ID работы: 10991017

Ради тебя сохранить

Смешанная
R
Завершён
232
автор
Размер:
216 страниц, 32 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
232 Нравится 285 Отзывы 92 В сборник Скачать

Могу, но хочу ли?

Настройки текста
Примечания:
*** Неделя. Оставалась всего лишь неделя с хвостиком (не Матвиенко) до того момента, как Арс должен был вернуться домой. Время сильно искажалось, и порой я ловил себя на мысли, что один день по ощущениям растягивается на год, а иногда наоборот — неделя пролетала незаметно, в бешеном танце с рутиной и бытовухой. Софарс часто звала меня к себе под предлогом того, что училась кулинарному мастерству, и на ком-то ведь надо было тестировать новые блюда. — Может, соседям относить будешь, а не меня фаршировать? — после очередной порции чего-то экзотического поинтересовался я. — Настолько всё плохо? — она надула губки, словно мои слова её задели, хотя я прекрасно знал, что она самый не обидчивый человек на свете. — Не, просто я скоро лопну от такого количества еды. Я, конечно, понимаю, что при взгляде на меня, дрыщавого, у тебя просыпаются материнские инстинкты, но…— я не успел закончить мысль, как она перебила меня. — …Научно доказано, что материнских инстинктов не существует. Я просто тебя люблю и хочу накормить тем, что сделано с любовью, — с умным видом сказала она, отчего я расплылся в улыбке и махнул рукой, пододвигая к себе десерт с семенами чиа. Тренировки были долгими и изнуряющими. Из-за перерыва моё тело отвыкло от таких больших нагрузок, тем более от хип-хопа. Но я зря, что ли, овном родился? Во мне всё равно горел огонь, заставляющий тренироваться ещё усерднее, чем остальные ребята. Мне не нужна была приятная и дружеская атмосфера на группах, я не искал в лице танцоров новых приятелей, не пытался выделиться среди других. Я лишь работал из последних сил, находя отдушину в звонком смехе Софарс и уставших, но наполненных любовью улыбок Арса, которые я изредка видел лишь на дисплее мобильного. К слову, он тоже там работал на износ. И в один день я проснулся с предчувствием, что что-то пойдёт не так. Ввиду разных часовых поясов и ебейшего расписания тренировок мы созванивались раз в три дня. Сегодня как раз был день созвона. С самого утра на улице моросил дождь, не давая надежд на то, что в ближайшее время можно будет вернуться в тот тёплый май и пережить всё заново, от начала до конца. Стоп, какого конца? Во время обеденного перерыва (ну как сказать обеденного, у нормальных людей он был в районе двух часов, а я как придурок шёл в кофейню и брал флэт с сырниками, делая вид, что в 4 часа дня такой приём пищи вполне может сойти за обед) я звонил Арсу и всегда видел его заспанную мордаху с взъерошенными волосами, мягкой улыбкой, слышал до мурашек родное и хриплое «доброе утро, gattino». Сегодня же я промок так сильно, насколько это было возможно. Толстовка стала такой тяжёлой и холодной, что хотелось поскорее её скинуть, словно груз с плеч. Футболка, наверно, тоже выглядела, будто я простоял в ней под душем не меньше четверти часа, но и сохла она в разы быстрее, поэтому я надеялся на сострадание бариста, молясь, чтоб меня не выгнали обратно под ливень в таком виде. — Ай, братишка, на тебя смотреть мокро, — увидев меня, протянул вместо приветствия Илья, которого я чаще всего назвал просто Макар, из-за соответствующей фамилии. — Да пиздец. Я могу это снять? Или нельзя? — я щенячьими глазами смотрел то на рыжего бариста, то на маленькую лужу, которая из-за моей толстовки становилась всё больше и больше. — Ну конечно, че за вопросы. У меня футболка сухая тут есть. Я тогда домой в рабочей уйду, а ты завтра занесёшь мою. Окей? — не услышав мой ответ, он скрылся в стаффе, а я, оглянувшись и не увидев никого из посетителей, стянул с себя мокрые вещи, оставшись стоять столбом около двери, с оголённым торсом. Макар, вернувшись с огромной чёрной футболкой, присвистнул, — Шаст, очень приятно, конечно, но натурой я не принимаю. — Черт… Но попытаться стоило, — я прыснул в кулак и поймал футболку, которую бариста швырнул в меня, — От души, брат. Мне как обычно. — У тебя опять сегодня онлайн свидание со своим суженым? — с улыбкой поинтересовался тот, доставая сырники из холодильника. Он был первым человеком, с которым я не дружил много лет, не проходил с ним огонь, воду, медные трубы, но все равно рассказал про Арса и про мою ориентацию, не боясь осуждения. Энергетика у него была…добрая, что ли. Невольно доверяешь такому человеку с первой встречи. — Агась. Но предчувствие какое-то паршивое, — задумчиво кинул я, протирая дисплей телефона от влаги. — Понял, отвлекать не буду. Если че-то случится, я тут, сам знаешь, — с серьёзным лицом кивнул он мне и принялся за мой заказ. Вокруг всё плыло. От холода и нервов меня потрясывало, и я еле как смог вставить шнур от наушников в разъём. Ебучий тремор. Я набрал Арса и принялся ждать. Сегодня он брал трубку дольше обычного. — Привет, — со скромной улыбкой протянул я, увидев, что появились циферки, отсчитывающие длительность звонка. — Здравствуй, Антон. Нам надо поговорить, — вместо привычной сонной мордахи и нежного тона в телефоне был очень напряженный Арс с грубым басом. — Что случилось? — тут же отозвался я, замечая, как всё вокруг чернеет. — Я не приеду обратно, — отчеканил тот, не дав мне шанса даже подготовиться к такому ответу, — Я тебя разлюбил. И да, я предупреждал, что так может быть, поэтому не надо винить меня. Всё вышло так, как я и думал. Я тебя больше не люблю. — Нет. Неправда, — глаза зажгло, а мозг отключился от нежелания воспринимать эти слова всерьёз. — Правда. Я останусь здесь. И не пытайся сейчас давить на жалость, переубеждать меня и всё в таком духе. Я принял решение. Мы расстаёмся, Антон. Ты сам просил быть с тобой честным. Вот она, горькая правда, — его взгляд был совсем другой. Тяжелый, строгий, ледяной. Это был не мой Арс, не тот, кого я знал и любил. Меня затрясло, а по щекам ручьём полились слёзы, которые я не в силах был вытереть. Руки словно онемели, налились свинцом. Телефон выскользнул из рук и разбился об кафель.

