Сладкое золото

Ветер раздувает короткие волосы у лица, щекочет виски и лоб. Электросамокат — прекрасная штука, чтобы вовремя добраться до места в условиях пробок, и потому Алтан с восторгом запрыгнул на один из них двадцать минут назад, стремительно несясь к парку. Он безбожно опаздывает. Скорость скачет к двадцати километрам в час, стоит выехать на относительно ровную и безлюдную дорогу. Алтан ловко маневрирует меж людьми, объезжает двух женщин с колясками, чувствуя, как приливает в кровь адреналин. Когда едешь на скорости в восемьдесят километров в машине, это ощущается не так, как двадцать в час на самокате — и ему это нужно, чтобы проветрить голову и выветрить все до одной мысли, мешающиеся в кашу после последнего экзамена. Место встречи уже видно издалека; не заметив знакомой фигуры, Алтан даже радуется: не один он сегодня проебался. Он выдыхает, чуть сбавляя скорость, и переводит взгляд на залитые солнцем деревья. Лето в разгаре — а теперь оно еще и не омрачено сессией. Алтан выруливает к круговой клумбе и объезжает ее, чтобы подъехать к ларьку со сладкой ватой… …самокат ведет в сторону на полной скорости. Он заваливается резко, пытаясь затормозить, но вместо этого летит в клумбу. Ногу обжигает глубоким росчерком острой самокатной подножки. — Твою мать, ты в порядке?! -- Алтан просыпается с ломотой в теле, ощущением побитости и абсолютной, первозданной облачности. Он как маленькая злая тучка на небе-кровати, закутан в большое одеяло и возлегает среди подушек, а солнечный свет через неплотные шторы наполняет комнату невесомым светом. И все было бы очень классно, не помни его тело все синяки, о которых он сам же и попросил. Что сейчас с плечом и шеей, Алтан совсем, вообще не хочет думать. Равно как и о приближающихся к двери спальни тихих шагах, которые неминуемо приведут к… — Доброутро, одеяльный принц! — возвещает Вадик, врываясь в спальню в одних домашних штанах. Он отвратительно бодрый и классный, как из рекламы духов, у него все еще нереально широкий грудак с рычащими друг на друга яркими существами. А еще у него в руках поднос с… чем-то. Пытаясь понять, что Вадим успел натворить с едой за время его отключки, Алтан заталкивает подальше ночные размышления и протирает глаза, что, конечно, не помогает начать различать обстановку лучше. Линзы, предусмотрительно снятые на ночь, лежат на тумбе, равно как и очечник, который, Алтан помнит, он из сумки не вынимал. Он нащупывает очки и с облегчением надевает. Чтобы в следующую секунду снять, сложить и отложить на два метра. — Я не хочу это видеть. — Это круассаны с сыром! — Ты просто положил два огромных куска сыра на даже не разрезанные круассаны и засунул в микроволновку на адский режим. Это не может называться блюдом. — Да ладно, вкусно. — Не подходи ко мне больше. Вадик с аппетитом откусывает еще и смеется с набитым ртом, падая на постель рядом и чуть не ломая с треском очки. Алтан зарывается от него в одеяло, показывая всё свое пренебрежение, но вскоре высовывает лицо на запах вкусного расплавленного сыра. Да и ест Вадим всегда так красиво, что, глядя на него, начнешь есть и тушеные кабачки. Кормясь круассанами с его рук, Алтан ненавидит себя за то, что не может закончить всё это прямо сейчас. -- — Ты какого хера творишь, — рычит Вадик над ухом, вытаскивая Алтана из клумбы. У того по лодыжке идет глубокий порез, ярко краснея, предплечье ободрано, а на коленях багровыми пятнами наливаются ушибы. А еще глаза — Алтан знает — уже красные от подступающих слёз. Ему к боли не привыкать, но вот такая, обидная, детская, да еще и так тупо… — Я спешил, — шепчет он, повисая в крепких руках. Последнее, чего ему хочется