Вода смоет все

Первый урок сменился вторым, а вскоре третьим и четвертым, пока они не встречались почти каждую неделю в течение лета, если не было каких-нибудь проблем: вылазки с Хоуком, плохой погоды или дел в клинике, которые нельзя было отложить. В остальные дни они встречались в Верхнем городе и направлялись к одному из нескольких мест для купания, которые для них наметил Андерс − все в часе ходьбы от городских ворот, все относительно безопасные (если не считать один примечательный инцидент с надоедливым угрем, который кусал их за пальцы ног), и все в основном уединенные. И когда они добирались до воды и были готовы, Андерс учил Фенриса. Уроки стали проходить легче и одновременно усложнились из-за противоречивой путаницы чувств, которую Андерс никак не мог распутать. Справедливости от этого было не легче − он казался столь же озадаченным чувствами Андерса, как и сам Андерс, однако у духа не было преимущества человеческой жизни. И эти чувства! О, эти чувства не так-то легко было распутать и прочесть. Первым неожиданным открытием стало осознание, что проводить время с Фенрисом было на удивление приятно. Андерс не мог припомнить, когда в последний раз так смеялся, как тогда, когда сообщил Фенрису, что собирается научить его плавать, как лягушка. − Не рыба? − спросил Фенрис, и Андерс фыркнул. − А у рыб есть ноги, Фенрис? − возразил он. − Возможно и есть, Андерс. Ты видел каждую рыбу, которая плавает? − нахально спросил эльф. И Андерс смеялся над его самодовольным выражением лица, пока ему не перестало хватать воздуха. Это был всего лишь один момент одного дня, а Андерс уже не мог представить себе жизни без этих приятных и легких бесед. И вот тут-то и начались... сложности. Не из-за Фенриса, нет, никогда. Эльф был прекрасным учеником: быстрым, энергичным, тем, кто активно занимался и старался изо всех сил. Андерсу нравилось учить его. Он наслаждался тем, как быстро Фенрис схватывал знания, как охотно пробовал новые идеи (даже если сначала он ненавидел идею погружения под воду). Нет. Проблема заключалась не в Фенрисе. Она лежала в Андерсе. Он слишком наслаждался обществом Фенриса. Слишком наслаждался каждой секундой, когда видел сторону эльфа, о существовании которой раньше и не подозревал. Ему нравилось находиться рядом с Фенрисом, гораздо больше, чем следовало. Он и не подозревал, что у этого эльфа есть чувство юмора (сухое, как андерфеллская зима, да, но безусловно неистощимое и добродушное). Андерс не знал, что Фенрис занимается садоводством, что именно он стоит за изобилием свежих фруктов и овощей, которые добираются до нижних кварталов города. Фенрис был щедр, внимателен, заботлив и невыносимо добр под своей грубой внешностью. Андерсу нравилось проводить с ним время. Нравилось его общество. Нравился Фенрис. Андерс не ожидал этого, не думал, что узнает, насколько хорош Фенрис, и поэтому не успел защитить себя от растущих чувств. Андерс не думал, что будет даже уважать Фенриса, не говоря уже о том, чтобы им восхищаться. Не ожидал, что тот ему понравится, не ожидал, что он сможет его полюбить. Находиться рядом с Фенрисом было приятно и успокаивающе, как дрейфовать на волнах океана под палящим солнцем. На эти короткие мгновения ему казалось, что мир смыло солеными волнами, и не осталось ничего, кроме него, Фенриса и моря. Андерсу хотелось, чтобы все их дни проходили так же мирно. − Забавно, − заметил Андерс, когда они сидели вдвоем на берегу небольшого озера у подножия Солнечной горы. Предполагалось, что они отправились на поиски пищи для лагеря, но погода была жаркой и влажной, а вода такой прохладной и манящей, что они решили немного поплавать, пока Андерс учил Фенриса нырять (“Да, я знаю, что прыгать в воду вперед головой кажется неестественным, но мы видим, как Хоук делает это ежедневно”). − Что именно? − спросил Фенрис. Он растянулся на песке, как дремлющий кот, спина обнажена, мышцы расслаблены, глаза сосредоточены на неподвижных