Дезервеллеры

— Ваше Высочество! Прошу прощения, что вынуждена вас так беспокоить посреди ночи, но… Юхён без стука входит в королевские покои, и Минджи, заслышав её голос, почти сразу же просыпается. Откровенно говоря, она толком и не спала до этого. Сначала она долго перебирала тяжелые кисти на балдахине, потом смотрела в окно и раздумывала над тем, чтобы поупражняться в стрельбе, затем вновь вернулась в постель, но сон никак не шёл. Юхён явилась как раз тогда, когда Минджи удалось забыться в неглубокой дрёме. — Что такое, Юхён? — она садится и зажигает лампу на тумбочке. — Та экспедиция, которую вы отправляли пару недель назад. Вернулся один выживший, гвардеец, но он в очень плачевном состоянии. Медики сказали, что у него сильное обезвоживание и лихорадка. Не совсем понятно, доживёт ли он до утра, так что если вы хотите с ним поговорить, то лучше сделать это прямо сейчас. Господин Ё уже в пути, гвардеец у себя дома. После услышанного Минджи немедля вскакивает с кровати и накидывает халат поверх ночной сорочки. — Пусть готовят дилижанс, срочно, — она морщится, как от зубной боли. — Какого чёрта он поехал домой, а не сюда. Если он сдохнет до моего приезда, я всю его семью завтра же казню на площади вместе с медиками. Что за самоуправство. Раздражённо ругаясь себе под нос, Минджи упускает тот момент, когда Юхён убегает выполнять её приказ. Её всю охватывает паника, и из-за спешки она несколько раз роняет вещи из рук, пока одевается. Сейчас — никаких привычных платьев или роскошных модных костюмов. Редко можно увидеть Её Высочество в таком посредственном наряде, как простые брюки, рубаха и жилет поверх, но времени наряжаться нет. Сейчас нужно выудить из гвардейца всё, что он знает. Меньше чем через четверть часа она запрыгивает в дилижанс и даёт отмашку шофёру. Юхён уже ждёт её внутри. Весь её вид выражает крайнюю обеспокоенность ситуацией. Она оценивающе смотрит на Минджи и чуть склоняет голову. — Ваше Высочество, позвольте я хотя бы заплету вам волосы? Уверена, что все поймут вашу спешку, но подобный вид может произвести неправильное впечатление. Минджи шумно вздыхает и поджимает губы. Перед выходом она даже не заглянула в зеркало. Что ж, это огромная оплошность с её стороны, и Юхён абсолютно права — не стоит перед людьми появляться в таком неухоженном виде. Она ведь едва расчесалась. Так что пока они едут, Юхён терпеливо заплетает длинные гладкие локоны в изящную прическу, а потом достает косметичку, чтобы немного привести бледное лицо Её Высочества в порядок. — Вы совсем себя изводите, — тихо бормочет она. — Вас же мучает бессонница, да? Возможно, стоит показаться врачам? — Брось, Юхён. С кем не случается. В последнее время обстановка в королевстве стабильная, так что думаю, скоро всё наладится, и сон вернётся, — она мягко улыбается. Беспокойство Юхён ей очень приятно, потому что никто больше так преданно не заботится о ней. Остальные лишь выполняют свою работу. — Но если вдруг вам что-то понадобится, я всегда готова вам помочь, — Юхён заканчивает с макияжем и дует на кисть, прежде чем убрать её. У входа в дом гвардейца уже стоят несколько других, и по ним Минджи понимает, что Хванун уже прибыл. Что ж, это хороший знак, может быть, он успел что-то выяснить. Не здороваясь ни с кем, Минджи стремительно поднимается на несколько этажей наверх, громко стуча каблуками. Дверь в квартиру оказывается распахнута, но Минджи на секунду задерживается перед ней, прежде чем войти. Уже отсюда она слышит чужие крики, перебивающие друг друга. Минджи кривится, но сохраняет самообладание. — Ваше Высочество, вы пришли! — из глубины квартиры выходит Хванун. Похоже, он тоже совсем недоволен складывающейся ситуацией. — Скорее проходите. Минджи всё-таки перешагивает порог весьма