в этот момент — выслушивать, как его отчитывает Дракон. — Эти дебилы даже брусчатку не могут положить нормально… — Зато ты на брусчатку ложишься отменно, — комментирует Вадик и придирчиво осматривает полученные ранения. — Коленям пиздец, но жить можно. А вот локоть ты себе разодрал в мясо. Возможно, надо что-то ответить, но парень просто стоит, раздумывая о том, в каком состоянии одежда. Глубокие следы от укусов чокером не закрыть — он надел рубашку с высоким воротом, глухо закрывающим всю шею и не оставляющим шанса увидеть интимные вещи. Единственная проблема такой одежды, однако, в том, что она не предназначена для падения в желтые бархатцы. Даже странно, наверное, что рядом с Вадимом Алтана волнует только пыльца на ткани. Но, если начать думать о чем-то другом — Алтан знает, — он не сможет поддерживать диалог. «Давай закончим» вертится на языке уже несколько дней с того самого утра. Тогда Вадим, по-быстрому его накормив, усадил Алтана в такси и не выходил на связь до вечера — и это, по его скромному мнению, весьма красноречивое заявление о характере их отношений. Потрахались, посмеялись, поели. Разошлись до следующего раза. Наверное, надо бы просто спросить в лоб, мол, Вадим, милый, а мы только ебемся или спустя несколько месяцев это уже считается отношениями? И, быть может, это расставило бы все точки и запятые и наконец разрушило все надежды. Но именно поэтому Алтан так и не спросил. Перекидываться подколами в чате — спасение от нервов; просто видеться и проводить время с Вадимом — уже хорошо; он кончает дважды за секс — замечательно; Дракон — самый умелый любовник, который у Алтана когда-либо был — просто волшебно. Потерять это всё — лишиться огромного куска жизни. И к такому Алтан малодушно не готов, по крупицам собирая и храня в ментальной шкатулочке все приятные моменты с их редких коротких встреч. Всё это он обдумывает за полминуты, в которые Вадим поднимает самокат, выискивает в цветах отлетевший телефон и заботится о том, чтобы закрыть арендное время. Он даже не хочет смотреть по сторонам и натыкаться на сочувственные-заинтересованные лица и потому стоит, отведя взгляд и желая глупо и молча уйти. — Клуб в десяти минутах ходьбы. У меня там весь ранообрабатывательный набор, плюс есть возможность отмыть тебя от земли. Зайдем? Клуб — то место, где Алтан сейчас предпочел бы совсем не показываться. Но он почему-то покорно кивает и идет за Вадимом, даже не забирая у того телефон. -- У него даже не спрашивают карту после того, как Дракон показывает свою; тот белозубо широко улыбается девушке у подобия ресепшн и невесомо подталкивает Алтана ладонью, видимо, подчеркивая, что они вдвоем. Место касания жжет, но это приятное чувство в Клубе, куда Алтан заходил в последний раз уже много недель назад; быть рядом с кем-то, за кем-то в такой обстановке — лучшее успокоение для расшатанных нервов. — Кто пожаловал! — высокая женщина с длинными белыми волосами подходит к ним стремительными шагами стройных ног, и Алтан забывает, как дышать, автоматически приосаниваясь и поднимая голову. На него может залипать половина потока, ему могут написывать в соцсетях, но здесь правила другие — люди другие тоже, и Алтан им не ровня. Дракон приобнимает знакомую привычным дружеским жестом, а та оставляет на его щеке поцелуй. — Да еще и с красотой неземной. Как зовут ангела? Алтан, если честно, ожидает, что Вадим возьмет на себя всю коммуникацию, но тот не роняет и слова. — Гладиолус, — выдавливает он псевдоним, осознавая, насколько тупо это звучит сейчас, когда он пришел не поболтать с веселым татуированным мужиком. Алтан чувствует себя очень глупо и не к месту среди долго знающих