водах озера. − Это, я полагаю. Мы ладим, − ответил Андерс, довольный тем, что Фенрис наблюдает за озером. − Никогда не думал, что это возможно, − как только слова слетели с его губ, он начал переосмысливать их. Да, они ладили, и Андерс наслаждался обществом Фенриса, но это не означало, что Фенрис чувствовал то же самое. Даже когда суровый голос Справедливости звенел в его голове, как медный колокол ("Прекрати, Андерс, ты несправедлив к нему и к себе"), Андерс не мог подавить панику, поднимавшуюся в нем. Он облажался. Он здорово облажался. Он облажался, и Фенрис плохо это воспримет, обидится, и их хрупкий мир будет непоправимо нарушен. − И вправду забавно, − тихо согласился Фенрис. − Знаешь, я с нетерпением жду твоих уроков. Затем он посмотрел на Андерса зелеными полуприкрытыми глазами, сонными, и такими... ох. Сердце Андерса замерло, когда Фенрис улыбнулся. О Создатель, он улыбнулся! У Фенриса были ямочки на щеках и морщинки от смеха вокруг глаз. Эльф всегда был поразительно привлекательным, но улыбающийся Фенрис был достаточно ошеломляющим, чтобы заставить мир остановиться. − О, − пробормотал Андерс. Чувствуя себя странно застенчивым, он снова обратил внимание на озеро. − Это странно, − продолжал Фенрис. − Вода кажется словно… чем-то знакомым. Он приподнялся на локтях и задумчиво уставился на воду. − Как ты думаешь, ты умел плавать? До... − неуверенно спросил Андерс, чувствуя себя глупо. Но Фенрис пожал плечами и продолжил смотреть на озеро. Его тяжелый вздох вызвал у Андерса желание взять свои слова обратно, но было уже слишком поздно. Должно же быть что-то, что он мог сказать, чтобы снять тяжесть, нависшую сейчас над Фенрисом. − Возможно, − ответил Фенрис. − Я не помню. В его голосе звучала явная печаль, и эта печаль пронзила сердце Андерса. Должно же быть что-то, что Андерс мог бы сказать, чтобы как-то утешить его, и где-то в глубине сознания Андерса возникла мысль. − Сейчас ты, наверное, не помнишь, − мягко сказал Андерс. − Но, может быть, твое тело помнит. − Андерс увидел, как удивленное выражение лица Фенриса сменилось легкой довольной улыбкой, и радость наполнила его сердце. − Знаешь, ты очень быстро овладел техникой, − добавил Андерс. − И честно говоря, наш разум, довольно загадочная штука. В Кинлохе был один старый чародей, который давно впал в маразм, но всякий раз, когда кто-нибудь наигрывал колыбельную или напевал что-то лирическое, он ненадолго вспоминал свою юность. Возможно, твой разум и был отрезан от воспоминаний после получения лириумных клейм, но это не значит, что связь была разорвана навсегда. Может быть есть способы... попытаться восстановить эти воспоминания. Может быть плавание поможет. Это была дикая догадка, выстрел в пустоту, но Фенрис задумчиво посмотрел на Андерса. Что-то в серьезном, мудром взгляде Фенриса заставило Андерса покраснеть, как неуклюжего подростка перед своей первой любовницей. − Я могу этим заняться, − быстро пообещал Андерс. − Не знаю насколько это будет результативно, может быть Мерриль что-нибудь подскажет, но это так... теория. Фенрис, казалось, не возражал против теории Андерса. − Мое тело помнит... − задумчиво пробормотал он и снова повернулся к озеру. Вновь воцарилась тишина, но уже более легкая, более расслабленная, чем прежде. И Андерс не мог отвести взгляд от расслабленного, довольного лица Фенриса. − Нам пора возвращаться в лагерь, − наконец заметил Фенрис. − Остальные будут гадать, не убили ли мы друг друга. Проблема никогда не была в Фенрисе, мрачно подумал Андерс, когда они тащились обратно в лагерь с сумкой, полной орехов и ягод, которые им удалось быстро набрать. Нет, это все из-за него. Андерс полюбил Фенриса, и эта любовь постепенно перерастала во что-то сродни желанию, а желание? Желать было опасно. Ему нужно было покончить с этим как можно быстрее и держаться на расстоянии. Фенрис уже научился плавать. Он мог задерживать дыхание, нырять под воду, неуклюже пинаться и