Я сидел на кресле, недалеко от кровати. В голове до сих пор тягучей карамелью плыли воспоминания минувшей ночи. Или её части, ведь только сердце перестало выбивать кости из груди, я продолжил изначальную идею.
- Эта картина неплоха, как думаешь?
Каково это восседать рядом с той, что стала пределом мечтаний. Той, о которой воздыхал при одном взгляде. И вот она, такая эфемерная, млела на помятых простынях, уютно укутанная в мой пестристый халат, обнажая стройные ножки и манящие ключицы. Одна нога подогнута к другой, сама лежит на боку, упираясь плечом в матрас. Изящные руки держат задеревенелую обложку. Каждый лист был усыпан невидимыми полосами, следами от её тёплых касаний. Элегантно перевернула страничку.
Длинные лавовые локоны шаловливо вились, растекались от макушки на простыни, взывая подушечки пальцев своей шелковистостью. Фарфоровая кожа миледи отливала мягким мандариновым оттенком, что ложился на неё от света, медленно тлеющего, костра в камине. Чернильные крылья покоились сзади, и я впервые мог наблюдать их полностью расслабленное состояние. Когда резко коснувшись их можно не сломать руку, от того насколько они напряжены. Однако на ней цвели следы страсти. Пунцовые бутоны заставляющие меня самодовольно ухмыляться. В карем глазу бурлил горячий коньячный шоколад. Он согревал, но дурманил игристым отливом. В голубом же, от натиска, таяли ледники. Своим морозом они приятно ласкали сознание. Искусанные сочные губки порой про себя шептали строчки из книги.
Этот момент так сладок, медлителен и тягуч. Пьянителен. Исключителен.
Нет вокруг никого и ничего. Даже за просторами покоев. Только она на тёплой перине и я с маслом для рисования в руках. Одурманенный, растаявший, точно сахар.
Виктория снова зашевелилась, подолы халата спустились с кровати вслед за ней, касаясь кончиками пола. Сузила зрачки, вглядываясь. Видно в цветастую картинку литературного издания. А я обречённо улыбнулся. В иной раз, если бы натурщик столько двигался, я бы вскипел и выставил его за дверь. Но почему-то сейчас я лишь устало выдохнул, растягиваясь в улыбке. Может это её живость на меня так действует? Желание следить за каждым мельчайшим движением, как хищнику. О да, эта девушка будила во мне необузданный аппетит. Страстный, голодный, дикий.
Ненасытность – мой порок.
- Смотри, кажется это она. - пробежалась бездонными очами по странице ещё раз, хватая убеждение в своих глазах. Я отвернул от себя набросанный эскиз.
- Кто она, миледи?
- Венера. - подплыла ко мне, садясь на подлокотник уложила одну руку на моё плечо. Протянула книжку мне.
- Ну да, а что тебя так удивило?
- Просто однажды ты обмолвился этим именем в мою сторону. Я знала кто такая Венера, но о данной картине и её чертах была лишь наслышана. - щёки наверное скоро сведёт, ведь я улыбнулся ещё шире, смотря на Графиню непонимающим взглядом.
- И?…) - посмеиваясь протянул.
- Разве мы похожи? - приложила изображение параллельно своему лицу, разворачивая в мою сторону.
Аккуратно изъял предмет из красивых рук, закрывая и откладывая в сторону. Руки уверенно легли на талию, притягивая трепещущее тело к себе, усаживая на колени. Её глазки сразу заискрились интересом и вожделением. Каково мне находится рядом с ней всё время в этом состоянии? Женские ладони легли на мои обнаженные плечи.
- Нет, вы разные. Но ты в сто раз прекраснее. Ты моя Венера. Та что овладела моим разумом в один миг, тогда в саду. - шёпот над ухом, опаляющий его и душу пташки. Шёпот граничащий с нежностью и властью. Эротичный, как языки пламени в костре. Как белый свет Луны в ночи. - Она светлая, а ты тёмная. Манящая этим ещё больше. Желанная.
«Любимая»
И ведь взаправду. Та Венера светла. Изгибы её тела мягкие, округлые пышные бёдра. Такие невинные черты. Тёплого цвета кожа. Бездонные солнечные радужки глаз. Она – свет.
Миледи же остра, утончённа. Изящна и тонка. Завораживающая, соблазнительная. Она – тьма.
Это демонстрировали острые скулы над щёчками, цвета морозной малины. Чувственно выпирающие ключицы. Тонкие запястья с торчащей косточкой. Выточенные тазовые косточки, что выбивались, обтянутые снежной бархатной кожей. Вечно холодной, но сейчас горячей.
