Coffee & Lies

             — Как продвигается дело Мясника?              Поездка в Старбакс с Аароном была наполнена неловкой болтовней, и Эндрю подумывал о том, чтобы просто въехать в канаву.              Обычно они ехали в знакомом молчании, никто из них не был заинтересован в пустых словах и скучных историях из их повседневной жизни. Сегодня все было по-другому. Они подъезжали к Старбаксу, как будто это портал в другое измерение — в некотором смысле он им и был.              — Слышал, что Кац вне себя от радости, — бросил Аарон после минуты молчания.              — Они преследуют деньги.              Хорошо, что они были почти в кофейне.              — Уже есть какие-то результаты?              — Нет.              Аарон поерзал на своем сидении.              — Ладно.              Эндрю припарковался на своем обычном месте, наполовину решив просто остаться в машине. У Аарона были другие планы, он вылетел так, будто сиденье его обжигало, не оставив Эндрю другого выбора, кроме как последовать за ним.              Они не говорили об инциденте с предыдущей смены Эндрю, им не нужно было говорить об этом. Это висело над ними, как смертельный приговор: угрожающее и неизбежное, но смехотворно далекое.              Эндрю убедился, что его чувства не всплыли на поверхность, и Аарон повторил за ним. Они могли поговорить с Бетси в среду. До тех пор они могли притворяться, что это был плохой сон, в Старбаксе не было ничего, кроме Ники и кучи заурядного кофе, ничего, из-за чего стоило бы ходить на цыпочках.              Миньярды все равно не были известны своими способностями ходить на цыпочках.              Аарон прошел через двери, решительный, как будто он мог напугать всех оставшихся призраков и кошмаров этим единственным действием. Это не сработало. Нил стоял прямо у стойки и разговаривал с Ники на немецком.              — Эй! — поприветствовал их Ники, оборвав разговор посреди предложения.              Нил лениво повернулся к дверям.              — Себастьян пришел, чтобы вернуть мне свитер, — объяснил Ники, будто это имело значение для кого-либо из присутствующих. — Вы знали, что он жил в Германии?              Себастьян, самый новый персонаж Нила, новое имя Нила, тоже не выглядел так, как будто что-то, что мог сказать Ники, имело бы значение и для него. Он выглядел скучающим, слишком скучающим для кого-то, чьи секреты были сразу же раскрыты, как только он рассказал их вслух.              Германия, что-то совсем неудивительное. Британия тоже, судя по акценту Питера. Франция, возможно, или Канада. Возможно, и то, и другое. Нил говорил на слишком многих языках, чтобы не вызывать подозрений.              — Я действительно не хотел видеть твоё лицо сегодня, — сказал ему Аарон без всяких попыток показаться дружелюбным.              — Мне все равно, — ответил ему Себастьян. — В любом случае, когда я путешествовал через Штутгарт-              Он продолжил разговор на немецком, который они вели с Ники, как будто он был там именно для этого. Казалось, что ему было комфортно, когда одна рука была приподнята к стойке, а другая мягко жестикулировала в воздухе.              Это отвлекало. Его рукава были завернуты, показывая больше шрамов, чем обычно, темных и агрессивных линий мертвой плоти. Рико назвал их уродливыми, и Эндрю не смог прийти к такому же выводу. Они рассказывали историю, в которой он не участвовал, которую стоило услышать.              Каждый видимый шрам на коже Нила выглядел нанесенным специально, но в отличие от Эндрю, они не были нанесены самому себе. Огонь не был первым выбором самоубийцы.              Эндрю отвернулся, прежде чем кто-то мог бы сказать, что он пялится. Не Себастьян, который был повернут к нему спиной, а Ники. Было не время для драмы.              — Что ты хочешь от моего брата?              Но казалось, что драма была неизбежна, когда Нил был в комнате. Эндрю пошел за своим фартуком в подсобку; разговор, который Аарон пытался начать с совершенно незаинтересованным Себастьяном, совсем не требовал его присутствия.              — Я чего-то хочу от него? Не заметил.              — Не прикидывайся дурачком, Джостен, — сорвался Аарон. — Ты приходишь только в смену Эндрю, это не очень скрытно. Ты как гребаный бумеранг.              Всегда возвращался и бил Эндрю по лицу. Это звучало правильно.              — Он делает лучший кофе.              — Пиздишь.              Эндрю почти мог слышать, как Себастьян пожимает плечами из другой комнаты. Было забавно, как Аарон защищал его честь, когда никто не просил об этом.              — Что между вами происходит? Я видел, как он смотрит на тебя.              — Я не думаю, что должен отвечать за то, как твой брат смотрит на меня, Миньярд. Похоже, это его проблема, мне все равно.              О, чувства. Это была совсем неприятная тема. Аарон играл грязно.              — Тогда прекрати это и никогда не возвращайся. Тебе здесь не рады.              — Как знаешь, чувак, — сказал Себастьян без спешки. — Еще четыре визита и я уйду.              Это звучало слишком окончательно, как будто под «уйду» он имел в виду не то, что не придет больше в Старбакс, а «уйду» в плане покинет этот штат, страну, континент. Эндрю осознал, что ему не нравится такая перспектива.              — Отлично. Жду с нетерпением. А теперь отвали нахуй.              — Как скажешь, как скажешь.              Не было слышно шагов, ничего, что указывало бы на то, что Себастьян уходит.              — Сейчас, — приказал Аарон, нетерпеливый, как всегда. Он не заметил, что играет с огнём, с элементом, который одомашнен только когда все смотрят. Нил имел потенциал сжигать дома, уничтожать целые леса, освещать города, как великий огонь Рима.              Но он предпочел воздержаться, показывая силу или безумие, позволяя командовать собой со скучным выражением лица.              Жаль, что Оливер и Аарон не встретились.              — Я бы с удовольствием послушал остальную часть истории, Хэммик, но меня, кажется, выгоняют, — сказал Себастьян, двигаясь так медленно, как только мог, возможно, чтобы побольше побесить Аарона. Или это не заботило его настолько, чтобы быть мелочным.              — Я, в любом случае, заканчивал, но давай повторим это когда-нибудь! Было приятно как следует сбросить пыль с моего немецкого, правда, Эндрю отказывается говорить со мной, а Аарон недостаточно свободно владеет-              — Ники.              — Прости, но так и есть! У тебя все еще беспорядок с der, die, das.              Опять то же самое.              — Может быть, будь в этом хоть какой-то, блять, смысл, у меня не было бы проблем с этим! Ну нахуя столу приписывать гендер?              Эндрю слышал этот спор уже много раз, он приходил и уходил как головная боль. Ники начинал разглагольствовать, объясняя вещи, которые Аарон явно отказывался запоминать, не признавая, что некоторые действия объективно бесполезны.              — Заткнись, — сказал Эндрю, выходя из подсобки с завязанным фартуком и прикрепленным бейджиком. Он был готов выполнять свою работу, предпочтительно без ссор на немецком языке, но его мнение осталось незамеченным. Он встретился глазами с Себастьяном, который не внес вклад ни с той, ни с другой стороны, отвлеченно кивая на сказанное Аароном: «Der Tisch mein Arsch!»              Весь этот разговор был бессмысленным.              Себастьян выпрямился и потянулся, лениво, как кот, а Эндрю подсознательно пронаблюдал за движением его толстовки. Это ничего не показало. Эндрю не знал, чего он ожидал.              — Присоединись ко мне позже на крыше, — сказал Себастьян, стратегически удаляясь с поля боя. Он, вероятно, был единственным, у кого было достаточно извилин и возможность уйти. У Эндрю не было возможности, а у Ники и Аарона — извилин. — Или нет, мне все равно.              Не было смысла отвечать, это уже было решено. Эндрю воспринял это как факт, как шанс получить больше ответов, план на оставшуюся ночь. Он пытался не думать о том, что Нил был единственным, кому был разрешен доступ на крышу, единственным, у кого были ключи.              Это казалось слишком личным, чтобы произносить вслух так небрежно, невысказанный секрет.              