Сладкое золото

Язык гибко оглаживает зубочистку. Слева, справа, упирается в острый кончик, чтобы поводить по кругу и толкнуть вверх сильным движением. Алтан отворачивается и занимается распаковкой пирожных, дергано разрывая плёнку. Придя на кухню, Вадим первым делом вытряс несколько зубочисток и теперь методично кусал и вылизывал каждую, заставляя вспоминать всё, на что способен его длинный язык. Полчаса назад Алтан проснулся от того, что его куснули за бедро. -- Он покачивается и плывёт, не открывая глаз. Перекатывается, поднимается в воздух, удобнее устраиваясь на твёрдом… Приоткрывает глаза, чтобы увидеть тусклую вечернюю подсветку комнаты. Взгляд выхватывает экран с кнопкой паузы, оставленный на диване плед и пёстрое плечо несущего Алтана Вадима. Парень сонно мычит, не понимая, зачем его разбудили и что собираются сделать; ерзает в чужих руках, защемив волосы, и недовольно стонет, желая только лечь на мягкое и завернуться в свое одеяло. — Вы можете наблюдать удивительную картину: дикая змея издает угрожающие звуки, пробудившись от векового сна, — комментирует Вадик, укладывая Алтана на покрывало и тут же заворачивая, как гусеницу. — Сколько я спал? — тихо спрашивает парень. Сил ссориться нет; ему нравится наконец чувствовать себя спокойно рядом с Вадимом, вспоминая их недавний разговор и его слова. Алтан нужнее сессий, нужнее разнообразия и нужен просто как человек. Не за то, какой он классный и податливый в постели. Просто так. Без условий. Верилось не до конца, но при каждом воспоминании чужие слова царапали что-то в душе. — Целых… — Вадим медлит, кидая взгляд на электронные часы у кровати. — Десять минут. С пробуждением от спячки! — Придурок, — безобидно сообщает Алтан, зарываясь носом в покрывало. Одеяло было бы лучше, но ему так тепло, что вылезать из убежища теперь не хочется. — Обними меня. — Ух ты, прогресс! — его сгребают, прижимая к груди, и всё, что остается Алтану — медитативно дышать чужим тяжелым запахом, не особо веря, что они теперь просто так говорят после того, что сказали друг другу какие-то минуты назад. — Ещё немного, и я совсем перестану с тобой говорить, — обещает парень и притирается удобнее. Грей меня, грей, просит он мысленно, прикрывая глаза. Спасибо возникает в мыслях само собой, а за что — он и сам не понимает до конца. — Хочешь попробовать приказы жестами? — жаркий шепот на ухо, заставляющий сотрясти покрывало дрожью тела. — Есть у меня одна табличка… — Приказывать буду я, — вопреки ощущениям шепчет Алтан, но выходит не так жёстко, как он планировал. Парень тушуется на пару секунд, понимая, что таким тоном он может максимум робко просить. — Встанешь передо мной на колени? — Только если после этого ты ответишь «да». — Что? — Что? — До утра ни слова, — бурчит парень в одеяло, отчаянно напрягая лицо, чтобы не улыбаться. — Кто вообще шутит про свадьбу в разговоре о Теме? — Между прочим, — Вадим встрепенулся, сгреб расслабленное горячее тело ближе и закинул на него адски тяжёлую ногу, придавливая к прогибающемуся упругому матрасу. Алтан успел только коротко вздохнуть. — Пару лет назад девочке сделали предложение прямо в Клубе. Это было красиво, — пальцы нагло находят волосы и начинают разбирать их, как игрушечные. — И часто у вас… женятся? — осторожно спрашивает парень, не зная, что чувствует. Насколько крепкие и долгие отношения заводят люди из Клуба вообще? Сергей и Олег — исключение или правило? Он для Вадима — редкое событие или укоренившаяся традиция?.. — Предложение на моей памяти было одно, — пальцы останавливаются в волосах — замирает и сердце Алтана, — а потом продолжают свои движения. — Иногда приходят уже женатые пары, иногда на пальце к следующей встрече появляется кольцо, — он медлит ещё, так несвойственно для своей обычной быстрой и экспрессивной манеры, что парень хочет было закончить разговор, чтобы не заставлять рассказывать еще больше, чем успел выбить за вечер. — Но это единичные случаи. Туда нечасто ходят за любовью и браком, как понимаешь. Тема может стать началом чего-то большего, может стать продолжением, но случается, что кто-то годами не может найти себе места. Например, когда за кем-то закрепилась репутация хорошего Верхнего, и получить десять плетей от него хотят больше, чем букет ромашек. Алтан не находит, что