Дезервеллеры

Как бы Хонджун ни старался и ни делал вид, что он в порядке, и ему только слегка нездоровится, по-настоящему лучше ему становится только через пару дней. Температура спадает, и пусть на её место и приходит ужасная слабость, от которой он не может даже держаться на ногах, теперь он хотя бы может есть при этом не испытывая тошноты от каждой лишней ложки бульона. Единственное, что его беспокоит — головная боль, которая не унимается ни на секунду. Она может немного ослабнуть, но к вечеру всё равно пульсирует в висках и затылке, не давая нормально уснуть. Хонджун не жалуется, лишь радуется, что вообще выжил и старается отвлечься, когда к нему заходят ребята. Уён появляется у него всего один раз, но нормально поговорить у них не получается. Хонджун к этому тяжелому разговору оказывается ещё не готов, и Уён, судя по всему, тоже. В итоге он уходит минут через пятнадцать, оставляя Хонджуна с тяжелыми мыслями наедине. Наконец-то выбраться из шатра у него получается к вечеру третьего дня. И он совсем не ожидает, что остальные ребята встретят его с такой радостью. Минги сразу бежит обниматься, заставляя Хонджуна скривиться. Объятия он не любит, но стоически их выдерживает, потому что расстраивать Минги ему не хочется. Сан показывает шатёр, в который их поселили. Оказывается, они живут вместе ещё с несколькими циркачами и спят на циновках, лежащих прямо на песке. Тем не менее, обстановка здесь оказывается поуютнее, чем в полупустом шатре медиков. Хонджун не сказать, что любит шум, но признаётся самому себе, что немного соскучился по хаосу вокруг. И уж чего-чего, а подобного здесь хватает. С удивлением он обнаруживает, что своим появлением прервал очередную партию в карты между Саном, Минги и несколькими циркачами. Даже Гахён и Хандон присоединяются к ним. Хонджун садится рядом просто за компанию. Единственный плюс — с медиками он успел поболтать и набраться практики в чужом языке, и теперь чувствует себя более смело в разговорах с остальными. Чуть позже к ним присоединяется Уён. Он садится рядом с Хонджуном и осторожно интересуется о его самочувствии. Видно, что ему ужасно неловко это спрашивать. — Полный порядок, нормально, — натянуто улыбается Хонджун. Жаловаться на головную боль он не хочет, да и явно Уён сел рядом не для того, чтобы говорить об этом. — В прошлый раз, когда ты сказал, что всё нормально, ты вырубился секунд через тридцать, — смеется Уён себе под нос. — Так что у тебя странные понятия о «нормальности». Хонджун качает головой. — Ну не буду же я жаловаться на всё подряд. Думаю, все и без того напугались. Уён выдерживает небольшую паузу. — Хонджун, послушай, — вздыхает он, словно решается на что-то, но именно в этот момент по лагерю разносится чей-то громкий голос. Циркачи, побросав все свои дела, тут же вскакивают и выходят из шатра, явно куда-то собираясь. Минги и Сан тоже поднимаются. — Ты же ещё не видел, какие штуки они вытворяют — пойдём, нам разрешили смотреть на тренировки, — Минги едва ли не насильно заставляет Хонджуна подняться и тащит за собой на улицу. — Это абсолютный восторг, я даже в Доласее такого не видел — правда, я и в цирке ни разу не был и мне сравнивать не с чем, но я уверен, что тебе понравится. Хонджуну приходится удивлённо следовать за Минги в большой шатёр в центре лагеря, куда стекаются все остальные. Люди в пёстрых костюмах выглядят весело и взбудоражено, будто на самом деле идут выступать, а не тренироваться. Где-то среди этой суматохи мелькает Сонхва, и Хонджун, не сдержавшись, машет ему рукой, подзывая к себе. Тот выглядит немного удивлённо, но всё же подходит. — Тебя отпустили наконец-то, — его голос звучит так радостно, что Минги рядом настораживается. — Идёшь смотреть на тренировку? — Мне обещали чудесное зрелище, — Хонджун смеётся. — А ты уже тоже был? Сонхва качает головой. — Нет, мне как-то не особо интересно, — он пожимает плечами. — Мне кажется, это всё представления для детишек. Минги цокает, закатывая глаза, а Хонджун фыркает. — Что должно произойти, чтобы ты перестал быть таким занудой? — Мне пора начинать считать, сколько раз за день ты меня так называешь, — бурчит Сонхва. — А то я начинаю привыкать. Хонджун хитро улыбается ему в ответ и протягивает руку, молча предлагая пойти с ними. Сонхва мельком косится на Минги