этот наряд, как Чанбин выводит их обратно на улицу. — Прекрасно выглядишь, лапочка, — говорит он, заставляя Феликса еще больше смутиться и ответить еле слышным: «Спасибо». Только сейчас Ли вспоминает о вопросе, который хотел задать еще будучи в Верхнем мире. — Что сегодня празднуют? — интересуется он. — День мертвых, — улыбаясь, отвечает Чанбин, забавляясь с реакции Феликса. Ли замирает, услышав это, с удивленно-испуганным выражением лица. — Согласись, идеально подходит, чтобы выбраться сегодня сюда из Верхнего мира? — Действительно, — бормочет Феликс. На подходе к площади людей становится еще больше. И Феликс даже жалеет, что отпустил руку Чанбина ранее. Ведь несмотря на возможную реакцию общества, так он бы точно не отстал. Но в итоге толпа людей разделяет их. Сносит потоком в разные стороны. Феликс испуганно оглядывается, в попытке выискать взглядом знакомую темную фигуру. Но Чанбина нигде нет. Его медленно захлестывает паника. Феликс город совершенно не знает и не понимает языка его жителей. А Чанбин пропал из виду, оставив Феликса затеряться в толпе. Как скоро он заметит его пропажу? Феликс мечется по улице, постоянно сталкиваясь с людьми, но так и не находя среди них нужного. Пытается идти вперед, в том же направлении, которому они следовали, но безуспешно. Феликса охватывает страх. — Потерялся, лапочка? — раздается шепот прямо над ухом, чьи-то руки касаются плеч. Феликс разворачивается стремительно, обнаруживая Чанбина позади себя, и крепко обнимает бога, понимая, что нашелся. — Тихо-тихо, лапочка, спокойнее, — шепчет Чанбин. — Я бы все равно нашел тебя, куда бы не увела толпа, все хорошо, — успокаивает он. Феликс кивает несколько раз, понимая, о чем говорит Чанбин, отпуская его после этого, но вновь сцепляя ладони. Кажется, в этой стране на них не должны смотреть осуждающе. Да и что может им угрожать? Ведь Чанбин бог войны, а Феликс уже умер. Уж лучше так, чем он снова потеряется. И, Феликс готов признать, ему просто действительно нравится держаться с Чанбином за руки. Они наконец доходят до площади. Слышна музыка и людской смех. По всему периметру расположились лавки с различной едой и товарами. Ярмарка. Совсем как та, что они с Джисоном посещали. Феликс делится этим наблюдением с Чанбином и не может перестать рассказывать о том, как повеселился в тот день, хоть и завершился тот невероятно печально. Вскоре Феликс сам начинает водить их от палатки к палатке, рассматривая различные продаваемые там диковинности. А Чанбин и не против. Ему нравится слушать болтовню Феликса, его непрекращающиеся рассказы о событиях, произошедших при жизни. Нравится видеть восторженный блеск в глазах, когда Чанбин покупает сладости, которые Феликс долго гипнотизировал взглядом, или иные вещи. Он бы всю эту ярмарку скупил, если бы это позволило увидеть Феликса счастливым. Солнце стремительно заходит за горизонт, но людей меньше не становится. Зажигаются фонари, заполняющие площадь темным рыжеватым светом. Музыка, кажется, начинает звучать еще громче. А за все это время Феликс успел заметить одну очень важную деталь, разрушившую все его сомнения. То тут, то там он видел пары, держащиеся за руки или кружащиеся в танце. Но совсем не всегда это были юноша и девушка, что ему сильно бросалось в глаза и вселяло больше уверенности, позволяя немного раскрепоститься. И когда Чанбин спрашивает: — Позволишь пригласить тебя на танец? Феликс не может отказать. Феликс не хочет отказываться. Он принимает приглашение, чувствуя, как аккуратно Чанбин кладет вторую руку ему на талию и начинает вести. Феликс отдается движениям и музыке, что уносят за собой в головокружительный вихрь. Они сливаются с толпой таких же счастливых людей. Шаг