***

— Тош, Тоша, ты чего…— увидев, как младший трясётся и плачет во сне, я не на шутку перепугался и принялся его будить, — Эй, котёнок, проснись. Антон, проснись, ну же. Шастун резко распахнул глаза, дёрнувшись от очередного моего прикосновения, и начал оглядываться по сторонам, будто бы ожидал проснуться где-то в совершенно другом месте. Наконец, поймав мой обеспокоенный и сонный взгляд, он зажмурился и кинулся мне на шею. — Арс… Арс, не надо. Я люблю тебя, Арс, — затараторил он, вжимаясь в меня и шмыгая носом, — Это ведь неправда. Всё это наглая ложь, и ты меня просто разыграл. — Тош, о чём ты? Тебе кошмар приснился? — я мягко отодвинул его от себя и обхватил лицо руками, стирая большими пальцами с его раскрасневшихся щёк слёзы. Глаза привыкли к темноте, и при свете луны этот зеленый омут напротив выглядел так жалобно, так душераздирающе, что мне самому стало больно. — Видимо…да. Блять, как же реалистично, сука, я так напугался, — он снова шмыгнул носом и отвёл взгляд, видно, прокручивая в голове события сна, — Ты меня в нем бросил. Сказал, что не вернёшься в Питер. Что больше не любишь меня. И что предупреждал об этом, ну, что…можешь меня разлюбить, но я тебя не послушал. Я…так испугался. — Это всего лишь сон. Правда. Такого и быть не может, слышишь? — я нашёл его запястье и сжал дважды, — Всё будет хорошо. — Прости, что разбудил, — он поднял на меня виноватый взгляд, от которого мурашки побежали по спине. Он ещё не отошёл от кошмара, и в его глазах плескалась такая боль и безнадёжность, что мне стало страшно представлять, как он протянет без меня все эти два месяца. — Не извиняйся, всё в порядке. Ты как? Поспишь ещё немного? — сморгнул я дикую картину, как Шаст бродит по Москве, смотря на встречных потухшим взглядом и покрасневшими заплаканными глазами, курит уже четвёртую сигарету и держится изо всех сил, чтобы не написать мне «Арс, возвращайся, мне без тебя плохо». Он не из таких, кто поставит чужую жизнь и карьеру на кон ради своих желаний. Он будет терпеть до конца, но чего это будет стоить… — Я…не знаю. Наверно, я не смогу щас уснуть, — и снова этот виноватый взгляд. — Чай хочешь? — приподнимаясь, чтобы зацепить с подоконника домашнюю одежду, спросил я. — Какао хочу. И покурить. Совсем недавно я узнал, что у Тоши была одна очень милая привычка: когда ему было плохо, он делал себе какао с тремя ложками сахара, врубал какие-нибудь грустные песни и подпевал им, сидя на подоконнике, а сигареты зажигались и выкуривались одна за другой. Пока я кипятил молоко, Шаст выполз из ванны. Услышав топот босых ног, я обернулся к нему, подмечая каждую деталь. Его кудри были слегка намочены и взъерошены, а с лица пара капель упала на воротник футболки. Мешки под глазами и слегка заебанный вид выдавали то, что он всё ещё не проснулся, видно пребывая между тем жутким сном и реальностью. Заметив, что я наблюдаю, он грустно улыбнулся и расстелил на подоконнике плед с двумя подушками. — С тремя ложками сахара, — я протянул ему дымящуюся кружку, тут же добавляя, — Я запомнил. — Спасибо, — тихо ответил тот, отодвигаясь к углу, чтобы мы поместились вдвоём, — Можно я музыку включу и покурю? — Конечно, — не сказать, что мне дико нравился дым сигарет, но то, как курил Шастун, было произведением искусства. Тем более я понимал, что сейчас курение поможет шатену прийти в себя, поэтому о запахе сигарет по всей квартире думал в последнюю очередь. Шаст открыл окно, немного высунувшись на улицу, чтобы пепел не залетал в комнату вместе с прохладным ночным ветром. Он пытался закурить, двигаясь как-то дёргано, на нервах, но после первой затяжки расслабился, выдыхая вместе с дымом часть негатива и напряжения. Наверно, со стороны эта картина смотрелась бы как отрезок из какого-то фильма: два по уши влюблённых парня сидят ночью августа на подоконнике, один курит и смотрит на небо, где собираются тучи, закрывающие созвездия, а второй смотрит на него, жадно бегая глазами по каждой частичке тела, пытаясь перманентом в памяти оставить каждое движение, каждый изгиб, каждую мелочь. И через пару дней им надо будет проститься на два долгих, адово долгих месяца. Первые капли дождя стали стучать по окну, а Шаст уже закурил вторую. На секунду его взгляд загорелся, и он начал что-то искать в телефоне. Наконец, включив песню и откинув телефон обратно в ноги, он взглянул на меня, пытаясь понять, знаю я эту песню или нет. Я покачал головой, и он набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы запеть. — А дождь на окнах рисует, напоминая о твоих поцелуях. Всё дело в том, что дождь ничем не рискует, — его боль выливалась из берегов изумрудов, начиная топить меня. Хриплый от холода и сигарет голос дергал за струны души, чуть ли не надрывая их. Шаст сжал свободную руку в кулак, и это не ускользнуло от моего внимания, — А я боюсь, что потерял тебя.

Я невозможно скучаю

Я очень болен, я почти умираю

А где-то ты и ничего не узнаешь

И я боюсь, что потерял тебя

Волнение по поводу предстоящей поездки росло в геометрической прогрессии, пока я вслушивался в слова песни, которую горланил Антон. Как он справится без моего плеча, на которое всегда можно положиться? Без улыбки, которая заставляет какой-то неописуемо приятный комочек тепла разлиться в груди, даря вдохновение? Без Байкальских глаз, всегда смотрящих на него со вселенской любовью и нежностью? Как? И сможет ли?