и отходит на шаг, пряча руки за спину. Жест этот настолько очевидный, что впору смеяться, вот только Хонджун вспоминает, как пару дней назад они случайно соприкоснулись пальцами, и сам теряется. — Привыкай, — он пытается разбавить атмосферу повисшей неловкости. — Ты от меня ещё не скоро отвяжешься, у нас впереди долгий путь. — Мне вас оставить вдвоём? — смеётся рядом Минги. — Ребята, я, конечно, всё понимаю, при людях всегда очень неловко проявлять свои чувства, но вы не бойтесь, все свои. Хонджун тут же вспыхивает от возмущения и порывается как следует ударить Минги по плечу, но его останавливает внезапный приступ головокружения, после чего голова начинает болеть ещё сильнее. Он пошатывается и морщится, прикладывая ладонь к виску. Минги тут же хватает его за плечи, боясь, что он упадёт, а Сонхва вмиг оказывается рядом, готовый помочь. Приступ проходит так же внезапно, как и начался, так что Хонджун окидывает обоих мрачным взглядом и цокает. — Я вам не фарфоровая куколка, не разбился бы. От этой ситуации внутри остаётся неприятный осадок. Любому, наверное, было бы приятно, если бы о нём заботились, но Хонджуну очень не хочется ощущать себя слабым и зависимым от кого-то. Так что он выпрямляется и смотрит в сторону шатра. — Так что, вы говорите, там очень красиво? Пойдёмте и правда посмотрим, что же вытворяют циркачи. Минги с Сонхва он оставляет чуть позади, чтобы те не заметили, насколько сильно он сгорает со стыда. Как-то всё не клеится: наваливается плохое самочувствие, прерванный диалог с Уёном и эта глупая, но очень проницательная шутка Минги. Хонджун уже не в первый раз замечает, что в их команде большинство привыкло рубить любую неудобную правду-матку. Кажется, уже все заметили, что вместе с Сонхва они проводят действительно много времени. Несмотря на всё, Хонджун смело заглядывает в шатёр и на секунду замирает от смеси удивления с восхищением. Шум и хаос, в которые он попадает поначалу, постепенно превращаются во что-то более осмысленное. Пёстрые ковры на песке резко контрастируют с металлическими конструкциями под куполом. На них закреплены кольца, перекладины и ленты, на которых с лёгкостью раскачиваются гимнасты. Внизу им о чём-то вещает тренер, а рядом разминаются и готовятся другие циркачи. Там же Хонджун замечает Сана, Уёна и Чонхо. Последний радостно машет ему рукой, подзывая подойти поближе. — Наш капитан снова в строю! — радостно заявляет он. — С возвращением. Хонджун усмехается себе под нос. Забавное обращение — капитан. У него оно ассоциируется только с гвардией, потому что можно быть капитаном отдельного отряда, ну или, на крайний случай, капитаном дирижабля. Наверное, их маленькую компанию можно счесть за своеобразный отряд, так что он вполне мог бы быть капитаном. Но потом Хонджун вспоминает забавное «сообщники», которое он несколько раз слышал от Сонхва, и решает, что он скорее главарь банды, нежели капитан. Чонхо он решает всё-таки подыграть. — Отряд, равняйсь! Смирно! Доложить об обстановке! Минги сзади громко смеётся, и когда Хонджун оборачивается, чтобы посмотреть на него наигранно-строго, то замечает, что и Сонхва улыбается широко и весело. — Господин Пак, на ваш взгляд я хорошо справляюсь? Сонхва не сдерживает смешок и кивает. — Для того, у кого совершенно отсутствует опыт, вы справляетесь просто замечательно, господин Ким. Но я всё-таки дал бы вам пару советов, — официальным тоном заявляет он, и Хонджун отворачивается, закатывая глаза. Кто-то из циркачей просит их отойти чуть подальше, и они перемещаются ближе ко входу, занимая места на складных табуретках. Поначалу Хонджун тихо переговаривается со всеми по поводу последних событий, решая, как им поступать дальше, и стоит ли срываться в путь прямо сейчас, но затем всё его внимание перетягивают на себя гимнасты под куполом. От каждого их трюка невольно замирает сердце. Они делают все без страховки, и кажется, что они по-настоящему летают, словно птицы. И хоть от мельтешения ярких красок с новой силой накрывает головная боль, Хонджун не может оторвать взгляд. То, с какой лёгкостью девушки прыгают с одной перекладины на другую, где их ловят прямо на лету, заставляет искренне восхищаться. Хонджун, конечно, был в цирке в детстве, но помнит лишь жутковатых клоунов со странными шутками и фокусников. Но, видимо, в