за шагом. Поворот за поворотом. Феликс чувствует, как сильно бьется его сердце. Этот момент ощущается невероятным. Он встречается взглядом с Чанбином. Этим вечером, под светом оранжевых фонарей и блеском далеких звезд, под звонкую мелодию, легко сменяющуюся на что-то более спокойное и медленной, Феликс позволяет себя поцеловать. Прикрывает глаза, стоит Чанбину сдвинуться вперед, плотнее прижимая их тела друг к другу, но не торопится отстраниться. На тихий вопрос: «Можно?» отвечает таким же тихим: «Да». И сам подается вперед, касаясь губ Чанбина своими. Плавится под невероятно нежными прикосновениями, утопая в них и в разгорающихся в груди с новой силой чувствах. Обнимает за шею, притягивая ближе, не желая, чтобы этот момент заканчивался. Сейчас Феликс чувствует себя по-настоящему счастливым. Празднество не заканчивается до самого утра. Но и с рассветом люди не спешат расходиться. Чудесная ночь, проведенная в атмосфере всеобщего веселья, помимо прочего запоминается множеством нежных прикосновений и невинных поцелуев. Феликс счастливо хихикает, наблюдая за реакцией Чанбина на несколько легких, оставленных им украдкой поцелуев, и смущенно улыбается, получая такие же в ответ.***
С восходом солнца Чанбин переносит их в Верхний мир. Расставаться совсем не хочется, что понимают оба, но Чанбин с грустью сообщает, что у него есть несколько нерешенных дел в Физическом. И обещает вернуться к Феликсу сразу, как закончит с ними. — Я буду ждать, — шепчет Феликс, когда они стоят у порога его дома. И целует на прощание, совсем не задумываясь о том, что кто-то может увидеть. Феликс словами описать не может то легкое, окрыляющее чувство, что удерживает его с начала этой ночи. Но он очень хочет, чтобы оно никуда не пропадало. Феликс входит в дом только после того, как Чанбин пропадает из виду. Однако он не пустует, как предполагал Ли. С кухни раздаются голоса, принадлежащие двум людям. Один из них точно Джисон. А второй — Минхо. Очень неожиданно видеть их здесь вдвоем, ведь обычно Хан уходил к Минхо. Феликс проходит на кухню, приветствуя обоих. Джисон в униформе жнецов выглядит непривычно. — О, Феликс, где ты пропадал всю ночь? — чуть обеспокоенно спрашивает Хан. Он, конечно, предполагал, что Ли снова был с Чанбином, но ему хотелось услышать подтверждение этого от самого Феликса. В глаза сразу бросается новый наряд, явно найденный не в одной из лавок их города. — Проводили время на празднике в Физическом мире с Бинни, — отвечает Феликс. Минхо давится чаем. — Повтори, как ты его назвал? — спрашивает он удивленно. — Бинни, — почти шепчет Феликс, понимая, как начинают гореть уши. Минхо не успевает ничего сказать, только рот от удивления приоткрывает. — Так у вас все хорошо? — интересуется Джисон. — Он тебя не оттолкнул? — Нет, я думаю, что все хорошо, — так же тихо отвечает Ли, смутившись еще больше. Он не думал, что о произошедшем придется рассказать так скоро. При этом поделиться впечатлениями хотелось невероятно сильно, осталось только смущение преодолеть. — Подождите, минуточку, — прерывает их Минхо. — Не хотите ли вы мне сказать, что наш Чанбин и Феликс… Вместе? — Я не знаю, можно ли так сказать, — проговаривает Феликс. Все же им еще не удалось обсудить границы отношений. И есть ли эти отношения. Феликс обязательно попытается завести разговор об этом на следующей встрече. — Но мы очень все надеемся, что вы будете вместе, — заканчивает за него Джисон. — А ты что ли не знал? — спрашивает он у Минхо. Тот отрицательно мотает головой. — Как-то эта новость стороной обошла, — добавляет Минхо. — А вы тут… — начинает Феликс. — Обычно дома у Минхо встречаетесь. Странно здесь видеть вдвоем. — Морально готовимся к предстоящему