***

На утро мы не разговаривали о том, что было ночью. Арс молча предоставлял мне выбор, поднимать эту тему или нет, а я молча был благодарен, что могу отказаться от обсуждения, не говоря об этом напрямую. Если честно, лишь спустя много лет я понял смысл фразы «утро вечера мудреней». То, из-за чего я адово сильно переживал накануне, утром казалось вовсе незначительным. Так было и сегодня. Кошмар и кошмар, че бубнить то? Да, пиздецки реалистичный, разбивающий сердце и заставляющий задуматься, не интуиция ли стучится в сознание, предупреждая меня о чём-то. Ну и че? Хотелось всплеска эндорфинов, каких-то новых хороших воспоминаний, и я начал рыться в своём вымышленном вишлисте, пытаясь найти какую-нибудь давнюю мечту, которую возможно было воплотить в жизнь. Осознав, что я давно не виделся с Димкой и Серегой, да и в принципе давно не тусил (если домашние посиделки с виски или одиночные набеги на бар можно было счесть за тусовку), мне пришла одна идея. — У меня есть одна мечта, которую, как по мне, самое время воплотить в жизнь, — во время утреннего кофе невзначай кинул я. — Я весь внимание, — тут же отреагировал Арс. — Знаешь, я никогда не имел какую-то большую компанию, с которой мог устроить вечеринку. После не совсем приятного опыта в детстве я перестал дружить втроём, вчетвером и всё в таком духе. Но сейчас, — щенячьими глазами взглянул я на него, пытаясь понять, как Попов относится к такому предложению, — У нас с тобой такие клёвые друзья, и мне кажется, что можно было бы собраться вместе и потусить. Я поймал на себе мимолетный взгляд, сквозящий умилением. Таким, словно ты смотришь на маленького ребёнка, просящего купить ему плюшевого медвежонка и кварту Баскин Роббинса. — Кого ты хочешь позвать? — с хитрой улыбкой уточнил тот. — Софарс, Поза, его девушку возможно, Серегу и Иру. Я б ещё Окс позвал, мы давно не виделись. Мне кажется, будет весело. Могло бы быть, — было трудно представить, как такая разношерстная компания могла поладить друг с другом, но мысль о том, что их всех соединяем мы с Арсом, грела и давала лучик надежды на то, что это вообще хорошая идея. — Ты уверен, что они все поладят друг с другом, а не будут сидеть как неприкаянные? — усмехнулся Арс. — Да бля, они взрослые люди или да? Если они согласятся прийти, значит они будут обязаны подружиться с остальными, или я их всех силком перезнакомлю, — перед глазами встала картина, как во время тусовки ко мне по очереди подходят ребята и шепчут на ухо «без обид, Шаст, но у тебя какие-то тухлые друзья, я домой», — Всё хорошо получается при небольшом насилии. — Может, усилии? — Нет. Пару секунд, и мы с Арсом одновременно посыпались с такого глупого, но все равно смешного каламбура, и в этот момент я понял, что всё пройдёт лучше некуда.

***

Ночь перед уездом? Шикарней времени не придумаешь. Каждый ведь мечтает сидеть в самолёте бухим после веселой и бессонной ночи. Каждый из ребят с радостью согласился на тусовку, несмотря на то, что компания должна была собраться разношерстная, ранее не встречавшаяся. Софарс слезно поклялась, что подружит всех между собой. Дима дико извинился за то, что Катя не сможет прийти, но обещал, что возьмёт на себя вопрос с алкоголем. Оксана, бывшая партнёрша Шаста, отменила тренировку ради того, чтобы прийти, и Тоша, услышав это, прослезился. Видимо, это какое-то признание в любви на языке бальных танцев. Серёжа согласился моментально, но потом в его голове что-то перещёлкнуло, и он начал давать заднюю. Когда я сообщил ему, что Ира тоже приглашена, он ещё минут 15 дискутировал со мной, насколько правильным будет приходить с бывшей девушкой своего друга, но, не найдя никаких аргументов на моё «Серёж, ты же сам видел, они с Ирой нормально общаются, и тебя Антон ни в чем не винит», согласился прийти. Чтобы дать Серёже с Ирой понять, что отказы и вправду не принимаются, Кузнецовой позвонил Шаст, и они мило проболтали полчаса, накидывая варианты тематики вечеринки и всякого времяпрепровождения. После этого Матвиенко написал мне короткое «спасибо, Арс». — Ну что? — тут же подал я голос, увидев, что Антон сбросил трубку с легкой улыбкой, — Вы что-то придумали? — Да, — стрельнув в меня хитрым взглядом, ответил Шастун, — У нас будет вечеринка Острых Козырьков. — Заказывай гроб, — на выходе кинул я, представляя Шаста в твидовом костюме, с подтяжками и той самой кепкой. Чертовы кинки. — Похороню тебя в своём сердце.