друг друга людей, которые позволяют себе близкий физический контакт при случайной встрече. Да и, к тому же, оделся он явно не для здешней обстановки; с закрытым волосами лицом он чувствовал себя куда лучше. А еще лучше было, когда взгляд Дракона был обращен только на него одного. Женщина тонко улыбается, чуть кивая, и вновь поворачивается к знакомому. Светлые волосы покачиваются длинными волнами, струясь поверх черного корсетного топа. — Теперь ясно, где ты пропадал столько времени. С таким чудом и я бы со всех радаров пропала. Горячие пальцы касаются ладони. Алтан испуганно дергается от касания, но затем понимает: ему дали опору. Он хватается двумя пальцами за чужую руку и чувствует, что рядом есть кто-то, кто всё разрулит. Поразительно, насколько быстро становится легче дышать, а бегающие мысли успокаиваются и приходят в порядок. Алтан расслабляется рядом с крепко сжимающим его пальцы Драконом и наблюдает, как тот прощается с так и не представившейся женщиной. Ее слова доходят до Алтана, только когда они с Вадимом идут по длинному коридору. Они заходят в одну из комнат, тут же щелкает замок, оставляя их наедине. Дракон отодвигает простой стул и кладет вещи на крепкий стол, какие можно увидеть в старых кабинетах у крутых начальников из фильмов; окон в помещении нет, и Алтан предполагает, что они заставлены несколькими шкафами, идущими по стене. Темные стены почти не отражают приглушенного цвета; рядом с одной из них расположилась широкая кровать с каркасом из черных железных прутьев. Не надо знать много о Теме, чтобы понять, что такая мебель выбрана не случайно. В целом комната выглядит приятно и даже тепло и совсем не походит на те стремные подвалы из порно. Но, посмотрев в другую половину помещения, Алтан замечает крюки в стене и на потолке, и его кидает в дрожь. Почему он вообще представляет на них себя? — Сядь на стол, — командует Вадик, выуживая из шкафа коробку, когда Алтан возвращается из маленькой скудно оборудованной ванной, обмыв руки и ноги от грязи. — Поиграем в больничку. — Доктор, мой мужик плохо шутит, — жалуется Алтан высоким голосом, но на стол присаживается — прямо напротив отодвинутого Драконом стула. — Его рту нужно найти иное применение, — Вадим скалится, усаживаясь перед ним с перекисью и ватными дисками. — А вообще, пациент, вы оборзели, нормально я шучу. Алтан смеряет его долгим взглядом, приподняв брови, и не может не наслаждаться тем, что наконец смотрит на Вадика сверху вниз. Перекись шипит и пенится, вступая в контакт со свежими ранами — не больно, но противно. Есть еще кое-что, что шипит внутри так же, как перекись. — Она сказала, что ты пропал с радаров, — осторожно начинает Алтан. Вадим мягко берет его за икру и развязывает шнурки кеды, после стягивая вместе с носком. От неловкости парень хочет отдернуть ногу, однако оказывается удержан. — Тебя давно не было? — Пару месяцев, — отвечает Вадим, сосредоточенно промакивая перекисью глубокий порез. На этот раз больно: Алтан дергает ногой, но хватка на голени усиливается. Серые глаза предупреждающе смотрят вверх, в расширившиеся черные. — Сколько? — выдает парень, думая, что послышалось. — Ну, как с тобой начал, — Дракон откидывает диски на стол и снова роется в коробке. — А что? Он молчит. В голове пусто от чужих слов, потому что не такого разговора Алтан ожидал. — А ты думал, сколько? — не получив ответа, вновь спрашивает Вадим, но парень всё ещё не находит, что сказать, рассматривая свои коленки. — Алтан? Золотой мой, мне тебя пороть, чтобы ты голос подал? — Не знаю. Не думал. Ты часто пропадаешь из сети. Вадим замирает с зеленкой в руке. Ставит зеленую склянку на стол — в его