***
--- Он шел уже много дней, делая остановки только на сон, перекусывая чем попадется на пути. Его не мучила физическая усталость, он снова имел цель. Но препятствия вырастали перед ним буквально на пустом месте. Больше всего его угнетало чувство накапливающейся в его жизни моральной усталости, которое все больше напоминало плотно утрамбованный мусор, который открыть страшно, амбре непереносимое. Да и после открытия обратно его уже никогда не сложить, а уж до помойки вообще не донести. Он пребывал с этим ощущением как с должным, не осознавая, по сути, природную противоестественность такого соседства. С каждым годом совместного проживания с духом, он обрастал новыми заботами, новыми проблемами, не различая, какие из них только его, а какие он взвалил по своей жертвенно-наивной неосторожности. Со временем к нарастающему ощущению усталости к его душе прирастала еще и апатия. Когда-то ему было трудно ответить на вопрос: что такое внутреннее отчуждение и одиночество? Раньше он думал, что сиротливость души наступает в тот момент, когда мир вокруг тебя становится тебе чужим, и ты перестаешь искать контактов с ним. Если точнее, у него даже был момент, когда все стало ему противно. И он уже около полугода был совсем один. Но все же он понимал, что остаться в одиночестве, если ты одержим - невозможно. Справедливость не выносил этого слова, но другого определения не было. С тех пор, когда он влюбился, его утомляло это навязчивое соседство, но он был вынужден его терпеть, ведь выгнать Справедливость он не мог. Ему казалось правильным, что надо было терпеть. Вот только когда он принимал решение пригласить духа, он и не предполагал, что именно ему придется выдержать. Момент, когда все давалось легко, теперь — подвиг. Винил в этом он духа, так крепко зацепившегося за его душу. По обоюдному согласию. Часто он думал о Бетани и о том, что сделал. Но своей неправоты он так и не находил, ведь с возрастом он все упорнее находил доказательства, что церковь установила ложь во главу в своих постулатах, а они уже распространились на стандарты кругов и вылились в дурацкие правила поведения магов и множество «нельзя», так здорово прикрытые словами Андрасте и «Песней Света». Весь Тедас старались приучить к рамкам и ограничениям в значительно большей степени, чем к своему собственному пути, ответственности за него, свои решения и за расстановку жизненных приоритетов. В действительности Кун, так ненавистный церковью, по сути своей был не лучше и не хуже. Оба режима не оставляли выбора. Выбор это иллюзия, так сладко манящая глупцов. Он видел, как с раннего детства всем цивилизованным болванам в Тедасе усердно прививали точеные аксиомы дозволенного, которые все самозабвенно и преемственно прививали дальше уже своим детям, послушно отдавая их в Круги. Они привыкли к многочисленным рамкам и ограничениям. И, как оказалось, внезапное исчезновение этих запретов вызывает у людей приступы панического страха: «что же теперь делать?», «как жить с этой способностью быть свободным?» Его никогда не покидала убежденность в том, что религия – это наркотик. Когда человек абсолютно лишен способности брать на себя ответственность за собственную жизнь, он подсознательно ищет того, кто эту ответственность примет. И так удачно появляются всюду служители церкви, кажущиеся вполне достойными кандидатурами. Чистая вера, по его мнению, превратилась в осознанное нежелание знать правду. Он сам верил в Создателя и никогда не говорил, что верить плохо. Просто та вера, которая сейчас царила на Золотом Троне, не спасает, не накормит и не прогонит врага с порога. Он был уверен, что все это могут сделать только сами верующие. Люди должны верить в себя, а не в призрачные идолы. Когда он планировал тот взрыв, он так устал, что не надеялся, что все поймут то, что понял он. Но крохотный огонек надежды теплился в его сердце, что хотя бы избранные, такие как сестры Хоук, точно должны были принять его поступок, ведь церковь - это диктатура. Создатель не желал бы такого. И это