ответить. Хотел Вадим или нет, но бил он точно в их недавнюю ссору. — Иногда обидно, что тебя воспринимают только со стеком в руке, — тот посмеивается, выше закидывая на Алтана ногу, то ли желая придавить, чтоб не сбежал, то ли просто устраиваясь удобнее и не обращая на него внимания. — Обратная сторона — те, кто пытается найти себе постоянного партнера вне Темы, но понимает, что иногда всё-таки не хватает чего пожёстче. Благо, сейчас с этим лучше. Спадание завесы тайны и осознание того, что какие-то базовые БДСМ-ные вещи легко включить даже в самый обычный секс, популяризация Темы как таковой… — Дракон задумчиво наматывает хвост чёрных волос на кулак. — Так что нам, считай, повезло. Мы друг другу подходим. Подходим ли? – думает тут же парень, мысленно перебирая образы и думая, какой Вадим на самом деле. Искал ли он в тот вечер мальчика на пару часов, хотел ли просто красивую игрушку? Когда решил начать что-то большее — после первых встреч или много позже?.. — И какой из описанных типов ты? — все же спрашивает Алтан. Намёков было достаточно, но опыт последних дней научил его задавать вопросы в лоб. Додумывать всё равно получалось из рук вон плохо. — С тех пор, как я впервые прилюдно подвесил сабу под потолок, найти кого-то не только для сессий стало проблематично, — Вадим перекатывается на спину и смотрит в высокий потолок. — Я, конечно, пробовал заводить отношения в Клубе, но как-то не срасталось. Когда сходишься с человеком, имея только одну точку соприкосновения, и не знаешь об остальных, сложно определить, выйдет из ваших встреч что-то хорошее, или нет. К тому же, — усмешка вызывает жесткие складки на гладкой щеке, — я бы не особо хотел, чтобы каждый первый в Клубе знал, где и кем я работаю. А наткнуться на кого-то из Темы в обычной жизни — шанс один на сто тысяч. Ловушка. Алтан понимающе хмыкает. — И кем, они думают, ты работаешь? — Не знаю. Наверное, все считают, что я держу завод по производству байков, или, по меньшей мере, двадцать четыре на семь бью тату крутым ребятам. Секунда. Две. Смешки взлетают под потолок, когда каждый представляет своё после сказанных слов. — Нет, все-таки, препод с длинной указкой сексуальнее, — сообщает Алтан, думая о Вадиме в рубашке и брюках, и зачем-то обязательно в очках. — Насколько жесток ты со студентами? — А ты думаешь, я своё прозвище из берестяных грамот взял? Студенты и прозвали. За то, что спалить могу нахер, если увижу, что списывают, — взглянув в чужое лицо, подсвечиваемое рыже-жёлтым ламповым светом, парень видит глубокий взгляд взрослого человека, который работает с людьми не один год. Но только на миг — дальше черты вновь оживают, а светлые глаза блестят, когда Вадим поворачивает голову к Алтану: — Интересуешься длинными указками? У меня как раз завалялось несколько. — Да у тебя всё завалялось, — поддевает парень, отчаянно приминая начавший разгораться внутри огонь. Что может оказаться в шкафах у Дракона? Стеки? Хлысты? Кнуты? Розги? Каждая из этих вещей вызывала у Алтана жгучий испуг, граничащий с желанием, сильным, но заставляющим внутренности сворачиваться клубком. Хотел бы он, чтобы его порол Вадим теперь, после их разговоров за чувства? Или же рука Дракона будет более подходящей?.. — А знаешь почему? — Вадим косится на него, хитро прищуриваясь, и у глаз собираются морщинки. — Потому что кого-то еще не пороли за то, что слишком много думает. — Это называется «overthinking», — парень закатывает глаза и выпутывается из одеяла, поднимается на локтях, чтобы ткнуть пальцем в пёстрое плечо. — И это твоя вина, что во время секса я вообще способен думать. И, наверное, говорить последнее было страшной ошибкой. Алтан с замиранием сердца наблюдает, как за пару секунд меняется чужое лицо. — Во время сессии думать не будешь, — утверждает Дракон, смотря в ответ внимательным взглядом, втыкающим внутрь раскалённые штыри. — Если позволишь мне, я могу сделать так, что ты улетишь далеко и надолго. Раз, два, три. Тикают часы в соседней комнате, отдаваясь тихими щелчками у стены. Двое замирают, ожидая реакции друг друга, и дыхания звучат как порывы ураганного ветра. — Позволю что? — спрашивает Алтан, хотя сердце заходится в испуганном ритме от одной мысли о том, как он будет рыдать и стонать под этим человеком, не контролируя