Дезервеллеры

— Ты с ума сошел! Пустыня — это не какие-то шутки, это опасно! Ты вокруг вообще посмотри, это же, — Хонджун тяжело вздыхает и с жалостью смотрит на притихшего Чонхо. — Это же бесконечные пески, страшная жара и возможность сдохнуть в любую секунду от обезвоживания. И да, я вижу, что мне тебя не переубедить. Но ты хотя бы подумай об отце, как ему сейчас несладко приходится. Тебе не приходило в голову, что его за подобные такие выходки могут вообще расстрелять? Хонджун умеет ругаться долго, умеет вкладывать все свое негодование в правильные слова, чтобы производить угрожающее впечатление, но сейчас он смотрит на Чонхо, который выглядит смущенным и потерянным, и почему-то не может продолжать. — Лучше бы и дальше газеты продавал, — в заключение добавляет он и машет рукой. — Теперь же я тебя даже бросить не могу. Чонхо немного оживляется после этих слов и скидывает с плеч рюкзак. — Я подготовился! Тут вода, немного еды, всякие штучки, чтобы можно было разжечь огонь, ну и по мелочи тоже много всего. Хонджун придирчиво рассматривает содержимое чужого рюкзака, когда Чонхо позволяет в него заглянуть, и одобрительно цокает. — Ладно, видно, к делу ты подошел с душой. Но это не значит, что тебе не придется рассказать про то, с чего тебе вообще понадобилось идти за нами. Чонхо поджимает губы и переминается с ноги на ногу. К его счастью, Хонджуна одергивает Уён: — Да ладно тебе, чего ты к нему прицепился? У него вон, шок все еще. Отстань и дай человеку отдохнуть. Ты же прекрасно понимаешь, через что ему пришлось пройти. А он еще и ребенок к тому же. Уён забирает рюкзак у Чонхо и треплет его по волосам. — В этом-то и проблема, — Хонджун фыркает. — Уж кто-кто, а Чонхо явно не подготовлен к жизни в пустыне. — Да замолчите вы и дайте мне хоть слово вставить, — Чонхо с раздражением выдергивает свой рюкзак их чужих рук и возвращает его на плечи. — То, что мне шестнадцать лет — не делает меня каким-то беспомощным ребенком. Может быть, я могу дать фору почти любому из вас. Он многозначительно косится на Сонхва и выпрямляется, будто бы пытаясь стать выше. В этот момент Хонджуну кажется, что они в какой-то степени обречены. И не потому, что в их и без того не особо надежной команде завелся ребенок, нет. Просто Хонджуну очень не хочется, чтобы в этой самой команде был кто-то, к кому он будет сильно привязан. А за Чонхо он чувствует ответственность. — И все же не боишься за отца? — осторожно уточняет он. — Королева не будет его жалеть. — Папка справится, — Чонхо хмыкает и горделиво задирает нос. — Он, знаете ли, тоже не пальцем деланный. Вы думаете, от кого я научился яблоки голыми руками ломать? — Ты умеешь ломать яблоки? — оживляется Минги. — Покажешь как-нибудь? — Как тебя легко впечатлить, — хмыкает Сан. Хонджун вновь сверяется с часами и безрадостно отмечает, что времени до рассвета у них осталось совсем немного. Они могли уже пройти приличное расстояние, если бы не внезапный казус в лице свалившегося на них во всех смыслах Чонхо. — Поговорить можно и в пути. Давайте уже выдвигаться, нам пора, если мы хотим сегодня пройти хоть немного. Но вообще, я все же хочу услышать мотивы твоего странного поступка, и как ты вообще умудрился сбежать. Хонджун возглавляет их скромную процессию, бодрым шагом сворачивая в правую сторону от уходящих вдаль и присыпанных почти белым песком рельс. Им, можно сказать, везет с погодой. Царит полнейший штиль, ветер не дует совсем, но это и хорошо, по крайней мере, риск столкнуться с песчаной бурей немного уменьшается. Это позволяет им взять приличный темп, даже несмотря на то, что им приходится почти карабкаться по барханам. Чонхо все-таки решает кратко поведать о своем побеге, но только о нем. Он рассказывает о том, как едва не переломал все