Дезервеллеры

— Перерыв тридцать минут, потом идём на стрельбище, — голос Мёнсу доносится как сквозь вату. Хонджун устало падает на жёсткую скамью, состоящую из металлических труб, и жадно глотает воду из фляги. Обыкновенные тренировки, связанные с физической подготовкой, не утомляют его так сильно, как основы рукопашного боя. Мёнсу никого не жалеет — ставит их в пары с уже более-менее опытными солдатами, постоянно заставляет меняться партнёрами, чтобы не привыкать к чьему-то стилю боя, и потому Хонджун уже успевает набить себе с десяток синяков, а то и больше, за последние несколько недель. Время в Ланте летит быстро, и каждый день похож на предыдущий. Ранний подъём, пока ещё не встало солнце, обязательная зарядка, затем завтрак и основы рукопашного боя. Обычно после этого у всех есть немного свободного времени, но Хонджун и Сонхва чаще всего проводят его в штабе, обсуждая дальнейшие планы. Под дневным солнцем особенно ничем не позанимаешься, поэтому до обеда и после они учатся стрелять. Здесь Хонджуна очень удивляет Сан. Даже несмотря на свою руку, он быстро приноравливается и никогда не прицеливается слишком долго. При этом чаще всех остальных, не считая Сонхва, попадает ровно в цель. — А что? Меня с детства дедушка учил стрелять! — гордо заявляет он, когда кто-то хвалит его. Хонджун усмехается, думая, что ему бы хотелось познакомиться с этим дедушкой. К счастью, все эти тренировки не проходят бесследно. Вскоре Хонджун замечает, что уже куда увереннее ощущает себя с оружием в руках, а когда дерётся — не всегда даже задумывается о том, что следует сделать дальше. Кажется, что тело само подстраивается под ситуацию и чувствует, когда следует увернуться, а когда — напасть. — Делаешь успехи, — не без гордости заявляет Сонхва, когда подходит к нему. Хонджун отрывается от фляги и внимательно смотрит, как тот собирает прилипшие к шее волосы и завязывает их резинкой в хвостик на затылке. Дурацкая фраза срывается с губ прежде, чем Хонджун успевает подумать. — Хвостик? Тебе не идёт. Сан, стоящий рядом, с опаской косится на Хонджуна, но когда слышит тихий смех Сонхва — расслабляется. — Врёшь. Но будем считать, что мы квиты. — Может быть, — Хонджун расплывается в довольной улыбке. — Ну и о моих успехах поговорим тогда, когда я смогу тебя одолеть в честном поединке. Сонхва протягивает руку, чтобы забрать флягу себе, и снисходительно качает головой. — Не сможешь. — Это мы ещё посмотрим, — хмыкает Хонджун и показательно разминает кулаки. Ёсан, наблюдающий за этим, морщится и наклоняется к Сану. — Всё стало ещё хуже, по-моему. Я теперь понимаю, что вы с Минги имели в виду, когда говорили, что с ними рядом неловко находиться. Он с брезгливым выражением лица вытряхивает песок из складок своего одеяния, продолжая шипеть что-то себе под нос на языке древних. Хонджун приятно удивляется, когда понимает, что знает большую часть этих слов. Складывается что-то вроде «поверить не могу, что позволил ребёнку меня одолеть». Под ребёнком Ёсан имеет в виду Чонхо, и осуждать его Хонджун не может — ребёнок не лыком шит, и его скорости и отточенности движений могут позавидовать многие. Как-то он даже интересуется у господина Чхве, почему вообще его сын оказался втянут в такое опасное дело. Господин Чхве пожимает плечами и загадочно улыбается: — Я сам не смог его остановить. Когда я ему сказал, что ему ещё рано отправляться в Доласею и стоит подождать пару лет, он втайне от меня собрал сумки и ушёл. Когда мы его нашли, он был на полпути в королевство и категорически отказался возвращаться назад. Пришлось мне тогда отправиться с ним. А потом я посмотрел на то, как он ведёт себя, как вливается в новую для него жизнь, и понял, что зря так боялся. Конечно, как родитель я ужасно за него боюсь порой, но