и не помня себя. Он не мог представить себе, что сможет когда-то разрешить себе абсолютно любые реакции рядом с Вадимом. Даже за то, как просил кусать в их последний раз, стыдно до сих пор — он тогда зарылся в одеяло, как только они дошли до душа и улеглись обратно, и отчаянно хотел больше не смотреть в холодные глаза цвета студёной воды. Потому что это неприлично и некрасиво, и низко, и отвратительно, и люди его, Алтана, возраста не должны кричать, умоляя сделать что-то, даже когда… — Взять тебя в свои руки. Делать всё самому, пока ты будешь принимать. Делать с тобой то, что вызовет не только стоны в подушку, — голос становится тише и ниже, будто сообщает что-то очень секретное и запретное, что нельзя обсуждать вслух. Глаза цвета льда совсем близко, и Алтан осознаёт, что всё это время клонился ниже к Дракону. Горячая рука ложится на талию, притягивая ближе, и следующие слова уже почти шепчутся на ухо: — Но самое главное, ты должен сам себе разрешить отпустить контроль и быть не идеально сдержанным в острые моменты. Только если ты не будешь давить эмоции и реакции, как бы они ни проявлялись, ты сможешь насладиться всем, что получаешь. Если будешь думать о том, что было вчера, что будет дальше, о том, как ты выглядишь и как будешь общаться со мной потом, то не расслабишься. Смысл в том, чтобы ты не думал о том, что делать дальше, а позволил хотя бы в какой-то степени это мне, — кончик носа ведёт тонкую линию за ухом, невесомо чертит под челюстью, заставляя запрокинуть голову и прикрыть глаза. — Ты хочешь держать всё в узде — это хорошо. Ты хочешь быть красивым и хорошим, и ты красивый и хороший. И ты останешься таким, даже когда перестанешь обдумывать всё по десять раз и бояться показаться не таким сильным и очаровательным. И когда упустишь часть контроля, на самом деле приобретёшь ещё больше, — короткие сухие поцелуи порхающими бабочками летят по шее, легко щекоча кожу до другого уха. Горячее дыхание окутывает скулу, и парень прерывисто вздыхает на грани всхлипа, жалобно сводя брови. — Не бойся меня и не бойся доверия. Ты был просто замечательным в наш последний раз, когда не ждал предательства и не просчитывал, откуда придёт опасность. Но после ты снова закрылся. О чём ты думал тогда? — О том, что ты не мой и моим не будешь, — выдавливает Алтан, вспоминая ту ночь. И что такого, как ты, у меня никогда не было, и я не знаю, где найти ещё, — думает уже себе парень, готовый уползти под кровать от того, каким жалким себя ощущает. Пальцы подрагивают, когда он пытается убрать с шеи волосы. Дракон хвалит его так, как никто не хвалил, держит так, как не держал ни один любовник. Каждое его слово — как мягкое прощупывание, и с каждым движением он проминает всё глубже, заставляя ослабеть и растаять. Алтан чувствует себя укутанным в кашемир, обнимаемый сильными осторожными руками, и чувства, будто оттаявшие, поднимаются из нутра. От них сводит ноги, становится вакуумно пусто внутри, и эта лёгкость пугает, потому что похожа на падение с высоты самолёта. — Сейчас я твой, и ты это знаешь, — чётко выговаривает Дракон, медленно поглаживая Алтана по спине. Он заставляет парня распластаться на себе, прижавшись совсем близко к высоко вздымающейся при дыхании груди. — И я очень хочу, чтобы ты был моим, потому что такого прекрасного мальчика нужно ещё поискать. Я вот себе уже нашёл, — он тихонько посмеивается Алтану в висок, и тот улыбается в ответ, дрожит всем телом. Зачем Дракон говорит всё это ему? Откуда у него столько красивых слов для такого, как Алтан? Неужели он совсем не обижен на то, что парень только что говорил? Дракон всё ещё хочет его и отношений с ним, и Алтан ему нравится так сильно?.. — Н-не теряй, — еле выдавливает парень, стараясь стать как можно меньше на большом сильном теле. Это всё, на что его хватает на волне укачивающего медленными волнами спокойствия, что принёс тихий приятный голос, о котором он и не мечтал. -- — В следующий раз будить тебя буду я, — обещает Алтан, отпивая чая, наблюдая за тем, как Вадим теребит зубочистку, с нескрываемой ненавистью. — И кусать буду точно не за бедро. — Откусишь мне член — не получишь треть оргазмов, — Вадик даже не отрывается от телефона и не может оценить всю опасность, исходящую от сидящего напротив парня. — И вообще-то, тебе