кости, пытаясь слезть по отвесной стене на землю, и о том, что под окнами оказались пышные кусты роз. — Было, конечно, все равно немного больно, но зато я ничего себе не сломал! А потом бежал я оттуда так быстро, как мог. Пришлось прятаться, но я быстро добрался до дома, собрал вещи и рванул на вокзал. Там мне пришлось применить природную хитрость и смекалку, чтобы выпросить у работников расписание всех поездов, ну и дело осталось за малым. Веселее всего было прятаться от гвардейцев, хотя они бы мне ничего не сделали. Информация обо мне к тому моменту еще не успела распространиться. Мы с вами уехали из города почти одновременно. Ну, я, может быть, немного позже. Хонджун замечает, как Чонхо весь светится от гордости, и неодобрительно качает головой. — Ты еще и гордишься этим, надо же. — Да я тоже гордился бы, — встревает Уён. — Представляешь, уйти из-под носа королевы и гвардейцев! Мне кажется, Её Высочество уже с ума сошла от злости. Он задорно смеется, но быстро выдыхается. Все-таки взбираться на бархан, даже на относительно пологий, оказывается не так просто. Так что довольно-таки долго они идут молча, иногда передавая друг другу бутыль с водой. Небо на горизонте постепенно окрашивается в розовый, а воздух вокруг начинает ощутимо нагреваться. Еще немного, и идти будет очень трудно, а жара станет практически невыносимой. И до того момента, пока они не найдут должное укрытие, им придется сжать зубы и терпеть. Они преодолевают очередную дюну как раз к рассвету. Хонджун выпрямляется прямо перед спуском, замирая на самой вершине, на тонкой песчаной кромке. Так стоять не очень удобно и можно в любой момент соскользнуть вниз, но все же очень хочется перевести дух. — Вау, — восхищенно выдыхает Сан, останавливаясь рядом. — Аж дыхание перехватывает. Хонджун не находит, что ответить. В целом-то, Сан прав. Сколько бы раз Хонджун ни ходил в пустыню Эльдерин, каждый раз он испытывает невероятное восхищение из-за пейзажей, открывающихся с высоких барханов. Бесконечный простор, куда ни глянь — песок. На рассвете он играет разными оттенками, песчинки переливаются от лучей утреннего солнца, а барханы вдали кажутся и вовсе нарисованными. Одна их сторона, которую подсвечивает солнце, ярко отливает золотом, а другая в то же время кажется почти черной. Иногда, если вглядываться в эти пустынные рисунки слишком долго, можно поймать себя на мысли, что реальность тебе уже не кажется такой реальной. Ты будто оказываешься во сне или в картине. Главное в такой момент совсем не забыться и не рухнуть с какой-нибудь высокой дюны вниз. — Такое чувство, что даже если мы будем идти месяц, мы никогда не дойдем до нашей цели, — ежится Минги. — Мне ведь не одному кажется, что эти барханы куда-то в бесконечность уходят? — Это нормально, — пожимает плечами Хонджун. — Сейчас мы в той части, которую называют Золотой пустыней. Песок тут светло-желтый. Но мы с вами направляемся туда, где песок совсем другого цвета. И не поверите, если мы не сдохнем по пути, то доберемся относительно быстро. Да и мне кажется, рано или поздно эта пустыня должна кончиться. Словив на себе несколько удивленных взглядов, он торопится пояснить: — Вы же не думаете, что пустыня и правда бесконечна? — По имеющимся данным, — Сонхва откашливается и откидывает с глаз чуть влажную от пота челку, — песок покрывает почти весь наш мир, не считая нашего королевства. Так что можно сказать, что пустыня действительно бесконечна. — Только никто это доказать не может, — довольно пропевает себе под нос Хонджун и смотрит вниз, примеряясь. Подветренная сторона бархана куда более крутая, чем та, по которой они поднимались, и спускаться им придется очень аккуратно. — То есть древние фолианты погибших путешественников для вас ничего не значат? — в