делу, — отвечает ему Джисон. Минхо молча подвигает к Феликсу два листа. Такие он видел, когда Ли впервые раз приходил за Джисоном, чтобы показать тому работу жнецов. Написанные там имена звучат знакомо. Лишь спустя секунду он понимает, что так зовут родителей Минхо. — Соболезную, — хрипло произносит Феликс. — Не парься, — отмахивается Минхо. — Я знал, что рано или поздно это произойдет. И знал, что пойду за их душами сам. Мне немного легче от того, что буду там не один. К сожалению, я еще помню, что мне пришлось с ними пережить, так что мне не жаль. — Немного осталось, — проговаривает Джисон, поглядывая на часы. — Их дом уже наверное подожгли, — задумчиво тянет Минхо. — Нам пора идти. Рад был увидеться, Феликс. Надеюсь, в следующий раз я не останусь в стороне таких интересных новостей. Уверен, у вас с Чанбином все получится. — Спасибо, — благодарит Феликс. — Удачи вам там, — успевает он пожелать напоследок. Минхо выходит из дома первым, Джисон следом. Они молча доходят до границы, переходя в точку перехода. Хан чувствует, что Минхо, несмотря на все слова, тяжело. Ему вновь придется встретиться с людьми, что причинили ему так много боли, с человеком, который стал причиной его смерти. Перед тем, как они перемещаются к старому дому Ли, Джисон привлекает его внимание. — Эй, ты как? — спрашивает он. Минхо поднимает голову. В глазах его видно столько боли. — Я не знаю, — честно отвечает он. — С одной стороны, я не хотел для них такой судьбы, с другой, их время пришло, пора платить по счетам и отвечать за совершенные поступки. Я точно знаю, что нам не придется провожать их в город. Но мне интересно, что они скажут, увидев меня. Либо мне будет больно, либо очень больно. — Я буду рядом, — проговаривает Хан, прижимая Минхо к себе. — Мы обязательно справимся с этим. Он берет перемещение на себя, перенося их с Минхо к дому. Столб дыма уже уходит далеко в небо, разрастаясь чернеющей тучей. Языки пламени лижут деревянную конструкцию, которую не спешат тушить. Вокруг дома собралась значительная толпа, но люди не пытаются спасти жителей дома, очевидно решив, что тем уже не помочь. Минхо на мгновение останавливается, окидывая дом взглядом. Он, кажется, совсем не изменился, если не считать нанесенного огнем ущерба. Он стоит так совсем недолго, по толпе проходит удивленный шепот. Сосредоточившись на воспоминаниях, он совсем на мгновение стал видим обычным людям. И кто-то даже успел узнать в появившемся силуэте давно умершего сына семьи Ли. Тяжело вздохнув, он входит внутрь, точно зная, где находится нужная комната. Пламя жнецам совсем не страшно, его прикосновения ощущаются лишь легким теплом. Минхо ведет их к той части дома, куда оно еще не добралось. Но облака дыма ясно дают понять, что спастись жителям не удалось. Дверь в комнату отворяется легко. Две фигуры лежат на кровати, не шевелясь, убитые отравленным воздухом. Минхо с Джисоном подходят с разных сторон, разученным движением забирая души из тел. Хан не удивляется, видя у обоих черные вкрапления. Все так же не произнеся ни слова, они возвращаются. Две отпущенные души приобретают форму, выглядят они моложе, чем в последние мгновения жизни. Джисон берет руку Минхо в свою и чуть сжимает. — Добро пожаловать в место перехода, — глухо приветствует Минхо. Голос его в конце чуть дрогнул. Было видно, что он с трудом держит себя в руках. — Давно не виделись, — добавляет он, когда души замечают, кто стоит перед ними. — Совсем недавно вы умерли, — продолжает за него Джисон. — Из этого места у умерших есть два пути: в Верхний мир для чистых душой и в Нижний мир для грешников. — Тогда что вы двое делаете тут? — со злобой в голосе спрашивает его мужчина. Джисон немного пугается, не