было зло в его понимании. Точнее… с этим злом он и боролся. Но оказалось, что он совсем один. Все встали против него. Множество смертей оказались напрасными, отсутствие одного здания - это все равно, что мертвому припарка. С такой политикой церкви даже Кун казался не такой уж и ужасной штукой, ведь чужой жизнью люди живут охотней, чем своей, придумывая себе сами веские тому причины. Не поддерживая ни одного стимула или побуждения в пользу своей собственной, единственной и уникальной жизни. В пользу себя, в конце концов. И все послушно выстраивают свои приоритеты под кого и под что угодно, только не под себя. Самозабвенно жертвуя собой, своей жизнью «во имя», «для», «потому что», «но я же не могу иначе». Все это было неминуемой и страшной игрой в прятки не только со смертью, а с жизнью, которая стала носителем штампов, норм, догм, миссий, стереотипов, чужих мнений, реакций и страхов. Создатель даровал миру магию, чтобы мы распоряжались ей во Благо. Он успокаивал себя тем, что даже Андрасте о чем-то жалела и продолжала свой путь. Сожаление, как ему казалось, было признаком самосознания.Только вот он, как не хотел, так и не стал пророком. В его вызове люди увидели лишь искру безумия. Столица Тевинтера открылась ему так же, как и Киркволл со стороны подземелий, вони и угнетенных. Он испытывал схожие с городом цепей чувства жалости и жгучее желание что-то изменить. Разница была лишь в одном. Он уже заплатил за свои убеждения и свободу чужими жизнями, только победа не стала ближе. Она как мираж манила его и оставалась недоступной. Он понятия не имел, где Хоуки и прибыли ли они в Тевинтер, поэтому искал Мерриль. Ходить по местным кабакам и спрашивать было бы полным безумием, да и круг поиска был бы безобразно велик. Минратос – огромный город. Найти долийку стало возможно только тогда, когда рабы и нищие стали приходить к нему на лечение и кое-как доверять. Но и у каждого пациента выспрашивать было бы странно и не подобало целителю. Лишь спустя время, одна рабыня, у которой пришлось ампутировать руку, из-за чего она не смогла работать, и в итоге осталась у целителя жить и помогать, как оказалось, знала другую, которая пришла лечить сифилис, который подхватила от конюха в доме, где жила искомая персона. Поначалу интерес в нем не угасал, и он украдкой следил за особняком. От него не укрылось, что милашка Мерриль сильно изменилась. Она больше не хлопала ресницами, как бывало с Хоук, а задирала нос. Андерс успел неплохо изучить ее распорядок дня вне особняка, только это опять же ничего не давало. Маг понимал, что личная встреча с ней едва ли смогла что-то изменить, и он стал снова лечить, философствовать и ждать. И снова лечебница, и снова клоака, и снова дни без солнца. Эта жизнь быстро вошла у него в привычку. Прогулки по ночному Минратосу в норму. Он называл это - жизнь под большим плащом.***
***
Ему было дискомфортно, но он продавливал себя тем, что «так тут живут». Учить этих людей сопротивлению было бесполезно, ведь им не прививали навыки и умения быть собой, не учили любить, не рассказывали о силе, о чести и чувстве собственного достоинства. У этих людей не было даже способности уважать себя. Время менялось, но Тевинтер еще более безнадежно погряз в войне и магии крови. А рабы водрузили на себя массу надуманных, не своих проблем и задач, и они давно не различали, своего я. Он стопорился от конфликтующих сред и чувств внутри себя. Его занимали вопросы: сколько тут людей могут сказать, что чувствуют, для чего родились, что занимаются своим делом, любят то, что делают, кому приносит удовлетворение и радость их мир? Скольких тут людей, которых удовлетворяет их собственная жизнь? Есть ли тут счастливые и свободные люди? Как многие способны оставаться рабами и, быть искренними, быть доброжелательными? Как многие способны различать выгодно привитую им жертвенность от чистого зова сердца? Как много людей входят в отношения с целью отдать, а не получить? Теперь он отчасти понимал злобу Фенриса. Ведь владение чужой жизнью тут