небедной квартиры. Не каждый может себе позволить такое жилище, но и этой семье оно досталось не просто так, а за заслуги перед королевством. — Где он? — спрашивает она. — Позвольте я вас проведу, — Хванун протягивает руку в нужном направлении. Крики в этот момент стихают, и когда они минуют кухню, Минджи замечает заплаканную женщину лет тридцати и девочку, которой наверняка ещё и десяти нет. Девчушка тоже вся в слезах сидит на полу и держится за ногу матери. Минджи ничего не говорит, а когда сталкивается взглядом с женщиной — лишь фыркает и отворачивается. Обстановка в квартире в целом гнетущая, но когда Хванун приводит Минджи в комнату к гвардейцу, то вся атмосфера приближающейся чужой смерти сгущается вокруг и ощущается в воздухе сладковатым гнилым запахом. Гвардеец, чьё имя Минджи вспоминает с трудом, лежит на кровати в окружении нескольких врачей. Вид у него в крайней степени измождённый, а из-за глубоких синяков под глазами они и вовсе кажутся двумя тёмными провалами. Кажется, перед ней лежит уже труп, но потом он разлепляет ссохшиеся губы и по привычке приветствует Минджи. — Добрый вечер, Ваше Высочество. Кажется, его хватает только на приветствие, после чего он замолкает, тяжело дыша. — Мину, здравствуй, — в ответ приветствует она мужчину, стараясь вложить в голос как можно меньше того раздражения, которое испытывает в данный момент. — Ты и правда вернулся один? Что случилось с остальными? — Погибли, Ваше Высочество, — отвечает вместо него Хванун. — Все до единого погибли из-за экстремальных пустынных условий. Мину сказал, что они заблудились, и он сам едва нашел дорогу назад. Его доставили в Глаэрес-Гард на дирижабле буквально недавно… — Недавно? — перебивает его Минджи. — Недавно — это когда? — День назад, но сообщили об этом нам и медикам только сегодня. — День? — голос Минджи разносится, кажется, по всему дому. — День назад?! Какого чёрта нам не сообщили об этом раньше? Кто его укрывал? Притащить сюда женщину и ребёнка! Она ожидает покорности от провинившихся, но гвардейцы тащат женщину не без усилий. Она брыкается, кусается, за что несколько раз получает по лицу. — Я ничего не скажу! Вы уроды, мой муж умирает из-за вас! Чтобы вы все передохли, как мухи, рано или поздно вы сгниёте на улицах этого города! А вы, вы, — женщина грозно смотрит на тех, кто её держит. — Я же вам гостинцы передавала, вот вы как со мной? Шавки, вам место у столба на площади. Девочка, слушая отчаянные вопли матери, лишь пуще заливается слезами и хватается за полы домашнего платья, будто бы пытаясь выхватить маму из лап гвардейцев. Минджи лишь морщится. Ей не впервой сталкиваться с подобными истериками, поэтому чужие слова ни капли не задевают её. Тем более что за последнее время она уже успела наслушаться подобных высказываний. — В скорой смерти вашего мужа я не виновата, — холодно отвечает Минджи в итоге, когда женщина замолкает и пронзительно уставляется на неё. — В ней виноваты только вы, потому что не сообщили обо всём медикам вовремя. Кто вас заставил скрывать это от нас? Женщина лишь стискивает зубы. С каждой секундой взгляд у неё становится всё более волчьим и озлобленным. Один из гвардейцев вновь бьёт её по лицу. — Отвечай, когда тебе задаёт вопросы королева. Девочка, завидев подобное обращение с матерью, заходится в жуткой истерике. Минджи, сохраняя самообладание, лишь кивает, но её намёк тут же понимают, подхватывают девчушку и уносят прочь. — Не трогайте её! — мать срывается в крике, пытается выбраться из железной хватки гвардейцев, но все её усилия оказываются напрасными. — Тогда отвечайте. Почему вы не доложили о том, что ваш муж вернулся? Вы в курсе, что нарушили таким образом закон? — Какой? — женщина усмехается. — Вы этот закон только что придумали? Вы