ожидая такой агрессии в свою сторону. — Что один — позор семьи, что другой. Думаешь, мы о тебе не слышали? Дурная слава впереди тебя идет, Хан Джисон. — Хватит, — твердым голосом прерывает его Минхо. — Вы оба должны понимать, куда путь вам лежит. Уж что-что, а убийство боги не прощают. — Хочешь сказать, они прощают мужеложство и неверение? — Дорогой, о каком убийстве он говорит? — обеспокоенно спрашивает его женщина. Минхо замирает, не веря в услышанное. Женщина двигается вперед, подходя к Минхо, и обнимает его крепко. Ли даже не знает, как реагировать на подобное. — Минхо, сыночек мой, — горестно вздыхает она. — Мы так перед тобой виноваты. Мы не должны были выгонять тебя, я должна была настоять на своем, сможешь ли ты когда-нибудь нас простить. — Вопрос скорее риторический, она явно не ждет ответа на него. — Так ты… Не знала… — заторможено произносит Минхо, чувствуя, как ком к горлу подкатывает. Он был уверен, что оба родителя знают причину его смерти. Знают, что тот пожар не был случайностью, а был попыткой скрыть следы. — О чем не знала? — спрашивает мать. — Я так боялась, что тебе из-за убеждений придется страдать после смерти, молилась каждый день, чтобы боги простили тебя. — Только правда оказалась не такой, как вы ожидали, — нервно хихикнув выдает он. — Богов, в которых вы верите, не существует, но есть совсем другие. Они не карают людей за то, что те в них не верят. И не считают, что любовь может быть греховной. — Я правда рада, что ты в порядке. — Я в порядке, мама. И сейчас я действительно счастлив. С Джисоном, — он чуть улыбается, наконец обнимая женщину в ответ. Джисон в разговор не влезает, понимая, что его комментарии тут будут лишними. Он смотрит на мужчину, что не сводит злого взгляда с сына и жены. — Но есть кое-что, что ты должна знать. Как иронично, что вы тоже умерли от огня. Но тот пожар не был случайностью. Отец же не говорил тебе, что наведался ко мне в день смерти? — Не говорил, — тихо произносит женщина, переводя удивленный взгляд на мужа. — О чем он говорит? — Сам расскажешь или это сделаю я? — хмуро произносит Минхо, обращаясь к нему же. Ли понимает, что ответа не последует. — Расскажешь о том, как пришел ко мне тем утром, явно недовольный тем, что я могу жить и без вашей поддержки? Расскажешь, сколько ударов я тогда получил? Как умер, ударившись головой из-за толчка в стену? А после дом подожгли, чтобы скрыть следы. Чтобы люди в городе думали, что это несчастный случай. — С каждым словом мужчина все больше мрачнеет, а женщина бледнеет. — О, боги, — вздыхает она, ужаснувшись рассказу. — Если бы я только знала… Как ты мог убить нашего сына?! Как ты мог?! — крик, сопровождающийся слезами. Минхо удерживает ее за руки, не давая накинуться на мужа. — Хватит, теперь это уже не важно. Мы и так задержались, — успокаивает Ли, отпуская руки матери. — Джисон, поможешь? — спрашивает, прекрасно зная, что Хан не может отказать. Джисон подходит ближе, аккуратно касаясь плеча женщины, в то время как Минхо идет к отцу. Перемещение в Нижний мир занимает не больше секунды. Там их уже ждут два жнеца, одному из которых Минхо передает отца без лишних комментариев. Стоит жнецу увести мужчину, как он возвращается к матери. — Минхо, если бы я только знала, — продолжает шептать она сокрушенно, не сдерживая слез. — Прости нас, если когда-нибудь сможешь, сынок, пожалуйста, прости, если сможешь. И будь счастлив. — Обязательно буду, — обещает Минхо. Он понимает, что простить вряд ли сможет. Это обещание — единственное, что он может сказать матери. Он обнимает ее напоследок, шепча тихое: «Прощай», после чего позволяет жнецу Нижнего мира увести душу. Жнец, поняв, что сейчас происходило, останавливается на мгновение и заговаривает, обращаясь к Минхо: — Она останется в городе, — говорит он. — Если тебе было интересно. — И уходит. Минхо кивает. Джисон утирает с его щек стекающие слезы и переносит обратно в место перехода. — Ты как? — спрашивает он, хоть и понимает, что вопрос глупый. — Я… — только и может сказать Ли, оседая на землю. Джисон в последний момент успевает подхватить его и прижать к себе, усаживая в облачную дымку. Минхо уже не сдерживает рвущиеся наружу рыдания.***