огромной руке она кажется маленьким изумрудом. Когда Дракон поднимает глаза, Алтану страшно и хочется разрыдаться. — То есть, ты все это время считал, что я хожу сюда постоянно? — уточняет он, всё еще не двигаясь, и у парня кровь в венах застывает железом. — И что, ты думал, я тут делаю? Еще можно отшутиться. Сказать что-нибудь про друзей и отдых или просто повести себя как непроходимый дурак. Вместо этого парень молчит под тяжелым взглядом, наблюдая за тем, как сужаются блеснувшие металлом глаза. — Отвечать будем? — голос ещё тихий, но отдаленно рокочет. Парень сжимается, опуская взгляд. — Почему я должен думать о том, чем ты занимаешься в свободное время? — Как оказалось, ты думаешь. — Я не думал. Я предполагал возможность. — Возможность чего? — Того, что меня тебе мало. Скрипит стул. Вадик откидывается на него, прекращая какие-либо касания. — Во-первых, я бы сказал, — говорит он неожиданно спокойно, складывая руки на груди, — во-вторых, чем мы, по твоему мнению, всё это время с тобой занимались? — Не знаю? — И не думал. Это я уже понял. Ответь. — Встречались раз в нихера поесть и потрахаться. Так это выглядело. — Ну охуеть. То, с каким каменным спокойствием Вадим матерится, можно показывать на курсах актерского мастерства. Что-то щёлкает у Алтана, что-то обидное и требующее разборок, и он смотрит в чужое лицо, глубоко вдыхая. Но затыкается, стоит Вадиму продолжить. — Давай обрисуем. Всё это время ты думал, что я стабильно жёстко ебусь с кем-то на стороне, и тебе было ок? — Не было. И хватит уже, я не думал, просто не исключал такую воз… — Уже слышал. Не исключал — значит, обдумывал, стоит ли. И много ты такого надумал? — Ты особо не разубеждал. — А я знал, что ты меня в мудаки записал? Ещё раз: ты думал, что между нами ничего кроме секса, и ни разу не возмутился. Насколько сильно тебе плевать? — А что было бы? — взвивается парень, пытаясь спрыгнуть со стола, но понимает, что зажат: впереди только чужие колени. — Я бы сказал, что хочу тебя в единоличное пользование и получил скандал, что я ревнивый идиот, попутавший берега? Я вообще не понимаю нихера, что сейчас между нами, потому что кроме как пожрать и переспать мы с тобой виделись только когда знакомились. В такой ситуации, знаешь, я не думаю, что имею какие-то права. — А ты сам меня хоть раз позвал просто в кино? — Вадим, в отличие от Алтана, спокоен; только мрачнеет лицо и сжимаются челюсти, делая его угрожающим. — Или сходить на выставку? Хотя бы спросил об отношениях, чтобы знать мое мнение, а не загоны свои? Парень тушуется. Скребет палец ногтем; нервы трещат по швам от всей этой ситуации, которая так нехорошо разрешается. — Ты не выглядишь как человек, которому нужны постоянные моногамные отношения, — признаётся он наконец, собираясь с силами. — Мы с тобой познакомились, и ты сразу предложил переспать. Ты в Теме уже много лет, и мне казалось, это не то, от чего так резко и просто отказываются, переспав с кем-то пару раз. Как я мог начать говорить о чувствах, когда утром ты сажал меня в такси и не писал потом целый день? Да я ощущал себя нахер не нужным. И не думал, что между нами что-то серьёзное. — Во-первых, тогда я выкроил вечер и ночь, чтобы побыть с тобой — и из-за этого потом целый день решал вопросы с расписанием и форматом экзамена, потому что на меня чуть не начали катать жалобы, — поясняет Дракон, смотря в стену. У Алтана от его вида дрожь проходит по телу. А еще — очень стыдно, что не подумал о таком очевидном. — Во-вторых… как я выгляжу? Как мудак, который заводит десять людей на потрахаться, не предупредив об этом ребенка? Ты в Клуб пришел в первый раз и трясся, как с шилом в заднице, как