***

— Шаст, это твоя, блять, идея? — взъелся Матвиенко, которому придётся на один вечер попрощаться с привычным хвостиком, сделав причёску на манер Артура Шелби. — Скажи спасибо своей любимой девушке, Сергуль, — засмеялся я, смотря на себя в зеркало. Удивительно, что мама хранила для меня папин твидовый костюм, который на сегодняшний вечер был идеальным решением. Иногда она показывала мне его фотографии, рассказывая о том, как её Андрюша любил ходить в самой модной одежде, отчасти винтажной, но классика живет вечно, поэтому он всегда выглядел сногсшибательно. После всех старых фотографий из потрёпанного альбома я, наконец, начал понимать, что мадрэ в нём нашла. — Матвиеныч, не возникай там, а то я твою косичку отрежу! Всё равно под кепкой не поместится! — подбежала Софарс к телефону, стоящему на громкой связи. Из-за бесконечного доверия к подруге я не стал забирать из квартиры большинство вещей, поэтому частенько заглядывал в свою квартиру, иногда под предлогом того, что нужно что-то забрать, но чаще всего просто чтобы повидаться. Устроившись с недавнего времени на работу, она работала на износ, не подавая виду, но я на ментальном уровне чувствовал, что ей очень тяжело, поэтому старался не оставлять её одну. Сейчас же она носилась по квартире, присматривая себе платье из того, что осталось у моей мамы со времён беззаботной молодости. Новость о том, что вечеринка будет в стиле Острых Козырьков, не сильно её воодушевила, но после того, как я показал ей фотографии Грейс и Томаса Шелби, она восхитилась: — Блин, Марвел-вечеринка была бы круче, но эти ребята такие статные… Ладно, я согласна, — по глазам было видно, как она стала прикидывать возможные варианты макияжа и причёски, а после тихо хмыкнула и добавила, — Ставлю сотку, что твой Граф будет выглядеть лучше всех. — Мой… Что? — я закашлял, смутившись, и, видно, неправильно понял её фразу, отчего она залилась смехом. — Граф Попов, говорю, будет неотразим, — она подмигнула мне и скрылась в спальне, оставляя меня стоять столбом, залитым краской по самые уши. И зачем я только представил Арса в роли Томаса Шелби? Это слишком…

***

— Горячо, твою ж… — Оксана пыталась попробовать взяться за кастрюлю, где сварились спагетти для будущей пасты, но тут же обожглась и надула и без того пухлые губы. — Ну ты чего, Окси, давай помогу, — к ней тут же подлетела Ира, подхватывая с крючка два полотенца и принимая из красных рук Фроловой тяжёлую тару. — Спасибо, зай, — улыбнулась та, ловя на себе взгляды Димы с Серёжей, которые краем глаза наблюдали за этой картиной, пока распаковывали алкоголь. — Димочка, котёночек, а мы заготовили лёд? — Матвиенко передразнил Оксану, с наигранным нежным голосом обращаясь к Позу. — Нет, малыш, сейчас займусь этим, — подхватив шутку, ответил бармен. Софарс, зайдя в комнату в эту секунду, скептически посмотрела на парней, потом на девушек, и тут же посыпалась. — У нас тут лгбт вечеринка, что ли? — Да, присоединяйся, — я, тихо сидевший до этого момента на диване и отправлявший Масленникову очередной вариант помещения для аренды под магазин, подал голос. — Ребят, вы когда переодеваться будете? — Антон вышел из ванны, выпуская вместе с собой тёплый пар. Я на пару секунд залип на него, проглатывая ком в горле. Знаете, когда тебя просто выбрасывает из реальности, и ты изо всех сил ловишь атмосферу момента, осознавая, что этот момент никогда не повторится вновь, а если и повторится, то уже не будет столь