и препятствовать ему бессмысленно. — А его мать? — уточняет Хонджун. — Она ничего не сказала по этому поводу? Взгляд господина Чхве ненадолго грустнеет, и Хонджун понимает, что затронул что-то личное. — Мою жену убили в Доласее за пару месяцев до того, как Чонхо и я туда отправились. Как оказалось, королевские крысы пытали её почти неделю, прежде чем она умерла. На самом деле, тут многие подобным образом лишились семьи. Уён вот вам не рассказывал, наверное, но он лишился обоих родителей ещё когда был совсем маленьким. И такая история здесь у каждого второго. Хонджун чувствует лёгкий укол стыда. Действительно, он ведь даже не поинтересовался с тех пор, как они приехали в Ланту, где же родители Уёна. И тут же оправдывает себя — они с ним почти не общаются сейчас, только исключительно по деловым вопросам. Уён после их последнего разговора начал вести себя с Хонджуном холодно и отстранённо, и, наверное, он частично заслужил такое отношение, но мириться первый пока не планирует. Пусть это и глупо, и ужасно беспокоит его, но делать первый шаг — безумно сложно. Особенно когда за основную причину их ссоры извиняться не особо-то и хочется. Тем не менее этот разговор с господином Чхве Хонджун переваривает снова и снова, безуспешно пытаясь убедить себя в том, что стыдиться ему нечего. Из размышлений его выдёргивает вернувшийся Мёнсу, который сгоняет всех на стрельбище — небольшую площадку с самодельными мишенями из подручных материалов. Там их учат в основном стрелять из паровых ружей, потому что это совсем непростое занятие. Ружья эти явно отстали на пару десятилетий от доласийских. Они куда более громоздкие, с большими газовыми баллонами, которые крепятся за спиной и здорово ограничивают в движениях. Хонджуну это оружие решительно не нравится. Он не считает себя хилым или слабым, однако даже у него очень быстро устают руки и плечи. И он представить себе не может, что с этим им придётся ещё и передвигаться — быстро и бесшумно. И всё же он уже не испытывает противную внутреннюю дрожь, когда из этого ружья ему приходится стрелять. Почти на автомате он застёгивает широкие ремни, которые обвивают плечи и грудь, проверяет, чтобы всё было затянуто достаточно крепко, и баллон за спиной не болтался, а затем ждёт отмашки Мёнсу. Местные ребята встают по обе руки от Хонджуна, тоже находясь в полной боевой готовности. Чуть поодаль за ним наблюдают Сонхва с Ёсаном и Минги, потому что их очередь подойдёт чуть позже. Мёнсу даёт добро, и Хонджун прицеливается. Всё-таки стрелять из револьвера проще, и много ума не нужно. Ружьё же требует более тонкого обращения. Хонджун проделывает всё в точности так, как их учили, но с первого раза всё равно промахивается мимо мишени. Сжав зубы, он перезаряжает ружьё и снова задерживает дыхание. То, что он не может добиться успеха в том, в чём преуспевают остальные, его невероятно раздражает. И это не чувство зависти или ущемлённой гордости, скорее, это злость на самого себя. Как он собрался устраивать революцию, если не может нормально обращаться с оружием? Следующая пуля летит в мишень. Далеко не в центр, конечно, но уже это — успех. Хонджун украдкой кидает взгляд на остальных солдат, которые с лёгкостью и точностью выпускают весь имеющийся заряд в мишени, и снова сосредотачивается. Нельзя позволить себе выглядеть слабым на их фоне. После тренировки у Хонджуна болит плечо, и он на секундочку чувствует себя Сонхва, хмыкая себе под нос. Есть и ещё одна вещь, которая беспокоит почти так же сильно, как их ссора с Уёном. А именно — подслушанный недавно разговор Шину и Мёнсу. С тех пор им так и не удалось ничего узнать, и пусть они не раз обсуждали это шёпотом в казарме, никто так и не придумал достойного способа выведать хоть что-то. Но удачный повод