Сладкое золото

Зубы крепко прихватывают загривок, вызывая протяжный стон от горячей боли, жгущей кожу. Они едва успели разбежаться по ванным — в последний раз были в душе с утра, и Алтан огромным усилием воли вывернулся из захвата чужих рук, отправив их обладателя в гостевую ванную, а сам сбежав в свою, где было всё необходимое, — и теперь каждый распространял свой аромат. Вадим — хвойный, от давно забытого на полке геля для душа; Алтан — виноградный, горький, настолько сильный, что даже ему самому кружил голову. Или же всё дело было в Вадиме, который придерживал Алтана за рёбра своими горячими ладонями, пока настойчиво притирался меж его бёдер своим твёрдым членом. Челюсти его периодически смыкались то на шее, то у плеча парня, отвлекая на себя, но не позволяя забыть о прикосновениях сзади — и тот уже начал плыть, едва держась на дрожащих локтях. Палец в смазке кружит на входе, надавливая несильно, отчего Алтан заходится в недовольном хныканье и подаётся назад, пытается насадиться — палец входит на фалангу, а затем выходит снова, чтобы продолжить обводить сжимающуюся мышцу. — Да твою мать, давай-АХ, — палец резко входит на всю длину, а Вадим впивается в сгиб шеи, опаляя кожу своим жарким дыханием, и это хорошо настолько, что Алтан пригибается к постели, разъезжаясь на локтях, пока его ритмично насаживают, не ослабляя хватку зубов. Останется не один след, и это будет не замазать — Вадим знает, где кусать, чтобы точно скрыла рубашка (Алтан с удивлением обнаруживает это знание, проследив, куда попадают укусы). — Ещё один, ещё… Пальцы у Вадима, что надо — крупные, большие, мягкие, они идеально растягивают и не делают больно, широко оглаживают стенки внутри, добираясь до простаты будто играючи. Парень вцепляется в одеяло и скулит на одной ноте, стоит двум подушечкам начать медленно массировать комок нервов, вызывая сладкую-сладкую дрожь и потоки удовольствия, отдающие в самую головку напряжённого члена. Вадим не спешит; осторожно прокручивает пальцы, меняя угол, и касается с другой стороны, потом перемещает касания ещё и ещё, будто хочет огладить простату со всех сторон. По ощущениям, ему это удаётся, потому что каждые пару секунд привыкший было Алтан скулит вновь, стоит мужчине задеть новые чувствительные места. Третий входит с нажимом и долго. Парень утыкается лицом в постель и отчаянно уходит от давления, хоть и знает, что всё это ему на пользу. Широкая ладонь невесомо гладит по спине и сильно давит на поясницу, заставляя податься назад и прогнуться. Нежность нежностью, но Вадим сверху, и Вадим знает, как лучше. Поцелуи спускаются от шейных позвонков вниз, глубоко и медленно губы прихватывают кожу, заставляя вздрагивать. Когда Вадим уже дышит ему в поясницу, Алтан чувствует, как тупая растягивающая боль уходит с привыканием мышц. Расслабиться сложно — он осознает, что в эти долгие минуты всё тело было напряжено, — но, с облегчением выдыхая, парень позволяет чужим пальцам наконец войти до упора и замереть, пока Вадим добирается ртом до его ягодиц и с азартом покусывает их, время от времени издавая кайфующие звуки. — Ваше нежнейшество не уснули? — спрашивает он, прежде чем сильно впиться зубами в бедро. Парня подкидывает, поджимаются пальцы на ногах; шёлк одеяла почти трещит, зажатый онемевшими пальцами. Вадим сзади тянется к смазке, выливая на пальцы ещё порцию, прежде чем, не дожидаясь ответа, начать двигать в Алтане тремя пальцами, пошло хлюпая и будто нарочно стараясь делать это как можно громче. — Некоторым, конечно, нравятся спящие, но я люблю, чтоб над ухом кричали. Алтан ясно слышит ублюдочный оскал в чужом голосе, и потому тянется за спину рукой, пытаясь ухватить короткие волосы. — Ты у меня сам кричать будешь, если не заткн… ох… а… Рука валится на кровать, когда Вадим подныривает под свою руку и влажно обхватывает ртом мошонку, посасывая и вылизывая широкими движениями, пока продолжает двигать пальцами, ускоряясь. Внятных слов не остаётся — Алтан даже не успевает решить, когда именно расцарапает Вадиму лицо за неуместные шутки, потому что даже мысли отказываются складываться в предложения. Все чувства перетекают назад, туда, где пальцы всё сильнее растягивают вход, а самый кончик языка порхает над яичками, выбивая мелкую дрожь, как от тока. Вадим разводит пальцы в последний раз, максимально растягивая стенки, и вынимает их с громким хлюпом, режущим слух. Он припадает носом к подрагивающему телу под собой, пока натягивает резинку, вдыхает сладко мешающийся с потом ягодный запах. Откидывает с шеи длинные кудри, сбрасывая их набок, так, что они заслоняют Алтану обзор — тот фыркает и крутит головой, убирая тяжёлые пряди. Назойливые губы тут же прихватывают влажную от пота кожу у самой кромки волос — Вадим сегодня щедр на поцелуи и занимается ими каждую свободную секунду, целуя то, до чего дотягивается. Его член туго и скользко входит внутрь, выбивая воздух из лёгких, — всё же после четырёх пальцев было намного легче, — твёрдая грудь прижимается к напрягшейся Алтановой спине. Тот измученно сдавленно стонет, стоит плоти войти до упора. Жарко трётся кожа о кожу, когда Вадим двигается короткими толчками, выходя на пару сантиметров. Он