особенным. Наверно, такой тёплой и душевной атмосферы и хотел Шастун, когда устраивал вечеринку. И сейчас, смотря на него, пребывая в этой самой патоке момента, я улыбнулся от своих мыслей, вызывая ответную улыбку на лице зеленоглазого. — Мы с Ирой по очереди будем собираться, пасту нельзя оставлять одну, — первой подала голос Оксана, возвращая меня в реальность. — А то мы с Диманом сожрем все макароны, не дожидаясь соуса, — хмыкнул Серёжа, кивая на стоящего рядом парня. — Только попробуйте! — тут же возмутился Антон, подлетая к Оксане и пряча ее за свою спину, будто бы защищая от нападения на её старания, за что получил тихий смешок за спиной. — Так мы только попробуем, да, — Дима на лету схватил сценку, вставая в позу сахарницы перед Матвиенко, а тот от нелепости ситуации прыснул в кулак. — Не попробуешь — не попробуешь, — решил я вставить свои пять копеек, видя, как один за другим обращают ко мне смеющийся взгляд. — Уан, ту, фри, — между ребятами встала Софарс, с лицом, полным энтузиазма, подняв правую руку наверх, а после резко опустила и отскочила, — Файт! — Пока вы за пасту воюете, я пошла собираться, — Ира выскользнула из кольца ребят и, подмигнув Серёже, скрылась в родительской спальне. Он же, недолго думая, пошёл за ней, прихватив из коридора свою сумку. Закат за окнами только начал окрашивать небо в тёплые оттенки, а смех ребят постепенно воскрешал в груди такое долгожданное ощущение покоя, хотя в омуте бесы царапали грудную клетку, пока не сильно, но вполне ощутимо. Софарс, доделавшая на пару с Оксаной сливочный соус к пасте, приземлилась ко мне на диван и, проследив за моим взглядом, тоже засмотрелась в окно. — Ты как? — тихо шепнула она, не отрывая взгляда от пушистых розовых облаков. — Пока хорошо, — кинул я, мельком взглянув на Шастуна, который доставал бокалы из сервиза и перекидывался с Оксаной и Димой посредственными шутками. — Почему «пока»? — удивилась она, пытаясь считать с моего умиротворенного лица что-то другое, что ответило бы ей на вопрос без лишних слов. — Кто знает, что будет дальше? Я хочу верить, что Тоша без меня справится, но…порой мне кажется, что он очень сильно утонул во мне, — Софарс все так же была удивлена, но выжидающий взгляд требовал продолжения, — Как бы это сейчас ни звучало. Минутное размышление подруги дало мне время на осмысление сказанного, и заразительно-счастливое состояния Шастуна поодаль от меня давало надежду, что он не будет страдать эти два месяца в разлуке. — Я…понимаю, о чём ты. Но Антоша не тот человек, как по мне, который тонет в людях. Он любит, не требуя ничего взамен. Даже твоего физического присутствия, — мы оба засмотрелись на ребят, как бы ища в их мимолетных жестах, весёлых словах и непринуждённых движениях доказательства. Антон забрал у Оксаны бутылку, следуя правилам этикета и наливая вино в бокалы из Икеи. Словив на себе мой внимательный взгляд, он тепло улыбнулся и тут же отвернулся, посыпавшись от очередной шутки Позова, — Он просто любит, и всё. Не переживай ты так. Я за ним присмотрю. — Спасибо, Соф. Я ценю, — я приобнял её, подмечая для себя, что до этого момента практически не верил в искреннюю дружбу между мужчиной и женщиной, но эта кудрявая леди рушила все возможные стереотипы, роем жужжащие в голове, — Пойду собираться. — Бывай, — кинула она, выпутываясь из моих объятий и подлетая к компании, которая тут же притянула ей бокал, якобы «для разминки». Голова пухла от диаметрально противоположных эмоций.

