Он зовет меня вниз:
— Родная, спустись!
Обниму в тридцать три кольца.
21 мая
22:46 Привет, Занятейшество Как насчет на выходных пересечься? Я скучаю: ( Ничьи волосы ночью в рот не лезут…23:29
Купи себе парик и клади на подушку, сработает безотказно
Я бы рад увидеться, но не думаю, что получится
[Вложение]
23:45 Жесть у тебя конспектов пораскидано Кто-то еще пишет их от руки? И да, это золотая ручка у тебя там? Так вот на что уходят налоги)))))))))))))))))00:50
Я пишу
Только закончил
И эта ручка стоит больше жалких 13% с твоей зп
Потому что подарок, а значит бесценна
В общем, у меня завал сейчас
Не думаю, что разгребу к выходным
06:52 Понял-принял Жаль: ( Но как от препода высылаю респект за серьезное отношение к учебе Напомни подарить шоколадную медальку :)6:54
Ну ты и дед
Кто вообще все еще говорит респект
И да, медальки сосут, у них внутри шоколад отстойный
Хочешь порадовать — подари Тоблерон, он тоже в блестящей упаковке, как золото
7:02 Придется потратить свою жалкую преподскую зп… Не хватит тебе на магнитик с моря: (23 мая
00:06
Короче
Я доделал раньше, чем думал
Можем увидеться
06:32 Блин А я уже встретиться договорился кое с кем : ( «Быстро ты», — пишет Алтан в диалог, но затем удаляет. Вадим ему ничего не должен, равно как и не должен резервировать время, когда нет четких планов. Он ведь сам сказал, что скорее всего не сможет, и было глупо ждать, что такой человек, как Дракон, не забьет выходные своими делами. Или людьми. Или конкретным человеком в конкретном месте. Конечно, в выходных целых 2,5 дня, если считать вечер пятницы, и хотя бы пару часов выкроить можно. И, конечно, Алтан не старался расправиться с делами быстрее, чтобы освободиться для встречи, которую Вадим расхотел спустя сутки. Да еще и на море успел собраться. Он откидывает телефон, залпом выпивая горячий кофе, и ему как-то обидно, что его скрытые старания полетят в топку просто потому, что Вадим нарасхват. Всего этого он, конечно, не говорит. Равно как и не отвечает ничего на утренние Вадимовы сообщения, вместо этого назначая встречу уже себе. -- — Значит, все-таки с ним, — Разумовский допивает вино и сразу же вновь наполняет бокал. — Обижать не будет, это я знаю, спрошу о другом. Не жестит? Алтан выпускает локон, который крутил на палец, и делает глоток тоже. Его бокал почти полон, потому что из-за зудящих в мозгу мыслей не хотелось ни пить, ни беседовать — сидеть бы злой колючкой и источать агрессию ко всем, кто попробует подойти. Но Сергей здесь, сейчас и много раз до этого, терпит негативный фон и терпел много чего еще. Выпустить пару колючек в него не проблема, Разумовскому даже приятно будет, но вот сам Алтан каждый раз после их посиделок чувствует себя неловко и тупо, как после разговора со школьным психологом. — Все плавно, — только выдавливает он, наконец вламывая в себя несколько глотков вина разом. — Есть пара интересных штук, но это скорее дополнение к привычному сексу, чем что-то реально тематическое. В ответ Разумовский широко, но зло улыбается. Он всегда так делает, когда не согласен, и, возможно, именно поэтому получает в свои проекты инвестиции любого размера — взрослые дядьки просто ссут отказать, когда на них смотрит такое. — Темой можно считать что угодно, даже если тебя назовут плохим мальчиком и перегнут через стол, — голубые глаза, отливающие рыжим в неярком приглушенном свете, колют обломками льда. — Так что, считай, ты уже с головой в ней. Вихрь ядовитых мыслей проносится в голове, стоит подумать о том, кто в Теме действительно с головой и до чьего уровня ему никогда не добраться, чтобы быть на равных. Алтан допивает вино, смывая царапающую тупую тоску, и в этот момент телефон вибрирует сообщением. Увидев на экране ник Дракона, парень одновременно хочет броситься открыть письмо и не открывать до утра. — Алтан? — звенит с другого края дивана, заставляя оторвать взгляд от смартфона. — У тебя точно всё хорошо? — Нет. Разумовский молчит, выжидая. — Нихера не точно. Подливает вина в опустевший бокал. Отставляет на столик рядом и берет за