голосе Сонхва проскальзывают нотки возмущения. — Ключевое слово: древние. Наше королевство закрылось от всего происходящего вокруг, эти пустыни толком не исследовались очень долгое время, откуда мы можем знать? Вот увидишь, Сонхва, мы найдем что-то, от чего ты потеряешь дар речи. Хонджун усмехается и аккуратно начинает спускаться, давая отмашку остальным. — У нашего путешествия немного другие цели, господин Ким! — кричит ему вдогонку Сонхва. — У твоего — может быть, но у меня, знаешь ли, совсем другие приоритеты. Хонджун слишком отвлекается на очередную странноватую перепалку с Сонхва и в какой-то момент теряет равновесие, чуть не улетая вперед носом. Это заставляет его, да и остальных тоже, замолкнуть и больше не отвлекаться на пустые разговоры. Солнце поднимается все выше, песок под ногами раскаляется, в воздухе повисает марево. Хонджуну привычна такая обстановка. Да, идти очень тяжело, почти невозможно, но и остановиться им негде. Ближайшие руины, в которых можно скрыться от палящего солнца, не меньше, чем в паре часов пути. Вот она, одна из главных загвоздок их путешествия. Никто не привык к испепеляющей жаре. Хоть Чонхо и Уён выглядят так, будто готовы идти ещё много часов, остальные совсем без энтузиазма переставляют ноги. Даже Сонхва, который сделает все, лишь бы не показывать свои слабости, еле дышит, то и дело обтирая лицо какой-то тряпочкой. Хонджун даже не может никак над ним подшутить — вспоминает свой первый раз в пустыне. Он тогда едва не умер от обезвоживания, решив, что может пройти дальше, чем запланировал. — Тьфу ты, вода кончилась, — жалуется Сан, переворачивая флягу в надежде выжать оттуда хоть одну каплю. — Такими темпами мы не доживём до завтрашнего утра. — Да, — отзывается Хонджун. — Если будете хлебать воду так, как привыкли, то и правда не доживете. Он на секунду останавливается и сверяется с компасом, встроенным в часы. Рядом с ним останавливается Сонхва. — Но что нам делать, если вся вода закончится? Уверен, что вы, господин Ким, знаете выход из подобных ситуаций. Хонджун фыркает и щурится, вглядываясь в пустынную бесконечность. Потом указывает ладонью направление. — Немного ушли с курса, нам туда. Сонхва, в пустыне есть оазисы. Рано или поздно мы на них наткнемся, сможем передохнуть там, набрать воды. Главное — не потеряться, поэтому старайтесь не отставать. — Оазисы, — повторяет Сонхва под нос. — Я читал про них. Разве это правда? Мне всегда слабо представлялось, что посреди пустыни могут внезапно появиться вода и растения. Пустыня она ведь на то и пустыня, что совершенно сухая. Хонджуну нравится проскользнувшая растерянность вперемешку с любопытством в чужом голосе. Значит, всё-таки этот человек умеет проявлять нормальные человеческие эмоции? — О, это место тебя ещё много раз удивит, — заверяет его Хонджун. — Но, к счастью, оазисы и правда существуют. Я над этим размышлял и предположил, что где-то подземные реки и озера способны как-то пробиваться на поверхность. Там даже пальмы растут, так что это идеальное место, чтобы укрыться. — А ты правда их видел? — интересуется Минги. Хонджун кивает. Рассказывать ещё что-то про оазисы у него нет ни сил, ни желания. Поэтому он ограничивается лишь кратким комментарием: — Здесь работает правило про то, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я вам гарантирую, что рано или поздно мы до оазиса дойдем. Хонджун невольно вспоминает одно из своих первых путешествий, когда он в первый раз набрёл на небольшое озеро, окружённое финиковыми пальмами и чуть пожелтевшей травой. Тогда он отметил это место на карте, но в следующий раз этого оазиса уже не было. Остались только пальмы, да и те выглядели уже высохшими. Когда солнце зависает над их головами, и, кажется, совсем не движется дальше, Хонджун