же их переписывается постоянно, как вам удобно, так какой закон я нарушила, желая уберечь своего супруга от такой власти, как вы? Он не хотел ехать в пустыню, он знал, что его там ждёт, но он слишком боялся перечить тебе, тварь. А я не боюсь, поняла? После очередного удара по лицу она сплёвывает на пол кровь и улыбается. — Хванун? — с хладнокровным спокойствием зовёт Минджи. — У Мину вы выяснили всё, что нам надо было? — Да, Ваше Высочество, — отзывается он. — Мы обсудим это чуть позже в замке. — Хорошо, — кивает она. — Что же насчёт вас, уж прошу прощения, не знаю вашего имени. Кто ещё был в курсе того, что Мину вернулся? — Никто. — Врёте, — цокает Минджи. — Если его доставили в Глаэрес-Гард на дирижабле, получается, был задействован как минимум десяток людей. Если они ничего мне не доложили, значит, их кто-то подкупил. Разве я неправа? Мину, лежащий в кровати, что-то невнятно хрипит, но на него не обращают никакого внимания. — Да в этом королевстве даже подкупать никого не надо, чтобы он пошёл против тебя. Ты омыла свои руки в крови стольких невинных людей, что теперь никогда не расплатишься. Она похожа на загнанного в угол зверя. Вся в слезах и крови, с растрепанными и торчащими во все стороны волосами, за которые её уже успели изрядно потаскать, с сумасшедшим оскалом. Минджи чувствует лишь раздражение, ни капельки жалости. И как можно быть такой упёртой даже когда тебя бьют? Возможно, ей недостаточно сильно перепало? Одного движения руки хватает, чтобы гвардейцы повалили женщину на пол и начали избивать. Получив несколько тяжелых ударов по животу, она стонет от боли, вцепляется пальцами в ковер и подтягивает себя на руках, пытаясь доползти до кровати. Чтобы не убить её, гвардейцы дают ей минутную передышку, за которую она подползает к мужу и утыкается лицом в покрывало возле его ног. Минджи снова морщится, глядя как женщину сотрясает нервная дрожь, когда она слепо шарит руками, пытаясь найти чужую ладонь. Находит — сжимает в своей, но вскоре понимает, что это бесполезно. Её муж уже не дышит. Это констатируют врачи, после чего Минджи даёт отмашку оттащить женщину от постели. Это оказывается непросто даже для двух тренированных мужчин. Извиваясь словно змея, она почти успевает вырваться, а потом получает тяжелым ботинком под дых. — Ещё раз спрашиваю, — Минджи присаживается возле неё на корточки и пытается заглянуть в закатывающиеся глаза. — Как зовут тех людей, которых ты подкупила? Иначе по твоей милости на расстрел отправишься не только ты, но и твоя дочь, а ещё все те, кто только в теории мог стоять за этим преступлением. Своей глупой гордостью ты подвергаешь риску не только себя, но и множество невинных жизней. Ты готова взять на себя такую ответственность? — Ваше Высочество, вам не кажется, что церемониться с этой шлюхой бесполезно? — один из гвардейцев встряхивает её, как мешок картошки. — Множество мы таких видели. Минджи на секунду поднимает взгляд и снова опускает. — Я даю последний шанс, немногие удостаиваются этой чести. Но если ты действительно не хочешь им воспользоваться, что ж, возможно, стоит начать с твой дочери? — Только не Миён! — вырывается у женщины, но слова даются ей с трудом. — Она просто ребёнок, она ни в чём не виновата! У вас что, совсем ничего святого нет? Она срывается в безудержном рыдании. Минджи улыбается. — Кто с тобой в сговоре, родная? — Весь народ, — женщина хмыкает сквозь слёзы, и внутри у неё что-то булькает. — Что, казнишь всех? Минджи не хочет пачкать руки — и лишь поэтому не сворачивает лично чертовке шею. — Это твоё решение, — пожимает она плечами и разворачивается к Хвануну, не желая больше смотреть на жалкое зрелище. — Завтра утром займётесь расследованием, господин Ё. Виновных найти и наказать. Если же