пустыне представления о цирке несколько другие. Правда, в итоге Хонджун не выдерживает — прибавляется ещё духота из-за огромного количества людей в шатре, и он тихо выходит, стараясь не привлекать внимания. Но у него не получается: за ним тут же подрывается Уён, а следом начинает вставать и Минги, но сидящий рядом Сонхва заставляет его сесть обратно и что-то шепчет. Поэтому на улице они оказываются вдвоём с Уёном. Они совсем немного отходят от шатра, чтобы им не мешал шум, доносящийся оттуда; Хонджун вдыхает ночной воздух полной грудью и кутается в куртку. Несколько долгих минут они стоят молча и смотрят на небо, усыпанное звёздами. — Хонджун, я так больше не могу, — по итогу решительно начинает Уён. — Я не хочу тебя сейчас загружать всем этим, понимаю, что и без того паршиво, но и позволить тебе думать, что все это время, которое мы дружим, я тебя обманывал, тоже не хочу. — Но по сути ведь так всё и есть, — немного раздражённо отмечает Хонджун и тут же заставляет себя заткнуться. Он прекрасно понимает, о чём ему сейчас пытается сказать Уён. — Ну, да, — он поникает. — Но это не значит, что я не считал тебя своим другом. В Доласее мне было очень одиноко и страшно, когда я впервые там оказался, и то, что я встретил тебя, мне казалось каким-то подарком судьбы. Мне очень жаль, что я не мог тебе ни о чём рассказать, и, если честно, ты по-прежнему не должен был ничего знать, но что случилось, то случилось. Это не моя воля и не моё желание. Думаю, ты уже давно понял, что здесь, в пустыне, всё устроено совсем иначе, и люди здесь другие, и… — Прекращай ходить вокруг да около, — перебивает Хонджун. Уён мнётся на месте. — Я не хочу, чтобы мы перестали быть друзьями из-за каких-то политических игр. Я всё ещё на твоей стороне, Джун, и очень тебя ценю. И не хочу терять тебя. Хонджун морщится. Он начинает и сам чувствовать себя виноватым в этой ситуации, хотя он совсем не хотел ссориться с Уёном. Он просто думал, что это всё — обман, что больше нельзя доверять тому, кому он доверял больше всего, и даже сейчас навязчивая мысль об этом где-то в глубинах сознания всё равно остаётся. И так хочется её прогнать. — Если ты и правда на моей стороне, то поклянись тогда, что ты останешься на ней, когда мы приедем в Ланту. Что на первом месте останется наша с тобой дружба, а не то, что тебе скажут там. Хонджун готов сам себе откусить язык за подобные просьбы, он прекрасно понимает, как эгоистично это звучит, но не хочет больше обманываться. Уён выдерживает долгую паузу, разгребая песок под ногами носком ботинка, а для Хонджуна это молчание значит больше, чем всё сказанное до этого. — Хонджун, — умоляющие нотки в чужом голосе заставляют поёжиться. — У нас у всех одна цель, у тебя нет никаких причин не доверять Ланте, мы все хотим для Доласеи только лучшего. Хонджун сглатывает вязкую слюну и скрещивает руки на груди. — У меня нет причин и доверять им, потому что, судя по всему, Ланта не гнушается жертвовать жизнями простых людей. Если это действительно так, то нам не по пути. Как я вообще могу им доверять, когда они нас были готовы убить тогда, в Лигейте? — Это было случайное столкновение, — возражает Уён, — и те люди просто не знали нас с Чонхо, а иначе не допустили бы этого. — Но сколько людей погибло в самом Лигейте из-за них? Уён, я действительно считаю, что пока не стоит доверять Ланте, и если вдруг мои опасения всё же окажутся правдой, что будешь делать ты? Готов будешь отвернуться от них просто потому, что ты мой друг, или будешь подчиняться их приказам до последнего? Я не хочу, чтобы потом мне в спину прилетел нож. Хонджуна немного потряхивает от напряжения, он обхватывает себя руками и старается смотреть куда угодно, но не в сторону Уёна. — Тебе в спину не прилетит нож. Не от меня. — Ты так и не ответил на мой вопрос. — Да я не могу ответить на него! — у Уёна срывается голос. Он говорит тихо, но эта фраза звучит словно крик. Хонджун вздрагивает. — Я с детства рос там, те люди меня воспитывали, они положились на меня, когда отправляли в Доласею, они надеются на меня, и отказаться от них просто потому, что тебе не нравятся их методы? Знаешь, что? У тебя просто проблемы с доверием, Хонджун. Ты во всём видишь подвох, в каждом человеке — потенциального предателя, но это не так. Я ещё в