И эти два глаза. Глубокие птичьи зеницы, с хищными вертикальными зрачками.
Единственное сходство, что обе завораживали, и обе рыжеволосые.
На пальцах плыло раскалённое цветное масло. И я пустится рисовать.
Коснулся персиковых щёк, ведя алую дорожку за собой. Краски гладко ложились на мрамор, моментально проникая. Пустил линии ниже, по шее. Ведя, припал губами к коже, оставляя влажные следы и лёгкие борозды от покусывания.
- Ох…Птица…- зарылась фалангами в копну моих волос, массируя затылок. Я блаженно мурлыкнул в шею, прикрыв глаза. В паху всё стянулось в один тягучий ком.
Продолжил свой путь, вычерчивая гранатовые полосы чуть выше груди. Носом вдыхал мелодию её запаха, и с удовольствие заметил нотки моего парфюма, что въелись в тело миледи. Пальцами спустился уже под халат, очерчивая чувственную грудь.
- Ах…- оторвался от желанного тела, поднимая глаза и встречаясь с её. Затуманенным, возбуждёнными. Вишнёвые губы налились кровью, ловили нужный кислород. Пышные реснички лепетали.
От такого прямого контакта щёки Виктории заалели с новой силой, я по лисьи сощурил глаза, самодовольно улыбаясь. И припал своими губами к её, утягивая в страстный, глубокий поцелуй, обрывая все попытки насытится воздухом. Кусал, до момента пока не почувствую сладкий металлический вкус на кончике языка, довольный зализывая ранки. Покажется аморальным, но мы наслаждались этим.
Миледи неосознанно потёрлась об мой пах, выбивая из меня через чур откровенный стон. Вцепился пальцами грубее в сочные бёдра. Наверное на следующее утро останутся багровые следы, а после синяки. Ухмыльнулась такой реакции сквозь поцелуй, повторяя движение, только куда искуснее, волной, имитируя половой акт. Только этим доводила до исступления. В штанах стало куда уже. Я рыкнул.
- С огнём играешь, детка…- томно, с хрипотцой прошептал в опухшие уста. Графиня проникновенно заглянула в мои жёлтые глаза, соблазнительно улыбаясь.
- Мне всегда нравилось играть с огнём, граф…
“Я люблю тебя больше, чем вчера, меньше, чем завтра”.
***
Удар.
Птица Разумовский отлетает к стенке, болезненно шипя.
- Говори! Что ты знаешь!
Гром полный неконтролируемого гнева надвигался на рыжеволосого. Сергей сменился Птицей, следовательно на смену страха, пришло пугающие спокойствие. Пернатый расплылся в жутком оскале. Из носа потекла тонкая алая струйка.
- Что сказать, Игорь?
Майор рывком оказался рядом, схватил за шею, припечатал к стене. Не давил, хотел припугнуть. Но четно. Птиц засмеялся.
- Что случилось, Гром? Неужели кто-то умер?) - гогот ворона резал уши полицейского. Он отшвырнул Разумовского. Втягивал воздух через плотно сомкнутые зубы. Преодолел расстояние, садясь перед ним на корточки.
- Слышь, злодей, ты меня за дурака держишь? Я уверен, что те два пожара причастны к тебе!
- Внимание, причастны. А не являются моим деянием. Сам подумай, если ты не до конца идиот, я нахожусь в этом дерьме, как я могу быть в курсе, кто это сделал?!
- Тот кто это сделал, явно фанат твоего «увлечения».
- Что же поделать если я такой обаятельный?…) - Игорь не выдержав, зарядил рыжему ещё раз, и на этот раз безумец сложился пополам, пробухтев что-то под нос. Майор зло пнул его по ногам, отходя.
С ужасом до него донеслось настроение заключённого. Ему было весело. Беззаботно и смешно. Он издевался над Игорем, смотря в его серые глаза, безмятежными…жёлтыми? Грома передернуло от этого безумного цвета, который словно пропитан кровью и пеплом.
- Ха-ха, Игорь, Игорь. Как же ты не поймёшь, что все твои попытки запугать – смешны. И тупы. Ты мне ничего не сделаешь. Избил? Неудивительно. Великий и ужасный Майор Гром безрассуден?! Только никто этому уже не удивиться, - прокашлявшись, утёр окровавленный нос. - Убить? Ты меня не убил не в первую встречу, не во вторую. И в эту не убьёшь. А знаешь почему?
Птица говорил уверенно, победно скалясь, продолжал плести загадочную песнь, и из раза в раз убеждался в своих утверждениях. Он раззадоривал, но осаждал. Его издевательский тон, как никогда к месту.