решает устроить небольшой привал. Он замечает, как остальные еле переставляют ноги и тяжело дышат. Будь Хонджун один — он уже успел бы дойти до первых руин, отмеченных на карте, и наверняка устроил бы привал именно там. Похоже, ему все же придется привыкнуть к новому темпу. Долго засиживаться у них не получается — открытая местность и раскаленный песок делают свое дело. — По-моему, королева просто решила нас всех убить. Сама бы попробовала вот так походить, я бы на нее посмотрел, — цедит сквозь зубы Сан и небрежно сплевывает себе под ноги. — Если мы выберемся живыми, я хочу лично вздернуть её на суку. А еще лучше просто выбросить её в пустыне. Одну и без воды. Сонхва кажется слишком уставшим для того, чтобы возмущаться в ответ, лишь бы отстоять честь Её Высочества. Он лишь шумно вздыхает и сжимает кулаки. Дальше Хонджун время не считает. Просто запрещает смотреть себе на часы. Дальше будет тяжелее, а если постоянно сверяться со временем — оно, как назло, будет тянуться. Одно только удивляет Хонджуна — Уён с Чонхо даже в такой ситуации держатся бодрячком, они идут чуть позади и о чем-то весело болтают. Их слушает лишь Сан, плетущийся где-то рядом. Постепенно минует полуденная жара. Хонджун решается еще на несколько привалов, прежде чем солнце начинает закатываться за горизонт. И когда небо вновь окрашивается в алый, он с радостью понимает, что они почти дошли до первых руин. Когда он рассказывает об этом остальным, то замечает на их лицах огромное облегчение. Остаток их пути занимает чуть меньше часа, и в один момент невысокое построение возникает у них прямо перед носом, когда они спускаются с очередного бархана. Это сооружение напоминает башню, лежащую на боку. У нее нет ни крыши, ни пола, но из-за своего положения она все равно прекрасно скрывает от солнца. К тому же в ней могут без проблем расположиться шесть человек. — Мы можем здесь отдохнуть пару часов, — Хонджун кидает рюкзак на песок. — Но сами понимаете, что лучше выходить задолго до восхода. — У меня ноги сейчас отвалятся, — протяжно стонет Минги и самый первый заглядывает в башню. Увиденное его явно устраивает, и он тут же скрывается в ней. — Есть хочется, просто ужас. Остальные быстро следуют примеру Минги, желая поскорее сесть и вытянуть уставшие ноги. Не то чтобы внутри башни сильно прохладнее, но как только солнце скроется за горизонтом, температура резко упадет, поэтому Хонджун, обустраиваясь, стелет себе куртку. И пока на пустыню опускается сумеречный полумрак, они лишь молчат, прихлебывают воду и на скорую руку соображают себе перекус. Кто-то просто ест печенье, у кого-то с собой есть хлеб и сушеное мясо. Ни у кого не возникает ни единого вопроса по поводу башни, все будто бы воспринимают её как должное из-за усталости. Первым сдается Минги — он поворачивается ко всем спиной и машет рукой. — Вы там разбудите меня, когда выдвигаться будем. Постепенно сморило всех, даже Сонхва, сидящий у самого выхода из их укрытия, в какой-то момент закрывает глаза. Сначала Хонджуну кажется, что тот все равно прислушивается к каждому шороху, но потом замечает, как равномерно вздымается чужая грудь. Да и вид у Сонхва становится слишком умиротворённым. Хонджун решает не действовать сгоряча. Он берет карту с карандашом, фонарик и аккуратно выходит из башни, чтобы не мешать светом остальным. Карту он раскладывает прямо на песке, отмечает примерный маршрут, который они проделали, а затем прикидывает, сколько они смогут пройти завтра. Если они продолжат в том же темпе, то путь, который сам Хонджун преодолевал за неделю, займет у них все две. Это очень нехорошо, но и сделать с этим ничего нельзя. Можно только надеяться, что все привыкнут к такой сильной нагрузке, и дело пойдет быстрее. Размышления об их дальнейших