использовать руки, если его схватили. Ему больше не нужны были уроки. Но Андерс хотел учить его, а Андерс никогда не умел делать то, что было лучше для него самого. Поэтому уроки продолжились. Андерс научил Фенриса множеству ударов ногами, нескольким способам выскользнуть из чьих-то рук, если его схватят в воде. Он научил его, как хватать тонущего, размахивающего руками и старающегося утопить своего спасителя, и как безопасно доставлять его на берег. Это означало выдержать изысканную пытку ощущать теплую, обнаженную кожу Фенриса на своей собственной, но ласковые улыбки Фенриса и торжествующий смех над его успехами стоили того, чтобы заплатить любую цену. И если ему снились зеленые глаза и нежные поцелуи, что ж, Андерс знал разницу между мечтами и реальностью. Андерс был выкован из андерфеллской стали и мрачной решимости. Он пережил Мор, присоединение к Стражам и слияние с Правосудием. Он мог бы пережить простое увлечение! Однако Фенрис не облегчил ему задачу. Возможно, Андерс изучил тонкий язык тела Фенриса, или, возможно, Фенрис становился более выразительным, когда они проводили время вместе, но что бы это ни было, Андерс был уверен, что Фенрис наслаждался их временем вместе так же, как и он. Все это выражалось в легком поднятии бровей, когда он не верил ни одной из историй Андерса, или в том, как он прищуривал глаза, когда Андерс бросал ему вызов, или в том, как его губы кривились в едва заметной улыбке, когда его веселил Андерс и он пытался это скрыть. Андерс знал все эти выражения и то, что они означали, и впитывал каждое, пока ночью не оставался один в своей клинике, лежа на койке и глядя в темные углы высокого потолка. Вглядываясь в мягкую черноту, он думал о многих едва заметных выражениях лица Фенриса и пытался убедить себя, что между ними нет ничего, кроме простого товарищества. Они были друзьями Хоука, вот и все. Почти друзья. Но потом он думал о едком сарказме Фенриса, о его остроумии, о том, как он заботится о своих товарищах, незаметно, но настойчиво, и Андерс знал, что Фенрис заботится и о нем. Он просто не питал к Андерсу тех же чувств, что Андерс испытывал к нему. Все в порядке, убеждал себя Андерс, пока они с Фенрисом шли по пляжу. К этому моменту душевная боль стала его верным товарищем, и дружба Фенриса (почти дружба) была тем, чем он мог довольствоваться. Кроме того, вряд ли они будут продолжать эти уроки еще долго. В Киркволле наступала осень, о чем свидетельствовал медленный переход листьев из зеленых в желтые и прохладный утренний воздух. Но дни стояли жаркие, как всегда, и Фенрис попросил (почти умолял) дать ему сегодня урок плавания. Не то чтобы он в них нуждался, подумал Андерс с немалой долей гордости. Фенрис нырнул в воду, как рыба. Или лягушка. Поэтому Андерс просто смотрел, как Фенрис плывет. Свет на воде сверкал, как драгоценные камни, но все равно бледнея по сравнению с Фенрисом, словно отлитым из серебра и золота, рассекающим волны. Было так легко плыть вместе с ним, позволяя воде смыть все свои тревоги и заботы. Сейчас не имело значения, что сердце Андерса болело при взгляде на этого эльфа. Плывя рядом с Фенрисом, Андерс почти верил, что все, все, было не зря. − Думаю, теперь ты лучше меня в этом разбираешься, − признался Андерс, когда они с Фенрисом добрались до берега после часа плавания и ныряния в заливе. Фенрис наклонился, чтобы поднять с песчаного берега гладкую кремов-розовую раковину. − Ты был прав, говоря, что плавание − полезный навык, − заметил Фенрис, − но ты не сказал мне, что это весело. − Ну, не все же находят одно и то же занятие веселым, − возразил Андерс, игриво выпрямляясь во весь рост и надменно задирая нос. − Например, Изабелла любит обдирать меня как липку в карточных играх... − А тебе нравится, когда тебя обдирают, − лукаво перебил его Фенрис и рассмеялся, увидев насмешливое выражение лица Андерса. Фенрис рассмеялся, и Андерс улыбнулся. Смех товарищей, друзей доставлял Андерсу