Сладкое золото

And I can't stop the motion And I can't turn back time And summer time's our love And cherry skies our love

Дракон забивается в угол скудно обставленной комнаты, наблюдая за шоу лишь краем глаза с одного из черных кресел по периметру помещения. Специально сел не на диван – не хотелось никакого контакта с другими людьми: все мысли занял сладкий пацан с кисловатым, как оказалось, привкусом. Он отрешенно смотрит, как низкую женщину перехватывает под грудью веревка; успел к самому началу, и представление обещает быть достаточно долгим, чтобы додумать вихрь мыслей, который обрушился сразу после ухода Гладиолуса из бара при клубе. Пацан не прост, и аристократичную жилку в нем выдает все: осанка, кашемир водолазки, очки на вид дороже последнего Айфона и манера никому ничего не позволять с первого раза. Хотя даже если закрыть глаза на все эти очевидные вещи, дружба с Разумовским уже орала об определенном статусе парня. Вадим прикрывает глаза, борясь с желанием оскалиться в неподходящий момент: обвязка женщины продолжается между ног, и та пару раз крупно дрожит, пытаясь устоять. Цветочек горд, упрям и стервозен и просто так в руки не дастся, даже если сам будет хотеть до окончания в штаны. А Дракону никогда никого не требовалось обхаживать: сначала за него говорили внешний образ и прямота действий вкупе с полным отсутствием стыда, потом – репутация, наработанная удивительно быстро спустя несколько частных сессий и одно устроенное шоу с подвешиванием. Да и в Клуб, как правило, приходили за определенными вещами, сразу выбирая себе партнера и не размениваясь на конфеты-букеты. Те, кто стеснялся и боялся, попадали к более мягким верхним, которым было в кайф возиться и растягивать сессии, перемежая порку с почти нежными ласками. Что здесь делал Гладиолус, Вадим до сих пор понять не мог. Точно не пришел поглазеть, увязавшись за Разумом – так сильно рдели выточенные из мрамора скулы, так невозможно была напряжена спина. Так пугливо мальчик смотрел на человека, который предлагал засунуть в его узкую задницу язык и сделать хорошо. Хотя мог опустить в ответ так, что у Вадика не вставало бы месяц. Он чуть не ржет в голос с подобных мыслей, потому что много чего слышал до и во время секса, а после – только утомленное тяжелое дыхание. Диапазон комментариев колебался от «вау» до «охуеть, пиздец блять», и ради этого стоило иногда потерпеть и нытье, и ойканье, и «да ты больной, не трогай меня вообще». Не падало ни разу, чем Вадим как-то по-пацански гордился, как гордятся, если собственный член на сантиметр длиннее, чем у товарища. Вот только засмеяться в полную силу не давала сдавленная грудная клетка, в которой было что-то нехорошее от хлесткого взгляда черноволосой зазнобы, которую Дракон ждал ровно через неделю на том же месте и в то же время, каким-то глупым чутьем надеясь, что птенчик, как прирученный, раз за разом будет возвращаться в сулящую удовольствия клетку. -- Алтан решает приехать в последнюю секунду перед «слишком поздно, ну его нафиг». Вот так сидит на вечерних парах, залипая в доску и не слыша препода, потому что уже разобрался в теме до лекции, а в заднице зудит, как от хорошего вибратора, подначивая вновь зайти в Клуб. Дрочить на харизматичного блондина он себе категорически запрещал, и это вылилось в куда более серьезные последствия. Всю неделю он был еще неразговорчивее обычного, потому что в мыслях были не дежурные реплики, а просто огромные какие-то руки, которые представлялись то на бедрах, то на шее, то умело перекидывающими веревку через крюк. Алтан не планировал никого подцеплять в стенах сомнительного заведения. Однако на крючке оказался сам, причем, возможно, во всех смыслах. За предложение секса с первых минут разговора он обычно давал пощечину или выплескивал в глаза дорогой алкоголь; но то было в обычных клубах, где подобное расценивалось как неумение ухаживать и неотесанность. Теперь же дыхание учащалось, стоило уже подсмазавшимся воспоминаниям вновь ударить в голову. Он мог не детально воспроизводить тогдашний диалог, но ярко помнил ощущения; чужой сексуальный напор, выжигающий внутренности взгляд светлых глаз, тихий твердый голос, рассказывающий на ухо здешние правила. Все это вызывало внутри что-то недоброе, ужасное, за что хотелось самому себе дать крепкую пощечину и запретить приближаться к зданию Клуба ближе, чем