Coffee & Lies

      Застенчивый. Сегодня Нил был застенчивым.       Это было как удар по яйцам после Джеймса, и Эндрю не знал, как принять эту информацию.       До этого момента не было личности, которая была бы по-настоящему, отвратительно и вызывающе застенчивой. Конечно, Стефан не смотрел ему в глаза и Айзек пугался любого звука, но они точно не были робкими.       Но Люк, Люк, одетый в серый свитер и облегающие брюки — возможно, благодаря Элисон — Люк изображал застенчивость. Он получал те же взгляды, что и Джон или даже Сэмюэль, те, которые говорили, что его хотят поглотить. Но он справлялся с ними совершенно по-новому.       Никаких трепещущих ресниц, никакого флирта сегодня, только застенчивый взгляд в пол каждый раз, когда он смотрел в глаза некоторым клиентам. Каждый раз, когда он смотрел на Эндрю.              Это только заставило Эндрю смотреть на него чаще.              Люк зашел с Кейтлин, когда она пришла забрать Аарона на свидание, но теперь он сидел один за столиком, и в его стакане почти ничего не осталось. Он оставался дольше, чем предполагал Эндрю, дольше, чем это было в его персонаже; проходили последние пять минут его дурацкой смены в среду.              Зачем он здесь сидел?              Их глаза снова встретились, Люк сразу посмотрел на пол. Это было абсурдно завораживающе. У них были соревнования по гляделкам до этого и много раз Нил гордо держал свою позицию с самоуверенной ухмылкой и изогнутыми бровями, теперь минутный контакт казался достижением.              В конце концов, они так и познакомились. Как будто Алекс снова появился целую вечность спустя.              Блик между пальцами Люка заставил Эндрю переключить внимание на его руку, уловив что-то, что он бы узнал везде. Люк возился с ключом, который вел на крышу, показывая его для Эндрю, задавая вопрос в самой скрытной манере.              Он говорил: «У меня все еще есть ключ». Он спрашивал: «Встретимся на крыше?». Это был простой жест, который говорил много, и Эндрю мог чувствовать абсурдный трепет, который только Нил и высота каким-то образом могли вызвать.              Застенчивый, робкий Люк, играющий с огнём, тыкающий Монстра — как Джеймс назвал его без раздумий всего несколько дней назад. Приятный сюрприз, поворот в истории.              Но персонажи Нила редко были одномерными, не так ли?              Часы наконец-то показали конец смены Эндрю, и он снял передник, закончив свои последние обязанности, перед тем как выйти и выключить свет.              Люка не было на месте, когда он вернулся из подсобки, что ни капельки не удивляло. Эндрю знал, где его найти; он получил приглашение громко и ясно.              Нет никаких причин для того, чтобы откладывать встречу, кроме страха, который является настолько абсурдным, насколько маловероятным, но он медленно поднимался по лестнице. Не было причин спешить. Нилу не нужно было знать, насколько он был интригующим, насколько увлекательным.              Двери были открыты. Люк стоял на краю крыши, повернутый спиной к Эндрю, смотрел на небо, всегда вверх, как Айзек.              Если бы он хотел подтолкнуть его к краю, он бы мог, у него была возможность. Но чего у него не было, так это ответов, и он не мог вытащить их из трупа. Было что-то безумное в Люке, в Ниле, в том, как он хотел держать его как можно дальше от себя и на расстоянии вытянутой руки одновременно. — Нил, Нил, кто ты сегодня? — спросил Эндрю, и это был не риторический вопрос, не совсем. — Я… — Люк остановил себя и начал заново. — Кто-то, кто должен перед тобой извиниться, я полагаю.        — С чего ты взял, что меня это волнует?              Люк повернулся к нему, сжимая что-то в правой руке, прицельно глядя на серый бетон между ними.        — Тот факт, что ты пришел?              Возможно, это был хороший аргумент. Но он не собирался признавать это в ближайшее время.        — Между нами ничего нет, — сказал он почти радостно. — Я не жду ничего от парня, который даже не посмотрит мне в лицо.              Люк посмотрел ему в глаза после этих слов, и отвел взгляд сразу после того, как их глаза встретились. Глядя вниз и направо, с маленькой неуверенной улыбкой на губах.        — Ты такой… напряженный.              Эндрю называли по-разному. Психопат, убийца, монстр. Опасность для общества. Неспособный любить, неспособный чувствовать, урод. В него кидались оскорблениями, угрозами, и раньше его называли напряженным. Напряженный, разбавленная версия мне не нравится, как ты на меня смотришь.              