их найти не удастся — под трибунал всех. Рано или поздно сознаются. Что же касается этой семейки… Остались только жена и дочь? — Совершенно верно, Ваше Высочество, — Хванун уже догадывается, что последует за этим вопросом, но выглядит совершенно беспристрастно. — Обеих на расстрел. Сначала убейте дочь на глазах у матери. Минджи не оборачивается даже на протяжный вой за своей спиной, от которого у всех присутствующих по спине бегут мурашки. И лишь Хванун спокойно спрашивает: — Публично? Минджи раздумывает всего секунду. — Нет, — качает она головой. — В такой напряжённой обстановке это вызовет волну негодования. Эту мамашку вместе с её мелкой шавкой возведут в статус святых. Это может спровоцировать новые восстания. Поэтому сделайте всё тихо. — Вас понял, — Хванун отвешивает поклон и улыбается. — Всё будет исполнено в лучшем виде, Ваше Высочество. Думаю, вы можете вернуться в замок, чтобы отдохнуть. К утру составим отчёт о данном деле, и вы узнаете ответы на все интересующие вас вопросы. — Конечно, — Минджи рассеянно кивает и, перешагивая складки на сдвинутом ковре, покидает комнату, а после и квартиру. У входа её ждёт Юхён. Она сидя на корточках успокаивающе гладит девочку по волосам и, похоже, добивается успеха. Девочка, пусть и заплаканная и поникшая, уже не верещит и не льёт слёзы. — Оставь её здесь, — бросает Минджи. — Мы возвращаемся в замок. — Да, Ваше Высочество, — кивает Юхён и без промедления оставляет ребёнка у порога. Даже когда они возвращаются в замок, уснуть у Минджи так и не получается. Время уже близится к рассвету, и без того тяжёлые веки вовсе наливаются свинцом, спать хочется неимоверно. Не сказать, что она мучается из-за произошедшего, больше всего её беспокоит, что теперь экспедиция не произведёт нужного ей эффекта. Чисто теоретически можно сказать, что, к сожалению, все члены экспедиции погибли, и это даже не будет обманом, да и звучать будет логично, вот только придётся раскрыть народу, откуда они знают об этом. И тогда возникнут вопросы. Наверное, стоит вообще умолчать о том, что из экспедиции кто-то возвращался. Но в таком случае действительно стоит устранить всех работников, причастных к этому возвращению. Минджи не сомневается, что Хванун с его гвардией сработают гладко и аккуратно, но беспокойство всё же не отпускает. Наступают тёмные времена для неё, королевы, и она должна сделать всё, чтобы их пережить. Наутро они вновь встречаются с Хвануном, но уже в куда более приятной атмосфере. В приёмную заглядывает солнце, подсвечивая богатое убранство и мелкую пыль, висящую в воздухе. Легкий ветерок залетает в окна и колышет шторы. Ничто не напоминает о событиях, произошедших ночью. — Что насчёт Мину? — интересуется Минджи. Хванун, вальяжно закинув ногу на ногу, достаёт трубку и раскуривает её. Только ему Её Высочество разрешает курить здесь. — Его тело вывезли ночью, пока никто не видел, и уже сожгли. Девка и её мамаша дожидаются своего часа в темнице. — Почему так долго ждёте? — Минджи хмурится. — Чем скорее, тем лучше. — У нас очередь, Ваше Высочество, — Хванун смеётся и выпускает изо рта дым. — К тому же необходимо соблюсти все формальности. — С этими крысами и без формальностей обойтись можно, — отрезает она. — Убить и как можно скорее, пока они не доставили нам проблем. — Вы сегодня в неважном расположении духа, — замечает Хванун и садится ровно. — Уже совсем скоро, не волнуйтесь — вы же знаете, что я вас не подведу. Куда важнее сейчас рассказать вам то, что я выяснил вчера. Минджи вся напрягается. Она изначально собрала отряд смертников, вот только её личный засланец не должен был погибнуть. Ему предстояло убить всех остальных, а потом вернуться и публично рассказать людям о том, какие же ужасные вещи происходят в пустыне. В