было вполне реальным. И если в круге у магов была хотя бы сила, тут даже ее не было. Рабство было крайне удобно магистрам, которые неустанно пропагандировали потребительство. Они воспевали несвободу и гордились своей преданностью ценностям и догмам Тевинтора в отличии от вечно меняющимся мира за границами империи. А рабы согласно жили с полной зависимостью от мнения хозяев и страха. Но при этом не свободны были даже сами магистры. Борьба за власть давно сделала их рабами своих амбиций и гордыни. И те немногие, кто решается приходить к нему за лечением, кто вдруг, осознав ценность и первоочередную значимость своей жизни, не оставались незамеченными зорким оком своих же соседей. Они оказывались гневно осуждаемые, будто их смерть это благо, выздоровление это личное оскорбление, пощечина их общественной жизни. И он вначале думал, что ему придется менять место своего убежища, но, как оказалось позже, хозяевам проще убивать своих рабов, чем запачкать дорогие сапоги нечистотами. Даже наемники не смогли скакать среди нечистот подземелий Минратоса. Он пытался объяснять тем немногим, кто был готов его слушать, что Жизнь — это Дар. Милосердно преподнесенный Создателем. Это искренний подарок, который трепетно и тщательно подбирали конкретному человеку. Он просил их жить своей жизнью, ведь именно для этого они родились. Но его скорее слушали, потому что он излечивал их тела. Но не души. И к нему шла вереница детей, взрослых и стариков. Он говорил себе, что как бы страшно не было, как запутанно и непонятно бы все не казалось в его жизни, у него все же было два надежных инструмента. Сердце - первый и самый верный друг, его интуиция - совесть и советчик. И когда он уже не знал, что ему делать, обращался к своим чувствам. Искренность всегда была самым значимым в его жизни. Жаль было только то, что месть не может существовать с человечностью и сочувствием. В очередной из дней, которые Андерс уже перестал считать, он стоял на набережной и грустно смотрел в воду. Она уже успела окраситься в черный цвет, кровавый закат отступил, передав ночи свои права на этот город. Гавань считалась промышленной, и с заходом солнца работа переходила на полулегальную, а потом уже и в откровенно контрабанду. Днем с бортов судов преимущественно отгружали продукты, ткани или ресурсы, а ночью оружие, лириум и, конечно, рабов. Мужчина так задумался, что не успел даже укрыться за мостовой, а за его спиной раздался знакомый низкий голос, который почему-то так полюбила Хоук-старшая, и который он лично ненавидел: - Невероятно. Андерс медленно обернулся и увидел эльфа, в руках которого светился амулет круга магов. Он посмотрел на филактерию и на эльфа, даже не зная, что сказать. - Как ты? – Вот и всё, что смогло выпасть из его рта. Лицо эльфа тем временем исказилось слепой яростью. Маг успел только создать барьер, но вдруг какая-то могучая сила ударила по нему сверху и прибила к мостовой, не оставляя шанса к сопротивлению. Так действовали храмовники, это мужчина знал наверняка. Андерс согнулся под тяжестью чужой воли и ничего не мог сделать. — Обернись! – выдавил целитель, почти теряя сознание Эльф вытащил длинный меч, практически шипя: — Ты умрешь быстро. — Убивать его буду только я, - за их спинами раздался сиплый, но грозный голос. Андерс поднял глаза, а Фенрис нехотя обернулся. Фигура в плаще достала два меча. Оба были восхитительны, рунная вязь плелась непрерывно, клинки словно вылизывали пламя и холод. Спустя мгновенье Андерс перевел глаза на Фенриса и встретился с ним взглядом. Он почувствовал себя странно и неуютно, как будто за злобой эльфа стояло что-то очень личное. Это было ужасно, потому что бывший Страж ощутил неловкость. Будто бы он был голым. Его посетило неожиданное ощущение, что Тевинтерец имел права судить его и приговор был будто бы даже правильным. - Ты не отнимешь у меня это! – Зарычал эльф. - Еще как отниму, – рыкнул некто в плаще. Вот и оно. Маг посмотрел в сторону, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Он хотел плакать