руку, чтобы притянуть ближе и уложить на себя. Не спрашивает ни о чем — Алтан все равно не ответит. На душе тошно, потому что сам себе напридумывал всякой херни, которая вообще волновать не должна, даже если бы оказалась правдой, и теперь загоняется, хотя сессия на подходе, препод-мудак зажал автомат, а с Сергеем они встретились просто хорошо посидеть. И вообще непонятно, с чего Разумовский со всеми его делами и обновами постоянно носится с Алтаном, когда их свел просто тупой случай, после которого обычно предпочитают не видеться никогда. — Я уже говорил, — начинает Алтан, хотя лицу лениво двигаться даже для разговора, — ты не обязан меня так опекать, у тебя передо мной нет морального долга из-за того, что ты тогда оказался… — А я говорил, что у меня нет такого понятия, как «моральный долг», — перебивает Сергей, слегка встряхивая в объятиях. — Я или хочу и делаю, или не хочу и скидываю дела на других. Разговор окончен, — предупреждает, прекрасно зная, что Алтан что-то да вставит. Но сейчас настроения спорить нет. На присланном Вадиком каскаде фото — ночной Петербург, вывеска хинкальной и чьи-то черные волосы. На тупую шутку про хинали-позы-тупо-пельмени Алтан присылает разочарованного кота, но чуть успокаивается почему-то, поняв, что все фотографии не из помещения, хоть это и нихера, совсем нихера не значит. --Black Atlass — Island Love
Moonlight haze
Drink with you
All night
Dream like days
Orange juice and purple shades
Они встречаются, когда до последнего экзамена у Алтана остается три дня и он не может уже бесконечно перелистывать и так заученные конспекты. У Вадима принятие последней порции студентов уже послезавтра, но он клятвенно заверяет, что трехжильный, всесильный и вообще выебет всех одной левой. На последнем Алтан напрягается и мрачнеет, но подкалывает на тему скандалов о домогательствах в университетах, а Дракон обиженно отмечает, что домогаются, вообще-то, его, и далеко не студентки. — И она такая: ой, а я, знаете, всегда на троих готовлю, хоть и живу одна. И так стремно выжидающе смотрит, что я уже не знаю, как ей сказать, что еда — это последнее, что меня интересует в отношениях. Алтан ржет. В нем алкоголя всего ничего, но ощущение пиздеца, преследующее вот уже третий месяц к ряду, заставляет нервно смеяться вообще надо всем. Недавно он наорал на упавшую ложку. Но рядом с Драконом орать не хотелось. А если и орать, то точно не от стресса. Вадим успокаивающий, похожий на большого доброго пса с золотой шерстью, который встречает с работы и тычется мордой в ладони, и какой бы у тебя ни был плохой день, ты сразу становишься счастлив. Это не то, что должно чувствовать к подобному человеку и при их отношениях; Вадик как ветер — ты только к нему привыкаешь, а он уже не здесь, в чужих одеждах и волосах, и парень одергивает себя каждый раз, как ему становится хорошо и тепло от одного взгляда в пронзительные светлые глаза. Но он все равно чувствует. И тянется своими пальцами к покоящейся на столе большой руке, пока вторая эмоционально жестикулирует. От прикосновения Вадим вздрагивает, резко убирая руку; в его глазах — удивление и непонимание, мелькнувшие лишь на секунду. Но этого достаточно, чтобы сердце оборвалось и упало камнем. — Ой, — весело выдает Вадик, шевеля пальцами. — Это было неожиданно. Извини. Все окей, — тянется через стол, чтобы зацепить руку Алтана и уложить обратно, накрывая своей. — Когда я сделал так в прошлый раз, принцу не понравилось. — Мне не нравилось не это, — напоминает Алтан. — Есть разница между тем, чтобы касаться незнакомого человека, и тем, чтобы… — он мнется, не зная, как продолжать. Чтобы что? Сказать, что они близкие люди, будет слишком самонадеянно — за столько времени виделись меньше десятка раз, да и то время уделяли не разговорам. — Нам с тобой потрогать друг друга за руку. Потому что уже трогали в куда более интересных местах, подразумевает Алтан, но вместо продолжения фразы отводит взгляд, рассматривая искусственную лиану на веранде. Вадим привел его в шикарное место с вкусной пиццей