Спокойствие и тревога.

Счастье и боль.

Любовь и ненависть.

Радость и грусть.

Всё вместе, взболтать, но не смешивать. Иначе процент того, что сойдёшь с ума от внутренних демонов, повышается до максимального.

Такая зависимость от эмоций раздражает, заставляя чувствовать себя слабым, беспомощным перед этим цунами, которое с головой уносит куда-то в прострацию. Но остановиться практически невозможно. Руки сами потянулись к приятной ткани твидового костюма, напоминая о том, что пора утопить все мысли в алкоголе и хотя бы на один вечер примерить на себя маску беззаботного, счастливого и умиротворенного человека.

***

— Куда ты тянешь свои ручки, сучка? — глупо прыгая и размахивая длинными конечностями во все стороны, подпевал я песне, которая за последние 15 минут с поразительной лёгкостью улеглась в голове, —За моей спиною королева! — И даже если я шагаю криво, ещё совсем не значит что я шагаю налево, — подхватывая непринужденную танцевальную волну, прыгала рядом Софарс. Ира с Серёжей забаррикадировали спальню, не выходя оттуда уже добрые полчаса, а мы, порой понимающе переглядываясь, делали вид, что есть дела поважнее, чем выгнать ребят из спальни, надеть костюмы под стать сериалу и официально начать вечеринку. Всегда есть дела поважнее. Например, словить тот самый момент, когда хочется остановиться, поставить его на запись, а потом всю жизнь крутить в своей голове как какой-то невьебенно охуенный фильм с тремя Оскарами и звёздами Голливуда в главной роли. Вот только мы будем даже покруче этих актёров.

Сейчас мы искримся, горим, но не сгораем.

Живём, создавая свою историю, избегая банальных клише и ярлыков.

Всё честно, искренне, в лоб, пулей в сердце и на поражение.