Двери закрылись за Себастьяном, и Аарон оборвал свой монолог о мужских столах и женских лампах, чтобы посмотреть на часы. Ники проследил за его взглядом. Было чертовски поздно обсуждать это.              — Какие у тебя с ним проблемы? Я рассказывал ему об одной горе, на которую Эрик хотел взобраться со мной летом, и я согласился только из-за его бицепсов-              — В чем моя проблема? Он чертовски подозрительный, любопытный, и, в любом случае, я не думаю, что он тебя слушал. К тому же, он нравится Эндрю, и это достаточно хорошая причина, чтобы держаться от него подальше.              Аарон был ебаным предателем.              — Ты, наверное, прав. Думаю, вся его личность сегодня заключалась в том, что ему на все наплевать, — засмеялся Ники. Потом он остановился. — Подожди, он нравится Эндрю?              — Я ненавижу его, — сказал Эндрю, и его язык начал гореть, как от виски, он жег, как от лжи.              — Он тебе нравится или нравится нравится?              Аарон был предателем и спускать Ники на него было совершенно ненужно. Он годами оставался вне поля зрения, быть обнаруженным из-за Нила Джостена было нелепо.              — Я ненавижу его, — повторил он с самым пустым выражением лица из всех, с которыми мог справиться, снова проигнорировав жжение. — И твоя смена окончена, ты должен уйти, пока что-нибудь плохое не случилось с теми, кто задает глупые вопросы.              Ники выглядел разрывающимся между тем, чтобы задавать больше вопросов и бежать, спасая свою жизнь, — выбор, ускоренный коротким мельканием ножей. Он бы все обдумал и сделал бы вывод, что Аарон все еще был под влиянием вчерашней крекерной пыли или что-то вроде того.              Был субботний вечер, и они были ростом в полтора метра, побочные эффекты «Сумерек» потеряли ещё не всю свою силу.              — Ты предатель и лжец, — сказал Эндрю, выгоняя Аарона с его обычного места возле кофеварки. Он не хотел работать за кассой, разговаривать с людьми.              — И ты слишком сближаешься с ним, — позволил оттолкнуть себя с места Аарон, он остерегался ножей, но был упрямым, когда дело доходило до его слов. — Он использует тебя для развлечения, разве ты не видишь?              Жаль, что дни, когда он боялся Эндрю, остались в прошлом. Раньше они были больше незнакомцами, чем братьями, теперь они сражались на ровной земле — у Аарона на руках убийство, что мало отличалось от Эндрю. Это не было переменой к лучшему.              — Я делаю то же самое. Это справедливый обмен.              Аарон выглядел уставшим под искусственным освещением, и тот факт, что они поспали меньше трех часов, совсем ему не помогал.              — Правда? Ты не имеешь права голоса в том, что происходит, он контролирует каждый аспект. Время, место, свою личность. Есть еще четыре персонажа, Эндрю, ты не знаешь, не ведет ли кто из них себя как Дрейк или-              — Нет, — отрезал Эндрю, потому что Нил не был похож на Дрейка. Эти персонажи остались в прошлом Нила, и у него было больше одного шанса воспользоваться этим. То, что говорил Аарон, было рационально, даже умно, но все еще... Он никогда не встречал Нила, и уже доверял ему — это было частью проблемы в конечном счёте. Он дал ему ключи от крыши.              — Просто подумай об этом! Не знаю, кого ты видишь, смотря на него, но я вижу кого-то, меняющего кожу как хамелеон. Он был первым, кто получил стипендию за актёрское мастерство, ему буквально платят за то, что он лжет людям.              Эндрю видел кого-то сломленного, прячущегося за маской. Опасного? Возможно. Но не в том же плане, что и Дрейк, не так.              — Он связан с Рико, ебаный в рот!              — Не так как Кевин.              — Это еще хуже. Ты понимаешь, что может быть хуже? Мы не знаем, когда он был с Рико, как он выбрался или почему пресса опустила его в каждой статье. Кевин и Жан появлялись в новостях каждый вечер по крайней мере на протяжении двух недель.              Нил был как призрак по сравнению с ними. Он обещал приключения, опасность, адреналин, он сблизился с Эндрю, и тот был достаточно саморазрушительным, чтобы позволить ему. Это с самого начала была плохая идея, и он прекрасно знал об этом.              — Я его раскрою, — сказал Эндрю, и он имел это в виду. Это была угроза и обещание в равной степени. — Мне плевать, что он делает или не делает. Это не имеет значения.              — Если он хотя бы дотронется до тебя, я убью его, — сказал Аарон со льдом в голосе, сталью в глазах. И Эндрю знал, что это правда, потому что они убивали друг для друга в прошлом, и сделают это снова.              Между ними не осталось никаких сожалений, остались только наполовину нарушенные обещания и молчание, говорившее больше, чем тысячи слов.              Они отработали остаток своей смены в одном из таких молчаний.              ***              — Ты шутишь, — сказал Аарон, когда Эндрю пошел не в сторону своей машины. Было холодно и темно, ночь растянулась по улицам и наполнила их тьмой.              — У тебя есть ноги, — ответил Эндрю. Нужно было выбрать между его братом и незнакомцем, и Эндрю инстинктивно знал, к чему это приведет — к разочарованию. Он твердо стоял за этим, без сожаления.              — Ты шутишь, — повторил Аарон во второй раз, не так злобно, более устало. Это прозвучало смирительно, как будто он ожидал этого, но надеялся на другой исход. — Ты выбираешь его.              Эндрю повернул к лестнице, ведущей на крышу, полностью осознавая предательство Аарона. Но он сам это начал. Их пути расходились.              — Я выбрал покурить, потому что сегодня один мой брат решил бросить меня под автобус.              — Надеюсь, что он сбросит тебя с крыши, чтобы я мог сказать тебе «А я тебе говорил» завтра, — повернулся на пятках Аарон, отправляясь в их общежитие. — Не звони мне, если что-то пойдет не так.              Он примчится спустя всего один телефонный звонок, другими словами. Эндрю отсалютовал ему в ответ и продолжил свой путь вверх по лестнице, утопая в тени. Это была мирная ночь, полная надежд, недосыпа, и его чувства обострились. Он чувствовал, как его усталость исчезает с каждым шагом вверх.              Вверх и вверх, вплоть до дверей на крышу. Замок издал слишком громкий для спокойной ночи звук.              Себастьян сидел там, где обычно сидел Нил. Это было облегчение, это было проклятие, Эндрю подошел ближе.              Себастьян не был Дрейком.              Он сел рядом с ним, и было неприятно знакомо глядеть вниз с высоты, глядеть на шрамы Нила.              Эндрю зажег сигарету, волосы Нила горели оранжевым в свете пламени. Это было обворожительно, как огонь, цвет которого они напоминали, завораживающе, завлекающе.              Раздражающе.              Он без раздумий зажег вторую сигарету, предлагая её Себастьяну.              Им было о чем поговорить, но их молчание не прерывалось. Себастьян держал сигарету близко к себе, дыша дымом, как и раньше.              Это было именно Нила, так же как и то, что его любимый цвет был серым, когда дело касалось одежды. И, эквивалентно этому факту, это не имело значения.              Не было похоже, что Себастьян начнет разговор в ближайшее время, возможно, он позволял Эндрю выбрать тему, может, потому что ему просто было все равно. Эндрю выбрал второй вариант. Он имел дело не с тем же человеком, что и в прошлый раз, — одновременно и жалость, и блаженство.              Он уж точно не собирался упоминать Дрейка.              — Германия? — спросил он, и это было слабое начало. Он знал это, и Себастьян тоже.              — Германия, Австрия, Швейцария, Франция, Бельгия. Дания тоже, на несколько недель. Европа — это разнообразное место, хоть и маленькое по сравнению с США. Ты можешь несколько часов двигаться на юг и проехать три страны, как будто их там и не было.              — Но в Германии ты пребывал дольше всего, — предположил Эндрю. Немецкий язык Нила отличался от немецкого Ники, теперь, когда он мог сосредоточиться на этом получше. Он сомневался в том, что Аарон смог переварить все, что Ники и Себастьян говорили друг другу. Возможно, другой регион, возможно, лучшее использование.              — Австрия, на удивление, — Себастьян передвинул свою сигарету, сосредоточившись на дыме, следующим за его рукой. — Впервые я там был в роли Стефана, и я вообще не умел говорить на немецком. Оглядываясь назад, смешно, как немецкий застрял в моей голове после первой недели. Но ты должен был быстро адаптироваться…              Или умрёшь было оставшейся частью предложения, которую Себастьян опустил, но Эндрю отчетливо расслышал в его незаинтересованном тоне. Себастьян был на удивление разговорчив, возможно потому, что его не заботили ответы.              — Ты был в бегах.              — Был.              — Но ты не убегаешь от Рико, — Рико не пугал Нила. Луи относился к нему как к незначительному раздражению, Генри не был запуган им.              — Морияма? Не-а, по крайней мере не сначала. Первоначально я бежал от отца, потом список стал длиннее.              Бежал, в прошедшем времени. Эмброуз сказал, что его отец не был хорошим человеком, также в прошедшем времени. Отец Нила был мертв, его мать тоже, и все еще у него на хвосте был Рико. Сколько еще имен было в его списке?              — Ты больше не бежишь, — заявил Эндрю, глядя на Себастьяна. Их глаза встретились, и Эндрю был снова поражен этим цветом. Было что-то тревожащее в глазах Нила, что-то, что Эндрю не мог расшифровать, даже если он мог смотреть на них часами.              Они были слишком светлыми, слишком холодными. Скука в них была опасна.              — Не больше, чем ты бежишь от Спира.              Эндрю чуть не подавился сигаретой, что не случалось с ним часто или вообще когда-либо. Глаза Себастьяна внезапно стали более опасной территорией, чем секунду назад.              Он не позволил себе отреагировать, не более чем сконцентрироваться на земле под ними. Этот Нил не был тем же Нилом, что и раньше, он не мог ему доверять.              Почему он доверял прошлому Нилу?              Ответ на этот вопрос был слишком простым: потому что он не прикасался, не действовал, потому что он ничего не делал, даже когда у него был выбор. Но был ли это Нил по своей природе, или ему просто везло?              С Джеймсом или Оливером все могло быть по-другому, с Луисом могло случиться и фиаско. Один из них не выбрался бы живым, и Эндрю не был уверен, кто именно.              — Похоже, Ники стоит научиться затыкаться, — сказал он вместо этого. Никто не упоминал при Ниле фамилию Дрейка. Слышать это от него было странно, целенаправленно, щекотливо.              Нил добровольно предоставил информацию из-за Себастьяна, потому что Себастьян называл людей по фамилиям.              — Ты думаешь, что между красноречивыми разглагольствованиями о Клозе, Штутгарте и Германии в целом, Хэммик рассказал мне твою тайную историю? Ты или не доверяешь ему, или думаешь, что мне не все равно, — Себастьян лег на серый бетон. Он затянулся сигаретой. — А мне определённо плевать.              Это не было ложью, Себастьян был слишком ленив, чтобы исказить свои слова, ему было слишком плевать, чтобы изменить их смысл. Дрейк должен был быть кем-то, о ком он слышал или кого знал, оба варианта ощущались как борьба между огнем и льдом в венах Эндрю.              Он доверял Нилу, несмотря на свои обычные сомнения, и постепенно становилось все яснее, что это ошибка. Но доверяя одной из его ролей, он, по существу, считал, что часть его достойна доверия, как часть Нила всегда будет трусом только из-за Айзека.              — Я не убегаю от него, — сказал он, и никогда не убегал. Он ждал, пока будет слишком поздно, а потом пытался забыть, когда уже не мог.              — Физически нет. Ты мог и тебе стоило бы, но ты не убегал, — сказал Себастьян и закрыл глаза. Эндрю не мог отвести от него глаз, от фигуры, наполовину спрятанной в тени, лениво осуждающей прошлое, которое не могло быть изменено. — И сейчас слишком поздно.              — Забавно слышать это от человека, который трижды бегал по всему миру, чтобы просто сбежать от своего отца.              — Как скажешь, Миньярд.              