Краской по телу

«And mother always told me be careful of who you love And be careful of what you do cause the lie becomes the truth» Michael Jackson «Billie Jean»

      Солнце, слепящее глаза.       Волосы, разлетающиеся на ветру.       Песок, который так и норовил попасть в кеды.       Айрин переключила песню в плейлисте и убрала телефон в карман широких бежевых брюк. Заправив непослушные пряди за ухо, итальянка улыбнулась утреннему солнышку и повернула в другую сторону. Идти до музея минут пятнадцать-двадцать быстрым шагом, медленным — примерно тридцать-тридцать пять. Погода была отнюдь не жаркой, открытие выставки только через сорок минут, поэтому можно было не торопиться.       Спокойная мелодия в наушниках, провода которых свисали и иногда путались друг с другом, аромат магнолии, разносящийся по улочкам, в меру теплое солнце... Все будто хотело помочь деве ощутить себя живой и любимой самой собой.       Через какое-то время зеленоглазая повернула еще раз и вышла к какому-то небольшому парку. В плейлисте заиграла girl in red — «i need to be alone.», поэтому русоволосая улыбнулась. Мелодия была достаточно позитивной и легкой, летней, а слова как раз подходили под настроение.       Где-то неподалеку виднелось колесо обозрения. Только через пару секунд дева заметила металлический разноцветный забор, отделяющий внешний мир от парка аттракционов — мира радости, счастья и умиротворения. Итальянка стала улыбаться еще больше.       «Может, и правда, к черту этот музей? В него можно сходить и завтра...» — но девушка тут же откинула эту мысль. Затея сходить в музей, а после, отменив для себя поход в «Бестию» на дегустацию, сходить в парк аттракционов была намного привлекательней.       Очутиться на каких-то качелях, поесть сладкой ваты, а потом посмотреть на закат с высоты, почувствовать себя ребенком... одиноким ребенком...       Пентенни грустно улыбнулась и взглянула на собственное отражение в воде фонтана. Оттуда, с неспокойной воды на нее смотрела девушка. Совершенно одинокая, не знающая, чего хочет, обманутая девушка. Можно было бы заплакать, но «summer depression» girl in red не давала сделать этого.       Парк был пройден. До музея осталось совсем чуть-чуть.       Мелькали разные уютные кафешки, в которые и правда хотелось зайти — запах выпечки, натурального листового чая и кофе притягивал и зазывал своим ароматом. Кажется, маршрут девушки откладывал места на этот день все с большей скоростью, ведь вдалеке показался магазин милых носочков, скетчбуков, канцелярии, фотокарточек, сувениров и семян разных цветов. Айрин могла бы вырастить дома, в Риме, декоративную лаванду.       Русоволосую в плечо толкнул какой-то паренек и тут же уехал на скейте, но Пентенни совершенно не расстроилась.       Она любила людей. Любила их эмоции, их проявление счастья и радости, мимолетную печаль и громкие рыдания. Любила то, что все люди разные. Любила чьи-то веснушки, любила разный цвет глаз, любила маленькие родинки между пальцев на ладони, любила небольшие волоски, выбивающиеся из непослушных прядок, любила цветные татуировки — самые разные: маленькие динозаврики, радужные надписи «love yourself», небольшие розовые цветочки и белые татуировки в виде луны. Любила сохранять это в камере телефона и памяти, потом переносить на холст. Любила людей.       Только вот ложь не любила.       Еще пара минут ходьбы и зеленоглазая оказалась прямо перед музеем. Айрин тихо восхищенно вздохнула, рассматривая колонны. Архитектура поражала своей красотой и эстетикой. Художник в деве ликовал и радостно хлопал в ладоши, прыгал на месте.       Возле входа начали появляться люди, кто-то начал фотографировать колонны и небольшие, еле как видные, куски крыши, а русоволосой не нужно было фотографировать. Ее память была лучше всяких камер. Она запоминала то, что ей по-настоящему нужно. По приезду в Рим она обязательно напишет несколько картин с архитектурой этого города.       Пентенни поднялась по лестнице и медленно вошла в помещение. Высокие потолки и картины, встречающие прямо с порога. Детали, так аккуратно прорисованные и вписывающиеся в работу, совершенно не отвлекающие от задумки... Тот, кто писал это полотно, определенно, был гением.       Зеленоглазая прошла вглубь зала, зная, что рассмотрит все картины на входе на обратном пути. В самой середине помещения находился Давид — одна из известнейших работ Микеланджело — куда сразу же направилась дева.       Еще одна почти точная копия скульптуры. Оригинал стоит где-то во Флоренции, а одна из копий — прямо здесь и сейчас. Рельефное тело, смелый взгляд. Давид сосредоточен на предстоящей битве с Голиафом.       Русоволосая отошла к другой статуе, о которой она, к сожалению, ничего не знала, но совсем скоро нашла табличку с пояснением. Потом она вновь ушла к другой статуе. А потом еще раз...       Глаза буквально разбегались по залу. Айрин не знала, за что ухватиться взглядом, что рассмотреть детальнее, а что оставить на потом. Было ощущение, что если она сейчас же не рассмотрит все скульптуры, то совсем скоро они убегут и больше никогда не вернуться на выставку.       Усмехнувшись собственным мыслям, зеленоглазая вернулась к центру зала, рассматривая лестницы, ведущие на второй этаж. Слегка врезавшись в какую-то женщину, итальянка тут же извинилась, виновато улыбаясь, и повернулась к центральной скульптуре.       Взгляд, устремленный куда-то вдаль, все то же рельефное тело, кожа, которая была почти как настоящая, качественный материал и табличка, на которой холодными и пустыми буквами написана информация об объекте.. Айрин вчитывалась в каждую фразу, пытаясь понять, есть ли то, чего она не читала об экспонате ранее.       — Давид смотрит на Давида, — послышалось из-за спины. Девушка вздохнула.       Видимо, оградиться от общения с этим человеком не получится.