и умопомрачительными напитками, и впервые за несколько недель вечер Алтана проходил не над нервной зубрежкой с бокалом вина и разогретым сэндвичем, а в тихой расслабляющей обстановке с легкой музыкой и стуком столовых приборов. Вадик смеется. Его смех шелестящий и ласкающий, как шорох пышного одеяла, и вызывает спокойствие и радость, которая чуть меркнет от мысли, что вот так улыбаться Дракон может не одному Алтану. — Желаете что-нибудь еще? — парень вздрагивает, когда рядом возникает бойкий официант, приметивший обеспеченных посетителей, и обнаруживает в себе желание хлебнуть что-то сверхалкогольное. Однако чужая рука уверенным жестом переворачивает страницу на безалкогольные коктейли, тут же прижимая разворот. Подняв глаза на Вадима, Алтан понимает его намерения без слов по глазам с хитринкой и поднятому углу рта, образующему жесткую складку. --Oh, don't you hide away
For too long
You're my island love, oh
— Что скажешь? Алтан смотрит на несколько мотков веревок, отчаянно напрягая мозг, чтобы не просто безмолвно кивнуть. Обвязка такой степени сложности должна занять долгое время только на исполнение — а за ее завершением последует и основная часть. Но парень соврет, если скажет, что не хочет провести пару часов, отдавшись в уверенные руки этого человека. — Можно. — Насколько? Алтан отвечает, не задумываясь. — Только не ноги. Вадим улыбается и кивает, мол, понял-принял, все сделаем в лучшем виде. Алтан поражается его способности парой жестов показать то, что некоторые не могут сказать ртом. — Есть еще кое-что, — мужчина отходит к уже знакомому шкафу и лезет к дальней полке, чтобы вернуться с предметом, который повергает Алтана в шок. — Ты спрашивал про свечи. Можно попробовать. Предложение ставит парня в тупик и одновременно подковыривает в душе что-то странное. Будет больно, он знает, и это не просто получить ладонью по заду в процессе порки. Но, стоит подумать о том, как он почти обездвиженным будет дрожать под Драконом, пока тот методично заливает его кожу обжигающими каплями, в голову ударяет желание. — Они массажные, так что ты максимум почувствуешь что-то вроде «горячо и прикольно», — заметив, как тормозит Алтан, поясняет Вадим. — Намажу тебя маслом и будешь сверкать, как на обложке. — Не скалься так плотоядно, — просит Алтан, забирая свечу из чужих рук и вчитываясь в надписи с легким разочарованием. Стоит ли попросить что-то другое или действительно попробовать с малого, раз предлагают? — За шутки про жарку с маслом я задушу тебя твоим же инвентарем. — Заметь, не я это сказал, — скалиться Вадик не прекращает, наоборот, делает это еще шире и более угрожающе. А потом приближается, чтобы куснуть за ухо, удачно не скрытое косой, на что парень вскрикивает и дергается, чуть не выронив свечу. — Вкусный. Он кусает в ответ. И оказывается крепко прижат к кровати с раскинутыми и взятыми в плен руками, когда за секунду Дракон роняет Алтана и садится сверху, полностью обездвиживая. Их взгляды встречаются: один стальной и дикий, другой, вероятно, испуганный до смерти, но никто не двигается, застывая, как два хищника перед схваткой. Вадим наклоняется резко, давя своим весом сильнее, отчего из Алтана вырывается вздох; он тут же перерастает в крик, стоит мощным челюстям вгрызться в шею и ухватить так крепко, что дернешься — оторвешь кусок. Но самое главное то, что это совсем не пугает и не делает неприятно. Стоит Дракону чуть оторваться, как Алтан просит еще. Вместо зубов Вадим только прихватывает губами, не так больно, но ощутимо, чтобы Алтан потерялся и смолк, вдавленный в матрас огромным телом и даже не начинающий вырываться, потому что сможет лишь дернуть ногами. Такое должно вызывать гнев и панику, но вместо этого он скулит, подрагивая под чуть болезненными, но не грубыми касаниями. Вперед. Назад. Вперед. Назад. Вадим жестко и сильно проезжается по ширинке, продолжая удерживать парня под собой. Тот улетает, не ощущая конечностей, и только иногда дает знак, что жив и очень хочет еще, постанывая при очередном длинном толчке. Когда движения