Доласее заметил, что ты ото всех стараешься держаться на расстоянии, потому что никому не доверяешь. — Я доверял тебе, — сквозь зубы цедит Хонджун. — Да и с тех пор многое изменилось, но даже если ты и прав — а почему я должен верить всем подряд? Это пустыня, я едва не погиб, поверив тому старику, подверг опасности Сана, а ведь это была лишь банальная неосторожность, которая касалась только нас. Я не могу себе позволить быть настолько же беспечным, когда дело касается таких крупных масштабов. Уён вздыхает, намереваясь выдать ещё одну гневную тираду, но Хонджун не даёт ему даже начать. — Это бесполезно, — отрезает он. — Я просто хочу знать, на чьей ты стороне, Уён. И пока у меня складывается впечатление, что отнюдь не на моей. Уён молчит несколько секунд, затем раздражённо сплёвывает на песок и решительно разворачивается. — Что ж, прости тогда, — бросает он через плечо и быстрым шагом скрывается за шатром. Хонджун остаётся один и чувствует себя ещё более паршиво, чем когда его отравили ядовитыми дротиками. Мигрень сдавливает голову настолько, что начинает подташнивать. Может быть, стоило держать язык за зубами и сделать вид, что всё нормально, он совсем не злится. Вот только злится, ещё как злится и одновременно корит себя за эти эмоции. До ушей долетают весёлые возгласы, и Хонджун, не зная, куда ещё себя деть, решает просто уйти хотя бы куда-то. Он и сам не замечает, как оказывается у границы лагеря, оставляя все шатры за своей спиной. Тут яркие звёзды видны ещё лучше, и бескрайняя пустота пустыни так и манит очертаниями барханов. Здесь они совсем невысокие, будто бы их намело совсем недавно. Хонджун садится прямо на песок и подтягивает коленки к груди, обхватывая их руками. Через какое-то время голова проходит, зато остаётся странное ощущение в груди, будто бы сердце колотится в совершенно хаотичном ритме. Это ужасно неприятно, но Хонджун старается успокоить себя, дышит глубоко и размеренно. Проходит не меньше нескольких часов, за которые он порядком так подмерзает, прежде чем за спиной раздаются шаги. Хонджун вздрагивает и резко оборачивается, но, завидев Сонхва, с облегчением выдыхает. — Мы тебя потеряли, — тихо говорит он. — Что случилось? Уён был ужасно злой, когда мы нашли его в шатре с Ёсаном. Вы так и не поговорили нормально? Хонджун хмурится. За всё то время, что он здесь сидит, он успевает переварить в мыслях ситуацию с десяток раз, но так и не понимает, а что же ему делать дальше. — В этом и проблема. Возможно, разговаривать не стоило. Мы не понимаем друг друга. Я не хочу доверять Ланте просто так, зная, что это они послали те жуткие машины в Доласею, что им абсолютно всё равно на то, какой они хаос могут устроить; я всё ещё не знаю, каковы их цели на самом деле. Выпрямляя затёкшие ноги он упирается ладонями в песок. Сонхва тяжело вздыхает и медленно опускается рядом. — И что он тебе ответил? — Что у меня проблемы с доверием, — Хонджун поджимает губы. — Не знаю, по-моему, он просто и дальше хочет подчиняться их приказам без разбора, но я всем нутром своим чувствую, что в Ланте живут очень непростые людишки. Может быть, они нам и помогут, но с ними наверняка надо быть осторожными. И если Уён на их стороне, то осторожным придётся быть и с ним в том числе. В горле встаёт противный ком. Хонджун набирает целую пригоршню песка, а затем высыпает её, наблюдая, как песчинки просачиваются сквозь пальцы. — Я же тебе уже говорил, что не стоит рубить с плеча, — качает Сонхва головой. — Потому что поменять свои взгляды на жизнь за один день попросту невозможно. — И ты опять его защищаешь, — внутри снова вспыхивает огонёк негодования. — Но я не согласен. Мы столько времени работали вместе, он в Доласее провёл не один год, у него было время подумать. — Знаешь, Хонджун, — Сонхва цокает после того, как выслушивает его. — Может быть, у тебя и нет проблем с доверием, но ты определённо слишком категорично ко всему относишься. Я это понял ещё с самого начала, но чем дальше, тем больше убеждаюсь в этом. С Уёном то же самое, поэтому вы и столкнулись лбами, как два барана. — Я тебя сейчас ударю, — Хонджун решает выразить всё то, что в нём клокочет, самым понятным для него способом. Потому что он без понятия, как вообще справиться со всем этим, со всем тем, что его сейчас так сильно гложет. — Потому