— Ты чего залип, шпала? — Софарс пихает меня в плечо, практически насильно затаскивая обратно в реальность. — Понял, как сейчас хорошо. Скрипит дверь моей комнаты, и в дверном проеме стоит Томас Шелби Арсений, мать его, Попов. Чертово произведение искусства в твидовом костюме и той самой кепке с острым козырьком. А байкальские глаза блестят, выдавая себя. И в этом отблеске я замечаю, что что-то не так. Он замечает мой «Арс, ты, конечно, прекрасен, как Иисус, но колись, что случилось?» взгляд и поджимает губы, как бы отвечая, мол, потом. — Ну, как оно? — прокашлявшись, привлекает он внимание всех, кто был на кухне, и старается выдержать напор всех четырёх пар глаз, сквозящих восхищением. — Попов, если бы ты не был занят рядом стоящей шпалой и был бы в моем вкусе, сейчас я бы тебя уже кинулась с криками «выходи за меня», — тут же отреагировала Софарс, скрестив руки на груди и жадно цепляясь за каждый миллиметр 190 сантиметров. — Настолько хорошо? — расправив плечи, хмыкнул Арс. — Это мягко говоря, — ответил Дима, хватая свой рюкзак и протискиваясь в комнату, откуда вышел брюнет, — теперь готовьте мне красную дорожку, скоро буду! Лисьим шагом Арс подкрался к нам, щурясь из-за садящегося солнца, которое последними лучами награждало именно его, подсвечивая тёмные локоны. Я не мог подобрать слов, описывающих его красоту и статность в этом костюме, поэтому просто рвано выдохнул и зацепился за байкальские. — Вижу, вы хотите обсудить детали того, как будете после вечеринки снимать этот костюм…я пойду, — хихикнув, Софарс выскользнула из-под моего бока. Попов со смешинкой в глазах проводил её взглядом и, поправив пиджак, обратился ко мне с виноватой улыбкой. — В нём жарко, однако. — Красота требует жертв, мистер Шелби, — усмехнулся я, облизывая сухие губы. Пробурчав что-то невнятное, он зацепил изящными пальцами бокал с шампанским, и, немного отпив, снова вернулся ко мне. — Я прям чувствую, что ты хочешь поговорить. — Смотря о чём. О том, что ты адово красивый и горячий в этом костюме, ты и так знаешь, да и мне слов не подобрать, чтоб описать это, — я закусил нижнюю губу, пытаясь собраться с мыслями, — А если без шуток, то…вижу, ты опять загоняешься. Из-за чего? Немного из Арсологии. Когда ему не нравится вопрос и он хочет токсично тактично уйти от ответа, сперва Арс замирает на мгновение, сверлит взглядом, анализирует собеседника, а потом переводит тему, активно жестикулируя и отвлекая все мысли человека на себя и свои слова. Так и сейчас. Но я не ожидал, что когда-то это промелькнёт в разговоре со мной. — Ну смотри, я же актёр. Грубо говоря. Когда мы выходили на сцену, когда танцевали в команде, перед выступлениями наши тренеры всегда говорили «Первый шаг из закулисья — и ты актёр. У тебя больше нет тебя самого. Ты — это музыка, танец, роль, которую ты отыгрываешь. И отдаваться надо без остатка, иначе зачем вообще ты делаешь этот первый шаг?» — он набирает побольше воздуха в лёгкие, и я невольно скрещиваю руки на груди, — На сцене я давно не выступал, но привычка осталась. У нас тематическая вечеринка, как-никак, да? А Острые Козырьки были сдержанные и хладнокровные. — Я тебя услышал, — плечи Попова на секунду расслабляются, — Значит, поговорим, когда ты будешь к этому готов. Пойду собираться. Такие моменты, когда твой самый близкий человек закрывается, бьют ниже пояса, отправляют в нокаут, заставляют сомневаться во всех и во всём, но в первую очередь в себе. Я не достоин доверия? Я — причина волнений? Что я сделал не так? Почему меня пытаются обвести вокруг пальца, зная, что я всё равно вижу в его ебучей актерской игре ту самую ложку дёгтя, приправленную ложью? Да хуй его знает. Слишком много усердия уходит на то, чтоб не хлопнуть дверью в порыве эмоций. — Ты че, как воробей после драки? — тут же отреагировал Позов на меня. — Да всё ок, забей. Я с тобой тут соберусь? Уже пора начинать, — отмахнувшись и не дожидавшись согласия, я достал батин твидовый костюм. — Без б, — хмурясь, но не комментируя. *** Хуже понимания того, что ты обидел человека, может быть только то, что ты хотел сделать как лучше, а получилось как всегда. Поймав многозначительный взгляд Софарс, я пожал плечами и зацепился за спасательный круг в виде бокала игристого. Тихий вакуум, образовавшийся из моих отстраненных мыслей, оберегающий от суматохи вокруг, утягивал вновь, и контролировать себя становилось сложнее. Глаза предательски защипало, то ли от пузырьков, то ли от скверного состояния, и я попытался сморгнуть грусть в глазах вместе со слезами. Я