“Без какой-нибудь цели и стремления к ней не живёт ни один жив человек. Потеряв цель и надежду, человек с тоски обращается нередко в чудовище.» Строки из «Записки из мёртвого дома»–Ф.М.Достоевский.
Все двери казино пропускали неудержимые потоки чернознаменных. Гримасы полные ненависти ко всем кто находился здесь. В руках, как у палачей, оружие. И не важно какое. На протест и с вилами пустят. Облачены в маски Чумного доктора. Как иронично, что маски белого цвета. Доктора же носят белое. Но тут не доктора, а скорее надзиратели в психушке. И лица мстителей навсегда будут загадкой. — Ну, что мрази! Пора платить по счетам! — довольный возглас, полный жестокости и жадности. Вскинул руки, точно гордый освободитель. Но сами того не понимая, что эти «освободители», только перекрыли кислород. И себе и городу. Этот вирус правосудия мутировал в необузданную волну пандемии. Новой. Что крушит любой организм. Заражённый и здоровый. Мёртвый и живой. Всё приводит к разложению. Они отравлены чувством свободы. Но оно ложное. Окровавленные, покалеченные люди шатались по пространству. В их головах пищала сирена, а в ушах стоял тягучий вакуум. Хватались за раненые конечности, в жалких и обреченных попытках остановить безудержный поток крови. А налётчики орут, орут, орут. Бьют и бьют. И просто разбивают. Словно сороки, налетали на всё блестящее, дорогие побрякушки. Запах крови, металла и израненных выдохов. Женщины попадали под руку извращенцев, которые только при виде их, сразу, задирали юбки. Били по лицам, выплёвывая мерзкие оскорбления. Стоять на месте нельзя. Я же не камикадзе. Но в голове звенела тревога за рыжика. За этот комочек рыжего света. Но когда глаза начали утрачивать огонь надежды, они зацепились за рыжую макушку. — Серёжа! — я кинулась через эту толпу мяса, что выкинули на забив. Мой крик был услышан. Разумовский полный контролируемой паники обернулся. Но мой выкрик добежал и до уш чернознаменных. Выдал меня. — Слышь, тащи её сюда! — я лопатками почувствовала приближение громилы. Благо, со мной оставался немного подвыпивший, трезвый разум. Я не за себя дрожала, а за Серёжу. Тут на нежную кожу шеи, упало грубое лезвие. Резало кожу своим холодным прикосновением. Хотя, назвать это «прикосновением» уж больно неправильно и нежно. Я вскипела. Локтем двинула ему в морду. Нос под тяжестью кости надломился, противно хрустнул. Неожиданный мой выпад заставил мужика расхлябано отвести металл от шеи. От этого лезвие жадно заскользило по коже, разрезая. Так тонко. Из-за чего выступили гранатовые бусины. Впопыхах игнорирую колючую леску боли. Завела ногу с острым каблуком. Со всей дури влепила ей между ног громиле. Тот с болезненными охами сложился пополам. Вырвавшись, уже было сорвалась с места, но в бок прилетел удар. Под самые рёбра, что ещё не зажили после головокружительных танцев с Чумным. Выплюнула весь воздух из груди. Оглушающий удар в висок выбил из меня всякое понимание обстановки. Испарина плывёт по лицу, в желании избавиться от наваждения. Только оно более чем реально. Небрежно, словно я самый мерзкий мусор, схватили за руки. С алых губ сочилась такого же цвета кровь. Как пёс, облизывала повреждённую губу, в обречении зализать рану. Осадок металла кололся на кончике языка. Подняли по лестнице, выставили, как чучело на общее обозрение. Едкие спазмы связывали грудную клетку, не оставляя шанса глотнуть хотя бы мизерное количество жидкого кислорода. Но такого сейчас необходимого. От этого я в дикой панике осознала. На меня накатывает лихорадка. Трясла голову. Хотелось скинуть этот густой морок с лица, как нелепо и надоедливо прилипшую мокрую тряпку. Однако, громкие, во всех смыслах, слова подействовали лучше всякого нашатыря. Видимо, главарь этого стада. Победно возносил над испуганной толпой руки. Так пафосно, неряшливо. Его жилетка была будто расписана граффити. Меж пальцев мотал нож «бабочку». — Пока мы живём на мизерные зарплаты, вы жрёте пьёте! Но пришла платить по счетам! — вскинул, куда казалось, выше руки. Чернознаменные удовлетворено повторили движение. — Но сейчас, как я вижу, вас мучает один вопрос. А что здесь забыла прекрасная Виктория?! А