итоге же вышло совсем иначе. Среди добровольцев оказался человек, который слишком рьяно отнесся к делу. И пусть при должных навыках натренированному гвардейцу не составило бы труда разобраться со всеми, Мину замешкался, позволяя другому человеку возглавить их путешествие. Вот только на третьи же сутки они попали в песчаную бурю, потеряв там половину отряда. Сам Мину едва не погиб, если бы его не спасли. И, по его словам, после этого ему стало жутко стыдно, и он не смог убить никого из тех, кто остался. Так они бродили ещё какое-то время, изнывая от жары. Запасы воды очень быстро подошли к концу, оазисов не наблюдалось, и совсем скоро у Мину закрались подозрения, что они просто ходят по кругу. Ещё несколько людей умерли в течение нескольких дней, и когда Мину остался один, он понял, что надо возвращаться. Вот только именно тогда, по его словам, случилось что-то совсем странное. Ему показалось, что за каким-то из барханов он увидел людей. Он не успел толком разглядеть, кто это был, но точно запомнил сине-чёрную форму. Их он видел несколько раз, но не осмеливался приближаться, потому что он был один, совсем без сил, а людей было куда больше. Он следовал за ними какое-то время, потом потерял из виду, но уже через день неожиданно для себя вышел к Доласее. Минджи, заслышав самое начало рассказа Хвануна, сначала злится, мысленно называя Мину слабаком, но к концу уже забывает об этом, встревожившись не на шутку. — Кто-то подобрался настолько близко к Доласее? — обеспокоенно бормочет она себе под нос. — Что это за люди такие, интересно. Откуда они вообще взялись? — Вот и я думал, что пустыня — мёртвая местность, откуда там что-то живое? — соглашается Хванун. — Так что рискну сделать предположение, что те люди, которых видел Мину, были не более чем галлюцинацией. Сами посудите — палящее солнце, обезвоживание, истощение, всё это может привести к каким угодно последствиям. Тем более что по прибытии в Доласею он долго не протянул. — Да, но, — тянет Минджи и поджимает губы. — Ведь механизмы откуда-то пришли. Значит, в пустыне всё же может кто-то быть. И если Мину их видел рядом с Доласеей, то меня это начинает беспокоить. Кажется, пора устанавливать на территории королевства особое положение. Если на нас могут напасть, мы должны быть к этому готовы. — Мы бросили все силы на подавление восстаний в королевстве, — с сомнением начинает Хванун. — Не боитесь, что если мы их часть перенаправим на оборону угрозы извне, то внутри королевства снова начнётся хаос? — Парочка публичных казней — и всё прекратится, — отмахивается Минджи. Хванун недовольно цокает. — При всём уважении к вам, Ваше Высочество, скоро это перестанет действовать на народ. Минджи вздыхает, сцепляя руки в замок на столе. Она и сама об этом много думала, понимая, что если держать народ в постоянном страхе, то постепенно люди привыкнут к нему. Она размышляет несколько минут, а потом переводит взгляд на Хвануна, который терпеливо сидит и ждёт, что же ему ответят. — Сейчас они видят главного злодея во мне, верно? Но что если направить всю мощь и недовольство людей на врага за пределами королевства? Запугать их, начать подготавливать к войне, бросить все силы, отвлечь их внимание на это. За меня они, может быть, и не захотят бороться, но за свои жизни, за своё королевство — разве нет? Хванун задумчиво трёт подбородок пальцами. — Вы же понимаете, что это не так просто? Придётся задействовать много ресурсов ради борьбы с угрозой, с которой мы ещё не столкнулись. — Но можем столкнуться в ближайшее время, — возражает Минджи. — Похоже, нам вообще пора пересмотреть всё происходящее. Хванун согласно кивает. — Возможно, вы правы. Если мы сейчас поступим таким образом, то сможем убить двух зайцев одновременно. Отвлечём