прекращаются, ему еле удается найти глазами чужое лицо и сфокусировать взгляд. — Сможешь подождать, пока я тебя обвяжу? — слишком спокойно и ровно спрашивает Дракон, будто его вообще никак не тронули последние минуты, даже дыхание не сбилось. Это немного обидно; Алтан мстительно пробует вскинуть бедра, но не может даже двинуться под придавливающей тяжестью. Так что в итоге он просто кивает, не особо вдумываясь в то, как его раздевают и куда летит вся одежда. -- Парень сидит на кровати, внимательно наблюдая за тем, как Вадим разматывает уже подготовленные веревки. Его движения уверенные и четкие — делал подобное много раз, сам хвастался своими навыками, и теперь Алтан мог воочию увидеть все мастерство Дракона, к которому с таким подозрением относится Разумовский. Почему-то внутри зреет ревнивая гордость от того, что все происходит в квартире Вадима, а не в какой-то из комнат Клуба. — Я не буду сейчас делать особо сложную обвязку, иначе ты устанешь еще на половине, — поясняет тот на ходу, — зафиксирую руки сзади, сделаю несколько крепких узлов, чтобы прижать их к телу… — он останавливается, чтобы заглянуть Алтану в глаза. — Ты не против обхвата на шее? Я только за, твою мать. — Да. Нет. Не против. Вадим выгибает бровь, но кивает, продолжая подготовку, пока Алтан не слушающимися руками собирает волосы в высокий пучок. — Стоп-слово? — Пепел. — Отлично. Встань ко мне спиной, пожалуйста. Веревка натягивается меж двух рук, уже отмеривших нужную длину. Алтан смотрит в дверь, ощущая покалывающее нетерпение, неловкость, страх, глупую уничиженность и желание, чтобы Дракон наконец коснулся. Когда Алтан напряжен настолько, что начинает подрагивать, вместо веревки он чувствует приближение тепла, а затем медленный глубокий поцелуй в плечо. — Тебе не нужно так вытягиваться. Все как обычно. Стой так, как комфортно, — нашептывает Дракон на ухо, касаясь губами, отчего по телу идут горячие волны, а дрожь укрупняется, чтобы после сойти на нет. — Ты всегда можешь сказать, если неприятно или неудобно. Любыми словами и знаками, какими захочешь. Я услышу и пойму и все исправлю. Парень кивает, но ничего не происходит. Тогда он чуть оборачивается, пытаясь понять, что не так. — Ты услышал? — спрашивает Дракон, вновь склоняясь к самому уху. Его тон, пусть и не резкий, становится жестче и требовательнее, отчего Алтан вздрагивает на контрасте. — Да, — отвечает он, старательно вытаскивая голос из сжавшихся связок. Он привык в постели к нежному и внимательному Вадиму, но сейчас позади Дракон, от которого цепенеет все тело и подкашиваются коленки.Black Atlass — Blonde
Запястья ставят в нужную позицию одним движением; веревка ложится тут же, туго стягивая и лишая движения. На короткий миг накрывает паника, заставляя дернуть руками на пробу — Дракон останавливается на половине движения. Выжидает несколько секунд, но Алтан лишь смущенно молчит, мысленно ругая себя за такие реакции. И тогда на нем затягивается первый крепкий узел. Обвязка идет неторопливо и размеренно. Оборот, оборот, перекручивание. Сухие теплые пальцы касаются груди, стоит Дракону перекинуть веревку, отчего Алтан вздрагивает и едва стонет. Он затылком чувствует спокойное дыхание опытного мастера, что колдует сейчас над его телом, превращая мотки веревок в сложный узор на груди и спине. Не видеть чужого лица столько времени — странно. Но Алтан вдруг понимает, что такое положение дает ему больше свобод: прикрывает глаза на очередном обороте, перехватывающем сведенные руки пониже локтей. Если ослабит контроль над телом полностью, то точно упадет прямо к чужим ногам, и потому мышцы жжет от напряжения, пока парень пытается устоять, укачиваемый движениями ловких рук, которые уверенно, но не слишком быстро кладут новые линии на его теле. Он не может увидеть, с каким лицом работает его Верх, и потому представляет его просто сосредоточенным и спокойным — то лицо, которое Алтану так нравится в своей твердой безмятежности. Никто не роняет ни слова, лишь упруго разносятся два дыхания да шуршит вновь пропускаемая