"Титаник" и другие обстоятельства

Сватовство решили не откладывать. Какой в этом смысл, если такая любовь? Прямо с первого взгляда... ну ладно-ладно, у Лайтоллера, может, со второго, а у Сильвии пусть с третьего, хотя сама она на этот счет стыдливо помалкивает. Но девицам так положено, Лайтоллер понимает. И, раз он сам отнюдь не трепетная девушка и не юнец с ветром в голове, а взрослый самостоятельный мужчина, ответственный за свои чувства и решения, дело теперь за ним. Уже готовый к поездке в дом родителей Сильвии, Лайтоллер непривычно долго разглядывал себя в зеркало. На лице его читалось неодобрение к собственному отражению, которое, хоть и одето с иголочки, выглядит каким-то... слишком легкомысленным, что ли? Да, легкомысленным и бесшабашным, а вовсе не самостоятельным и зрелым, как Берт надеялся. "Пожалуй, за такого Сильвию не отдадут", - мелькнула в голове удручающая мысль. И почему только его добропорядочные намерения совсем не отражаются на лице? Ответа на этот вопрос Лайтоллер не знал, зато знал, как важно первое впечатление. По-прежнему стоя перед зеркалом, он постарался придать себе самый благопристойный и чинный вид, на какой был способен. - Что с твоим лицом? - удивилась Сильвия, входя в комнату в поисках Берта, который, по ее мнению, копался слишком долго. Даже она уже готова, а его все нет... лучший наряд выбирает, что ли? - А что, заметно? - брякнул Берт, не подумав. Нет чтобы сказать, что это внутренняя солидность так себя проявляет! О, его длиннющий не ко времени язычище! - Не бойся, родителям ты понравишься! - рассмеялась его будущая женушка, поняв, конечно, в чем дело. - Это кто тут еще боится, а?! - в глазах Берта тоже зажглись озорные искры, он сгреб хохочущую Сильвию в охапку и поспешил на улицу. Не хватало еще опоздать. Вот это уж точно испортит впечатление о нем раз и навсегда. Впрочем, пока добрались до места, он уже успел взять себя в руки и вновь принять важно-благочинный вид. Сильвия косилась на него с изумлением, но молчала, думая, что это от волнения. И отчасти она была права, конечно. - Папа! Мама! - кинулась она в объятия родителей, которые радушно встречали гостей на пороге. Ее отец, необычайно крупный угловатый мужчина, смотрелся рядом с женой сущим медведем, но чопорной холодности или чего-то наподобие Берт, ожидающий своей очереди поздороваться, рядом с ними не ощутил. Наоборот, вокруг них чувствовалось то же уютное тепло и смешливость, что исходили и от Сильвии. "Яблочко от яблони", - подумал Берт с радостным волнением, но лицо продолжал держать. Расслабляться рано, их знакомство еще толком не состоялось... но отец Сильвии уже посматривает на него как-то странно, будто не одобряет с порога. Вот ведь, а! Значит, надо стараться лучше! И Берт старался. От этих стараний лицо его свело в странную гримасу и даже обедом не вышло как следует насладиться: если он накинется на еду, вдруг родители невесты решат, что он живет впроголодь? А кто в здравом уме отдаст любимую дочь за нищего? Тем более, такую замечательную, как Сильвия? Нет, он лучше потерпит, авось с голоду не помрет, раз до этого не помер, хотя мог хоть десять раз. И лицо как-нибудь тоже расправит обратно, ничего. И не в таких переделках бывали. Однако взгляд отца Сильвии, несмотря на все ухищрения Берта, становился все мрачнее. Берт уже понял, что что-то пошло не так, а вот что именно - догадаться пока не мог. Но собственное благочиние за столом уже вывело его из себя и, когда после десерта Сильвия предложила верховую прогулку, он обрадованно вылетел вон чуть ли не раньше хозяев. - Слушай, ну ты сильна! - с восхищением признал он на обратном пути. - А ты как думал! - гордо задрала нос Сильвия, не забыв при этом рассмеяться. Лайтоллер не уставал ей любоваться ни во время неистовой скачки наперегонки, ни сейчас. Да и как не любоваться, ведь он знает толк в лошадях и в умении на них ездить - и здесь Сильвия хороша! Не обращая внимания на еще не совсем зажившую ногу, она неслась вперед, не сдерживая своего коня и нисколько не пугаясь скорости, а волосы