внимание людей на более серьёзную проблему и подготовимся к возможному нападению. Как вы думаете, насколько сильная угроза нас ждёт в таком случае? — Кто знает, — вздыхает Минджи и хочет ещё кое-что добавить, но в этот момент дверь приёмной распахивается. В неё влетает взволнованный гвардеец в расстёгнутом плаще и даже без оружия. Вид у него крайне испуганный. Минджи догадывается, что, возможно, он в чём-то провинился, и сразу же мрачнеет. — В чём дело? — Ваше Высочество, — гвардеец едва не спотыкается об собственные ноги и откашливается. — Мы пришли за той женщиной, которую вы приказали расстрелять. В общем, произошла некоторая неприятность. — Ну? — Минджи сводит брови, а Хванун, чувствуя, что дело — беда, сразу же встает. — В общем, мы сейчас спустились за ней, но обнаружили, что ребёнок пропал. Девочки вообще нигде нет, мы весь нижний этаж обыскали — ни слуху ни духу. — А с матерью что? Гвардеец несколько секунд неловко мнётся. — Вам лучше самим всё увидеть, Ваше Высочество. Всё сказанное Минджи не очень нравится. Девочка исчезла — каким образом? Она ведь ребёнок, она явно не могла сбежать сама, а значит, ей кто-то помог. У избитой до полусмерти женщины вряд ли были силы, чтобы ей помочь — получается, это кто-то из своих. Вот только кто? Десятки гвардейцев следят за порядком в тюремных помещениях, вычислить предателя будет не так просто. Вместе с Хвануном они почти бегом добираются до нужной камеры. Дверь туда распахнута, и когда Минджи оказывается возле неё, то сразу чувствует запах крови, какой бывает обычно на скотобойнях. Её немного ведёт — она не привыкла смотреть на мёртвых людей так близко. Обычно она наблюдала за казнями с приличного расстояния и не видела всех подробностей. Зрелище, представшее перед глазами, пугает и вызывает отвращение. На холодном сыром полу лежит тело женщины в луже алой крови. Минджи чуть отходит назад, чтобы случайно в неё не наступить, и инстинктивно задерживает дыхание. — Какого чёрта? — спрашивает она, пытаясь вложить в голос как можно больше твёрдости. Нельзя показывать, что такое зрелище немного, но выбило её из колеи. — Ножом вспорола себе живот, — поясняет гвардеец. — Мы её нашли уже в таком в таком виде. — И откуда же у неё взялся нож? — интересуется Хванун, проходя вглубь камеры и присаживаясь на корточки, чтобы получше разглядеть женщину. — Мы предположили, что, возможно, она взяла его из дома. — Вы не обыскали её, когда привели сюда? — Хванун резко поворачивает голову и щурится. — Вы вообще идиоты? Это часть вашей должностной инструкции, и вы просто забыли про этот пункт? Кто был дежурным ночью и принимал осуждённых? Я ему лично голову оторву. Минджи отходит ещё на шаг и прислоняется спиной к немного влажной стене. Внутри всё клокочет от ярости, но одновременно с этим она испытывает такую страшную усталость, что сил на вымещение своей злости у неё просто напросто не остается. Она вглядывается в полумрак камеры, освещенной одной тусклой лампочкой под потолком, и вдруг замечает странную надпись на стене. — Что там написано? — она протягивает руку, указывая пальцем на неё. Хванун встает и подходит к стене. — «Сдохни, тварь», — Хванун хмыкает. — Крайне неоригинально, вам так не кажется? Минджи с ним соглашается, но зрелище всё равно мерзкое. — Какая же гордая, а, — качает головой Минджи. — Сделала всё, чтобы погибнуть не от наших рук. Терпеть таких не могу. Расследуйте всё, что касается этого дела. Такое не должно повторяться, в последнее время слишком уж часто пленники стали избегать наказания. Ну а если вы и дальше не будете справляться с работой, то… Она делает многозначительную паузу. Хванун внимательно смотрит на гвардейца, отчего тот белеет, и указывает на безжизненное тело перед собой. — Окажетесь на её месте.