через другую веревка. Дракон касается его часто, почти постоянно, и мелкие мазки царапают чувствительную кожу, полосуют по нервам, но вместе с тем дают ощущение присутствия — Алтан не один, рядом тот, кто поглощен им полностью, кто имеет власть настолько сильную, что может сделать сейчас что угодно. От осознания силы, с которой столкнулся, парень едва не теряет себя, борется с желанием откинуться на крепкое плечо и бесконечно тихо стонать, потому что уже хорошо. Быть крепко связанным в укутывающей темноте, которую нарушает лишь льющийся из окна свет, достаточно яркий, чтобы Дракон мог видеть работу, и достаточно тусклый, чтобы Алтан рассматривал лишь голубовато-желтые очертания предметов. Они одни в огромном городе, отгорожены ото всех, только вдвоем, и Алтан только Дракона, а тот, хоть и на короткие часы, только его. Когда веревка касается шеи, он понимает, что обвязка скоро закончится. И как бы ни было приятно в тишине чувствовать короткие касания, предвкушение более близкого контакта разливается в груди, доходя до ступней. Постепенно Алтан расслабляется, выравнивая дыхание, и перестает сводить руки за спиной в напряжении. И тогда узнает, что они уже крепко привязаны к корпусу — что напрягай, что нет, положение не меняется ни на сантиметр. Он даже не заметил, как оказался полностью обездвижен. Следующий узел особенно крепок, что выбивает дух из Алтана. А затем касания прекращаются полностью. — Ты бы видел, как это красиво, — Дракон прижимается к уху, невесомо проводит вверх по обнаженным дрожащим бедрам, вызывая короткий скулеж. — Очень красивый и хороший… — Алтан дергается и стонет, стоит ладони добраться до уже стоящего твердого члена, по которому Дракон тут же начинает медленно водить. Слабеют колени; парень успевает только вдохнуть, покачиваясь, и его тут же перехватывают сильной рукой, прижимая к груди. Движения второй руки не прекращаются, доводя до грани. Когда он уже чувствует первые разряды удовольствия, ласкающая ладонь исчезает, отчего Алтан капризно стонет — а затем затыкается, когда пальцы сгребают ягодицу и мнут парой грубых движений. Шлепок ожидаем, но Алтан все равно подскакивает, насколько позволяет все еще удерживающая рука; Дракон мнет место удара еще, чтобы шлепнуть вновь. У него тяжелая рука, но бьет Дракон явно не во всю силу — парень чувствует только обжигающую приятную боль, расползающуюся по коже от симметричных ударов, и лишь тихонько постанывает в такт, одобряя каждое действие. — Мне продолжить? — ладонь ласково поглаживает разгоряченную кожу, царапает дыхание шею. Алтан честно хочет хоть что-то сказать, но выдает только согласное мычание и старается кивать так, чтобы его не просили выдать внятные слова. — Сменим позицию.MARUV — Don't Stop
Дракон берет Алтана за плечи и тянет назад, заставляя делать несмелые шаги. Движение сзади — слышится проминание матраса под чужим весом, и следом парень едва не падает на широкие колени. Бедро отодвигают вбок движением руки, и ловкие пальцы тут же ведут по внутренней стороне вверх, чтобы добраться до паха и невесомо огладить яички самыми кончиками. — Ляжешь? — раздается над ухом. Алтан не сразу вспоминает, что надо ответить — до него доходит только спустя несколько секунд молчания, во время которых Дракон замирает, ожидая реакции. — Да, — смято выдает он, опираясь на ноги, когда его приподнимают и переворачивают, помогая удержать равновесие. Узлы и переплетения сдвигаются и натирают при каждом движении; дернувшись на пробу, Алтан впадает в секундный шок от полной беспомощности — его гнут, как куклу, пока он сам не может даже устоять на ногах. Колени у Дракона широкие и удобные, и на них очень приятно лежать, чувствуя, как большая ладонь ложится на ягодицу, а другая рука устраивается поперек спины и обхватывает, удерживая. Он кладет Алтана немного вбок, чтобы тот не висел в воздухе, а упирался в кровать хотя бы плечом и подбородком, и щеку холодит ткань одеяла — единственная прохлада в тяжелом горячем воздухе, в котором зажат Алтан. — Скажи мне, когда хватит, — просит