Феликс, как и хотел, в следующую встречу спросил, что между ними. Пришлось набраться смелости, чтобы задать вопрос, но внести ясности ему очень хотелось. Он совсем не желал быть чьим-то минутным увлечением, разбивающим собственное сердце. И был застигнут врасплох признанием Чанбина. Совсем не ожидал услышать его в ответ на свой вопрос. Ведь одно дело догадываться, что ты можешь нравиться кому-то. И совсем другое — знать об этом точно. Феликс не мог не рассказать в ответ о своих чувствах, самому ему еще не до конца понятных. После этого разговора что-то между ними изменилось. Словно пропал незримый барьер. Феликс перестал испытывать неловкость от желания обнять или поцеловать Чанбина, перестал бояться, что его действия воспримут как-то не так. Сам Чанбин стал чаще касаться его. Подойти, обнять за талию и оставить поцелуй на шее — стало обычным делом. Но смущения у Феликса не убавилось. Каждый раз это было слишком неожиданно, но и приятно. Оставаясь ночевать в Нижнем мире, он больше не прятался в отдельной комнате. Хотя первый раз засыпать в одной кровати было странно. Понимать, что в комнате ты не один. Что это совсем не ночевка с Джисоном. На утро он даже испугался на мгновение, не сразу поняв, чьи сильные руки обнимают со спины и прижимают к себе. Но стоило до конца проснуться, как сердце затопило нежность. Он бы хотел проводить так каждое утро. Этот вечер — один из многих проведенных вместе. Гостиная заполнена треском огня и голосами. Несмотря на поздний час, желания идти спать не было. Феликс ближе жмется к Чанбину, утыкаясь носом в плечо, желая получить как можно больше тепла. И прикосновений. — Лапочка, может быть пора спать? — спрашивает его Чанбин. — Не хочу спать, — бормочет Феликс в ответ. — Хочу обниматься. — Ах, вот как, — Чанбин чуть смеется беззлобно и подтягивает Феликса к себе, усаживая на колени. — А если так? — И целоваться, — добавляет Ли, облизывая губы. Знал бы Чанбин, чего ему стоило это сказать. Хотя, он может догадываться по щекам, раскрасневшимся совсем не от жара огня. — И как я могу тебе отказать? Чанбин за подбородок поднимает голову Феликса, ловя его взгляд, и утягивает в поцелуй. Нежный и чувственный. Медленно сминает желанные губы, осторожно касается языком, проводя между ними. Феликс жмурит глаза. Его просто целуют, а голова уже идет кругом от ощущений. Под мягким натиском он приоткрывает рот и издает тихий стон, чувствуя прикосновения чужого языка к своему. Поцелуй переходит за границы невинного. Чанбин нетерпеливо лижет горячий рот и отстраняется со звонким причмокиванием. Что совсем не устраивает Феликса. Он цепляется пальчиками за плечи и сам подается вперед, целуя нетерпеливо. Хочется снова ощутить все эти прикосновения. Такие поцелуи у них бывали слишком редко, а Феликсу безумно хочется еще. Он пытается проявить инициативу, чуть покусывая губы Чанбина, чувствуя, как тот улыбается в поцелуй и перемещает руки с талии на спину, поглаживая ее через ткань. Феликс подается безумно приятным прикосновениям. Сердце в груди заходится бешеным ритмом. Как же ему нравится чувствовать сильные руки на своем теле. Чанбин с нажимом проводит по позвоночнику, заставляя выгнуться в спине, ведет руками ниже, невесомо