нравятся укусы. — Не когда мне снится тропический лес, — Алтан потирает переносицу, прикрывая глаза, в кои-то веки без линз. — Не сильно приятно, когда ты бежишь к водопаду, и вдруг тебя что-то больно хватает за ногу. — Больно?! — разочарованно вопрошает Вадим, даже зубочистка чуть не выпадает из зубов. — Дай поцелую! — Заразишь бешенством, — втыкает шпильку Алтан и уходит к балкону, прихватив с собой чашку. Утро начиналось прекрасным золотым солнцем, льющимся в окна прозрачными лучами, но постепенно перешло в серый цвет, ватой заволакивающий небо. Спешащие машинки на виднеющейся с этой стороны дома дороге казались придавленными тяжелыми воздушными массами. Он вздрагивает, стоит горячему мокрому рту припасть к сгибу шеи; чужая рука придерживает чашку, чтобы та ненароком не накренилась. Второй рукой Вадим обнимает его поперек талии, прижимая к себе, как плюшевого медведя. — Ох уж это нежное ранимое существо, — воркует он, зарывается носом в уложенные кремом с цветочным запахом волосы. — Кстати, про тропики, — перед лицом Алтана появляется экран телефона с киноафишей. — Как насчёт отложить свои злодейско-цветочные планы и сходить вот сюда? Ох, ну конечно. Теперь Вадим будет припоминать ему тот разговор до конца отношений. — Вместе мы около трёх месяцев, — считает Алтан, попутно читая описание к фильму и отчаянно краснея от нового слова. Вместе. — Если учитывать, что свидания обычно раз в неделю, то жизнь должна нам двенадцать кино. — Столько раз нас работники кинотеатра не выдержат, — пальцы поддевают край большой футболки, проходятся по ребрам маленьким пожаром и ныряют под резинку штанов, оглаживая подвздошные кости. — Первый ряд или последний? — Мне всё равно, где наслаждаться хорошим фильмом, — обрывает фантазии Алтан, невозмутимо отпивая ещё чая и наблюдая за тем, как машины на перекрёстке не могут разъехаться. Чужие лапы мягко прощупывают кожу, водят по мягкой короткой щетине, что успела отрасти в паху за несколько дней. — Ты животное. — Принести тебе тапки? — весело интересуется Вадик, поднимая Алтанову руку вместе с чашкой и делая пару глотков. — …или нассать в них? Локтем в бок получать неприятно, но даже после этого он смеётся, сгребая Алтана в охапку. -- Вадим вкладывает большой стакан кофе в холодную ручку, едва не роняющую от неожиданности напиток. Алтан вздрагивает от касания, почти непонимающе смотря то на питьё, то на спутника, хлопает раскосыми глазками пару секунд. — Неужели было настолько скучно? — притворно-печально вопрошает Вадим, делая несколько больших глотков из своего стакана. — Я развлекал тебя как мог! — И из-за этого я пропустил половину фильма, — огрызается парень, правда, как-то беззлобно, будто по инерции. Он начинает шагать по аллее, рассматривая влажный после дождя асфальт, и вид у восточного принца такой печальный, что впору дать конфетку, чтобы не дулся. — Всё это… по-другому. Когда мы встречаемся. Я не до конца ощущаю, как должен себя вести. Будто заново начали. — Если тебе будет легче принять непростой факт того, что мы не только ебёмся, — Вадим понижает голос, но всё равно выходит достаточно громко, чтобы Алтан осмотрелся и начал шипеть, — то можно считать, что заново. Первое нормальное свидание, неловкие касания, нежный поцелуй под подъездом в конце вечера и обещание ещё более нежного мин… — Замолчи, твою мать, — рычит парень, ускоряя шаг, как только они чуть не сталкиваются на повороте с двумя женщинами с детьми. — Просто замолчи. Я всё понял. Нихера ты не понял, — думает Вадик, смакуя сладкую пенку. Скажи ему кто лет десять назад, что он будет ходить под ручку с парнем, которого успел разложить в разных позах, и ожидать его благосклонности, смеялся бы Вад от души. Но вот он здесь, как влюблённый студент берёт мальчику кофе и подгадывает момент, как бы красиво предложить продолжение вечера. А раньше и предлагать не надо было — все всё понимали и знали, зачем пришли. Из-за этих свиданочных издержек он в своё время вообще пару лет на свидания не ходил. Вадик вздыхает. Издержки издержками, а вот так, неопределённо и глупо, теперь было даже интересно и приятно. Потому что — а вдруг не захочет? А если скажет просто проводить его до дома и не пустит дальше ворот? От всех этих «если» и «вдруг» оскал сам появлялся на лице, а кончики