появляется в этот же день после всех тренировок, когда всей командой они проводят типичный вечер в казарме. Хонджун отвлекается от книжки на языке древних, которую раздобыл у одного из ребят по соседству, и трёт переносицу. До ушей доносятся какие-то разговоры из соседнего помещения, и Хонджун прислушивается, узнавая голос Шину. К сожалению, разобрать, что он говорит, не получается. Зато когда Шину вдруг появляется у них в дверях, Хонджун удивляется. Появляется он, естественно, не один, а вместе с Мёнсу. Это кажется немного забавным, потому что эти двое всегда ходят вместе. — Не пугайтесь, решили вот заглянуть, проведать, как вы тут обжились, — будничным тоном заявляет Мёнсу. — А что это тут у вас? Взгляд его падает на уже весьма потрепанные карты, в которые по привычке играют остальные. Минги объясняет, что карточные игры — достаточно распространённая в Доласее вещь, а потом, ко всеобщему удивлению, предлагает Шину и Мёнсу присоединиться и сыграть пару партий. Хонджун наблюдает за происходящем поверх книги, будучи уверенным, что они сейчас откажутся. — А почему бы и нет, — трёт ладони Мёнсу. — У нас редко когда выпадает возможность повеселиться, так что давайте, научите стариков. Минги смеётся и тасует карты, параллельно рассказывая правила, потом уточняет, что обычно они играют на что-то. — На деньги? — понимающе хмыкает Шину. — Мы вообще запрещаем здесь играть на… — Да ну, это неинтересно, — Минги машет рукой. — Да и денег у нас сейчас нет, мы ж тут в принципе везде расплачиваемся честным словом и благородной целью. Хонджун усмехается, потому что Минги не так далёк от истины, а вот Ёсан недовольно цокает и ворчит себе под нос в своей привычной манере: — Ну, вообще-то в пустыне в принципе деньги — не самая расхожая валюта. Только поэтому вы ещё и живы. — Да-да, Ваше Высочество, — дразнится Уён. — Всё именно так, как вы сказали. Только поэтому. Ёсан выразительно закатывает глаза и скрещивает руки на груди. Минги раздаёт карты и тихо посмеивается. — Так на что вы играете-то по итогу? — Шину хмурится, разглядывая то, что ему выпало. Похоже, ничего не понимает. — Обычно на желания или на секреты. Так что всё не так страшно. Хонджун хмыкает. Он почти уверен, что план Минги не выгорит. То, что они хотят выведать — не относятся к тому ряду секретов, которые люди рассказывают после проигрыша в карточных играх. Сам Хонджун, когда проигрывал, рассказывал о каких-то мелочах, вроде того, что иногда таскал из цеха всякие материалы без разрешения начальства. После этого ему заявили, что он скучный, и с тех пор только загадывали всякие дурацкие задания. Игра внезапно получается весьма напряжённой. Несмотря на то, что Минги и Сан как главные профи очевидно специально объединяются против Мёнсу и Шину, те слишком быстро вливаются в процесс. В самый разгар из душа возвращается Сонхва и на секунду замирает в дверях, явно удивлённый увиденным. Он проходит к своей кровати и устраивается на ней, выпрямляя длинные ноги. На лицо ему падают порядком отросшие мокрые пряди волос, и Хонджун ловит себя на том, что невольно засматривается на это. Всё-таки Сонхва очень идёт, когда он не пытается уложить волосы в идеальную гвардейскую причёску. Вообще, если так подумать, он кажется ему куда красивее, чем в их первую встречу. Тогда Хонджун обратил внимание лишь на пронзительный взгляд и схожесть с хищной птицей из-за своего враждебного настроя, теперь же в глаза бросается совершенно другое. Смутившись из-за своих же мыслей, Хонджун быстро отводит взгляд и гадает, заметил ли кто-то его секундную слабость. Впрочем, все остальные достаточно увлечены игрой, чтобы интересоваться чем-то, кроме неё. Несмотря на то, что Мёнсу и Шину довольно быстро поняли правила, против Минги у них не было шансов, поэтому, в