- Ты знаешь, что я сам без понятия кто это сделал – это первое. Второе – убив меня, ты сам умрёшь. Не по-настоящему. Внутренне. Сойдёшь с ума от всей той ненависти, которая тебя пожрёт. Уж поверь, кому никак мне знать толк в этом)
Майора выбесила правота его слов. Губы искривились.
- Но, кто как ни я могу предугадать его дальнейшие действия. Я нужен тебе.
- Что?! - полицейский опешил, вскинул брови, захотелось смеяться. Но посмотрев на рыжеволосого, и поняв что он полностью серьёзен, этот приступ толи улетучился, то ли обострился.
- То. Я тебе предлагаю выгодные взаимоусловия. Я – помогаю найти наглеца. Ты – позволяешь мне испариться.
- Испариться?
- Именно, испарюсь. Обо мне больше будет ни слова. Я стану живым мертвецом.
Игорь отвернулся, зачесал подбородок, понурив голову меж плечей, с силой горбясь в размышлениях, но пернатого это не устроило, теперь уровень кипения дошёл и до его апогея.
- Я НУЖЕН ТЕБЕ! Чего ломаться как альпийской целке!!! - тут на крик вломились санитары. Они подхватили обезумевшее тело. - Я нуж…кха! - договорить не дали, его силой стукнули по животу, от чего он болезненно скукожился. Надзиратели удерживали его в своих тисках, пока врач вальяжной походкой вошёл в палату.
- Прошу прощения, Майор Гром, что мы так резко прервали вашу беседу, но Сергею пора принимать лекарства. - Рубинштейн говорил это буднично, поправляя оправу монокля. Достал из кармана шприц с жидкостью.
- Что вы за препараты ему вводите?
- Так сказать, личного приготовления. - размеренно произнёс, вкалывая препарат. - В смирительную рубашку его, и оставить. - Вениамин подошёл к полицейскому, что наблюдал за грубыми действиями санитаров, одевающих почти безмолвное тело в рубаху. - Пройдёмте на выход, думаю здесь больше не на что смотреть, тем более мы же не хотим господам мешать ухаживать за нашим пациентом?
- Да…- как под гипнозом вымолвил тот, и последовал на выход за доктором.
Идя по коридору, Гром обрабатывал всё ранее сказанное Сергеем. Началось то, чего он боялся. Смятение. Он злился и боялся одновременно того, что в его голове нет чёткого ответа на «нет». Его раздражало наличие взвешивания вариантов. Вариантов! Он сумасшедший Игорь! Нет и всё! Или…
- Мне вот интересно, у него раздвоение личности, или что? - серые глаза устремились куда вдаль, вдаль дум.
- О нет, он куда интереснее случай, чем может показаться. Второй такой в моей жизни.
- Второй?
- О да, около 15 лет назад я впервые столкнулся с подобным, и не смотря на весь мой опыт, тот пациент заинтересовал и поразил. - они остановились у окна, Рубинштейн задумчиво покачивал в руках часы на цепочке, ловя взглядом ударявшиеся волны об стены форта. - Видите ли, как может показаться его вторая личность, далеко не вторая. Она самостоятельная, отдельная. Так что, не побоюсь этого слова, Сергей ни в чём не виноват.
- Ага, скажите что ещё никого не убивал. И так понятно, что он чокнутый богач, который превозносил свои полномочия.
- Увы, вы не правы. Разве вы не видели тех золотых глаз?… - Майор тяжело сглотнул, он видел, ещё как видел, и не хочет ещё раз увидеть. Они безумны, дикие, маниакальные. - Как врач вам скажу, по-вашему выражению лица, всё и так ясно.
- И всё же, что с ним?
- Просто внутри него уживается обычный человек, и существо, которой нам, людям, неведомы.
- И кто же был первым «пациентом» ?
-
Виктория Хольт.
***
Влад разомкнул тяжёлые веки. Свет ударил по сетчатке, вызывая жуткий писк в ушах. Голова гудела как паровоз. В виски будто забивали ржавые гвозди, которые ещё и скрипели. Затылок – самая настоящая пудовая гиря. Ресницы липкие, ели отделимые. И когда реальность немного подгрузилась в мозг, он с ужасом осознал что его тело за руки висит на цепях, которые подвешены на манипуляторе.
- О, парни, смотрите как кто очнулся! - младший Зильченко сощурил глаза, пытаясь разглядеть источник звука, с дрожью заметил несколько мужчин в чёрной одежде с винтовками. Их лица были скрыты, но даже через них были заметны жёсткие глаза.
