Жар-Птица

- Здравствуй, Сережа. Давно не виделись. Сказать по правде, да. Очень давно. И Сергей Разумовский еще столько же и вдвое дольше предпочёл бы не видеть Завулона. Но сейчас стоит перед ним, и приходится держать себя в руках, а главное - соблюдать вежливость. - Моё почтение, Претемный. - Сережа, что за официоз! - Завулон махнул рукой. - Помнится, я не запрещал тебе звать меня по имени... - Я помню. Но это, если не ошибаюсь, было давно, и в неофициальной обстановке, которой сейчас мы оба, увы, не располагаем, - отчеканил Сергей. В Москве я по работе и хотел бы справиться с ней как можно быстрее. Не люблю надолго оставлять Петербург. И, кстати, о работе, Претемный, я хотел бы знать, почему вы настояли, чтобы приехал именно я. Фёдор Михайлович готов был лично... - Верно. Но мне хотелось увидеть тебя, - Завулон так нажал на последнее слово, что Жар-Птица настороженно блеснула огненными глазами и затрепетала крыльями. И, как спасение, рядом послышались шаги. В которых угадывался мягкий, но мощный перестук могучих лап спешащего на выручку цербера. - Ах да, Претемный, я прибыл не один. Игорь Гром, майор полиции Санкт-Петербурга. Сергей не стал больше добавлять ничего. Завулон всё увидит сам, как только Игорь встанет рядом. И глаза Претемного вспыхнут так же, как двести с лишним лет назад, в тот роковой вечер в Строгановском дворце... - Танго! Две фигуры скользят в танце по начищенному до блеска паркету. Лица скрыты масками, движения легки и безупречно отточены. Никому из зрителей и в голову не приходит опомниться, возмутиться тем, что страстный танец увлек двоих мужчин. Точнее, представительного мужчину и юношу с огненно-рыжими волосами, которые словно бы горят собственным огнем, затмевая свет множества свечей в хрустальных люстрах. - Расслабься, Сережа, - тихий шепот из-под маски демона и впрямь мог принадлежать пришельцу из преисподней. - Мне кажется, ты даже сейчас снова пытаешься от меня убежать. - Разве я убегу? - тихий, грустный смешок, синие глаза на секунду блестят золотом в прорезях птичьей маски. Сергею Разумовскому и впрямь не сбежать. Сейчас он сам дал Завулону власть над собой. Только на этот вечер. На этот танец. Но ох как не по душе ему эта власть! Этот взгляд, не отпускающий ни на мгновение. Эти губы, так близко от его собственных. Жадные пальцы. И даже роскошные бриллиантовые запонки, вспыхивающие огнями от каждого движения, отражающиеся в глазах Претемного торжествующим блеском. Он-то видит правду. Не маленькие безделушки, а драгоценные оковы на тонких запястьях, на могучих огненных крыльях. Пропитанная похотью Тьма, клубящаяся вокруг, которая по одному слову, одной мысли Завулона, сомкнуться вокруг Сергея Разумовского клеткой. Роскошной. Золотой. Просторной. Там можно даже расправить крылья. Но лишь затем, чтобы на это любовался Претемный, наконец-то заполучивший в свою власть огнеперую мечту. - Артур, довольно, - сквозь тихий голос пробивается негодующий птичий крик. - Почему? Сережа, чем я обижаю тебя? - Завулон легко повернул его, вжимаясь бедром в бедро. - Я люблю тебя, люблю страстно, и ты это знаешь. - Я знаю то, что я Светлый, а ты - глава Дневного Дозора. - О, Сережа, брось эти условности! В тебе столько света, что я просто уверен - тебе судьбой суждено быть рядом с Темным. Только на фоне Тьмы ты засияешь по-настоящему ярко. И я дам тебе это, обещаю. Я дам тебе всё, что захочешь. Еще один поворот, одно движение. Доля секунды - и жадные губы почти приникают к губам Разумовского, обдавая липкой похотью, неистовой жаждой обладания. Словно жирная грязь брызжет на яркое пламя, грозя запятнать. Лицо Разумовского