конце концов, они проигрывают под одобрительные возгласы наблюдающих. — Как же так? — всплёскивает руками Мёнсу, похоже, не особо огорчившись. — Я был уверен, что новичкам везёт, и мы победим. — Ну, у вас были все шансы, — смеётся Минги. — Немного практики, и всё получится. — Или не получится, — как бы между прочим добавляет Хонджун, указывая пальцем на себя же, чем вызывает всеобщий смех. — Теперь мы должны вам какой-нибудь секрет или желание? — уточняет Шину. Он выглядит куда более серьёзно, чем его товарищ. — Получается, что так, — кивает Минги. Хонджун, до этого мучившийся от того, как бы правильно подобраться к интересующей его теме, вдруг понимает, что нужно идти ва-банк. — Что насчёт секрета? — он откладывает книгу, обращая на себя чужие взгляды. — В действительности вы что-то знаете о королевской семье. Не хотите рассказать об этом всем? Повисает неловкая и тяжёлая тишина. Краем глаза Хонджун замечает на себе осуждающий взгляд Сонхва, мол, ну зачем же так в лоб. Мёнсу непонимающе хмурится, а Шину почти не меняется в лице. — Что? — переспрашивает он. — Я немного не понимаю, о чём вы. Хонджун недовольно цокает и стучит пальцами по твёрдой книжной обложке. — Я тоже сначала не понял, о чём вы, когда случайно услышал ваш разговор. Я думал, раз мы на одной стороне, то должны обо всём рассказывать как есть, без утайки. Вы и сами говорили о том, что какие-то недомолвки могут привести к серьёзным последствиям, разве нет? Так что теперь мы все хотим узнать, что вам известно о королевской семье на самом деле. Шину вздыхает и костяшкой пальца массирует висок. — Вы же понимаете, что мы рассказали бы вам всё, если бы это имело хоть какое-то отношение к делу? — с неохотой спрашивает он. На лице залегают глубокие морщины, состаривая мужчину сразу на десяток лет. Хонджун ожидает, что Шину сейчас начнёт злиться, но предчувствия оказываются ложными. — Тут просто история такая…скорее, о личном, нежели о том, что стоит выставлять на всеобщее обозрение. — Когда вы это обсуждали, то всё звучало так, будто у вас была некая пленница, которую вы были готовы пытать, — недоверчиво цокает Хонджун. — И с каких пор это называют чем-то личным? — Вы услышали лишь часть разговора и уже готовы делать выводы? — встревает Мёнсу. — Шину, я считаю, что стоит рассказать им всё как есть. А то они ещё додумают из нас своих смертельных врагов, так мы никогда до Доласеи не доберёмся даже с сольпугами. — О, об этом я бы тоже хотел поговорить, — бормочет Хонджун. — И всё же, что и когда у вас случилось? Вы были знакомы с наследницей трона? — Это было чуть больше, чем двадцать лет назад, — Шину тяжело вздыхает. — Но как сейчас помню. В тот день мы с Мёнсу патрулировали окрестности Ланты, потому что одна из наших сольпуг сбежала. Это была чуть ли не первая её версия, так что мы очень боялись, что она может попасть куда-то не туда, не в те руки. Мы искали её весь день и всю ночь, а нашли уже под утро, когда начало светать. Уже тогда сольпуга умела реагировать на движения, но заряжена не была, так что убить точно никого не могла. Когда мы её нашли, она стояла на месте и не двигалась. Мы сначала думали, что она просто поломалась, однако когда мы подошли поближе, то оказалось, что она наткнулась на человека. Вернее, на женщину. Эта женщина выглядела измождённой и еле держалась на ногах. А как только увидела нас — так и вовсе рухнула без сознания. Мы её дотащили до Ланты, конечно же, и по пути она всё боромотала что-то о ребёнке, о том, что ему нужна помощь, что его нужно спасти. Говорила женщина на доласийском, так что это нас немного насторожило. Да, многие доласийцы в тот момент бежали в Ланту, но с этой женщиной…мы чувствовали, что с ней не всё так просто. — И почему же вы так решили? — настороженно