Дракон и наносит первый удар, который звонко отлетает от стен вместе со вскриком. Он умеет пороть и делает это сильно и больно, серией быстрых точных шлепков выбивая из Алтана весь дух. Тот не может даже вздохнуть, пока десяток ударов ложится на кожу градом. Рука ведет между ног, оглаживает призывно торчащий член, и касания отзываются судорогой; стоит так, что Алтан мог бы, забыв о приличиях, начать бесстыдно тереться о чужую ногу, не будь он полностью обездвижен и беспомощен. Снова удар, в этот раз намного сильнее, до жалобного крика, в котором ни намека на «прекрати» — только «ещё». Ожидание в пару секунд, чтоб успеть прочувствовать все болезненные переходы — и рука вновь опускается на горящую болью кожу симметричным ударом. Это происходит еще пару раз: серия шлепков, каждый из которых отзывается во всем теле, и ласки на грани грубости, доводящие до исступления. Алтан не понимает, как не кончил ненароком, а потом теряет способность думать, стоит Дракону продолжить его пороть. О том, чтобы попросить остановиться, он успевает благополучно забыть. Потому спустя время Дракон прекращает все сам, переходя с ударов на легкие невесомые поглаживания и ласки. — Такой хороший, — тихо говорит он, оглаживая пальцами сжимающийся вход. Он дал Алтану достаточно времени на подготовку, пока разбирался с инвентарем, так что сейчас парень просто расслабленно дышал в одеяло, ни о чем не волнуясь и будучи полностью в себе уверенным. — Хочешь на кровать? В ответ Алтан шевелит пальцами и ерзает на обтянутых джинсой бедрах; узлы и переплетения, о которых он забыл на волне другой боли, все это время впивались в кожу и теперь натирали при каждом движении, вызывая неконтролируемые постанывания. — Да или нет? — Да! — выходит резче, чем хотелось, и Алтан затихает, ожидая реакции. Дракон же только посмеивается и одним движением поднимает его, перехватив одной рукой под грудью, а второй придерживая за бедра. Стоять раком с прижатыми к телу руками — не сильно удобно, особенно когда из трех точек опоры две подкашиваются, утопая в одеяле. Алтан нелепо заваливается на бок и начинает падать, в панике пытаясь дергать руками, но вместо этого только ускоряет движение. Дракон останавливает его, застопорив одной ладонью. — Мне лучше держать тебя крепко, да? — говорит он с улыбкой в голосе. Щелкает зажигалкой где-то сбоку, и обе его руки крепко обхватывают за бедра, раздвигая те шире движением локтей. Колени разъезжаются до упора, мышцы болезненно растягиваются с непривычки, и Алтан охает, напрягаясь. — Расслабь. Я держу. Несколько секунд он не может перестать удерживать равновесие в страхе упасть, но Дракон терпеливо ждет. Когда Алтан медленно выдыхает, обмякая в чужих руках, он обнаруживает, что стоит, даже не покачнувшись. И даже при условии, что ноги не связаны, сейчас он зафиксирован полностью: Дракон обвивает бедра руками, устраивая на локтевых сгибах, и это позволяет одновременно удерживать ноги раздвинутыми и прогибать Алтанову поясницу в угоду себе. Поэтому, когда горячий язык мокро толкается внутрь, он может только задохнуться и дернуться, заливаясь короткими стонами. Дракон расталкивает стенки грубыми движениями языка, раскрывая для себя Алтана, и тот беспорядочно выгибает пальцы, потому что ничем другим двигать не способен. Язык крутится внутри, оглаживая, и парень перестает дышать. Его мучают долго; ощущения сливаются в мокрое месиво, горло немеет от напряженных стонов, но этого безбожно мало, чтобы хотя бы начать подводить Алтана к оргазму. Он скулит от перевозбуждения, не зная, как попросить двигаться дальше, хочет ли попросить — ему так горячо и приятно, что капризно хочется всего и сразу, чтобы Дракон продолжал настойчиво его вылизывать и одновременно дал кончить. Однако он оказывается абсолютно не готов к чужой ладони, медленно надрачивающей напряженный член, пока Дракон продолжает творить невероятные вещи уже кончиком языка. Капли градом стекают на кожу, обжигая; Алтан скулит и стонет, когда масло щекотно течет вниз по бедру. Дракон льет расплавленное