на километр, чтоб неповадно было даже в мыслях давать себе распущенность. Но. Он срывается, сбегая после последней пары, и прямо в такси распускает старательно заплетенные косы. Волосы, долгое время находившиеся в натяжении, приятно распадаются по плечам, во влажной мартовской погоде привычно закручиваясь в крупные локоны под охуевшим взглядом водителя, который неприлично пялит на заднее сидение через зеркало. Алтан смотрит на него в упор, явно показывая, что недоволен таким обращением в самом комфортабельном такси, и остаток пути проделывает в абсолютной тишине, даже не включая музыку, чтобы не назвать водителю другой адрес и не сбежать, когда уже все для себя решил. Когда он входит, показывая сделанную еще в прошлый раз членскую карту, дыхание захватывает, превращая вдыхаемый воздух в беспорядочный поток. Алтан знает, кого надеется здесь увидеть. И потому тормозит на миг, замечая у барной стойки знакомую фигуру, не по погоде одетую в открытую красную майку, дающую рассмотреть яркую татуировку во всю шею и плечи. Дракон оборачивается, когда Алтан успевает преодолеть половину пути к нему, и парню стоит огромных усилий не застопориться на месте. - Принцесса вернулась к дракону, - улыбчиво сообщает блондин, салютуя бокалом с красной жидкостью. Гранатовый это сок или вишневый, остается только гадать, но в кончиках пальцев зреет желание выхватить напиток и нагло попробовать самому. – Не понравилось на воле с прекрасным рыцарем? - Рыцари – немытые небритые мудаки со средним ростом в сто шестьдесят и третью от зубов, - Алтан морщится, запрыгивая на высокий барный стул. По сравнению с этим мужчиной, сошедшим со страниц журнала для качков, средневековые рыцари и впрямь были так себе. - А я гладенький, - Дракон подставляет щеку, на которой не разглядеть и намека на щетину, и обнажает ровные белые зубы, чтобы уж совсем не быть похожим на описанную Алтаном картинку. Тот преодолевает желание провести по чужому лицу ладонью и только неопределенно хмыкает, мол, молодец, плюсик в карму. – Мне воспринимать это как продолжение общения? - Если ты моешься чаще рыцарей, то вполне, - парень почти не глядя заказывает себе минералки. Дракон на это как-то странно стреляет глазами, смеясь чему-то своему. - Да и ты вроде не замужняя красавица, нуждающаяся в платонической любви, полной драм, - светлые глаза смотрят в упор, ввинчиваясь в Алтаново лицо. – Мы здесь за любовью иного толка, если я правильно понимаю твой настрой. Снова прямо, снова сразу, снова без вазелина и подготовки. Парень подавляет внутреннюю дрожь, только дергая уложенной бровью, и решает, что с простого обсуждения горизонтов плохо никому не будет, а слиться можно в любой момент, если станет совсем стремно. - Можем пересесть? – он красноречиво стреляет глазами в сторону бармена, невозмутимо протирающего стаканы. Дракон в ответ скалится, забавляясь, и слезает со стула первым, шутовски показывая рукой на столик в дальнем углу, мол, только после вас. Алтан не удерживается и закатывает глаза, получая только смешок над ухом. -- - Что ты можешь? – спрашивает пацан, откинувшись на высокую мягкую спинку дивана, что отгораживал один стол от другого, создавая интимное уединение для двоих. Ведет себя, как видавшая виды стерва, с колким испытанием глядя на Дракона своими невозможными глазами. Заставить бы эти брови бессильно сводиться от накрывающих ощущений, а глаза заливаться слезами от гиперстимуляции, но Вадим только зеркалит вскинутую бровь, без причины продолжая улыбаться. - Где именно? – он наклоняется через стол, сокращая расстояние и используя случай, чтобы рассмотреть экзотический цветок поближе. Сегодня тот без очков, и алые мазки в глубине темных глаз мешаются с приглушенным светом помещения. – Подчинение, порка, игры пожестче, - он перечисляет, внимательно наблюдая за точеным лицом, на котором не отражается эмоций, но зрачки подрагивают, а реснички так и норовят отплясать джигу. На «пожестче» птенец подбирается, напрягаясь, и Дракон делает себе пометку его пока не пугать. – Бондаж? - Да, - звучит громко и ровно, и Вадим, честно, свято поверил бы в чужую непоколебимость, если бы так внимательно не наблюдал за каменным с виду лицом. Пацан может сколько угодно строить из себя изваяние, к которому бросятся лизать ноги по первому указанию, но в нем есть явный намек на нижнюю роль; слишком откровенно