я отвечу. — ехидно растянулся в, по-настоящему ублюдской улыбке. — Нам, дорогуша, приказано тебя не трогать. Сам Чумной о тебе печётся. И у меня вопрос. Что же ты такого сделала, что он склонился благородием в твою сторону? М? — вытащив нож, прошёлся им от щеки к точеному подбородку. Оставил противный след. — Если бы я сама знала…- но я узнаю. Не договорила. Улыбнулась. Что повергло того в лёгкий ступор. — Только вот, зачем это показательное выступление? Ты же не зря так распинаешься. Ты, что-то хочешь в замен. — не вопрос, а твёрдое утверждение. — Ха-ха-ха. А ты и вправду умна. О да. Я хочу выгоду за тебя. Так что, дорогуша, расчехляй кошельки. — я залилась смехом. Сплюнула сгусток гранатовой жидкости. — Стойте! — все в миг обернулись на неизвестный голос. И только я знаю этот тембр. Ведь он как воздух. Необходим. Сергей прорвался сквозь толпу. Нащупал мой вопросительный, до жути взволнованный взор. Я закачала головой в отрицательном жесте. Нет, не надо! Один из дебоширов наставил дуло, пресекая порыв заступиться. За меня? Или за всех? От этого зависит, кто находится под кожей. Кто ошарашен и полон негодования от происшествия. Или тот, кто инициатор. — Дай ему сказать! — Разумовский поднял руки, в мирном жесте. — Мы все понимаем, зачем вы здесь. Но насилие–это не выход. Всё можно решить мирным путём. — последователь отступил в сторону, пропуская рыжеволосого. Его взгляд метался. Стучался то об главаря, то об мой завешанный взор. — Вы хотите денег? Мы дадим вам денег. Меня зовут Сергей. Сергей Разумовский. — протянул руку для пожатия. Но уже сейчас я поняла, что из этого ничего хорошего не выйдет. Схватилась глазами за Грома. Он понял меня в ту же секунду. — Сам Сергей Разумовский… Повезло нам? — обернулся, довольный как Чеширский кот. Но тут резко развернулся и со всего маху пнул Серёжу в живот. — Сергей! — я в жалкой попытке дёрнулась всем телом, но грубые руки, точно тиски зажали меня в своих оковах. Каждый удар Серёжи рёбер об ступени, гулкой тупой болью стучал в покалеченном боку. Когда лестница закончилась, ударенное тело покатилось по тёмному паркету. В страхе жалось. С искаженной алчной рожей, спустился главарь, беря в руки монтировку. — Решил от нас откупиться? Ну, так имей ввиду…- отвёл оружие назад. В голову стукнула мысль. — Мы заберём, ВСЁ! — проорал, замахнулся. — Гром! Стакан! — мой вопль и реакция Игоря, была быстрее чем высокомерное вознесение металла над обречённым телом. Майор схватил пустой стакан от выпивки, отведя руку назад со всем гневом отправил его в голову последователя. Посуда порывисто встретилась с черепной коробкой наглеца. Разлетелось на тысячи острых осколков. Те вгрызлись в пустой лоб, изрезая пунцовую кожу. Взревел, как резаная антилопа. Откинулся на пол, хватаясь за истерзанную голову. — КТО?! — Сергей отполз, а народ–стадо перепуганных овечек, разбежалось, выдавая авантюриста. Подлеца, что, ух, пошёл против воли «освободителей». Гром стоял напряжённый. Глаза смотрели в свои мысли, генерируя дальнейшие действия и решение на них. Расправил плечи. Чернознаменные кинулись вперёд на вольного, в кровавом желании схватить и избить. Да так, чтобы молил о смерти. Все потеряли контроль над ситуацией. Безвозвратно и отчаянно. В диком бедствии, кидая на произвол. От этого мышцы разжались, отвлеклись. А у меня наоборот. Обхватив громил за предплечья, вывернула их, выпутываясь из оков цепких лап. Вывих, отлично. Вскрикнули. Удар по вискам. Дезориентированы. Схватила за шиворот, перевалилась через перила, утягивая тех вниз. Рывок, и они оба летят через резные изгороди, входя по уши в пол. Быстро соскочила с лестницы, панически огляделась. Здравый рассудок вибрировал где-то в горле, вызывая головокружение. Надо найти Разумовского. Но, на глаза попался один из протестующих. Я злостно улыбнулась, вгрызаясь змеиным оскалом в испуганное рыло.«Не воспринимаем мир как Должное. Беру всё в свои железные руки. Чувство абсолютной свободы, Ложное, У вас, жиром заплывшие, Суки. Спичкой горящая нетерпимость. В удовольствие превращается Тихий стон. Когда, огнём пылающая Справедливость, В квадрат возводит, попранный вами закон.»