думаешь, стал бы я заводить с тобой жёсткую полиаморию, думая, что ты сам просечёшь, что к чему? — Я не знаю тебя, — осознает вдруг Алтан, явно ощущая, как на него морально давят. — Я не знаю о тебе ничего, я не могу думать о том, учтешь ли ты мое пожелание запрета на сторонние связи или пошлешь с этим куда подальше. — Но в плохиши ты меня записал, не задумываясь, — напоминает Вадим, смеряя Алтана разочарованным взглядом. — То есть пойти потрахаться мы гордые, а прямо спросить, что между нами, так милашка-стесняшка? — Не дави? — просит Алтан и всё же пытается слезть со стола — но его перехватывают и роняют к себе на колени. — Ты что… — Не сбегай, будь добр, — говорит Вадик над головой, прижимая к себе без особой нежности. — Ты без давления сидишь молчишь — домолчался уже. Отвечай на вопросы или рассказывай сам, потому что я сейчас охерел с таких предъяв. — Ты выглядишь как человек-ветер, окей? — выпаливает Алтан ему в грудь, ёрзая в грубой хватке. — Я не ждал ничего серьезного от тебя, потому что ты даже свидание предложил только ради секса, о чем потом и напомнил. Да и встретились мы с тобой в Клубе, где явно не любовь на всю жизнь ищут, и ты мне ничего серьезного изначально не предлагал. — Как и ты. — Как и я. Но я объяснил, почему. Вадим подтягивает дрожащее тело повыше, удобнее устраивая на себе. Но Алтану кажется, что его окончательно взяли в тиски, отрезая путь к бегству. — А теперь позволь рассказать, как это выглядело с моей стороны. После того, как вы с Разумовским ушли, он написал мне, чтобы я к тебе не лез, потому что ты не такой, секс на раз не про тебя и всё прочее. Чего он не учёл — так это того, что ты мальчик любопытный и пришел не только на стрёмных дядек поглазеть. Что у тебя в голове творится, вообще хер знает, тебя никогда понять невозможно — то ты ласковый и лезешь целоваться, то игнорируешь часами и отвечаешь односложно — теперь-то хоть ясно, что ты сам не знал, как себя вести. Ты до встреч снисходил, когда, видимо, становилось скучно, и говорил большинство времени так, будто это ты ебешь всех перманентно и все тебе должны. Окей, золотой мальчик, проблемы с доверием, травмы в прошлом, я понял, — Вадим переводит дыхание, спотыкаясь на последней фразе. — Но по кому точно не понятно, что ему нужна любовь-морковь и сопли — так это по тебе. От тебя, прошу вспомнить, я вообще ни разу не услышал, что ты скучаешь, и ты можешь сейчас возразить, что это было не к месту — но ты даже не пробовал сказать что-то подобное в ответ. Когда от меня закрываются, ничего не говоря, и не проявляют инициативу, я просто не лезу. А вот секс с тобой был просто замечательный. Ты во время него хотя бы настоящий. Меня всё устраивало. Он заканчивает, рвано выдыхая; ходит грудная клетка под грудью Алтана. Он ни разу не видел Дракона в бешенстве, но сейчас не знает, где безопаснее: лежать сейчас на Вадиме или пытаться хотя бы перелезть через стол, чтобы не словить шальной удар. — Так что, золотой мой, не делай из меня вселенского мудака. Если и огребать, то обоим. Договорив, Дракон перестает сжимать Алтана — более того, чуть подталкивает в плечи, вынуждая подняться. Отчитывание закончено, и касаться друг друга больше ни к чему. Поднимаясь на негнущиеся ноги, он истерично думает, что лучше бы они просто порвали. Не было бы так больно и стыдно. Он встает ровно, чтобы сказать «спасибо» и теперь уже навсегда попрощаться — но оказывается усажен на стол и придавлен поставленным поперек бёдер предплечьем. — Я попросил уйти? — Нет. — Ты хочешь уйти? «Не знаю», — почти вырывается, но Алтан вовремя себя одёргивает. — Нет. — Тогда куда подорвался? -- — Сиди смирно. — Мне больно! — Больно