масло, не прекращая ласк, отчего юноша закатывает глаза и теряет связь с реальностью; слишком хорошо, слишком много, он не может думать ни о чем, когда все ощущения обострились сразу в трех точках. Язык толкается вновь одновременно с выливанием на другое бедро масла, а затем широкие ладони оглаживают кожу, размазывая теплую скользкость. Все это медленно и томно на грани нежности; Дракон игриво обводит вход кончиком языка, руками разминая ягодицы, и Алтан забывает, как сделать вдох. Масляная рука снова ложится на член, который Дракон медленно массирует теплой ладонью. — Я могу растянуть тебя? — хрипло спрашивает тот, продолжая оглаживать головку и поглаживать напряженное бедро. — Так сильно хочу тебя… — Да! — выкрикивает Алтан, не зная, куда себя деть. Он готов просить о том, чтобы ему вставили с размаху прямо так — и Алтан бы просил, не знай он, что Дракон со своим размером попросту его разорвет. — Тише-тише, — довольно шепчет Дракон в бедро, прежде чем прикусить. — Уложить тебя на спину? — Мгх-гхм, — только способен выдохнуть парень, чувствуя, как его придерживают, мягко опрокидывая набок. — Если будет неудобно рукам, скажи мне, — Дракон подкладывает подушку ему под крестец, прежде чем потянуться к прикроватной тумбе и достать смазку. — Скоро перевернем тебя обратно. Да делай что угодно, молит про себя Алтан — а в реальности капризно стонет, когда один палец входит слишком легко. Он бы схватил Дракона за руку, вынуждая двигаться резче, но теперь не только связан, но и прижимает свои же руки, лежа на них — двойная беспомощность, позволяющая партнеру любые действия, и от этого осознания в который раз плывут мысли. Он под Драконом совершенно открытый, и каждое движение чувствуется не так, как до этого — более неожиданно, но и намного более ярко. Но самое главное, что вдруг понимает Алтан: защищенность. Он чувствует, что, отдав свою волю и способность физически влиять на процесс, приобрел только больше контроля: каждое его слово может либо полностью изменить, либо вообще прекратить весь процесс. Дракон над ним — опытней в сотни раз, но обращается бережно, даже когда укладывает к себе на колени перед поркой. Алтан ему доверяет так, как не следовало бы человеку с таким уровнем близости, когда между вами даже нет чувств; ему под этим мужчиной хорошо и спокойно до слез, и это колко отзывается в сердце, вставляя острое лезвие, пока Дракон грубо вставляет в него третий палец, приподнимая на каждом толчке. Раз. Два. Три. Алтан стонет в такт каждому движению, когда Дракон с силой загоняет пальцы до упора, затем еще и еще. Многие так членом не могут, как Дракон ебет Алтана рукой, что вызывает восхищение до визга. Так Алтан чувствует себя после яркого эротического сна, не до конца проснувшись; так он чувствует себя под Драконом, пытаясь уловить во тьме красивое лицо. Хочется разрыдаться и быть утешенным, хочется вцепиться зубами в шею и не пускать, оставить себе, потому что Дракон увел Алтана у нескольких людей, не моргнув глазом, потому что он слишком хороший и привлекательный, и Алтан просто не выдержит, если не сможет им обладать. Потому что в его руках тепло и спокойно после ночных кошмаров, а от его тупых шуток становится легче в самый херовый день. Но все это еще ничего не значит, ведь так? — Возьми меня, — из последних сил просит парень, пытаясь насадиться на пальцы. — Возьми, ну пожалуйста… — Как пожелаешь. Дракон раздевается за полминуты под нетерпеливым взглядом Алтана; в почти полной темноте он кажется огромным смерчем, способным переломать кости. Он склоняется над Алтаном, налегая, и делает то, за что парень искренне его ненавидит. Целует. Глубоко и жестко, с таким заявлением прав, чтобы нижний даже думать о чем-то другом был не в состоянии. И Алтан отпускает себя, падая в пропасть. Отвечает жадно, словно желает напиться в жаркий день. Сейчас, покорный и доверяющий, крепко связанный искусными узлами, он готов расплакаться от того, насколько ему хорошо и тоскливо. Ураган-сердце бьется об ребра, лишая дыхания; Алтан задыхается, но