что я прав? — Сонхва поворачивается к нему и вопросительно выгибает бровь. — Но господин Ким, я со стороны наблюдаю за этой ситуацией и всего лишь высказываю своё видение. Не отрицаю, что оно не единственно верное, так что вы всегда можете поговорить об этом и с остальными членами вашего отряда. Наверняка им тоже есть что сказать. — Я обсуждал это только с тобой и с Саном чуть-чуть. Не хочу остальных загружать этим, — Хонджун сглатывает ком в горле. — Я не знаю, как так вышло, но сейчас ты знаешь об этой ситуации, да и вообще обо мне, больше, чем все остальные. Возможно, даже больше Уёна. Сам не знаю, почему, но мне действительно гораздо проще признаться в чём-то тебе, чем кому-либо из ребят. Хонджун всё ещё ощущает на себе пристальный взгляд и решается тоже посмотреть на Сонхва. Если так подумать, то он с ним с самого начала был предельно откровенным. Сначала в своей ненависти, а затем — в чём-то куда более глубоком. Говорить ему такие вещи совсем не страшно, потому что он знает, что Сонхва его поймёт. И Хонджун это действительно ценит. Но сейчас взгляд Сонхва говорит скорее о замешательстве, чем о понимании. Это немного пугает Хонджуна, и он задумывается, а не ляпнул ли чего-то лишнего. Они долго молчат. Достаточно долго, чтобы пауза превратилась в неловкую и заставила их трусливо отвести друг от друга глаза. Хонджун слышит, как Сонхва несколько раз вздыхает, чтобы что-то сказать, но решается только на третий: — Предлагаю тебе подождать до Ланты. Строить теории можно сколько угодно. Просто не торопись и дай ему шанс. Вы сейчас оба на эмоциях, повздорили, это со всеми бывает. Но если ты сам говоришь о том, что Уён — твой друг, то не могли же эти несколько лет просто пройти впустую, чтобы сейчас у вас совсем не получилось договориться, правильно? Всё разрешится, я в этом уверен. Сонхва определённо хочет его подбодрить, но Хонджун, напротив, после его слов чувствует только вихрь самых непонятных для него эмоций. Всё внутри спутывается, когда он начинает думать не только о цели, сияющей впереди как маяк, но и о таких простых и одновременно сложных вещах, как дружба или привязанность. Почему-то так вышло, что всю свою жизнь он учился разбираться в механизмах, вот только человеческие чувства — это не набор шестерёнок, которые работают по чётко заданной схеме. Наверное, именно поэтому он не смог построить ни с кем нормальных взаимоотношений. Хонджун никогда не думал о том, что этот факт когда-нибудь станет беспокоить его настолько сильно, что захочется снять с себя кожу и найти где-нибудь внутри рычаг, который успокоит эту бурю в душе. — Так голова болит, — признаётся он. — Я идиот, Сонхва. — Ты не… — Сонхва осекается. — Кажется, я понимаю, о чём ты. Если хочешь, мы можем подраться, чтобы ты мог выпустить пар. Плечи Хонджуна дёргаются от беззвучного смешка. Вот чего-чего, а такого предложения он точно не ожидал. — Если я сейчас попытаюсь тебе врезать, то, вероятно, промахнусь даже с такого расстояния. Да и к тому же удар выйдет таким слабым, что я буду явно не удовлетворён результатом. Даже синяка не останется. И почему ты вообще предлагаешь мне это? Сонхва пожимает плечами. — Я просто подумал, что смогу тебе так хоть как-то помочь. — Ты правда этого хочешь? Помогать мне? Сонхва мешкается, и Хонджун понимает, что внезапно тяжело становится им обоим. Между ними даже воздух сгущается, как будто бы уплотняется, и хочется разогнать его руками. — О том, что тебя гложет, знаю только я, потому что ты мне доверился. Так что ты всегда можешь ко мне обратиться. — Немного странно слышать это от тебя, — признаётся Хонджун. — Да в последнее время вообще происходит очень много странностей, — Сонхва на секунду замолкает, а потом, поразмыслив несколько секунд, вдруг встаёт, отряхивая штаны и плащ. — Я воду забыл взять, тебе принести? Удивившись такой внезапной смене темы, Хонджун не сразу понимает, что от него хотят. — А, да, если тебе не трудно, — сдавленно отзывается он. Ему на секунду кажется, что Сонхва ищет повод, чтобы уйти. Он выглядит как человек, осознающий, что сказал что-то не то, и теперь боящийся, опасающийся последствий. А, может, прекрасно их представляет и хочет избежать? Хонджун нервно зарывается ладонью в волосы и отворачивается, чтобы не провожать взглядом чужую спину.