действиях занимают у Хонджуна около получаса. Он выстраивает маршрут с учётом всех известных ему руин и оазисов. Когда с этим оказывается покончено, Хонджун тихо складывает карту и возвращается к своему месту, настороженным взглядом следя за Сонхва. Наощупь в своей куртке Хонджун находит нож и крепко сжимает его рукоять. Сейчас главное не струсить и не передумать. Нанести один, но точный удар, а потом оттащить чужое тело подальше отсюда. А на утро они продолжат путешествие уже без Сонхва. Никому из них все равно не вернуться в город, так что им в любом случае придется двигаться дальше всем вместе. Но, по крайней мере, так Хонджуну будет спокойнее. Он избавится от самой большой проблемы и точно будет знать, что его не захочет никто подставить. Сонхва нельзя доверять, даже если в предыдущие пару дней он не сделал ничего плохого. За исключением того, что был жутким занудой. Хонджун замирает над ним, думая, как бы лучше все устроить. Прислушивается к равномерному дыханию и старается успокоить совершенно ненужную дрожь в ладонях. Если честно, то он никогда не убивал людей. Да, он прекрасно представляет, как это делается, а ещё он полон решимости и абсолютной ненависти к Сонхва, но все же это оказывается не так просто, как он себе представлял. Для удобства он решает опуститься на колени и сжать нож двумя руками. Так он немного унимает дрожь в ладонях. Может, не так уж это и необходимо? Нет, абсолютно точно он должен сделать это прямо здесь и сейчас. Если он не убьет Сонхва — в будущем ему, возможно, придется снова иметь дело с королевой. А этого Хонджун точно не хочет. По крайней мере, таким образом. Он поднимает нож повыше — и уже готовится с силой опустить его вниз, как вдруг Сонхва распахивает глаза. Его движения молниеносные, он ловко выбивает нож из рук Хонджуна и отпихивает его от себя. Сонхва не выглядит растерянным. Может, он все-таки ждал этого момента, был готов ко всему? Хонджун вцепляется руками в крепкую шею и со всей силы сжимает пальцы. Не получилось зарезать — так задушит. Плевать, как, главное, чтобы эффективно. Правда, у Сонхва совершенно другие планы. А ещё у него очень хорошо поставлен удар — Хонджун выясняет это на собственном опыте, когда получает сначала по рукам, а потом по лицу. Сонхва дерётся чётко и методично, будто бы просчитывая каждый удар, в отличие от Хонджуна, который драться особо не привык, а потому быстро проигрывает этот бой. Он оказывается прижат к земле в считанные секунды. Ладонь Сонхва лежит на его шее и сжимает так сильно, что Хонджун не на шутку пугается. Такой хваткой её можно переломить, как соломинку. У Сонхва словно не пальцы, а самые настоящие клешни. Хонджуна осеняет. — Твою мать, — хрипит он. — Так ты и правда с сюрпризом. Как тебе механический протез, не натирает? Не жмёт? Сонхва невозмутимо смотрит на него несколько секунд, а потом вдруг отпускает. — Господин Ким, в следующий раз старайтесь быть потише. Я удивлен, что вы не разбудили остальных своей возней. Сонхва возвращается в башню и поправляет плащ под собой, явно собираясь спать дальше. Вот только Хонджуна это не совсем устраивает. Он поднимается с песка и трёт шею. Вроде бы следов остаться не должно, а то было бы очень неприятно. — Так у тебя и правда механическая рука? Возможно, вопрос нетактичный и наглый, но Хонджуна это мало беспокоит. Любопытство в этот момент съедает его изнутри и даже перекрывает собой тот факт, что он позорно проиграл в их маленьком сражении. Сонхва молча стягивает перчатку, будто бы не хочет ничего объяснять лишний раз, а потом закатывает рукав просторной рубахи. Хонджун только и может, что с приоткрытым ртом наклониться к Сонхва и уставиться на искусно сделанный механизм, в точности повторяющий очертания обычной человеческой