пальцев покалывало в предвкушении того, что же будет дальше. Впервые за столько времени после их первого раза Вадим не мог точно сказать, что же будет в конце вечера. — Я когда поступал, — начинает Алтан, смотря куда угодно, но не на Вадика, и тот предчувствует душещипательную грустную историю из жизни подростка, — на меня вся семья так смотрела, будто я в проститутки пошёл. Я тогда ещё думал, может, ну поступить на что-то более подходящее? А мама поддержала. Сказала: самое подходящее — то, что подходит тебе самому, если не думать о нуждах семьи. Семья для человека, а не человек для семьи, что-то такое, — он смотрит перед собой, на дорогу, где носятся среди ночных огней машины, наполняя воздух шумом. — Думаю, сейчас она бы сразу поняла, что со мной что-то не то. — И приняла бы тот факт, что ты встречаешься с мужиком, годящимся ей в любовники? — брякает Вадик, но спустя секунду, видя, как темнеют вишнёвые глаза, прикусывает язык. — Ладно-ладно, я понял. Никаких шуток в эту сторону. Магическая атмосфера вечера разбивается о тупую фразу. Не поддевать Алтана — сложно. Не шутить привычные шутки — сложно. И вообще весь он на поверку какой-то сахарный, и даже обычно любящий доёбывать людей Вадим не решается воскресить диалог очередной шуткой-хуюткой, которые буквально пару недель назад работали безотказно. В авто душно и влажно, и чёрные кудри, собранные в хвост, начинают пушиться и сладко пахнуть на весь салон. В них хочется уткнуться носом и сидеть так до последнего, просто потому что вкусно и приятно, но Алтан перекидывает хвост через другое плечо, отрезая пути к маленькой шалости. И только в этот момент Вадим замечает слабую, почти нежную улыбку на блестящих от прозрачного бальзама губах. Так Алтан ему не улыбался никогда — без вызова, без страсти, без прищура недоверчивых глаз, без напряжённого просчитывания, как будет смотреться его лицо, если улыбнётся чуть шире. За пару мгновений он из гордого недоступного наследника семейного бизнеса превратился в молодого мальчика-гея, милого и неловкого на первом свидании. Прямо как тогда, после клуба, когда порывисто обнимал его у ворот. Вадик-из-прошлого сказал бы не вестись на этот пиздец, затянет ведь, не вылезешь. Вадим-настоящий только лыбится в ответ, заводя машину и мягко выруливая на оживлённую дорогу, ведущую к замку сладкой золотой статуэтки. -- Когда они подъезжают к роскошному, слишком большому для одинокого парня особняку, Вадим по получасовому молчанию понимает, что спать сегодня он будет один. Алтан какой-то притихший, не чета началу знакомства, кажется, тронешь — рассыплется лепестками. Чем сильнее давишь, тем твёрже становится. А стоит воздействовать мягко — плавится, что свечной воск. Почему люди начинают защищаться ото всего так отчаянно? Почему ласка пугает их больше, чем похабные намёки? Не потому ли, что за всю свою жизнь ласку этот фарфоровый мальчик получал только от мамы и любовников? Вадим уже готовится было прощаться и поворачивается к распушившемуся птенчику, как его руки несмело касаются теплые кончики пальцев. Он вопросительно смотрит на Алтанову руку, что задерживается на его коже, словно на раскалённой поверхности. — Останешься? Конечно я, блять, останусь. Кто откажется от шанса трогать тебя всю ночь? Вслух Вадим этого всего, конечно, не говорит. Вслух он улыбается, сжимая на миг холёную ручку, и ждёт, пока ему откроют ворота. -- Резинка с волос стаскивается медленно — Алтан стонет, придерживая хвост у корней. Кудри тяжело падают на плечи, распыляя сладкий аромат — Вадим зарывается в них лицом, перебирает пальцами, разбирая пряди, пока вжимает мальчика в дверь, едва ступив за порог спальни. Они окутаны темнотой и жаром, Алтан под ним распалённый, как после бани, и источает запах настолько дурманящий, что впору закружиться голове. Кажется, они действительно мало целовались. Кажется, всё это время Дракон не видел того, что Вадим нашёл после первого же свидания. — Мы упустили кое-что важное, — тихо шепчет мужчина, мягко и нежно прижимаясь к губам со вкусом мёда.

'Cause I need something more than everything A higher self deep within 'Cause I need something more than everything A higher self, a higher self And I know we need a little heart hope I know we've gotta outgrow And feel a little heart hope