Нил Джостен сказал это так, будто это что-то хорошее. Но Нил Джостен, скорее всего, был клинически безумен.              Луна ярко сияла в ночном небе, освещая силуэт Люка, когда он садился на край крыши, Эндрю почти бездумно следовал его движениям. То же место, что и с Айзеком, то же расстояние между ними, совершенно другая ночь. Совершенно другой человек.        — Спроси меня, — сказал Люк, натягивая рукава своего свитера на ладони, прикрывая ожоги на костяшках пальцев.              Ночь была холодной, но Эндрю мог чувствовать только то, как его сердце пытается вырваться из груди перед лицом опасности, страх упасть осел глубоко в его костях.        — Почему я должен доверять лжецу?        — Актеру.        — То же самое.              Так ли это? Все началось со лжи, лжи, которую он не мог сразу определить, которую он не мог раскрыть с уверенностью даже сейчас. Если бы Нил каждый раз выбирал другое кафе, он бы остался Алексом без колебаний, даже без тени сомнения.              Люк крепко сжал ключ, и Эндрю вытащил сигарету, зажег ее одним быстрым движением. Он предложил вторую Люку, не ожидая, что он ее примет.              Он принял.        — Рене рассказала мне об игре, в которую ты играешь, — начал Люк, вдыхая сигаретный дым, как и Айзек. Доказывая, что это не было частью Айзека, доказывая, что это было поведение Нила в его лучшем проявлении. — Она сказала мне, что ты не можешь определить, лгу я или нет.              Рене была грёбаным предателем.        — Я никогда не лгал тебе, Эндрю, — сказал Люк, глядя вверх, луна сияет сверху и уличное освещение снизу, мягкий желтый и холодный белый сливается на его губах. — Я провел свою жизнь в бегах. Разные города, разные имена, другое поведение, притворство было средством выживания.              Нил Джостен выглядел как беглец, но не как сирота. От чего он бежал, если ему пришлось сменить имя и личность, чтобы обеспечить безопасную жизнь? Это точно не выглядело как приют.              Это пахло чем-то противозаконным, как Рико Морияма, как будто в этой истории было что-то большее, чем говорил Люк. Но это была правда, и Эндрю собирал новые кусочки пазла с величайшей осторожностью, даже если они не совпадают с тем, что он уже знал.        — Это мой лучший шанс на нормальную жизнь, с тех пор… это мой лучший шанс, я думаю.              С каких пор? Это может быть с тех пор, как Рико подставили и посадили, но хронология не имела никакого смысла. Двадцать две личности — это не то, что один человек собирает в течение одного года.              Нилу Джостену было девятнадцать лет. Расчеты не складывались.        — Ты не играешь персонажей, — сказал Эндрю, осознание и увлечение преодолевает чувство падения в его груди. Он посмотрел на Люка, застал его уже смотрящим на него. — Ты становишься ими.              Вот почему он не мог отличить ложь от правды, маску от искренности. Не было никакого притворства, Нил Джостен не врал о своем имени, ни разу. Он был Луи, и он был Джоном. Он мог говорить по-французски и заботиться о математике, у него был безупречный британский акцент, он был одиночкой и лучшим другом Мэтта в то же время.              Слишком много усилий для какой-то оценки. Если только…        — Почему? — спросил он, зная, что Люк ответит, потому что Люк был застенчивым, но он пытался что-то сделать здесь.        — Бетси предложила это.        — Би? По крайней мере, ты ходишь к мозгоправу, — Эндрю спокойно сказал. — Тебе это нужно.              Люк улыбнулся сам себя, маленькая, личная вещь, и Эндрю отвернулся. У Би всегда была любовь к экстраординарному лечению — она возвращала плохие воспоминания и делала их частью повседневной жизни, пока ты не привыкнешь к ним. Лечение личностного кризиса другим личностным кризисом было очень похоже на Би.        — Мэтт сказал, что они помогли создать некоторых из твоих персонажей.              Это была часть, которая теперь не совпадает с тем, что Люк рассказал о себе сегодня.        — О, верно. Я не был Джоэлем или Сэмюэлем слишком долго, поэтому мы придумали что-то, чтобы заполнить пустоту.              Сэмюэль и Джоэль были особенно интересными примерами. Единственные весёлые из кучи грубых и язвительных персонажей. Два дружелюбных и уверенных, добавленных в смесь друзьями Нила, а не им.              