Испуганное тело впечаталось в стену. — Значит так, у тебя есть два пути развития. Первый, ты говоришь мне всё, что знаешь. Второй, я вскрою тебе сонную артерию. Время тик-так. Чем дольше думаешь, тем быстрее умрёшь. — когтем провела по пульсирующей венке на шее. Смаковала на кончике языка его страх. Скривила нос. Стукнула макушкой об фреску, для убедительности. Тот жалостливо прохрипел что-то членораздельное. — Я повторять не буду. Что.ты.знаешь?! — Скажу, скажу! — вскинул руки, сдаваясь. — До нашего главаря дошла информация от Чумного. Сегодня должен был ещё один поджог! — прокашлялся. — Но, кха, не срослось. Поэтому нас направили и указали цель. Нам можно было делать и брать, что захотим. Главное погром. — болезненно закашлял. Грудная клетка сократилась, выдавая череду хрипов. — Но главное было условие. Если вы будете присутствовать, мы должны были схватить вас на время бунта, но не покалечить. Он приказал вас не трогать! А если ослушаемся, убьёт.- я склонила голову в бок, сужая зрачки. Паренёк жался к стене, только бы избежать двух вертикальных зрачков. Но, четно. — Прошу, пощади! Я больше ничего не знаю! Я не хочу умирать! — Запомни, увижу ещё раз, пожалеешь о том что родился. — гневно отпрянула. Сзади гудела избитая какофония. Отошла и вскинула руку в сторону выхода. — А теперь, вон отсюда! — Д-да, спасибо, спасибо!..- спотыкаясь, придерживаясь за бок, ретировался из места заключения, скрываясь за поворотом. Прокралась к бару, да пожалела что повернула голову. Ведь из-под капюшона торчало лицо Лёши. Испугался меня, а точнее присутствия. Я лишь разочарованно улыбнулась, опустила взгляд. Не этого я хотела, не этого желала. Отвернулся, на дрожащих плечах весело всё существование мальчика. Продолжать смотреть в спину не хотелось. Сидя под барной стойкой, зажимала сочащейся бок. В голове переварила полученную информацию. «Он приказал вас не трогать! А если ослушаемся, убьёт.». С каких пор это, Птица начал так распоряжаться. Вонючий поток мыслей приврал взлом дверей и крик ОМОНа.***
— Кхм, спасибо. — врач передал лёд. Приложила морозную ткань к разбитой губе. Замычала от покалывания и облегчения. Кожа саднила, а ранка обжигала, словно горела. Но прохлада приятно ласкала. Наслаждение прервал нагло усевшийся рядом человек. Цокнула языком и окинула взглядом соседа. Рядом сидел Стрелков, улыбающийся в свой ублюдской манере. Так и хочется стереть эту мерзкую ухмылку. — О, Евгений, как я «приятная» встреча. Какими судьбами? Решили развеется? — ухмыльнулась, отвечая на едкий прищур. — Да, захотелось увидеть, как проходит ваш вечер. — Ммм, а вы не один. Со своими собачками? — Ха ха. А вы в своём репертуаре. — окинул серьёзным взглядом. — А теперь по серьёзному, где он? — Кто? — Ты прекрасно понимаешь. — Не смейте называть меня на «ты». И я не телепат, чтобы читать ваши мысли. Но соображать вполне способна. Повторяю первый и последний раз. Я без понятия кто он и где он. Если так хотите узнать, сами с ним встретьтесь. — Интересно как? — Продолжайте вести себя, как гнилой человек, который считает себя Московским богом. То что вы из столицы–не значит, что вы сей отец земли этой и вам дозволено вести себя так нагло и беспринципно. А, как вы могли заметить, Чумной таких любит. — вскинула бровь и улыбнулась. — Убивать. — издеваясь, щёлкнула Стрелкова по носу. — Удачи, мистер полицейский. Немного похрамывая, соскочила с высокого барного стула. На глаза попалась любимое рыжее каре. Сгорбившись сидел за баром, держась рукой за шею. Тихонько подошла и села так, чтобы не попасться в поле зернение рыжеволосого. Приложила