“Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!” Строчки из «Мастер и Маргарита»–М.А.Булгаков
(Вся глава–момент из жизни Виктории в детстве) Для атмосферы Halsey–«Control».
В обшарпанной палате нет ничего кроме безумия, решёток и издевающегося света. Он сочился из окон, вилял хвостиком, но нет даже мизерной возможности его ощутить. Белый блеск лился из под прутьев и ложился на истерзанный годами потолок. Так ровно, словно пытаясь разгладить выцветшую сырую поверхность. И всё таки это возможно, но не сгладить учесть маленькой девочки. Малышка с рыжими кудрями, в забвении наматывала очередной бесконечный круг по комнате. Её розовые губки строчили, на неизвестном богу языке, молитвы. Худое тельце в нервном тике всхлипывало, а сознание как назло перематывало момент смерти родителей. Рёбра бросались вперёд, а пальчики теребили друг друга. И каждый из них был истерзан. Ведь единственное занятие здесь–грызть собственные пальцы. Доходило до такого, что кожа была полностью сдёрнута и съедена. Глаза пусты, но одновременно полны. Страхом, слезами, болью. И вот сейчас эти два безжизненные, когда-то драгоценные, камушки зацепились за знакомую фигуру в мундире. И это был будто катализатор. Сорвалась с места, роняя хрусталики по щекам. Плакать на постоянстве–особый вид мазохизма. Вцепилась руками в трубчатую дверь, слегка расшатывая её. - Дядя Костя, вытащите меня отсюда!…- огонь в радужке шоколадного и ледяного глаза раздувался и отдавал атомы надежды. - Не могу, прости Вики. - отшатнулась от клетки вовнутрь. Встала на середину и скривила губы. Детские ручки сжались в кулак. В ней бушевала, несвойственная ребёнку, ненависть. Втянув воздуха полную грудь, завопила птичьим гоготом. - Вы обещали! Обещали что поможете! Но оставили меня одну! Где меня никто не любит! Я хочу к маме и папе! - в этот момент майора оттолкнули входящие, влетающие как коршуны, санитары. Перекрыли рот, схватили слабое тельце, оттянули руку и опять что-то вкололи. От этой картины сердце полицейского сжалось. И вот он. Мучитель в белом халате и моноклем. Рубинштейн расслабленной походкой прошёл в палату, поправляя линзу. Легко улыбнулся и присел перед девочкой на корточки. Громилы всё ещё удерживали ребёнка в тугих тисках, перекрывая рот грубой ладонью. - Голубушка, ну зачем так кричать? Помнишь что я говорил? Будешь кричать, будем укладывать тебя спать. - от препарата на глазах натянулась плёнка, а голос звучал будто из под воды. В этот момент густые реснички схлопнулись, а мышц разжались. - Парни, отпустите. Вот так и оставили малышку на ледяном кафеле, содрогаться от новой волны лихорадки.***
Глазки еле еле как разлепились. И только они это сделали, как дамбу снова прорвало. Реки влаги пустились своим чередом, разбиваясь об плитку полу. Грудь било от страданий. Было больно, очень больно. В этот момент девочке и вправду хотелось уйти к маме и папе. Именно туда, где они сейчас, ибо детское сердце уже не выдерживало всех этих пыток, так и норовя разорваться от высокого пульса, и барабанящего давления. Побитой спинкой, облачённой в смирительную рубашку, облокотилась на такую же ледяную стену. Казалось лёд утешает боль, но сейчас он её только раззадоривал. Здесь пахло унижением и жалкостью. И даже разум ребёнка это понимал. Беспомощность, когда руки намертво привинчены к телу тканью. Или когда санитары хватают. Из-за этого сходить в туалет нормально не возможно. Горшок давно перевёрнут. Плоская подушка пропитана потом и горечью слёз. Здесь всё воняло и отдавало горечью. Об дрожащие плечики вытерла соль, но тут в углу что-то прошмыгнуло. Кровать, что отбрасывала тень странно манила взор. И вот причина этому смотрела в разнотонные детские глазки, такими же зеницами, но они были птичьи. Точная копия Вики, только повзрослевшая, отточенная острыми гранями жизни. Полная власти, ума, и бесконечного холода