упорно нападает на чужой рот, пытается притянуть ногами сильнее, но только нелепо бьется, заставляя Дракона перехватить его под коленками. Тот скалится в поцелуй, прежде чем одним движением перекатить податливое тело и вновь развести до упора ноги, приставляя головку ко входу и сразу резко толкаясь. Алтан стонет громко, на грани крика. А может быть, и кричит. Он слышит свой отвратительно надрывный голос при каждом толчке, которым Дракон вбивает его в кровать, вцепившись рукой в бедро и насаживая на член. Тот налегает всем телом, трется крепкой грудью об обвязанную спину и руки и толкается глубже, еще глубже, сильнее, а тяжелое дыхание жарко опаляет висок, заставляя зажмуриться. Алтан полностью захвачен этим мужчиной, даже свет из окна теперь почти не виден; Дракон отпускает бедро, но перехватывает поперек тела, начиная вбиваться с бешеной скоростью, от которой темнеет в глазах, а стоны сливаются в беспорядочные звуки. Алтана возит по кровати на каждом движении, трется лицо о подушки; с каждым разом его вдавливают все глубже, прижимая собой, и парень думает, что умрет прямо сейчас от остановки не справляющегося сердца. Хныканье прорывается, когда Дракон засаживает особенно глубоко и сильно проезжается по простате на каждом толчке, все больше вминая Алтана в постель своим весом. Он чувствует себя добычей, прижатой львом, и такой опасности, такой дикости в крови у него не было ни в один момент в жизни. — Кус-сай, — хрипит он в такт толчкам на грани обморока, — ку…сай, куса-АХ, — зубы впиваются в плоть, Дракон зажимает челюстями плечо, продолжая вбиваться, кожа горит, Алтан рыдает в чужих руках, кричит громко, как может, потому что уже через край, он с треском ломается под напором, разлетаясь на щепки. Зубы смыкаются на шее, больнее в сто крат, и он орет особенно громко, прежде чем затихнуть и кончить, разбиваясь хрустальной люстрой. Дыхания не хватает. Легкие горят, невозможно вздохнуть, закрыть рот, из которого на постель натекло слюны, даже сглотнуть он не может. Судорога в теле идет от шеи, железно сжатой мощными челюстями, и прошивает насквозь, пока Дракон вбивается в обмякшее тело с особой жестокостью и содрогается, кончая глубоко внутри Алтана в презерватив. Он размыкает зубы лишь спустя полминуты, все это время мягко продолжая удерживать парня за загривок. Нежно целует в место горящего болью укуса, поглаживает по бокам и немеющим бедрам — слишком чувственно, слишком заботливо. Зачем он так делает, руша чужую душу? — Сейчас развяжу, — шепчет Вадим и сажает юношу на колени, но что-то щелкает в грудной клетке. — Обними меня, — просит Алтан, не открывая глаз. — Сейчас. Он откидывается на сильное плечо, желая тепла, но, к большому сожалению, Вадим его разворачивает, отрывая от себя. Чтобы прижать уже грудью к груди, обнимая сильно, но бережно, укутывая и укачивая в больших руках. Алтан вжимается носом в горячую влажную кожу и дрожит, как на ветру, потому что не может насытиться. Через десяток минут все закончится, они выйдут из спальни, и у него снова не будет права на нежность; Вадим будет забивать выходные встречами, они будут видеться раз в пару недель ради секса — а может быть, больше не будут. И потому сейчас Алтан изо всех сил вдыхает чужой терпкий запах, млея и растекаясь, будучи все еще умело связанным и получая ненормальное удовлетворение от того, что сделал с ним это Вадим. Он хочет забрать как можно больше на волне капризной сентиментальности, пока они только вдвоем. — Алтан, золотой мой, — воркует Вадик над ухом, заставляя парня старательно делать вид, что он уже спит. — Я твой на всю ночь, но сейчас надо все развязать, иначе тебе будет плохо. Можем стоять так. Алтан задумчиво выдыхает ему в грудь, но соглашается. — Я запомнил, — предупреждает он, чувствуя, как слабеют узлы. И глубоко внутри давит крик, зная, что все это просто шутка. Ты ведь никогда не будешь моим.Dance with the devil baby
Let me feel your body all night
And you ain't seen a party
Like a warm Jamaican night
Tropical water
Wake you in the morning light