будет, когда я начну пороть. Руку дал. Парень нехотя протягивает предплечье, которое Вадик уже успел несколько раз мазнуть жгущей зелёнкой. Густую тишину между ними можно резать ножом. Алтан готов вскочить и закричать что-нибудь обвинительное, но в душе у него странное спокойствие, которого быть не должно. У Дракона никого не было. Всё это время — кроме него, Алтана, никого. Вот только сильно ли он будет рад этому осознанию, если от их отношений теперь ничего не осталось? — О чём ты думал, когда продолжал встречаться со мной, предполагая, что у меня кто-то на стороне? — вдруг спрашивает Вадим, издевательски картинно дуя на раны. У него вид внимательный и серьезный, но пальцы сжимают руку Алтана с утроенной силой. — Судя по всему, ты каждую мою встречу воспринимал как поход налево. — Я был не уверен, — парень дергается, стоит Вадику надавить на кожу особенно жёстко. — Когда спустя сутки у тебя уже не осталось свободного времени для меня, я не мог не подумать о том, насколько тебе похер, увидимся мы или нет. — Я понял, что до экзаменов тебя лучше не трогать, потому что ты нервный, и виделся с Волковым, — Вадим поднимает глаза, удивленно смотря в искаженное болью лицо. — Волков — мужик Разумовского, а Разумовский — твоя лучшая подружка, которая знает подход. Мне надоело тебя обхаживать, потому что ты даже о кошмарах своих не рассказываешь наутро, и я пошел по короткому пути. Сердце разгоняется и с размаху насаживается на рёбра. Вадим делал что? — То есть, принять то, что у меня есть секреты, ты не можешь? — Алтан вырывает лодыжку из чужих рук, готовясь в случае чего перелезть через стол. — Или хотя бы прямо спросить, а не пытаться разузнать мою подноготную за спиной? — Виноват, золотко, — Вадик ведёт ладонью по голени и похлопывает по коленке, чтобы спустя миг зафиксировать ногу в жёстком захвате. — Но что делать простому любопытному человеку, если уж больно не хочется разбивать лоб о стенку? — Много узнал? — Ничего. Я не стал у Волкова ничего спрашивать. Но злишься ты очень смешно. — Иди нахуй. — Совсем осмелел, я смотрю. Меня выебать — это надо еще заслужить. — Сама возможность греет мне душу. — А она есть? — Ты всю высосал… АЙ. Твою мать! Зеленка заливается в глубокую рану больно, расходясь жжением по ноге. Тогда болело не так; тогда ноги были зажаты настолько, что Алтан их не чувствовал. Сейчас боль — детская, напоминающая о падениях с велосипеда и играх в саду. Большая ладонь поглаживает колено, отвлекая; напряжение между ними нарастает по новой после каждой перекидки репликами, и возможность переключиться даже на такие касания кажется Алтану спасательным кругом. -- До парковки рядом с парком доходят молча. У Вадима лицо слишком сосредоточенное, чтобы Алтан влезал с диалогом — да и сказать ему нечего, потому что всё в голове еще не уложилось. Утром он думал, что лучше закончить эти встречи и не видеться никогда больше — сейчас медленно капает на мозг осознание, что его самого видели острой ледышкой. И это обидно вдвойне — за себя в первую очередь, за то, что не взял то, что мог. Но как было набраться смелости, когда рядом Дракон, такой стремительный и независимый, на своей волне, будто он, как перекати-поле, прекрасно живет без капли чувств? Алтан утопает в широком сидении и рассматривает светлый затылок. Не садиться спереди — привычка, выработанная паникой в такси, и Вадим, к огромной радости, не предлагает пересесть. Он мягко выруливает к выезду с парковки, вставая в очередь из нескольких машин. — У меня были другие, — выдает он, не оборачиваясь. Сердце Алтана ухает вниз, вылетая в дыру, и забирает с собой все органы. В голову дает осознанием