i avoid reality in dream

      Кто бы мог подумать, что Салтыкова Мария Николаевна и Гречкин Кирилл Всеволодович знакомы? И не просто знакомы, а даже раньше состояли в, так сказать, отношениях. Правда, девушке это быстро наскучило, возможно, из-за возраста богатенького мальчика, который был слишком ветреным и беспечным для, сейчас лучшего работника отдела по борьбе с терроризмом, а тогда простой Машенькой, стажёрки в полиции.       Да, ей безумно нравилось с ним проводить короткие мгновения своей насыщенной негативом жизни. Да, ему безумно нравилась она, такая дерзкая и грубая, напоминающая всеми своими повадками львицу, не меньше. Но ничего у них путного не вышло — рассталась пара так же быстро, как и сошлась. Рассталась она по инициативе Салтыковой, настрочившей на скорую руку сообщение своему, теперь уже, экс-бойфренду из Питера, в то время как сама уже собиралась на посадку рейса Москва-Сочи, отправляясь туда, естественно, ради работы. Перед глазами не один раз всплывала нахальная и слишком сексуальная улыбка Кирилла, к которому оставалась плотская привязанность, потому что после него все партнеры были, мягко говоря, серыми и однообразными.       Возможно, именно поэтому Мария часто просила отгул и, ссылаясь на желание повидать приёмных родителей, уезжала в Питер, на самом деле назначая свидания со своим бывшим-парнем-настоящим-любовником. Гречкин против таких отношений не был, сам же скучал по этой даме после расставания, даже хотел в музыку ударится, написать плаксивый рэп о «сучках, деньгах и боли расставания», как у лучших исполнителей данного вида музыкального искусства. Но его вовремя остановила какая-то симпатичная брюнетка, которая продефилировала перед ним в коридоре университета. Только вот сколько бы парень не пытался занять себя сексом, выпивкой, гонками, наркотиками и прочим, забыть идеал было тяжело. Он уже не любил, совсем нет, просто чувствовал, что с этой особой их связывает крепкая нить.       Эти «свидания» отнюдь не были романтичными. Просто секс, после которого, дай Бог, Маша соглашалась остаться ночевать. Чаще всего уходила, бросая краткий взор, полный разочарования, пренебрежения и надменности, от которого пылкое, молодое сердце юноши билось в дребезги, но потом в момент собиралось обратно при виде симпатичной девчушки, готовой отдаться ему в любой позе, в любом месте, в любое время. Смешно и грустно, потому что вся их жизнь была похожа на судьбу курильщика, наркомана или алкоголика, мол, я бросить-то могу, но не хочу, потому что зачем? И главное — зачем?       Эти встречи прекратились, когда девушка, всегда стоящая за правду, за справедливость и, может быть, если бы жила во времена советского союза, за Ленина и Сталина, узнала, что её любовник задавил беззащитную сироту. А потом ещё и вышел сухим из воды.       Истерик не было, потому что характер у неё был такой. Она просто приехала к нему, как и раньше, села на край барной стойки, закурив любимые сигареты и долго-долго смотрела на сидящего рядом Кирилла, боящегося поднять на неё глаза. Машенька задала всего один вопрос, после которого голова богатенького мальчика упала ла его раскрытые ладони, утыкаясь в них, возможно, чтобы скрыть настоящие эмоции, потому что он — мужик же, крутой же! А, может, потому что был слишком слаб для таких тяжёлых, моральных размышлений.       «Ты чувствуешь себя виноватым?»       Да, он, блять, чувствовал. Очень даже чувствовал, но в силу воспитания и силы характера не мог это признать. Просто закачал головой, что-то промычав. Девушка спросила это не для того, чтобы заставить своего любовника хоть раз в жизни почувствовать себя неправым, нет, ей действительно было интересно, а чувствует ли он себя виноватым?       После этого она уехала, а потом снова появилась, потому что привычка — привычка появляться в его жизни, заполнять пустоту в их сердцах и исчезать, разламывая свой труд в дребезги, заставляя обоих чувствовать себя погано.       Но Салтыкова не ценила заполняющего пустоту в сердце Кирилла, пока в кабинете начальника ей не сделали одно ужасающее заявление.       — Сожгли Гречкина, вот же ж… — начальник, усатый дядька, поправил усы, сняв с себя головной убор, возможно, в память о покойном.       Маша ничего не сказала, лишь коротко процедила сквозь стиснутые идеально белые, острые зубы, что поедет и разберётся с этим делом. Вышла за дверь и опрометью направилась на своё рабочее место. Неделю никто не мог её узнать: и без того холодная и чёрствая, она превратилась в женское подобие Мора. Всегда молчала, устало хмурилась. А сама отрицала про себя и смерть парня, и свои чувства, и тоску с апатией, нахлынувших так резко.       Взяла отгул. Снова в тоже самое время, когда Салтыкова обычно приезжала к Гречкину, она пришла к нему на могилу. Без слёз, без истерик и проклятий. Просто кинула его любимые цветы, а именно сирень, постояла и ушла. Возможно, если бы она осталась там дольше, то поддалась чувствам и полностью захлебнулась бы в этой больной привязанности.       Но им надо забыть прошлое.       Мы должны забыть прошлое.