оглаживая ягодицы. Феликс замирает. В таких местах его точно еще не касались. Он шумно выдыхает, но руки уже вернулись на талию, чуть сжав бока. — Можешь… Сделать так еще раз? — просит он, разрывая поцелуй и пряча лицо, устраивает голову на плече Чанбина. Тот, чуть повернувшись, целует его куда-то в скулу, явно понимая охватившее Феликса смущение и желание. — Конечно, лапочка, все, что ты захочешь, — шепчет он и повторяет действие. Снова опускает руки ниже и чуть сжимает, ловя каждый несдержанный вздох, что издает Феликс. Ли чувствует внутри настоящий пожар, что искрами проходит по всему телу и концентрируется где-то внизу. Ему самому себе признавать стыдно, насколько сильно хочется таких прикосновений. Чтобы их было больше. Чанбин, словно читая его мысли, заводит руки под рубашку, касаясь ладонями разгоряченной кожи. Феликс вздрагивает и сильнее сжимает пальцы, прикусывает губу, чтобы сдержать рвущееся наружу хныканье. Чанбин хмурится, чувствуя под пальцами неровности. Тонкие полоски шрамов, оставшиеся после плети. Больше никто не посмеет причинить Феликсу боль. Руки плавно перемещаются по спине к бокам и переходят на живот, чуть щекоча. Неожиданно движения прекращаются. Чанбин убирает руки, чтобы после подцепить одну из пуговиц на рубашке, вытащив ее из петли. — Можно? — спрашивает он. Феликс кивает. — Лапочка, ответь нормально, — мягко просит он и повторяет вопрос. — Могу я раздеть тебя? — Д-да, — подрагивающим голосом отвечает Ликс. Очень скоро его рубашка становится полностью расстегнута. Чанбин наслаждается мягкостью кожи под пальцами, проводя руками по груди, с нажимом касаясь сосков. Феликс вздрагивает, роняя тихий стон. Удовольствие столь неожиданное. — Не сдерживай себя, лапочка, — шепчет ему Чанбин. — Звучишь очень красиво. — Чуть погодя добавляет. — Можешь перевернуться? — Положение, в котором они сидят, не самое удобное, чтобы продолжить ласкать желанное тело. — Я же умру от смущения. — сдавленно хрипит Феликс, чуть отстраняясь. Чанбин ловит его взгляд, отмечая, насколько прекрасно тот выглядит раскрасневшийся и возбужденный. Он проводит рукой по щеке, поправляет растрепавшиеся прядки волос, убирая их за ухо, и оставляет на губах еще один легкий поцелуй. — Если не хочешь, можем остаться так, — шепчет Чанбин. — Или закончить. — Нет, — испуганно выпаливает Феликс. Он хочет и дальше чувствовать эти прикосновения к своему телу, что распаляют неизведанный жар внутри. Ликс чуть отстраняется, чтобы перевернуться так, как просил Чанбин. Прижимается спиной к крепкой груди и откидывает голову на плечо, лишь бы не видеть, как именно его касаются. Двигаясь, он понимает, насколько тесно стало в штанах. И это наверняка не укрылось от Чанбина. Феликс тихо вздыхает, когда руки возвращаются к его груди, чтобы скрутить оба соска и чуть оттянуть, легонько провести по ареолам. Чанбин целует его за ухом, не прекращая действий, пока вздохи сменяются негромкими стонами. Он опускает одну руку на бедро, проводя вверх от колена. — Скажешь мне, если для тебя это будет слишком? — просит он. — Хорошо, — тут же отвечает Феликс, понимая, что на его кивок Чанбин все равно попросит озвучить согласие словами. Прикосновения ощущаются самой приятной вещью, что с ним когда-либо случалась. Феликс не может сдержать низкого стона, когда ладонь, поднимаясь выше, накрывает его возбуждение через ткань штанов. Он непроизвольно двигает бедрами вперед, одновременно с этим сжимая руку Чанбина за предплечье, словно останавливая. Но этого легкого касания невероятно мало. Чувства внутри слишком противоречивые. Феликс разрывается между стыдом и желанием и плавится от нежности прикосновений. Чанбин целует в плечо, с которого съехала ткань