или кричать, или... еще что-нибудь. Где-то глубоко внутри него сжался до боли темный комок, который был там все это время, но к которому он уже привык. И который медленно разъедал его изнутри. Он понял, кто пришел на выручку. Только радость быстро сменилась печалью. У нее тоже было достаточно причин прикончить его. Мечи женщины ударились друг об друга, выдав грозный чистый звон и искру, дальше все происходило мгновенно - Фенрис ринулся в атаку. Первое, что сделала Страж — отклоняла и останавливала яростные атаки эльфа, по сути не атакуя сама. Она уворачивалась, будто бы находясь везде и сразу. Лед и пламя стремительным веером кружили в ее запястьях. А воин, чтобы нагнать разбойницу, превратился в лириумного призрака, за мгновение их противостояние превратилось в одно размазанное пятно, только в воздухе стоял оглушительный лязг мечей. Но ни сил, ни желания помочь в Андресе не было. Пусть он уже освободился от действия чужой воли, но сидел, низко пригнувшись, опираясь спиной к гранитной мостовой. Он хорошо понимал, кто отсрочил его казнь, но не знал, что же она уготовила для него. Поэтому разницы в том, кто выиграет эту дуэль, он не видел. Все получилось так глупо, что маг душераздирающе застонал, и из глаз его хлынула соленая вода. Обе фигуры на секунду остолбенели, потрясенно уставясь на Андерса, первая пришла в себя Элисса, и Фенрису тут же пришлось отвлечься на два меча, которые набросились на него сзади. Между дуэлянтами просвистела стрела — и оба противника моментально отринули друг от друга, стараясь оценить уровень опасности. Они потрясенно уставились в сторону темного переулка и Андерс, пользуясь случаем, быстро вытер горячие слезы. Он был готов умереть от меча правосудия, но уступать свою жизнь бандитам - никогда. Маг, собрав все, что в нем оставалось, встал на дрожащих ногах, тяжело опираясь на посох. Руки его так же тряслись от изнеможения. Подняв голову, он увидел, что рядом с теми, кто сейчас вел яростный бой, вырос гном. Он убрал свой арбалет и бодро сказал: — У Бьянки всегда есть серьезный аргумент, правда? — Фенрис послушно опустил оружие. Его лицо вдруг стало бесстрастным. Элисса же отступила на столько, чтобы иметь возможность продолжить бой с двумя противниками. Андерс всей душой рвался подойти к троице, но сейчас всех его сил хватало только на то, чтобы не потерять сознание. Он оглянулся, услышав топот бегущих ног. Целитель ошеломленно смотрел, как мостовая заполняется людьми. Из всех людей он знал только одну женщину. — О, Боже, опять эти глаза! Ну ты совсем не изменился, золотце, - Изабелла приветственно опустилась в реверансе. Ее спину прикрывали разные люди всех мастей, судя по всему, за ней стояла вся ее команда. Люди стали перешептываться, только Варрик и пиратка улыбались. Наверное только Андерс почувствовал, что Стражей в округе становится все больше, отчего Элисса собралась бежать. Она тихо обернулась в тень и быстро побежала в обратную сторону по мостовой. Но далеко уйти она не смогла, путь ей преградил мужчина. Его доспехи сияли даже сейчас, когда ночная тьма закутала все в округ. Маг узнал его, хоть и видел всего лишь один раз. Это был Король Ферелдена. Женщина стушевалась и хотела снова ретироваться, но из под ног Алистера выскочил здоровенный пес и прыгнул сверху на нее, сбив женщину с ног. — Хватит! – рявкнула Элисса, но пес, не останавливаясь, старался забраться под капюшон. Не выдержав, она стала издавать странные звуки, видимо наполовину рыдания, наполовину смех. Когда она смогла вырваться из-под мабари, вокруг опять наступила мертвая, сверхъестественная тишина. Женщина, вновь кинув взгляд на королевские доспехи, отступила в тьму, почти растворившись в ней. И только стал слышен свист ветра высоко над головами. — Значит, мы вытащим их? - Лицо Андерса вдруг просветлело. — Должны, — Варрик вздохнул. — Ой, давай не нагнетай. Моя грудь, твоя грудь – это уже четыре полноценных оружия! – Засмеялась Ревейни. — Она так зла на тебя, что клялась лично свернуть тебе шею, – Фенрис, не