огромную радость, но в смехе Фенриса было что-то особенное. Фенрис смеялся нечасто, и это делало смех, вырвавшийся из этого сурового рта, еще большей ценностью. − Возможно, − наконец ответил Андерс. − В карты я все равно не играть не умею, а Изабелла получает огромное удовольствие от выигрыша. − Наш вечный мученик, − торжественно произнес Фенрис, и Андерс слегка шлепнул его по руке за дерзкий ответ. И все же, когда они сидели на пляже, а волны плескались у их ног, когда они ели апельсиновые дольки и передавали друг другу бутылку лимонада, Андерс обнаружил, что не может перестать улыбаться. Этого достаточно, сказал он себе. − Я надеюсь, что эти уроки не из тех занятий, которые ты терпишь, Андерс, − задумчиво добавил Фенрис, и если бы Андерс уже не был влюблен в этого человека, нежность в его голосе и забота на его лице (едва уловимая, всегда едва уловимая, но очень сильная) заставили бы его погрузиться в самые глубины любовной тоски. Но он привык к тому, как колотится в груди его сердце, поэтому Андерс просто улыбнулся и игриво толкнул Фенриса локтем. − Конечно, нет, − ответил Андерс. − Я был рад, что нашел повод выйти из клиники этим летом. Не мог же я все время сидеть взаперти, сварился бы насмерть на жаре! − Тогда я рад быть оправданием, − мягко сказал Фенрис и улыбнулся, глядя на море. Фенрис прекрасно умел слушать, понял за это время Андерс, и улавливать подтекст, чтобы точно понимать суть того, о чем говорят. Но иногда людям нужны были слова. Если бы он был храбр, по-настоящему храбр, он бы сказал что-нибудь о страстном желании, разрывающем его, но Андерс не был храбрым. Умный, находчивый, талантливый, наблюдательный − да, конечно, но никогда не храбрый. Но он должен был что-то сказать, прежде чем это вырвется наружу, когда он меньше всего этого ожидал. − Мне... было приятно проводить с тобой время, Фенрис, − наконец сказал Андерс. − Я и не думал, что смогу. Приятно ошибаться в людях, в лучшую сторону, понимаешь? В начале лета Андерс бы поморщился от своего неуклюжего признания. Он бы решил, что Фенрис обидится, но теперь? Теперь он знал, что Фенрис превосходно улавливал подтекст. Поэтому Андерс ждал. И ждал. Фенрис в конце концов пошевелился, придвинувшись чуть ближе к Андерсу, пока его голая рука слегка не коснулась руки Андерса. − И мне нравится твое общество, Андерс, − просто сказал Фенрис, и неожиданно эта фраза дала ответы на все вопросы. Андерс вздохнул и позволил своей руке коснуться руки Фенриса, и был лишь немного удивлен, когда он взял его руку в свою. Андерс изо всех сил постарался не хихикать от легких поглаживаний Фенриса и не упасть в обморок, когда эльф переплел их пальцы. Андерс улыбался, как дурак, но в конце концов, это же Фенрис держал его за руку. И маг позволил себе по-дурацки радоваться этому! Тем более Фенрис никогда случайно никого не касался. Фенрис ничего не делал случайно. Каждое его действие имело цель. Каждое легкое прикосновение и жест что-то значили. Для того, кто держал свои мысли при себе, Фенрис всегда ясно выражал себя своими действиями. Андерсу нужно было только найти время, чтобы понять это. Теперь, когда он в этом разобрался, тайный язык Фенриса был просто еще одной вещью, которая нравилась Андерсу в нем. − Я многое узнал от тебя, о тебе, за последние несколько месяцев, − заметил Фенрис, и Андерс чуть не расплылся лужей от радости, когда Фенрис рассеянно провел подушечкой большого пальца по тыльной стороне ладони Андерса. − Когда я приехал в этот город, я был в ужасе, − признался Фенрис. − Я никого не знал. Я словно очертя голову бросился в ловушку, окруженный с трех сторон водой, а с четвертой − работорговцами. И не было никого, кто мог бы мне помочь. Хоук… Хоук помог. Зная, что он и его спутники, даже ты, придете мне на помощь, если понадобится, − это помогло. − Друзья Хоука, − мягко заметил Андерс, и Фенрис сжал его руку. − Друзья Хоука, − согласился Фенрис. − Но даже когда угроза