рубашки, с восторгом отмечая, что веснушки Феликса добрались и туда. Ему хочется зацеловать каждую. Хочется, чтобы его Феликс тонул в удовольствии. Он несдержанно прикусывает кожу, тут же зализывая место укуса, втягивает кожу в нескольких местах, оставляя яркие пятна. — Чанбинни… Бинни… Пожалуйста… — хнычет Феликс, не в силах сформулировать мысль. — Что, лапочка? — Можешь… Касаться больше? — Все, что попросишь, Ликси. Феликс даже не может понять, о чем конкретно просит. Просто хочет вернуть себе это сладостное чувство, что испытывал совсем недавно. Он не ожидает, что Чанбин подцепит пояс штанов, чтобы начать стягивать их вместе с бельем вниз. Феликс опускает взгляд вниз, испуганно пискнув. Потому что от картинки перед глазами совсем дурно становится. Он практически полностью обнажен и раскрыт перед возлюбленным. Чанбин подхватывает его ноги под коленками и чуть приподнимает, заставляя согнуть и расставить на диван по бокам от его собственных ног. Феликс дрожит от осознания, в каком положении он находится. Его оглаживают по напрягшимся бедрам. Одна рука скользит вверх по торсу, в то время как второй Чанбин касается налитого кровью члена. Феликс стонет, дергая бедрами. Чанбин к нему чуть прикоснулся, а он уже разваливается на части. — Какой же ты милый, — шепчет Чанбин, водя рукой вверх вниз, поглаживая пальцем покрасневшую головку. — А-ах, — срывается с губ Феликса. — Бинни… Бинни… — выстанывает он, тяжело дыша. Феликс хнычет, когда движения прекращаются, и сам непроизвольно начинает толкаться в руку, сгорая от смущения. Он не берется вновь опускать взгляд вниз. Горячего шепота на ухо вполне хватает, чтобы подвести его к краю. — Лапочка, только посмотри, какой ты мокрый, — шепчет Бин, вновь начиная двигать рукой, постепенно ускоряясь. — Такой милый и красивый для меня, Ликси. Самый лучший, верно? Хочешь кончить, да, малыш? Давай, лапочка, не сдерживайся. — О, боже, — тянет Феликс. Его хватает только на тихое хныканье и поскуливание, потому что ощущения уже переваливают через край. — Бинни! — успевает простонать Ликс, изливаясь белесыми струями на свой живот. Он впивается пальцами в руки Чанбина, оставляя краснеющие следы от ногтей. Враз все чувства словно усиливаются, расплываясь перед глазами цветными пятнами. Тело потряхивает от удовольствия. Самое приятное ощущение, которое он когда-либо испытывал. В теле наконец чувствуется абсолютная легкость. Он даже не сразу понимает, что Чанбин его переворачивает в руках, оставляет множество легких поцелуев на лице, говоря, какой он хороший. Феликс руками обнимает за шею, прижимаясь теснее. Чанбин подхватывает его, что в следующее мгновение подняться с места и понести в спальную, где уложит разморенное тельце на кровать, а после оботрет мокрым полотенцем, стирая следы их сегодняшнего времяпровождения. Феликс наблюдает за его действиями из-под полуприкрытых век не проронив ни слова. Кажется все силы покинули его, а сознание медленно погружается в сон. Ликс лежит еще какое-то время в одиночестве комнаты, прокручивая в голове, как хорошо ему было всего несколько минут назад. Жар, заполнявший тело, ушел, уступив место всепоглощающей любви. Он чувствует, как матрац прогибается под весом, а Чанбин ложится сзади, накрывая обоих пушистым одеялом и притягивая Феликса к себе в крепкие объятия. Ликс чувствует легкий поцелуй, оставленный на макушке и начинает ворочаться на месте, чтобы в конце концов оказаться лежащим лицом лицу с Чанбином. — Люблю тебя, — шепчет Феликс и легонько целует в губы. Устроившись поудобнее в объятиях, он засыпает с беззаботной улыбкой на губах, не слыша ответного признания. — Я тоже люблю тебя, Ликси. Ты и представить себе не можешь, как сильно.