- Не долго он. Отлично. - перед глазами минули фрагменты прошлого вечера. Дождь, показ новостей, бокал алкоголя, внезапное помутнение, звук разбитого стекла. Темнота.
- Быстрее зато закончим и получим своё! - скрипящий голос наёмника ликовал.
Блондин обречённо дёрнул руками. Вокруг стояла глубокая ночь, в ночной рубахе было не комфортно, ледяной воздух морозил тело, но не так сильно как обстановка вокруг. Луна загадочно пряталась за облака, словно боясь чего-то. Или кого-то. До ушей доносилось голодное карканье воронов, которые с интересом вертели свои угольные головы в сторону похищенного.
- Что здесь чёрт возьми происходит! Где я?! И кто вы все блядь такие! - вся уверенность улетучилась когда туман вокруг зазвенел от упоённого смеха.
-
Твоя смерть. - нечто вторило его словам. Так жадно, с наслаждением. Как будто вот вот получит своё.
Хватит о тоске - кости на доске.
С жизнью на кону вновь смерть обману.
Детка, звонче плачь, ведь я - твой плач.
Знай, в чьих ты руках, я внушая страх.
Птицы смерти загоготали с новой силой, порывисто взмахивая крыльями. Всё стихло на миг, а потом зазвенело, как звук разбитого стекла возведённое в абсолют. Засвистел ветер, поднимая на своих злых порывах всё что попадалось. Вороны поднялись воздух, устремляясь в одну сторону. Казалось, острые носы должны столкнуться, протыкая друг друга насквозь, но…
Весь этот хаос, сталкиваясь, превращались в тягучий чернила. Перья склеивались друг за другом, формируют странные очертания. Чернильная фигура зашевелилась, медленно делая в шаги. Всё превращалось в пепел, который вместо того чтобы осыпаться, собирался воедино. В одну ужасающую массу.
Поперёк горла Влада застрял обречённый вопль. Полный безнадёги, чистокровного страха. Он сковал тело, проник в разум, тягуче льётся в венах, заменяя собой кровь. И действительно, сейчас она стынет в жилах.
Существо, в прямом смысле, материзовывалась. Своим одним видом подчиняло мечущиеся тело в панике. Присваивало тело и душу. Подчиняло. Хотелось закрыть глаза, спрятаться под одеялом, но этот монстр оказался умнее, и вместо кровати предоставил тиски. Чтоб наверняка. Да вот только смотреть на живое порождение тьмы было куда проще, чем закрыть глаза. Веки словно клеем приклеили, не давая закрыть. Гипноз.
Самое пугающее то, что для всех вокруг это вполне себе нормально. Всё это мракобесие.
Конечности обездвижены. От кончиков пальцев подходит судорога, что сжимает сердце и лёгкие.
Тут зрачки зацепились за такой прямой контраст, что парил на фоне чёрного небосвода, который казался пудовой ношей для раздражённых глазных яблок. Белое пятнышко сделало элегантный круг, и каркнув, устремилось в сторону восставшей фигуры. Послушно село на плечо, лащусь об создание.
Но переведя взор на хозяина, всякая реальность и произведённая композиция отошла на второй план.
Удивил такой расклад?
В голове кромешный мрак,
Ты отныне верный раб,
Наиграюсь – сдам назад.
Мой характер тяжёл:
Я люблю, когда ты зол,
Боль твоя ласкает взор.
Ты добыча, а я вор.
В двух метрах от меня стояла человеческая фигура. Она облачена в кожаное пальто, грубые ботинки на шнуровке, водолазка закрывала горло, хотя оно было скрыто под вздернутым воротником, прямые брюки, на руках высокие кожаные перчатки. Что-то это напоминает…Но одна из рук с острыми наконечниками цвета серебра. Напоминают когти. Смоляные локоны вспыхнули, наливались пламенем, а после завились в шелковистые рыжие кудри. На глазах изящная маска Чумного доктора с длинным клювом. Она выбивалась из общей картины. Сама лежала на лице при помощи ремня вокруг затылка. Отверстия для глаз перекрыты стеклом.
Когтистая рука потянулась к клюву маски. Элегантно поддела его, снимая. Медные волны заструились через ремешок. И вот лицо похитителя предстало перед парнем довольным оскалом. Всякий разум мёртв.
-
Ну здравствуй, Влад. Давно мы не виделись, кажется с…моей смерти?
Жива, но всё же мертвец,
Голос мой ведёт в астрал,
И уже почти настал
Твой конец.