оборачиваясь, прорычал это. Но все, кто находился рядом, поняли для кого была эта реплика. — Что тут скажешь? Хорошие у Хоук друзья, — усмехнулась пиратка. Мгновение Фенрис, хмурясь, испытующе смотрел на нее. Казалось, он что-то хотел сказать, но потом передумал и только слабо улыбнулся. Изабела и Варрик с двух сторон подошли к магу, давая опору. Ему дали лириумное зелье, которое раскатилось ярким обжигающим вкусом по его глотке. Язык и зубы привычно занемели, по телу прошла радостная истома силы, которая пришла с помощью синей жидкости. Ему нравилось это ощущение, оно будто бы приоткрывало завесу и делало его более живым. — А как же Элисса? — жалобно поскулил Андерс, косясь в сторону ферелденцев. — Им есть что обсудить, - хмуро сказал Варрик, — а вообще, мы тут, чтобы помочь Мэй! Мы слишком задержались. — Подождите, а как же Хоук? – опешил Фенрис. — При всей моей любви к Хоук у нее есть время, а у Мэй времени уже нет. Без нее нам в этом городе будет туго, – сказал Тетрас тем тоном, с которым было бесполезно спорить. — А как Вы нас нашли? — Устало спросил Андерс, стараясь понять, что теперь делать. — По лязгу металла, — фыркнула пиратка, и он понял, что разговаривать не о чем. Вся процессия быстрым шагом двинулась по Минратосу. Очень скоро они оказались рядом с домом Мэйварис Тилани, одной из немногих магистров, как понял Андерс из короткого рассказа гнома, кто против магии крови. И, что самое главное, она могла им помочь спасти Хоуков. У Варрика был ключ от ее особняка. Почему-то рассказывать откуда он не стал. Только вот дом пустовал. И было видно, что того, кого они искали, забирали силой. Повсюду были следы крови, но трупов не было. — Опоздали... – с надрывом бросил гном. — Что теперь будем делать? – Изабелла тоже была озадачена. — Нужен план Б... И нам нужно будет отплывать как можно скорее, – ответил гном. Они спустились вниз, в холле стояли оба Серых Стража. Женщина напомнила Андерсу нашкодившего щенка. Она, опустив капюшон, еще сильнее жалась к стене чуть поодаль, но путь к отступлению прикрывал Алистер с совершенно непробиваемым лицом. А за их спинами крутился здоровущий пес, радостно разбрасывая слюни. Лицо короля было для целителя и знакомым и не знакомым. Было видно, как мужчина возмужал и даже его взгляд стал другим. Когда-то он был совсем другим. Время изменило их всех. Ривейни отдала команду своим людям вернуться на корабль, а сама, уставившись на парочку, ворчливо заявила: — Ну что за идиоты! - В глазах пиратки заиграли демоны, и она подскочила к Элиссе буквально в три больших прыжка. Она бегло поздоровалась и неожиданно скинула с нее капюшон. То, что произошло дальше, не ожидал никто, по оханью Ривейни было ясно, что она так же не была готова к такому. Глаза Эллисы стали размером с два блюдца, а свет ламп открыл страшное зрелище. Практически лысая, с чернеющими синяками и разбитыми губами, она спешно прикрыла лицо руками. — Простите, — почти прошептала она, стараясь накинуть капюшон обратно. — Ты совсем ахренел? — В ужасе рванула пиратка. Накидываясь на Алистера, который отодвинул ее, будто Изабела была чем-то не существенным. — Кто?! — взревел король Ферелдена. — Я сама виновата, – пробурчала Элисса. — КТО?! — прокричал он вновь таким тоном, что любой подданный сейчас же должен был пасть ниц и молить и пощаде. — В таком женщина не может быть виновата! — рыкнула Бела из-за спины правителя. — Тебя же забрали стражи? — Сухо спросил Фенрис, как бы промежду прочим. — Не важно, — злобно бросила она, сверкнув глазами. — Имена, — Рыкнул Тейрин. — Нет, Алистер. Я виновата. Я была настолько ослеплена властью, что не заметила, как стала слишком уверена в своих авантюрах и перестала даже думать о последствиях своих действий. Весь Тедас из-за меня в опасности. — Золотце, Тедас всегда в опасности! И что же ты такое могла придумать? — Мягкими движениями она потянула Элиссу в сторону. — Ты это исправишь? — Она уставилась на Андерса. Целитель, видавший и не такое, все еще был обескуражен. Воспоминания