на обожженную от удара щёку лёд. Дёрнулся от резкого мороза на коже. Повернулся. — О Боже, Вики! — прижал к себе, обхватывая руками моё тело. Носом бодал шею. Я слегка зашипела от пробившей боли в боку. — О, нет, твой бок… Я, я. — Всё, нормально. Не переживай, — на самом деле не нормально. Рана ещё не успела до конца затянуться, а уже попала под удар. Снова. — Нет, не нормально! Нам срочно нужно в больницу! — Сдурел совсем?! Разумовский, утихомирься. Не надо ни в какую больницу. Меня ж там с потрохами сожрут! Я сама, как нибудь. — Хорошо, тогда ко мне. Ты погоди, я щас. — рыжик улыбнулся, и разглаживая невидимые складки на брюках подошёл к Грому. — Хотел сказать, вам спасибо. Вы мне жизнь спасли. Я ваш должник.- Игорь обернулся, хмыкнул. — Да ладно. Ты тоже молодец, поступил как мужик. — Сергей неловко улыбнулся и протянул руку для пожатия, в знак бесконечной благодарности. — Вы можете обращаться ко мне в любое время. — Да, спасибо…- тут его взгляд упал за спину парня, за которой сидела я. — Ты её лучше благодари, она мне идейку подкинула. — кивнул в мою сторону. — Вы пара? — Кхм, да. Она мне очень дорога. — Ладно, думаю тебе стоит ехать домой и латать раны. Удачи. — Да, и вам!***
Сидя на сером диване, моя голова летала где-то в астральном измерении. Далеко вообщем не здесь. Сергея я отправила в ванну, дабы смыть весь этот переполох с мраморной кожи, а сама засела в кабинете, оттирая мерзкие ссадины. Было больно и противно. Мерзко. Почему? Не знаю. От всего этого. Наверное. Встала, подошла к зеркалу. Бутоны цикория, синева и алые кляксы. Далматинец в красном платье. Изящный подол местами оборван, перья искалечены. Взгляд тупой и поверхностный. Ущербный, нищий. Через призму своего отражения глаз зацепился за скользящую фигуру сзади. Такую бесшумную. Как падения пёрышка. От этого сразу стало ясно, Кто залез под кожу. — Давай уедем. — Что прости? — он прекрасно услышал вопрос, видно не верит моим словам. — Давай уедем. Да горело оно всё к чертям. Сбежим, как две тени. Исчезнем, начнём новую жизнь. Без всего этого хаоса. Вместе. — воздух в пространстве тоскливо звенел. И обстановка сама по себе звенящая. Оглушительная. Не выдержала огня со спины, обернулась. Золотые очи обдали жаром лицом. — Нет. — Нет? Но почему? — Потому что, я должен завершить начатое. — Заканчивая начатое, ты можешь и не закончить. Он придёт за тобой.- засмеялся, словно я сказала несказанную глупость. — Ха ха. Смешно. Миледи, перестань нести чушь. Кто он, а кто я. — Недооценивая врага–обречение на проигрыш. Игорь далеко не глуп! Несмотря на то, что он мент! — отвернулся в другую сторону, поджал губы. — Он–не я. Я умнее, хитрее, богаче. Да даже моложе в конце концов! — Ага, и волосы у тебя длиннее. В вас не так много розни. Просто ты убиваешь, а он нет. Для вас полное игнорирование и жестокость–норма. Вы оба безрассудны и самоуверенны. Готовые пойти на всё ради достижения своей цели, хоть по костям ходи. — тряхнула руками, скидывая жалкую дрожь в пальцах. — И это мне говоришь ты? Та, что плюёт на мнение окружающих. Любит конфликты, бесчувственна. Жестокий манипулятор. Играешь с чувствами. Властна, дышишь азартом и чувством победителя. Да ты сама не лучше меня, но при этом начинаешь строчить обвинения! — вскочил с мягкой поверхности. Я скривилась. — А я что, говорила что я святая? Нет я не сахар, скорее дёготь. Но я не самоуверенна, и знаю чувство меры и хоть какого-то понимания, что всё то, что твориться вокруг–не правосудие, и далеко не справедливость, а сумасшествие! Клиническая психосоматика и содомия! — Ага, значит и ты тоже