розовеет лицо, слишком сильный жар вдруг идет от его тела на знакомом и желанном слове. - Насколько сильно? Привычный вопрос, чтобы сразу очертить границы, но Гладиолус впадает в ступор – того гляди листочки вянуть начнут. Он затыкает стервозный поток, стеклянно глядя в Вадима, и в конце концов отводит взгляд, полуприкрытый трогательными ресничками. Дракон хочет убрать с лица длинную кудрявую челку, чтобы видеть весь спектр чужих эмоций; пальцы царапают столешницу и сжимаются. - А насколько умеешь? Не выдержав, Вадим снова скалится. Не сказать ничего внятного, не сообщить о том, в каких позах хочется кончать, не пояснить, что нужно вязать там-то и там-то, но проверить на прочность (по крайней мере, парень реально думал, что может кого-то здесь как-то проверить, с его-то сбивающимся дыханием). Будто не исполнять свои фантазии пришел, а ломаться, как неприступная невинность. Такой расклад дел Дракона не устраивал; ему очень, очень сильно хотелось этого пацана – или хотя бы, чтобы тот начал вести себя нормально и соответствующе месту. Если и хочется, и колется, надо уколоть побольнее и желательно в нужные точки, чтобы затрясся в экстазе, а не выдумывал себе проблем. Он наклоняется ближе, накрывая рукой ухоженные пальчики, и с удовлетворением отмечает, как те дернулись под прикосновением. - Руку сло-, - не успевает пацан сказать хоть что-то, как Вадим шикает, не желая слушать пустые угрозы. - Могу сделать так, что ты не сможешь и двинуться и будешь только кричать, пока я над тобой колдую, - обещает Дракон на скрытое волосами ушко, замечая, как парень дергается от слишком близкого контакта. – Кончал когда-нибудь трижды за полчаса? Слышится сбитый вздох, дрожь прошивает Гладиолуса от плеч до кончиков пальцев, которые Вадим все еще держит в плену своих. Он отстраняется, напоследок с близкого расстояния заглянув в уже не такие смелые глаза, и усаживается обратно на свое место, не отпуская холеной руки, которая нервно двигается под его ладонью, явно желая выбраться. - Ну что? – игриво спрашивает Дракон, подавляя желание найти под столом чужую ступню и раздвинуть стройные ноги движением ботинка. Не увеличивает контакт, не сжимает чужие пальцы, давая полную свободу действий, но показывая, насколько сильно одобряет положительное решение. Пацан смотрит на их сцепленные руки пару секунд, вспыхивает спичкой так, что кудри подпрыгивают, и голову воротит, опуская глаза что девица на выданье. Вадик почти присвистывает, но вовремя осекается: птенчик и так сбежит с секунды на секунду, а любое неосторожное движение и вовсе будет последним гвоздем в крышку гроба его отношениям с Темой. - Не могу, - тихо выдает Гладиолус, подрагивая пальцами в попытке вынуть ручку из-под Вадимовой, но тот уступать не спешит: чуть давит ладонью, вынуждая прекратить бегство. Глаза цвета крепкой заварки смотрят на него с пугливым ожиданием, хоть пацан и пытается все еще держать лицо и показывать, какой он крепкий алмазик. – Извини. Я пойду. Вадим мягко, насколько может, хватает чужое запястье, получая нервное дерганье на грани паники. - Давай сделаем так, - серьезно начинает он, отпустив обтянутую кашемиром руку. Гладиолус тут же притягивает ее к себе, со смесью страха и отвращения глядя на собеседника. А вот это уже обидно. – Пока не свыкнешься со своими желаниями, лучше сюда не ходи. А мы с тобой можем просто подружиться, ты интересный, - черт знает, зачем Вадим это делает, но отпускать эту колючую красоту ему не хочется до разрядов в кончиках пальцев. Хоть дружить, хоть смотреть, уж больно красивый пацан. – Сможешь спрашивать что-то по Теме или шутить свои шутки про рыцарей. Если я еще не вынес тебе мозг, могу дать номерок. Он улыбается самой очаровательной из всех своих улыбок. То есть единственной хоть сколько-нибудь не угрожающей. Что-то ему царапает в душе от этого парня, которому и интересно, и страшно до пизды, которого кидает из крайности в крайность, а выражает птенчик все это перед ним, Вадимом, как десятиклассница, не могущая решиться на первый раз. И это будоражит, будто он в нетронутом розовом саду и может сорвать самый красивый из цветов. Гладиолус ничего внятного не отвечает, но кивает серьезно, будто только что подписал контракт о вывозе леса в Китай, и забирает бумажку с ровными цифрами, прежде чем бросить долгий взгляд на Дракона и скрыться за дверьми Клуба.