Нил провел половину своей жизни в бегах, и старые привычки умирают с трудом. Он носил коричневые линзы и красил волосы в первые два месяца своего пребывания в Пальметто, он не доверял людям. Он постоянно искал опасность, пожарные выходы, он считал двери. Нил был тем, кто назвал Эндрю потенциальной угрозой, и Эндрю делал то же самое.              — Ты все еще бежишь, ты не можешь остановить импульс. Ты сбежал, но твои ноги все еще помнят, что чувствовали, — Эндрю почувствовал холод, кусающий его пальцы, беззвучную и враждебную ночь вокруг него, как предзнаменование чего-то плохого. Они могли быть последними людьми на Земле, и ему было все равно.              — Бегство от мертвых — не работа, приносящая удовлетворение, не так ли? Жаль, что ни одна миля не может отдалить человека от его воспоминаний.              Они оба пытались сбежать от призрака своего прошлого, и они оба выбрали разные пути. Эндрю ощущал вес повязок, скрывающих его собственную израненную кожу.              — На сколько ты остаешься? — спросил Эндрю, пытаясь показаться незаинтересованным в ответ. Когда ты уйдешь? Куда?              — Семестр, — ответ оставил горький привкус после себя, это было неизбежно. У Эндрю не было права пропускать шоу после того, как занавески опустились, и все же он был здесь, опустошенный, несчастный. — Может быть, завтра, может, через год. Возможно, до выпускного, кто знает?              Эндрю не был настолько жалким или эгоистичным, чтобы просить его остаться подольше, поэтому он сосредоточился на бесконечной пустоте под ногами, а не на той, что у него в груди.              — Как получится, — добавил Себастьян.              — Ты вкрай ебнулся, — сказал Эндрю, осторожно, осторожно со своим тоном.              — Ладно.              Сигарета Эндрю сгорала, пока он думал о Ниле, о Генри, о Луисе, о Дрейке. Была недостающая деталь, связующее звено между Себастьяном и Дрейком, чего он не знал. Или, может, он знал, но не заметил, может, ответ вошел в его Старбакс через переднюю дверь.              — Рико, — сказал он в тишине. Себастьян следил за ним, положив одну руку за голову. Он пялился, и Эндрю бездумно задавался вопросом, что Нил искал в его лице. Ему было интересно, нашел ли он то, что искал.              — Ага, — он кивнул больше себе, чем Эндрю. — Он называл тебя только Доу или Монстр. Он ненавидел тебя со страстью, которую обычно хранит только для своего брата.              Это ничего не объяснило, а только добавило вопросов в список Эндрю. Но так как Нил знал о Доу, он должен был знать гораздо больше, чем отображалось на его лице. Но время совпадало, дружба Жана с Луи должна была когда-то произойти, номер под глазом Нила все еще был там. Это не было воображением Эндрю.              — Ты помогал с организацией. Насчет меня и Дрейка.              — В то время это не имело значения. Ты был просто еще одним врагом Мориямы, и Кевин оставил после себя кучу незаконченной работы. И кровь. Много.              — Это не имело значения, — повторил слова Себастьяна Эндрю. Он был замешан в провале Дня Благодарения, он был лжецом, врагом. Это все изменило, ничего не изменило.              — Если тебе станет от этого легче, мы проделали столько дыр в плане, из-за чего Моро чуть не умер во время сеанса пыток водой, когда Морияма узнали об этом. Он предупредил одного копа по имени Хиггинс и попытался намекнуть ему на верный путь, что было неприемлемым поведением. Но он чувствовал вину, потому что сломал Кевину руку.              Эндрю сорвался, чтобы посмотреть на Себастьяна, который знал, зачем нужно было искать правду на его лице.              — Ты не знал? Я не удивлен, что Дэй не сказал тебе. Он был лучшим нападающим, рука навечно останется больной темой, полагаю.              Это не то, что Эндрю хотел услышать, и Себастьян должен был это знать, он играл с ним, именно так, как сказал Аарон. Воспоминания были слишком свежими, слишком реальными, и все же Себастьян бросался информацией, как будто он ждал, кто упадет и сломается первым.              