всколыхнулись в нем, словно вскрылись старые раны и оттуда шел гной. Он видел ее лицо, и знал, почему оно пугало его. Он прятался, по сути, и за ее спину. И по-хорошему это он должен был так выглядеть. Сейчас он бы хотел только провалиться в тень. Но Создатель не был к нему милосерден. — Кунари забрали все карты глубинных троп и исчезли, Алистер, — вдруг резко сказала Кусланд, — они так же забрали те секреты, до которых могли дотянуться. Это предательство, за которое только я несу ответственность! – Вновь наступила гробовая тишина. Только лампы потрескивали. – И это предательство не только ордена, а всего мира. — Пусть этот орден поцелует меня в задницу, - пробурчал Андерс, посылая импульс целительной энергии на кончики пальцев. Он сконцентрировался и приложил руки на лицо Кусланд. — Кунари подписали с нами бумажный мир. И только потому, что знали, что мы в него верим. Если хочешь, ты сможешь сама с ними поговорить, – проговорил Алистер, передернув плечами. Его тон был безжалостен. Мужчина играл желваками, но Элисса не ответила на его слова, будто бы он ничего не говорил. — Варрик, то существо, что Вы с Хоук убили в Виммарских горах, я знала, что ее отец запечатывал крепость, и думала чужими руками избавиться от проблемы. Так что это я подвергла вас опасности и заманила в ловушку. — Оно мертво, – твердо сказал Тетрас, - или это ты самостоятельно поила Хартию оскверненной кровью? – Элисса нахмурилась и помотала головой. — Нет, но это моих рук дело. Я не смогла правильно распорядиться властью и злоупотребляла ей. И, ко всему прочему, я инициировала тебя, Андерс, – женщина засверлила мага глазами. Он старался не реагировать, ведь она поддавалась лечению, и опухлости сходили. — Хоук это не рассказывай, и будем считать, что это просто случайность. — Ответил Варрик, — пока мы думаем, как вытащить Хоук, надо остаться в особняке Мэй, чтобы не привлекать внимание. — Сволочуга, ты неблагодарная, — бросила Элисса Андерсу, игнорируя слова гнома. Целитель чувствовал, что так же убрал какие-то внутренние повреждения. Ужас ситуации был в том, что она, несмотря на такие ранения, стояла, ходила и говорила. Скверна тоже лечила ее. Только это лечение нельзя было назвать целебным. — Если заметят моё отсутствие... Мне нужно уже вернуться, - ответил Фенрис, — Я рад, что ты нашел способ, чтобы помочь нам. — Да уж, твое письмо попало мне в руки как раз вовремя. Недолго я смог насладится Киркволлом. Сам понимаешь, то одно, то другое, — ответил Тетрас с добродушной улыбкой. — Мальчики, я тоже вынуждена уйти. Имидж не только в Орлее очень важен, и если я не попаду в бордель, то все пропало. Меня в этом порту хорошо знают, — Изабелла одарила всех лучезарной улыбкой и гордо удалилась оправдывать свою репутацию. — А вот если бы была драка, ты бы не торопилась! — Хохотнул гном ей в след, но посмотрел на Фенриса и сказал, - Фенрис, что демоны всех раздери там все же происходит? Что Маргаритка? — Я лучше еще разок прогуляюсь по глубинным тропам в обнимку с порождениями тьмы, чем доверюсь этой ведьме, - сказал эльф. — Это может быть магия крови, — осмелев, добавил Андрес. — Я успел изучить ее действия и уверен, что она под чьим-то влиянием. — Пусть он и рассказывает, раз столько знает. Если я не появлюсь в особняке в ближайшее время, я не смогу провести вас, – все дружно посмотрели эльфу вслед, который буквально бегом помчался прочь. Лица присутствующих приняли озабоченное выражение. Они обеспокоенно посмотрела на Андреса, и гном кивнул: — Он прав. Он будет нам полезнее изнутри, — затем Варрик повернулся ко всем присутствующим, которые наблюдали за происходящим, — Пойдемте в столовую. Я хочу, чтобы все собрались за столом. К вашему кунари люди Ривейни вернуться сообщат, что мы нашли, то что искали. Элисса стиснула зубы, и глаза ее гневно блеснули. Андрес же решил, что не станет предостерегать спутника насчет крутого ее нрава. В конце концов, Тетрас был уже достаточно взрослым. — И какой у нас план? — бросила она, наблюдая за всеми из под бровей.