интересуется Хонджун. Шину хмурится ещё сильнее, будто бы пытаясь что-то вспомнить, так что за него отвечает Мёнсу. — Она была одна и абсолютно безоружна. Любой, даже доласиец, знает, что в пустыне без оружия делать нечего. Тем не менее, как-то она почти сумела добраться до Ланты. Как она это сделала? От ближайшего города сюда долгие дни пути — сюда, считайте, невозможно добраться пешком. Более того, есть ещё один нюанс. — Да, — подхватывает вынырнувший из задумчивости Шину. — Нюанс этот состоит в том, что потеряла сознание она тогда не столько от обезвоживания или перегрева, сколько из-за яда. Мы догадались, что, скорее всего, она пережила нападение пустынных людоедов, это они чаще всего им пользуются. Он вызвал у неё сильные галлюцинации, из-за чего несколько дней подряд она умоляла короля, который на тот момент правил Доласеей, не трогать дитя, оставить их семью в покое и прекратить уже преследование. — Получается, что после захвата власти новые правители преследовали настоящих, пытаясь их уничтожить всех до единого? — догадывается Сан. — Вроде того. Проблема в том, что когда женщина пришла в себя, она больше ни словом не обмолвилась. Вернее, оправдала свои слова тем, что она была служанкой королевской семьи и больше ничего не знает. Мы не сразу поняли, почему она не хочет ничего нам рассказывать, ведь у нас же была и есть весьма благая цель. Освободить Доласею, вернуть трон настоящим правителям. Потом уже я понял, что было ошибкой сообщать ей об этом. Похоже, безопасность наследника была для неё в приоритете. Она хотела спрятать ребёнка любой ценой. — Кем бы она ни была, — служанкой или тоже наследницей, — её можно понять, — качает головой Ёсан. — Если их семью и правда пытались уничтожить всё это время, то наверняка им хотелось не справедливости, а покоя. Конечно они хотели спрятать ребёнка и прервать уже эту цепочку. Хонджун мысленно соглашается с Ёсаном и добавляет: — А что в итоге произошло с женщиной, раз вы так и не смогли у неё ничего узнать? Вы её убили? Шину резко выпрямляется и ведёт плечами, бросая на Хонджуна крайне недовольный взгляд, будто его смертельно оскорбили. — Мы не идиоты, — отрезает он. — Мы просто хотели, чтобы она нам помогла, но за полгода, что она пробыла здесь, мы ни на шаг не приблизились к правде. Она морочила нам головы. — Полгода? — ахает Хонджун. — Так долго? — Долго и одновременно — безумно мало, — качает головой Мёнсу. — Шину, я могу сам рассказать, если ты хочешь. — Уж как-нибудь сам справлюсь, — мрачно отзывается тот. — Большую часть этого времени она была настолько больна, что едва ли была в состоянии передвигаться. После отравления её мучили ужасные головные боли, потом прибавилась тошнота, вернулись галлюцинации. Организм не справился. Она умерла у меня на глазах так ничего и не сказав. Взгляд у Шину становится какой-то стеклянный, и нельзя сказать, что он чувствует в этот момент. Хонджун испытывает лёгкий диссонанс. Когда он подслушал чужой разговор, то у него сложилось впечатление, что Шину презирал наследницу трона за отказ сотрудничать. Теперь же он выглядит так, будто она его всё же чем-то зацепила, и ему до сих пор нелегко переживать эту потерю. — Какие отношения с ней у вас были? — решает уточнить он на всякий случай. Шину хмыкает, на секунду улыбаясь. — О, я был тогда молод и весьма падок на красивых женщин, так что, несмотря на всю ситуацию, она мне приглянулась. Вы бы видели её волосы — чёрные, как уголь. Густые, красивые, а по лицу действительно можно было сказать, что она какая-нибудь принцесса. Но больше всего меня зацепили глаза. Она ими будто бы в душу заглядывала. В общем-то, это можно было назвать мимолётным увлечением. К счастью для меня, я куда больше в тот момент был поглощён нашей миссией. Как