так и не выпускает из захвата зубов Алтанову шею — вцепился осторожно, но крепко, как зверь, зажавший свою пару и не планирующий отпускать, пока не насытится. С каждым толчком он всё сильнее жмет парня в кровать, заставляя ноги разъезжаться до боли в связках, а вход растягиваться в угоду хлюпающему смазкой члену, который время от времени сладко задевает простату, вызывая бессильные стоны. Алтан растворяется в тесноте и жаре под большим телом; Вадим везде одновременно, и невозможно уследить за его руками, которые сжимают то одно бедро, то другое, то сразу оба, смачно насаживая на, кажется, становящийся ещё твёрже член. Куда ещё?.. Толчки ускоряются, становятся шире — Вадим размашисто двигает бедрами, каждый раз вбивая Алтана в постель, отчего матрас пошло ритмично скрипит, дополняемый короткими непрошеными стонами. Его возит туда-сюда по шёлку одеяла, бьют каждый раз волосы по лицу, липнут к груди и шее, мокрым от пота. Раздражают бесконечно; Алтан то и дело тянется их убрать, но под резкими частыми толчками не может даже поднять руку. — Волосы! — хрипит он в один момент, еле выговаривая слово под отбойным молотком, коим Вадим решил стать для его задницы. — Заебало, возьми… Толчки замедляются, становятся почти расслабленными. Правда, входит Вадим всё так же глубоко, находит правильный угол, чтобы бесконечно массировать простату головкой, и, послушав разнузданный скулёж снизу, наконец прямо во время движений собирает чёрную копну двумя руками в подобие хвоста, чтобы тут же с силой мотнуть волосы на кулак и оттянуть медленно, властно. Голова Алтана подаётся назад, заставляя поднять лицо. Так он и лежит — с членом внутри, грудью на постели, с откинутой головой, которую крепко, как на канате, удерживают за намотанные тёмные кудри. Так не заглушить стоны, не уткнуться в подушку, скрывая лицо — он как на фото в паспорт, открытый и беззащитный, позволяет человеку сзади видеть всё, что происходит с эмоциями: сходятся брови на каждом толчке в простату, приоткрыт рот в беспамятстве, подрагивают губы, стоит мужчине неосторожно (специально) дёрнуть за волосы чуть сильнее. Алтан уже близок к разрядке: низ живота сводит, напоминая о подбирающемся оргазме, и сладко перехватывает дыхание от толчков, и в голове шум, и перед глазами плывёт, заволакивая темнотой… Боль приходит в мышцы на особо грубом толчке — плечи ноют от неудобной позы: Алтан больше не может упираться локтями в постель, но и опуститься ему не даст чужая рука, крепко оттягивающая голову. Мысль появляется внезапно, мимолётно, как пролетевшая над ухом стрекоза. Алтан хочет расслабиться и не думать ни о чём сейчас, когда он так близко к тому, чтобы сильно и сладко кончить, и раз он не может держаться сам… — Руки, — односложно просит он сквозь зубы, хватает воздух, которого не хватает из-за бешеного ритма, — возьми мои руки, я… не м-могу… Он протяжно стонет, стоит хватке в волосах чуть ослабнуть — лишь для того, чтобы Вадим чуть подал руку вперед, заставляя опуститься на постель. Его толчки сильные, размеренные, он не прерывается даже на миг, проводя свободной рукой сначала по одному плечу Алтана, затем по второму, направляя его руки назад, за спину, и собирая скрещенные запястья в охапку. Парень стонет, стоит чужим сильным пальцам крепко обхватить сразу обе его руки, прижать к крестцу, удерживая на месте. Вадим снова тянет за волосы и одновременно за запястья, вынуждая приподняться и податься назад, сильнее сгибая колени. Сейчас он может направлять движения Алтана, как хочет — в его руках два рычага, откликающихся на любое движение. Дракон насаживает его под выбранным углом, удерживая наверху за волосы и направляя движения таза, подталкивая Алтановыми же руками его поясницу. И это, думает тот, уже скоро будет совсем некомфортно и больно… …но Алтан лишь прикрывает глаза и надрывно стонет, приближаясь к оргазму. Он расслабляется в чужих руках — сильнее разъезжаются ноги, возя по скользкому белью, и Дракон буквально удерживает парня от падения своими большими, сильными, властными… Алтан задыхается, сотрясаясь в оргазменной судороге; дёргает руками в попытке освободиться, рвётся вперед головой в надежде спрятать лицо в одеяле — но ему не дают кончить никак, кроме как навесу, в том положении, в котором его фиксирует Дракон, сжимая судорожно напряжённые запястья сильнее. Корни волос натягиваются до предела, кажется, ещё чуть-чуть, и они просто оторвутся; но именно это жжение ложится на чувства приятным аккордом, из-за чего Алтан успокаивается и плывёт в послеоргазменной неге, легко постанывая на продолжающиеся толчки. Дракон кончает сдержанно — толкается до упора с громким выдохом и замирает, вздрагивая, уткнувшись носом Алтану в висок. Они замирают на минуту; слышны лишь два громких дыхания, в абсолютной тишине комнаты кажущиеся шумом штормящего океана. Лишь вдоволь надышавшись чужим запахом, Вадим сначала отпускает Алтановы волосы, а затем и его руки, придерживая ладонью под грудь. Опускает на постель, сам ложась рядом на бок; прижимает к себе, зарываясь лицом в лежащие тяжёлой волной сладкие кудри. И Алтан чувствует в его движениях то, чего раньше никто из них себе не позволял. Нежность.