из растрепавшейся прически летели следом по ветру, маня Лайтоллера за собой так, как указывает путь стрелка компаса. Сейчас Сильвия, разрумянившаяся от скорости, что-то с оживлением рассказывала, радостно блестя глазами. Ее конь, которого она то и дело ласково поглаживала по шее, внимал, почтительно повернув уши. А вот Лайтоллер - нет, не внимал, поскольку таял от нежных чувств. Да и как тут не таять, если во время того галопа на грани взлета конь Сильвии, сейчас сама кротость и спокойствие, шарахался буквально от всего на свете - птичек, травинок, соринок, вообще без причины, - и она на всех его выкрутасах усидела! Такие девушки на дороге определенно не валяются! И тут у Берта возник вопрос, затмевающий все прочие размышления. - А что же это за лошадь такая, с которой ты упала? - теперь, когда Лайтоллер видел уровень Сильвии как всадника, ему было странно, что она с кого-то могла вообще свалиться - ну, если уж сейчас-то осталась в седле! - Точно! - просияла в ответ Сильвия так, будто придумала что-то очень удачное. - Сейчас приедем, тебе ее выведут и ты подсядь, ладно? Может, хоть ты с ней поладишь! - в голосе ее проскользнула удрученность. - Конечно! - с радостью согласился Берт, полагающий себя, понятное дело, всадником более чем приличным. И у него были все на то основания, но... Но и на старуху бывает проруха. Услужливо подведенная лошадь оказалась огромной рыжей кобылищей, с которой вот только начали работу верхом по причине нежного возраста. Что она подумала в момент, когда ее вдруг поволокли на занятие не по расписанию, навсегда осталось тайной: кобылья душа потемки, а душа рыжих кобыл - тем более. Однако в глазах ее сквозило неприкрытое презрение к этим надоедливым двуногим букашкам и явственная жажда бунта. Так что Берт, в общем, попался под горячую руку. То есть, ногу. Или копыто. Усевшись в седло и пустив кобылу шагом, Берт по-хозяйски попытался подобрать повод до того контакта, с каким он обычно ездил на среднестатистических лошадях, если они не возражали. Но у сей кобылы возражения имелись. Причем даже не насчет плотности контакта, тут все было вполне комфортно, а просто потому что. Потому что сел тут какой-то левый и распоряжается, как у себя дома! Ну, кобылы есть кобылы, а рыжие - особенно, поэтому Берт вот только собрался двинуть ее повеселее - а в следующий миг ощутил, без всякого объявления войны, могучий пинок, короткое парение в воздухе и полет, который непочтительно прервал забор, возникший на пути как из ниоткуда. Лайтоллер с треском врезался в него самой своей многострадальной частью - головой - и со сдавленными многоэтажными ругательствами плюхнулся на песок плаца, сразу набившийся везде, где можно, и особенно там, где нельзя. Сильвия в ужасе ахнула и ринулась на помощь своему незадачливому жениху, который пока вставать опасался: ждал, пока не утихнет гул в мозгах, а то ведь и снова рухнуть недолго! Вот уж позор так позор! Показал себя, называется, перед родителями любимой в лучшем свете! Теперь, наверное, и те благочинные гримасы не помогут! Берт грустно сидел на песке, который сейчас был везде: в одежде, в волосах, во рту - короче, во всех мыслимых местах его организма, - и с помощью Сильвии пытался отряхиваться. Шум в голове все не утихал... неужели его зря в свое время прозвали Деревянной Головой? Хотя в плане соображения она иногда поистине деревянная, верно.... или это уже не гул, а какие-то другие звуки? Берт постарался прислушаться... и точно другие! А звуки эти издавал отец Сильвии - он от души хохотал, наблюдая всю эту изумительно забавную сцену. И сквозь смех пытался что-то сказать, но его пока никто не понимал. - Ох, простите, не смог удержаться, - отсмеявшись, наконец сумел выговорить он. - Теперь я вижу, ты подходишь нашей Сильвии! Она твоя! - Берт и Сильвия засветились совершенно одинаковыми счастливыми улыбками, облегченно вздохнув в душЕ, и даже кобылища, о которой в суматохе позабыли, подошла к Берту и поворошила губами волосы на его макушке, будто извиняясь. Или благословляя: кто их, кобыл, поймет?