руки. Это совсем не грубое подобие протезов, что делают в медицинской лаборатории Доласеи, нет. Этот механизм — настоящее искусство, и им явно занимался действительно очень одаренный мастер. Хонджун бы с ним познакомился. — Думаю, теперь вам понятно, почему не стоит вступать со мной в рукопашную схватку? — Сонхва еле слышно хмыкает. — Если вам хочется меня убить, то придумайте более изощренный способ. — Вот еще, стараться ради тебя, — морщится Хонджун, но отходить не думает. Лишь жалеет, что уже убрал фонарик и не может разглядеть механизм во всей его красе. Тонкие металлические пластины закрывают, судя по всему, самые важные части, от которых отходят тонкие трубки, переплетающиеся между собой. Крепится вся эта конструкция ремнями, уходящими куда-то под рубаху и явно плотно обхватывающими плечо. Наверняка это очень неудобно, Хонджун готов поспорить, что Сонхва мучается от постоянных болей. Ничего больше разглядеть ему не удается, Сонхва надевает перчатку обратно. — А не надоело все время прятать это чудо инженерии? Тем более, вряд ли механическая рука смотрится более странно, чем перчатка, которую ты носишь круглый год. Хонджун пробирается к своему месту. Любопытство любопытством, но на отдых осталось не так много времени. Конечно, обидно, что он так и не успел исполнить свой план, однако теперь Хонджун испытывает некоторое облегчение. Не придется идти на сделки с совестью. Да и совсем скоро пустыня сама поможет ему избавиться от Сонхва. — Лишнее внимание мне ни к чему, господин Ким. — Да всем бы плевать было на твою руку, тебя одна половина королевства боится, а другая половина и без того найдет, за что зацепиться. Например, за твою связь с королевой. Сонхва кидает на Хонджуна озадаченный взгляд. — Прошу прощения, связь? Что вы имеете в виду? Выражение искреннего непонимания на чужом лице заставляет Хонджуна повеселиться. — А ты как думаешь? О твоём прошлом ничего не известно, но ты каким-то образом оказался на такой высокой должности. Естественно, люди многое себе надумали. Хонджун пожимает плечами и отворачивается, устраиваясь на боку, чтобы попытаться поскорее заснуть. — Я свою должность заслужил трудом и верностью Её Высочеству, — чеканит Сонхва в привычной манере. Хонджун уверен, что скоро у него на этот командирский тон появится аллергия. — В таком случае я и правда не понимаю, почему ты всё ещё не послал её к черту после того, как она избавилась от тебя. Хонджун зевает и закрывает глаза, но ответ Сонхва заставляет его даже приподняться на локтях и с недоумением на него уставиться. — Это мой долг — служить королеве и королевству. Остальное не должно меня волновать, это уже не моя забота. Надо будет — я за нее хоть умру. И это станет честью для меня. — Да ты вообще больной. Ради этой-то… — Хонджун едва не задыхается от возмущения, но в итоге отмахивается и ложится обратно. — Иди вон воздухом подыши, на звёзды посмотри и подумай, стоит ли эта женщина того. На руины эти взгляни, может быть, тебе в голову придет, что эти развалины — прямое доказательство лжи королевы. Тебя они совсем не удивили? — Вы делаете поспешные выводы, господин Ким. Эти руины могут быть здесь из-за чего угодно. Хонджун уже открывает рот, чтобы возразить, но его перебивает Уён с недовольным ворчанием: — Да вы можете уже прекратить спорить? Задолбали, дайте отдохнуть. Хонджун, ты сам говорил, что у нас есть всего пара часов. Хонджун решает промолчать, но где-то внутри поселяется непонятное чувство беспокойства. И какое ему должно быть дело до невежества этого гвардейца? У него же всегда даже отличительные знаки на плаще вызывали лишь ненависть. Он так и не засыпает в эту ночь, несмотря на усталость. Интересно, вызывает ли он сам у Сонхва столько негативных эмоций и не дающих покоя мыслей?