не хотел делиться своими переживаниями, понимая, как они могут звучать вслух. В голове всегда всё кажется таким глобальным, весомым, но как только ты произнесёшь это — пуф, сущий пустяк. Так ещё и обидный, ведь скорее всего мои сомнения в том, что Антон справится без меня, окажутся пустыми, но заденут его, ведь «Арс, как ты вообще мог такое накрутить себе, а?» Понимая, что разговор неизбежен, зато избежно время, в течение которого мы будем оба ходить нахмуренными серыми тучами, я направился в Шастуновскую комнату. Столкнувшись в дверном проёме с Димой, я натянул непринужденное лицо. — Забыл запонки надеть. — Ну и подготовка, Арс. Ты итак шикарно выглядишь, костюм просто идеальный, ещё и над запонками паришься. Их все равно не видно, — Позов повёл бровью, видно, чувствуя, что на самом деле я рвусь к Антону. — Запонки — это скрытая роскошь, — кинул я, пропуская его и намекая, чтоб он дал мне, наконец-то, войти. Получив в ответ лишь закатанные глаза и тяжелый выдох, он ушёл. Глаза тут же метнулись по комнате, и у вытянутого зеркала около окна зацепились за высокую фигуру в костюме, который был явно не по размеру, но все равно не менее качественным. — Тош… — Зацени запонки! Красивые, да? — не дав мне даже начать, тут же перевёл тему Шаст, продолжая смотреть на себя в зеркало, будто бы избегая зрительного контакта. — Очень. Да и ты…шикарен в этом костюме. И без него, конечно. То есть…— когда я запнулся, он всё-таки обернулся ко мне. В языке индейских племён есть слово: «mamihlapinatapei», занесённое в книгу рекордов Гиннеса, как самое лаконичное. Оно считается одним из самых трудных для перевода слов. И означает оно «взгляд между двумя людьми, в котором выражается надежда каждого на то, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым». Между нами случился mamihlapinatapei. — Арс, я просто не понимаю…— на выдохе начинает он, но я выпаливаю самое простое, что приходит в голову, перебивая его. — Прости меня. Молчание. Что-то у Антона трескается внутри, это видно по блестящим глазам. А блестят они опасно, до чёртиков пугающе. — Не знаю, что ты там себе надумал, на какую тему накрутился, что уже тысячу раз обмусолил в своей удивительной башке, но я попрошу об одном. Никогда не закрывайся от меня, включая на автоповтор своё ебучее «ну я же актёр». Это пиздец как унизительно. Ты же знаешь, что я не стану давить на тебя, я пойму всё, приму всё… Но не такую хуйню. Я тебя вижу, блять, насквозь почти. Я знаю, как ты врешь, как уходишь от ответа, как переводишь темы. И ты всё равно пытаешься обвести меня вокруг пальца по своему привычному маршруту. Так не пойдёт, Арс. Либо мы вместе против всего мира, доверяем друг другу, не закрываемся в себе, либо…— он не хочет договаривать. Понимает, что мы оба этого не хотим. Только сейчас я вижу, как он старается скрыть свой тремор, и совесть вперемешку со стыдом сшибает с ног. — Gattino, — старое прозвище слетает с уст, цепляется, стараясь успокоить, приласкать, утихомирить пыл, — Я не хотел тебя обидеть, честно. Ни за что бы не стал делать это специально. — Тогда почему? — ему не нужно уточнять детали, чтобы я понял сути. — Потому что боюсь тебя задеть своими мыслями. Мы так и не поговорили про твой сон, хотя он у меня из головы не выходит. И из-за него я… Черт, я так боюсь, что ты не справишься один, — Антон уже было набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы перебить, но я выставляю руку вперёд, продолжая мысль, — Я знаю, да, ты отдельная личность, сильный и независимый, и всё в этом духе. Я знаю, что, если тебе будет невыносимо плохо, ты и виду не подашь. Но я видел тебя той ночью. Я помню эту безысходность в голосе, эти слёзы, застывшие в глазах. Больше всего я боюсь того, что ты не будешь справляться в одиночку, а я даже не узнаю об этом. Шумный выдох, с которым обычно происходит полное принятие. Голова чуть склоняется набок, словно потяжелев от мыслей. Кольца, без которых уже невозможно ходить, судорожно крутятся, видно, пародируя шестеренки в мозгу. Медленный вдох, и тишину прорезают слова, такие нужные и важные. — Арс. Я могу прожить без тебя, я в этом уверен, — изумруд утягивает в свою глубину, снова даря спокойствие, — Но вопрос в том, хочу ли? — Но можешь. — Могу. Если есть, ради чего смочь. Секунда, и он уже в моих объятиях облегчения. Две секунды, и сухие губы сминаются, утягиваются в поцелуй, пропитанный извинениями и щемящей сердце нежностью. Три секунды, и демоны засыпают, хотя бы на одну ночь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.