искажается на миг. Губы приоткрываются беззвучно, но не в ответном поцелуе. На весь Сумрак звенит отчаянное, яростное, негодующее: - НЕТ! Сергей не сразу осознает, что музыка смолкла. Что Завулон замер, и его руки похолодели, ни на миг не ослабив хватки, а в глазах плеснулась незамутненная ярость. - Нет? - очень тихо спрашивает он. - Это твой ответ, Сережа? - Я. Никогда. Не буду. Рядом. С тобой! - Сережа ведет плечами. Жар-Птица брезгливо отряхивается от грязи. Губы Завулона слегка дрожат. Яростью - и грустью. - Значит, так... Жаль. Очень жаль. Я ведь действительно люблю тебя, Сережа. Искренняя печаль в голосе изумляет на секунду. - Но ты сам всё решил. Завулон привлекает его к груди - и вдруг с силой толкает назад. Жар-Птица не успевает расправить крылья - со всех сторон набрасываются низшие Темные, вцепляются в руки, в плечи, в ноги. Чертовы запонки на запястьях тяжелеют, сдавливают руки льдом - не растопить, не шевельнуться. - Берите его. Он ваш, - Завулон скользит взглядом по вампирам, оборотням, ведьмам, медленно смыкающим кольцо вокруг плененной Жар-Птицы. Блестят клыки, кроваво-красные языки жадно облизывают губы. Сергей бьется изо всех сил, но огненные крылья стремительно слабнут - низшие уже торопятся взять свою долю, жадно тянут силы торопливыми большими глотками. В глазах темно, голова тяжелеет, откидываясь беспомощно, открывая голодным взглядам вампиров соблазнительную белую шею. - Прости, Сережа, - Завулон склоняется над беспомощно бьющимся Разумовским. Всё тонет в тумане, но Сергей с изумлением видит слёзы, блеснувшие в глазах Претемного. - Я в самом деле люблю тебя. И если ты не хочешь утолить мою страсть - ты утолишь наш голод. Ты станешь моим хотя бы так, Сережа. Ты сам это выбрал. Прости. Сергей противится до последнего. Растрепанные рыжие волосы пляшут языками пламени, когда он отчаянно пытается увернуться, уклоняясь от жадных губ. Но сил так мало... Можно лишь кричать от разрывающей всё существо боли, отдавая Претемному искаженные криком губы. И Завулон впивается в них. Выпивая крик, боль, ненависть - как мёд. Высасывая огненно-золотую силу солнца из трепещущего тела, из беспомощных крыльев. Он пьет с той же жадностью, с какой овладевал бы телом. И свет таял, угасал, оставалась лишь темная бездна, в которую проваливался Сергей, едва ловя ускользающих слухом разъяренное волчье рычание... И, падая, напоследок видел сон. О том, как Завулон вдруг превратился в родного черного волка, грозно клацнул зубами, ухватил обмякшее тело, легко, как тряпичную куклу, забросил на спину, и метнулся прочь - в Сумрак. Ниже, глубже, туда, где не сможет настигнуть разъяренный Претемный, где можно затеряться, запутать следы - и выйти уже совсем в другом месте... Завулон не ожидал, это ясно. Не ожидал увидеть рядом с Разумовским не волка, а цербера, ловящего каждое движение Претемного в восемь глаз. Не ожидал солнечной улыбки на лице Разумовского, и уж тем более - того нежнейшего, но разрывающего душу звука, с которым соприкасаются обручальные браслеты на руках истинной пары. - Вы были правы, - Сергей переплетает пальцы с пальцами Игоря, находя в них желанную защиту. - Моя судьба - и в самом деле быть рядом с Темным. И Завулон видит, чувствует, знает - из этих рук Жар-Птица не ускользнет никогда. Без клетки, без оков. Любовь и нежность держат сильнее обручального браслета. Сергей улыбается безмятежно, будто и не замечая, как содрогается Сумрак от ярости, лишь мельчайшие искры которой горят сейчас в глазах Завулона. Жар-Птица будет танцевать еще не раз, но не с ним. И никто, никто больше не посадит ее в золотую клетку. Никогда.