и сейчас, собственно. — А как её звали-то? — интересуется Минги. — Она так и не представилась. Шину замолкает, и на какое-то время в казарме повисает почти гробовая тишина, нарушаемая иногда лишь тихим шелестом карт, которые Минги то и дело тасует. Спустя какое-то время оживляется Мёнсу. — Хонджун, вы хотели поговорить о сольпугах. У вас есть какие-то вопросы? Хонджун качает головой. — Скорее, просьба. До отъезда в Доласею я бы хотел всё-таки взглянуть на них, а то всё никак не представлялось возможности. Хотелось бы найти способ сделать их более безопасными, потому что я всё ещё против смертей невинных людей. Они договариваются, что завтра днём Хонджун вместе с Гаын, их механиком, пойдут разбираться с сольпугами, после чего Шину и Мёнсу благодарят их за партию в карты и извиняются за то, что скрыли изначально историю с наследницей трона. После этого все разбредаются по своим кроватям и выключают свет, только вот, судя по шорохам и вздохам, уснуть сразу получается не у всех. Хонджун и вовсе лежит с открытыми глазами, переваривая услышанное. — Интересно получается, — вдруг вслух заговаривает Сонхва. — Если это было примерно двадцать лет назад, то Доласея уже как много лет на тот момент была закрытым королевством. И все были уверены в том, что в пустыне искать нечего. Тем не менее кто-то из правительства всё равно преследовал сбежавшую в пустыню семью, причем делал это несколько поколений. А значит, король, а затем и королева, должны были знать о том, что творится за пределами нашего королевства. — И почему тебя это так смущает? — спрашивает Хонджун, поворачиваясь на бок в сторону Сонхва. — Я уверен, что Минджи не знала о том, что происходит в пустыне. Если бы ей кто-то обо всём сообщал, это было бы заметно по её действиям. — Так логично, — фыркает Сан. — Наследники пропали, и отпала нужда выбираться в пустыню, разве нет? — Вроде бы да, — тянет Сонхва. — Но что-то тут не сходится. Люди, которые преследовали истинный королевский род, ничего не рассказали нынешнему правителю? Я не исключаю того, что Минджи мне не доверяла, но всё же я был в курсе почти всего, что происходит внутри королевства, и отчасти — снаружи. Но единственное, о чём мы знали — о песчаных крысах. Кстати, Хонджун, как ты себя чувствуешь? Хонджун прыскает в подушку. Вот уж, действительно, кстати! Не ему одному это кажется забавным. Где-то напротив тихо хихикает Ёсан. — Немного напрягся после слов Шину о том, что сначала у этой женщины после яда болела голова, а потом стало хуже, — признаётся Хонджун, сминая в пальцах уголок подушки. — Но надеюсь, ничего такого со мной не случится. — У тебя всё ещё голова болит? — обеспокоенно интересуется Сан. — Я думал, ты уже полностью оправился. Хонджун цокает, мысленно ругая себя. Надо бы следить за языком в присутствии остальных. — Да всё не так страшно. Знаешь, меня больше твоя рука волнует. Ты бы поосторожней на тренировках был, чтобы не усугубить положение. — Да куда уж осторожней! Не буду ж я сидеть на скамейке и на остальных смотреть, — возмущённо шепчет Сан. — Нам скоро в Доласею отправляться, больше времени на тренировки и подготовку у нас не будет. — Ага, и времени на нормальный сон в кровати — тоже, — шепчет Ёсан в догонку. — Отдых также важная часть тренировок, поэтому замолчите уже и засыпайте. Хонджун молча вздыхает и пересекается задумчивым взглядом с Сонхва. Отчего-то о ночёвках в открытой пустыне он до этого времени не задумывался, но до Доласеи — недели пути, и не всегда у них получится останавливаться в городах. От одной этой мысли на него наваливается усталость. Сонхва, похоже, думает о том же самом, и одними губами шепчет: — Поговаривают, что путь домой пролетает быстрее. Хонджун кивает. Но кто знает, что им встретится на обратном пути?