миновала, вода осталась. Я чувствовал себя в ловушке, когда мы сражались рядом с ней. Я думал, что хорошо спрятал этот страх, но ты заметил. Затем он многозначительно посмотрел на Андерса с какой-то благоговейной нежностью, в которой было что-то унизительное. − Ну… Я привык все подмечать. Без этого не станешь хорошим целителем, − сказал Андерс, хотя Справедливость нежно отчитывал его за грех ложного смирения. − Сначала я подумал, что ты издеваешься надо мной. А когда ты ушел, то решил, что это… ну ты знаешь, − Фенрис неопределенно махнул другой рукой. − Синдром мученика. Но потом когда я согласился на уроки плавания... − Я сдержал свое обещание? − перебил его Андерс. − Более чем, − со смехом ответил Фенрис. − Тебя легко было учить, Фенрис, − сказал Андерс, и улыбка Фенриса была яркой, как солнце. Андерс наклонился ближе, как будто мог впитать тепло и радость Фенриса, и неожиданно (неожиданно!) наклон превратился в прикосновение, и вскоре Фенрис уже держал подбородок Андерса и нежно целовал его в нос, щеки, уголки рта. − Мне есть за что тебя благодарить, − пробормотал Фенрис. − И многое нужно наверстать. − Пожалуйста, не думай, что ты должен мне поцелуи за то, что я научил тебя плавать, Фенрис. Мое сердце не выдержит такой боли, − взмолился Андерс, и он знал, что хотя его тон и был шутливым, Фенрис точно понял, что он говорит совершенно серьезно. Фенрис слегка отстранился, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы их дыхание смешалось. Фенрис вздохнул и прижался лбом ко лбу Андерса. − Ты стал мне дорог, потому что ты заботился обо мне. Не унижая и не насмехаясь, ты увидел проблему и попытался исправить ее. И кроме того, ты дал мне надежду, что когда-нибудь я смогу вспомнить свое прошлое. Ты видишь мои проблемы, проблемы всех остальных, и стремишься облегчить нам всем жизнь. Как я мог остаться равнодушным? − спросил Фенрис. − Я благодарен тебе за уроки, но мне нравится твоя забота и доброта. Андерс наклонил голову и захватил губы Фенриса, сцеловывая морскую соль и наслаждаясь теплым, мягким ощущением губ Фенриса на своих. Мягкий смех Фенриса и довольные вздохи вызвали улыбку на лице Андерса и заставили его сердце воспарить от восторга. Он провел рукой по спине Фенриса, схватил его за бедро и притянул к себе. Андерс мог бы счастливо целовать Фенриса целую вечность, но, как и ныряя под воду, им нужно было вдохнуть воздух. Андерс прижался лбом ко лбу Фенриса и улыбнулся. − Я восхищаюсь твоей решимостью. Я знаю, что ты был напуган, но все равно продолжил попытки, − пробормотал Андерс. − Ты храбрый человек, Фенрис. Лично я собирался сидеть и бесполезно тосковать по тебе. Я не мог себе этого и представить. − Тогда я буду храбрым, а ты − добрым, − ответил Фенрис. Андерс фыркнул. − Можно подумать ты злой. − Можно подумать ты трус, − возразил Фенрис, и Андерс не удержался и поцеловал нахмуренный лоб Фенриса. И за одним поцелуем последовали и другие, пока они не улеглись на песок и не обнялись. − Нам лучше встать, пока песок не просочился в самые неподходящие места, − с сожалением вздохнул Андерс, чувствуя песок в волосах и сердце в груди, полное радости. Они с Фенрисом быстро собрали свои пожитки, прежде чем рука об руку вернуться в город. И пока они шли, Андерс размышлял о странных магических свойствах плавания и воды. Ибо вода смыла все − страх, гнев, обиду, гордыню − пока мир и все в нем не были созданы заново. Андерс был наблюдателен от природы. Он отмечал каждый аспект жизни своего спутника, чтобы попытаться облегчить ее. Теперь же к ним прибавились улыбки Фенриса, его смех, а теперь и поцелуи, и Андерс был до глубины души рад, что покинул отмель и отважился войти в неведомые воды, когда предложил Фенрису научить его плавать. − Я с удовольствием узнаю о тебе побольше, Фенрис, − заметил Андерс, и Фенрис улыбнулся. − Может быть, мы обнаружим и другие вещи, которые помнит мое тело? − предположил он, и Андерс рассмеялся. И все было хорошо.