Быть милым и общительным, выделяться в толпе, все это может быть роковой ошибкой в бегах. Лучше быть маленькой серой мышкой, как Крис, или откровенно враждебным, как Джеймс или Луи.        — Спроси меня, — сказал Эндрю, он никогда не был тем, кто просто брал не давая ничего взамен. Он получил от Люка гораздо больше, чем он ожидал узнать в конце этого фарса.        — О, нет, эта правда была бесплатной. Прими это как извинение за то, что устраивал сцены в твоем Старбаксе.        — Это не мой Старбакс.        — Они не выгнали тебя после того, как ты пырнул ножом коллегу, только заставили взять больше смен. Может, ты и не менеджер, но они не могут вышвырнуть тебя оттуда, — Люк застенчиво улыбнулся, как будто его наблюдения не были доказательством того, что он наблюдал за Эндрю так же пристально, как и Эндрю за ним.              Они кружились вокруг друг друга, как хищные звери, иногда на цыпочках, чаще пытаясь разорвать стены друг друга когтями и клыками. Где-то в процессе наблюдения за Нилом Джостеном он залез себе под кожу.              Они были незнакомцами, после всего, что случилось. Они могли быть врагами. Они говорили на крыше, как старые друзья, убегая от городской суеты, как тайные любовники, и Эндрю хотел узнать больше, он хотел уйти, он хотел перестать хотеть.        — Почему они не наняли другого сотрудника после? — спросил Люк, как будто ему больше нечего спросить.        — Ты зря тратишь свой вопрос.        — Может и так.        — Я им не позволил.              Люк взглянул на него так быстро, что Эндрю могло это просто показаться.        — И все же ты настаиваешь, что не владеешь этим местом.        — Заткнись, — сказал Эндрю без особого энтузиазма, сосредоточившись на пустоте под ним, на биении собственного сердца.              Люк в последний раз сделал затяжку, бросил бычок вниз, и смотрел, как она падает на тротуар, как оранжевый огонек быстро умирает на земле.        — Прости, что назвал тебя монстром в прошлый раз, — сказал он, слишком искренний, слишком застенчивый, чтобы посмотреть ему в глаза.              Эндрю хотел засмеяться, что-то горькое рычало в его груди.        — Ты не был первым и уж точно не последним. Не думай, что это делает тебя особенным.              Вот только так и было. Нил Джостен был первым, кто забрал свои слова обратно. Тем не менее, извинение из чувства вины или неуместной праведности было нежелательным.        — Не думаю, что ты заслуживаешь прозвища.        — Не думаю, что ты хоть что-то знаешь обо мне, — сказал Эндрю, угроза и яд пропитали его слова. — Мы не друзья.              Люк встал, лунный свет поймал его окрашенные волосы, его шаги почти беззвучны на бетоне. Беглец, снова убегающий от опасности, от Эндрю.        — Нет, не друзья, — сказал Люк, прежде чем двери захлопнулись за ним, оставляя крышу в распоряжении Эндрю.              Один человек ушел, взяв с собой еще 21 личность, и все они были основаны на людях, которые когда-то были живы. Когда-то они были правдой, правдой, как Нил Джостен, оставляя влияние на других и живя своей жизнью, пока что-то не случилось и им не пришлось умереть.              Нил, вероятно, был вне непосредственной опасности, он должен был быть, если он начал носить свои старые лица снова, он должен был быть, если он делился кусочками с Би и с Эндрю, со своими друзьями.              Но его волосы все еще были окрашены, его глаза были покрыты фальшивым цветом, его лицо носило его прошлое в шрамах. С ним случилось что-то ужасное, возможно, связанное с Рико, а может и нет.              Он был новеньким в университете, без старых друзей, без семьи на фото — всегда упоминал свою умершую мать, никогда даже не затрагивал тему своего отца. Он был здесь один, скорее всего, оставляя тела на своем пути, принося несчастье любому, кто осмелился подойти ближе.              Если бы его проблемы не были решены, когда Нил начал намекать о своем местонахождении, сколько людей оказались бы на пути?              Эндрю выбросил свою законченную сигарету вниз, вставая с беспокойством, отсутствие перил грозило двухсекундным полетом вниз.              Если он поскользнется, падение может легко убить его.              Но именно волнение от пребывания на грани заставляло его чувствовать. Это был трепет от осознания того, что именно способно уничтожить тебя и нарочно искать его.