на стороне всех этих правильных и честных? — Нет! Но это не значит, что меня устраивает весь этот произвол! — Ах произвол! — схватил меня за плечи и начал трясти. И тут мне стало страшно. Его полные гнева и осквернения зеницы смотрели со всей спесью и гадким величием. — Да как ты не поймёшь! Все эти мрази прожирают наш город! И только чистка поможет! Жёсткая и радикальная! И так будет с каждым, кто позволит себе вершить несправедливый суд! И все, все ублюдки будут нести наказание! — на каёмке ресниц накапливались кристальные бусинки. — Да как ты не поймёшь, что от всего твоего правосудия, обычные, ни в чём не повинные люди страдают! Несправедливо, между прочим! Правосудие превратилось в безрассудство и пропаганду сумасшествия! Своей «заботой» о нашем городе, ты начал его душить! И закопал под забором! Твоя идея фикс фанатична, тщеславна и самоуверенна! Так слепо и глупо! — А чего же ты костюм создала? М? — он ещё скинуть на меня хочет. Горло болело от сорванного голоса. Сознание валялось где-то под лестницей. — То есть, ты сейчас хочешь скинуть на меня? А ты не обнаглел часом? — А ты к лику святых себя начала приписывать? Я карал только виновных, но я не виноват что, в руках обманутых дураков и дур появились палки, ножи! — А кто виноват?! — Они сами! — и в какой-то степени, Птица прав. Они сами сеяли хаос, да пожинают его сейчас. — Испокон веков мы вершили суд над теми, кто избегал слова Фемиды! Но сейчас на её плечах висят все эти проплаченные, кто перебивает оглашение обвинения! Что случилось с тобой сейчас? — Да дело в том, что тогда мы не были заперты в этих оболочках! Мы были выше всех! — Но мы таковы и сейчас! — Нет, Птица. Сейчас мы заключены в оковы человеческого мира. Общества. И да, наши сущности выше них, но не властны! И не забывай ты не имеешь своего тела! А губишь жизнь другого! — высвободилась из мёртвой хватки. По щекам едкими полосами потекли жгучие слёзы. Плечи скручивало после цепкой птичьей хватки. Горло жало и горело, а грудь резко и неприкрыто рвалась. Порывисто, злостно стирала проявление эмоций. Птица хмыкнул. — Ммм, то есть, тряпка лучше? Что случилось, миледи? Не уж то тебя потянуло на сопляков? Или сама такой становишься? — это было…неприятно… — Он хотя бы действительно справедлив, честен и искренен. — шипела. Не поворачиваюсь. Слишком колко было любое действие. — Ах вот оно что. То есть, тебе несколько веков всего хватало, и моих чувств, но тут. Забавно. — Заткнись! Не смей говорить о чувствах! И вообще, какого, твою мать ты тут начал заикаться о моих чувствах к Сергею? — развернулась, с вызовом окинула желтоглазого. — Ревнуешь, пернатый? — ухмыльнулась. Прямо в цель. Склонила голову в бок, ловя ожидаемую эмоцию. — Заткнись! — начал подходить. Но я вскинула когти. — Не смей поднимать на меня руку. Не смей подходить ко мне. Не смей касаться. — мои слова, очевидно прошли по нему лезвием. Пусть. Тогда, в нашу первую встречу лицом к лицу, я не знала кто скрывается за маской, поэтому позволила сорваться с цепи. Но сейчас я не позволю. Не ему, не себе. — Запомни, вбей в голову. Я предлагала тебе уйти, оставить всё как есть, уйти от кары, но ты встал, как упёртый баран. Он найдёт тебя. И вспомнишь ты мои слова. — попятилась к дверям. — Не думаю, что ты окажешься права. — шёл за мной. Но я резко вошла в лифт, и только напоследок кинула, как приговор. — Ich habe immer Recht.* Скрылась в шахте лифта. А слёзы вскрылись из глаз, а сердце разорвало. Нет ничего хуже, чем понимания что он обречён.«Я всё ещё помню твой яд. Не останавливаясь, Они говорят. Моя, это моя, Это твоя вина, да.»