сказанного, и та кружится до помутнения предметов. — Что бы ты сделал, если бы я так сказал? — Я знаю, что придушу тебя прямо сейчас, — шипит парень и было тянется, чтобы дернуть за торчащие светлые волосы, но отмахивается на полпути. — Я бы сказал «окей» и ушел. Я ожидал такого расклада. — Насколько же сильно ты меня ненавидел, — глухо отзывается Вадик, выезжая из парка. — Но еще больше себя. Тебе самому не жаль себя было, брать в рот у мужика, который еще вчера, по твоим домыслам, кого-то долбил? — Останови здесь, — просит Алтан, ощущая отвращение, ярость, разочарование и желание никогда больше не говорить с этим человеком. — Я сказал остановить. Выпусти меня и катись нахер. Вадим только прибавляет скорость, растворяясь в потоке машин.  — Это проблема, Алтан, — не обращая на просьбы никакого внимания, продолжает он. — Встреть ты меня десятилетней давности, сейчас бы рыдал на лавочке в парке. Какого хера ты не уточняешь, на что идешь? У меня мозги и опыт, и я сразу понимаю, с кем в какие игры играть, но у тебя был охерительно огромный шанс напороться на кадры похуже. Да блять, — он резко выкручивает руль, что Алтана бросает в сторону, и смачно матерится прямо с открытым окном на подрезавшего их мудака. Слёзы капают, как воск со свечи, оставляя на шортах тёмные пятна. Всё, чего он боялся, Дракон расковыривает ножом без анестезии, вставив в живот по рукоять. В такое же мясо сейчас вся душа, стремительно истекающая кровью. — Думал, мне всё равно? Так вот, всё равно тем, кто подбивает на сессию и после этого прощается навсегда. А теперь сравни. Оставшийся путь они оба молчат. Вадим — потому, что, видимо, выдал всё, что хотел. Алтан — потому что одна мысль перебивает другую, утягивая его на дно. Можно ли верить Вадиму? Можно ли слушать Дракона? Все его речи похожи на «посмотри вокруг, я — лучшее, что могло случиться с тобой», и от мыслей о типаже людей, говорящих подобное, бросает в дрожь. Но вдруг ему и правда сказочно повезло во всём Клубе наткнуться на человека, с которым можно что-то построить? Алтан смотрит на улицу сквозь тонированное окно, радуясь, что никто не видит его таким разбитым, и думает, что ему делать дальше. Набраться смелости и сказать «давай попробуем»? Спросить ещё что-то, чтобы быть до конца уверенным? Не спрашивать ничего и принять, что все проведённые вместе вечера и ночи хоть что-то, да доказывают? Он не знает. Мысли проносятся из края в край, не зацепляясь друг за друга, и Алтан оставляет попытки обдумывать всё в такой обстановке. Шум машин, крики людей с улицы и давящий одним присутствием Вадик — не самые располагающие декорации, чтобы принимать решения. Парень откидывается на сидение и прикрывает глаза, смазывая окружение во всполохи света. Ушибы болят на каждой дорожной неровности, вызывая шипение, и в один момент ему кажется, что машина едет медленнее. Когда он снова входит в реальность, за окном мелькают подозрительно похожие здания. Ровно такие же, как по дороге к его, Алтана, дому. — Куда мы едем? — спрашивает он со слишком явным напряжением в голосе. Вадик посмеивается, притормаживая на переходе. — Было бы неприлично везти тебя без спроса ко мне домой, — по голосу слышно, что он опять скалится. — Так что к тебе. В кафе, думаю, ты с таким лицом не сильно хочешь. Или есть другие предложения? — Нет. Давай до меня. У него есть идея, но Алтан не решается сказать сразу. Так что оставшиеся десять минут они проезжают молча, слушая лишь шум улицы и тихий рокот двигателя. Когда авто тормозит у ворот, и парень выходит, он замечает, что Вадим остается на месте. И тогда без сомнений наклоняется к спущенному стеклу, чтобы сказать: — Может, зайдешь?