Главной особенностью Себастьяна было то, что ему было наплевать: наплевать на последствия, реакции или чувства, которые могли вызвать его слова. Он был безжалостно искренен, не испытывая никакого сожаления за свои слова. Эндрю падал в адскую бездну воспоминаний, возобновляя в памяти день Благодарения, пытаясь найти предполагаемые дыры в плане Рико.              Если бы Ники не уговорил его пойти, все закончилось бы иначе. Если бы Эндрю не последовал за Лютером, чтобы поговорить, он бы не отделился от остальных. Если бы он не пошел за дурацкой бутылкой, у Дрейка не было бы шанса-              — Эй, Миньярд, ты со мной? — внезапно спросил Себастьян, из ниоткуда. Не похоже, что ему был интересен ответ.              В какой-то момент Эндрю уронил сигарету. Он посмотрел на Себастьяна, на того, кто частично ответствен за то, что он слез с лекарств, за Дрейка, за то, что Хиггинс связался с ним и снова копнул глубже.              Мог ли он доверять ему? После того, как эта правда всплыла, как он мог сидеть рядом с ним, как он мог оставить его с ключом в кармане? Нет, он не мог, не должен был, он не доверял.              Но может ли он винить его? Возможно, отчасти. Но не Нил заставил его пойти, и не Нил заставил его последовать за Лютером. Это все Эндрю, и больше никто.              — Ты был четвертым номером, — сказал он.              — Верно, — незаинтересованно ответил Себастьян.              Это была холодная ночь без единого облака в небе, и Нил признался в своих преступлениях, как будто это не имело для него значения. Почти полная луна была их единственным свидетелем, когда Себастьян поднялся с земли, оставив Эндрю одного со своим внутренним потрясением, замешательством, отчаянием.              ***              Эндрю сидел на переднем сиденье, ключи в замке зажигания, руки на руле. Что-то в этой встрече сводило с ума, как будто все вышло из-под его контроля. В итоге он вернулся с доверием к тому, кому прежде всего не следовало доверять.              К тому, кто даже не пытался убедить его в своей честности, что являлось гиблым делом в любом случае, к тому, кто исчезнет к началу следующего учебного года.              Эндрю чувствовал разочарование в своем теле, чувство, которое заставило его обдумывать плохую идею. Он чувствовал себя грязным, беспомощным, глупым, он чувствовал необходимость вернуть контроль над своими собственными кошмарами.              Он подумывал принять предложение Роланда с прошлой ночи, когда «Райские сумерки» сияли в свете, а Ники был с Аароном на танцполе, что было обычным в прошлом, но не после того, как Нил показал свое глупое лицо в Старбаксе.              Это было слишком похоже на поражение, абсурдное желание плоти. Его телефон насмехался над ним, беззвучно и целенаправленно. Он, наконец, терял рассудок?              Он хотел коснуться губ Нила, его шрамов, он хотел, чтобы тот исчез, умер, потому что сам факт желания был неправильным. Но распробуй он его, он мог бы узнать, что же за тайна притягивала его ближе, и ничего больше, ничего хуже.              Нил был виновником неудач Эндрю, и он не мог протрезветь, несмотря на это. Это был сильнодействующий наркотик, и он был наркоманом, а ценой было его здравомыслие.              Он хотел получить то, чего жаждал, удовлетворения от победы, адреналина, протекающего по его венам. Роланд не мог предложить такую победу. Он был просто дополнением, разочаровывающим и несовершенным во всех отношениях, имеющих значение. Это была лучшая альтернатива, которую он мог придумать.              Костяшки пальцев Эндрю были белыми при свете луны, и он сильно ослабил свою хватку на руле.              Он не набрал номер.              Не было ощущения триумфа.                      От автора: Аарон совсем не получает того, чего заслуживает (спокойствия и счастья) в этом фике, бедный мальчик. Он прав в том, что не доверяет Нилу, и я смешиваю его с грязью в плане немецкого языка. Но не может быть, чтобы его уровень знания языка был таким же, как у Ники, который жил в Германии и встречается с немцем, или Эндрю, у которого эйдетическая память и он может просто вспомнить все эти вещи. Да, я много об этом думал. xDD Надеюсь, вам понравилась эта глава, осталось всего четыре! <3