к людям. Медь волос струилась беспокойными волнами, чернильные крылья были спрятаны за спину, а всё тело покрыто угольным оперением. Вместо пальцев острые , как ножи, когти. И несмотря на всю эту тьму, её профиль был невероятно красив и взывал своей тьмой. Вот она, самый настоящий суккуб. Легко улыбнулась, но эта улыбка не светит добром. Скорее режет хитростью, жаждой и кровью. В очах бурлиться злоба и дикий, необузданный животный голод. - Бедное дитя, как же жестоки люди с творением Всевышнего. - но в глазах ни грамма волнения. Лишь хаос и добыча. Вики вскрикнула, залепетала что-то под носик и бросилась в угол, поджала коленки пряча голову в длинных рукавах. Но всё равно смотрела в глаза монстру под кроватью. Живая тень выползла из угла. - Но мы можем закончить эти страдания. - умело поит девочку сладким ядом. - К-как? - вскинула голову. - Кто ты такая? - Меня зовут Виктория. Как и тебя, красавица. Я та, кто даст тебе всё что только захочешь, Вики. Я заменю тебе всех. Родителей, друзей, помощников. Я стану твоим другом навсегда. Я всегда буду рядом. Только я. - аккуратно подкралась и села напротив, проникая в голову детскую вертикальными зрачками. Перья на её лице словно спадали, оголяя фарфоровую кожу. И юная Виктория увидела в ней спасение. - Я всё равно останусь здесь. И умру здесь. - одна мысль о смерти приводила рыжеволосую в плач. - Неет, - чернильная фигура уместилась ещё ближе. Бездонные зеницы хищника смотрели в самое сердце. - Я дам тебе всё, что только пожелаешь. Ты достигнешь всего чего захочешь, а я помогу. - так сахарно протянула та. Эти песни–слаще лукума. Такие многообещающие, но до боли алчные. - Всё что захочу? - зрачок Вики расширился в представлении. А на лице перетекало дикое желание заполучить. Детское, но такое многообещающее. - Даа, - змей искуситель плёл свои воодушевляющие речи. Убрала когтем выбившуюся прядь. - И мы отомстим, за нас. За то что посмели отобрать, мы заберём их. - А что для этого надо? - Тёмная графиня ликовала. Протянула руку ребёнку, для внушения доверия перья отступили и вот её рука была человеческой. Или иллюзией? - Ты знаешь что надо сделать. Ты знаешь. - и малышка верит. Подходит к своему «спасению» и вкладывает свою ручку в её изящную ладонь. Она горячая, раскалённая, как олово. Только оловом печать в знак наказания ставили. - Умничка… И в следующий момент Графиня обхватывает тело ребёнка и прижимает к себе. Угольное тело всасывается в человеческую плоть. Малышка кричит и извивается. Но четно. Липкие чернила уже проникли в кровь, стыли в жилах. Вытесняли и убивали. Как фантом, пробилась в организм, уничтожая сердце и душу. Обгладывает человеческое нутро. А по телу Вики так и ходят мурашки табуном. В спину что-то колотиться и разрывает плоть, лопатки выкручивает. Связанными руками ни за что не схватишься. Из спины вырастают, как тьма, чёрные отростки перьев с изумрудным отливом. Глаза жгут. Крик боль–звон прощальных колоколов, чьих симфония бьётся об сырые стены. Хаос и безумие плыли по полу. Девочка бьётся в конвульсиях и сопротивляется. Но шёпот сладкой отравой разносится по сознанию, отправляя в астральное измерение. «Спи, малышка, отдыхай. Прими меня, стань со мной одним целым и вечность секундами казаться будет! Впусти меня! Я всем тебе близка!» И Виктория впускают другую Викторию. Ту, что отняла тело, уничтожило тепло в нём, впилась как клещ, и выбила последнее. Поглотила. На этот ночной кошмар никто не пришёл. Да и никто его не слышал. Не мог слышать. Ведь Графиня давно уже подчинила себе тело, разум, всё. Не оставив и осадка белого. Только черноту. Поэтому распахнув веки, в голове было пусто. Не родителей, не прошлой жизни. Ничего. Только чернила и перья. И Вики тоже больше нет. Есть Виктория. Тёмная графиня что возродилась, как феникс, в человеческой оболочке. И уничтожит каждого, кто попытается её отнять.